После. Книга II: О воинстве немертвых

Глава V. Предрассветный львиный рёв

Глава V

Предрассветный львиный рёв

_____

Покой.

Безмятежность.

И сила.

Он искал именно силу, и для того хотел наконец постичь нечто связанное с истинным спокойствием.

Брезжил холодный металлический рассвет.

Господарь Черного ордена стоял пред лесом альвийским в поле, где была лишь земля, большие трещины покрывали её, ужасный рисунок засухи.

Позади него стояли рядами черные рыцари, числом в сотню. Для них не нужен был ни лагерь, ни укрепление, сами они были подобны крепостной стене, служили защитой сами себе и жителям орденского государства.

Альтиген двинулся вдоль глубокого русла высохшей реки, крутые каменные берега ее были отвесными, когда-то по ним текла бурно вода, и благородный олень с раскидистыми рогами мог перепрыгнуть через неё, украсив собою одно из мгновений. Позже устье расширится и берега высокие будут подобны краям оврага.

Возвышались здесь везде почерневшие стволы высохших сосен и лиственниц. Ни иголок зелёных, ни пения птиц, не важно, какое-то время года, холодно здесь и безветренно, безжизненным был лес альвийский.

Вдруг вышел господарь на тропу, что ведет в глубь леса.

Мысли его уносились вдаль, он размышлял о том, что происходит в мире, о случившихся событиях.

Тысячному войску западному он приказал стоять подле града Вольного, не желая растрачивать силу рыцарскую. Прошла неделя. Более не было донесений о нападениях или стычках. Белые маги не трогали последнее укрепление до этого времени. Видно, крепко держались орденские маги за эту башню, превратив её в бастион. Их мужество было велико. Как жаль, что знаменосец, направленный на покорение Вольного, оказался таким идиотом. Но эти черные маги должны выстоять без привлечения новых сил, чего бы это не стоило.

Альтиген не мог себе позволить ни новое магическое нападение, каким бы разрушающим оно не было. Сейчас все смотрят на эту крепость, на то, что в ней происходит. В граде Вольном присутствуют провидцы из Нового Храма, жрецы из Золото трона, чародеи северных крепостей, лояльность которых к Черному ордену все ещё далеко не была абсолютной.

Молодое Государство черного ордена лишь недавно заполучило в свое распоряжение множество земель, что ещё не были спаяны долгой традицией и проникновением черных идей в умы жителей крепости. Мало смирения было ещё в северных народах, преодолевших ужасы последней войны, но вскоре и они склонят свои головы перед одним лишь богом земли и примут покровительство чародеев севера, ведь только им одним позволено в этом мире владеть силой магии.

В град Вольный же теперь, когда за черными рыцарями осталась лишь одна башня, вновь стали заезжать торговцы разных убежищ и городов. Купцы внимательно видят то, что происходит там. И они увидят слабость черных рыцарей, безудержную жестокость и ужаснутся, если он, Альтиген, будет не осторожен. А ужаснувшись, примут его за тирана, о чем в один голос завопят все белые маги, которые спят и видят, как бы облить грязью орденского господаря.

В новом мире уже нельзя было просто творить, что вздумается, рассчитывая на одно лишь восхищение поданных да немой страх покорённых. Мир теперь живой несмотря на то, что мертвый. Да, мир погиб в борьбе с чудовищами, леса опустели, поля высохли, океан замолкли, а небеса помрачнели. Но люди остались, их стало меньше, но они стали свободнее, умнее, злее, и воля их укрепилась. Теперь люди в убежищах знают себе цену. Теперь маги правят содружествами работников, теперь каждый из них стоит на защите своей родины, ставшей лишь каменной площадкой, на которой помещался с десяток хижин, но они ощущали себя должными быть хозяевами собственной судьбы. Это не нравилось Альтигену. Он ценил равенство среди господ, среди владык, среди знатных магов и доблестных магов, он ценил диалог среди равных и с надеждой ожидал новых возможностей, которые таились в этом странном устройстве отношений между городами, которые выстраивались прямо сейчас. Но свободу обычных людей Альтиген уже давно не воспринимал как нечто ценное. В ней видел он лишь бунтарский дух, эта мерзкая чернь теперь в столь малом количестве, что может думать, что оценивается на вес золота, что её жизнь теперь что-то значит в отличии от былых времён. Как же это было невыносимо мерзко.

Вскоре Черный орден посеет своё могущественное учение. Люди должны принять смирение. Черные маги будут жрецами нового бога. Власть будет подобна той, что белые маги имеют над Белым городом, но будет она справедливой и вечной, мерзкая же власть развращенных собственными сказками белых магов разложится и падёт, уйдет в небытие. Так сладко было думать об этом. Но было ли это правдой… было ли тем будущим, которые ждет их всех…

Альтиген махнул рукой, словно отгоняя какой-то дурман.

Кругом все ещё были лишь высокие сухие стволы.

Под ногами хрустели ветки, мягкой была давно опавшая рыжеватая хвоя. От неё должно было ничего не остаться, но иголки альвийских лиственниц разлагались гораздо дольше.

Расширившее устье теперь сменило отвесные берега на пологие и стало подобно старой дороге.

Остановился господарь.

Показалось, что пролетела птица. Разум сам придумал, что услышать, лишь бы развеять сгущающееся чувство одиночества, столь тяжкое в этом лесу.

Не был Альтиген одинок в своём ордене. Но быть может был окружен пустотой сам его дух, рядом с которым не пылали духи преданных ему воинов и чародеев. Ведь все они знали, что такое орден, были этим орденом. С горечью Альтиген думал о том, крепка ли власть его, держит ли он государство в руках своих… Не на кого опереться, некому верить. Многие тысяч воинов слушают голос его, но души их глухи к нему. Души их разлагаются также как тела, беснуются только ошметки человеческого в этих серых телах, укрепляемых демонической магией, как молитвой укрепляется фанатик.

Крепость истинная, вера в господаря, в черный орден проявится, когда станет действительно тяжело, когда схлестнутся в страшной битве оба воинства. И Альтиген не хотел этого.

Белый город восхищал когда-то его своей силой и мощью, размахом. Да, он был обижен, но он бывал в этом городе, общался с его правителями и знал, чем был этот город, и какова была его мощь. И меньше всего он хотел давать открытое сражение белому рыцарству. Тысяча черных рыцарей видом своих знамен с золотой головой быка привнесут в мысли членов городского совета мысль о том, что бессмысленно оборонять Вольный град, хозяева которого заслужили кару Черного ордена. И эта битва будет выиграна. Но лишь эта битва, за которой последуют новые, потому что пока белые рыцари топчут землю в количестве многих тысяч, он, господарь Государства Черного ордена, не может быть спокоен за своё влияние и власть на континенте.

Деревья стали выше. И вдруг Альтиген увидел на одном из них немного зелёных иголок.

Подул легкий теплый ветерок, не похожий на морозное дуновение бесплодных полей.

"Ветер… в лесу… волшебный альвийский ветер, я близок. Дай ответ мне. Скажи мне, как быть," — сказал про себя Альтиген и ступил дальше.

Вскоре увидел он живую сосну, стоящую одиноко на опушке, где лежали упавшие ели, соки которых давно иссякли. Красноватая её кора радовала глаз.

Подойдя, Альтиген прислонил к ней руку и ощутил под пальцами неровность коры. Наслаждение быстро разлетелось по его затуманенному разуму, развеивая густой смог беспокойных дум.

"Жизнь… все же есть жизнь в нашем мире!" — радостно подумал господарь.

Идя дальше, он все больше углублялся в лес. И что-то правдивое было в этой одинокой прогулке. Внутренние демоны исчезали, голос духа становился сильнее, легкость наполняла душу.

Альтиген вспомнил мечтательное пение его матери и высокие белоснежные скалы севера, какими они были до войны. Увидел, как напевала она, стирая рубаху в студеной воде бурной горной реки.

И усмехнулся господарь, дивясь самому себе. Многое видел он в своей долгой жизни, но самым красивым так и остались образы детства, родные места, воздух, еда, все такое простое, но бесконечно более прекрасное, нежели все залы всех дворцов, нежели возгласы его воинов, отзвук его амбиций.

Теперь не было сомнений. Альтиген найдет выход, поймет, как победить в этой войне.

_____

В Белом городе яркий солнечные лучи наполняли яркостью светлые кроны деревьев на колоннадах верхних этажей зиккуратов.

— Ты сказала ему?

— Да, я сказала.

Эти деревья всегда листьями были направлены к солнцу, любили очень тепло, были они завезены с далёкого юга.

— Как он отреагировал?

— Мне было сложно понять, он редко дает понять, что замыслил в действительности.

Красивые птицы пели здесь, а полет их озарял своей красотой строгие очертания классических архитектурных форм, царивших внутри центрального зиккурата. Четкость линий, лаконичность украшений. Но птицы были столь яркими среди буйной зелени.

— Он сказал тебе поддержать сторону Зеланда?

— Да. Так он сказал.

Вдруг стайка маленьких волнистых попугаев покинула ветки фруктового дерева, плоды которого восхищали вкусившего их своей чарующей сладостью. Щебетание разнеслось под ровным потолком этой огромной террасы.

— Ты питаешь к нему какие-то чувства?

— Почему ты спрашиваешь?

— Ты не просто шпион, мне важно знать, что ты чувствуешь, о чем мыслишь.

— Ничего, кроме усталости... Мне нужно просто уйти отсюда, из этого города, из этих мест… — она неуверенно обхватила себя за плечи, будто пытаясь согреться.

Они вышли на участок, где не было деревьев.

Яркий свет дня пал на Эвлалию и Протелеона.

— Тогда тебе лучше прекратить это. Уйди из ордена. Ты не подходишь для этой службы. Я не могу тебя заставлять, это слишком утонченное дело, что заставлять.

— Протелеон, я немного читала историю континентальных столиц, но… я нигде не нашла… чтобы люди, — ей было немного трудно выразиться, — чтобы правители так вели дела. Ты внутри одного города создаешь два. Ты хочешь посеять распрю, чтобы самому возвыситься над ней?

— Я хочу сделать кровопускание городу. Никому я этого не говорил, но тебе должен сказать, от этого зависит твоя служба.

— Но разве это не подвергнет опасности город?

— Опасность таилась в том, что мы построили его. С самого начала этот город был опасен. Мы заложили его, объявив великий поход в будущее. Но похоже, что не нам решать, каким оно будет. Возведённый на руинах мира после войны с чудовищами, этот сияющий град сам стал подобен чудовищу.

— Протелеон, ты говорил о том, что город, как шкатулка с пауками, ты хочешь, чтобы остался один паук?

— Нет, я люблю пауков, и я хочу открыть эту шкатулку.

— Чтобы пауки не загрызли друг друга?

— Да. Сейчас пауки пытаются друг друга загрызть. Нам нужно разъединить их.

— Восстанием Зеланда?

— Да. Восстание будет неудачным, мы перебьем всех серых братьев.

— Протелеон, ты уверен в этом? — в голосе Эвлалии была тревога.

— Не важно, в чем уверен я. Сила города, его подавляющая мощь, вот, что единственно важно.

— Но как ты можешь быть уверен в этом, когда над городом нависла угроза? Как же черное рыцарство?

Тогда в глазах Протелеона мелькнулся хитрая и добрая улыбка, словно говорящая о том, что ему давно все известно.

— Черный есть лишь цвет мантии у магов. Этот город не просто так называется нами столицей мира. Это город магов. На самом деле это город всех магов, даже тех, кто не живет в нем. Ибо это город, построенный по воле магов, как сословия, это воплощение устремления всех волшебников континента.

— Как низко пал бы этот град в глазах моих серых братьев, о мыслях которых я рассказываю тебе, — ответила Эвлалия с легким оттенком печали в голосе и толикой радости во взгляде.

На куст, что был покрыт крупными тёмными ягодами, сел попугай, повернув голову, он будто посмотрел прямо на Эвлалию. Он подняла взор от птицы к пейзажу: уходящие вдаль башни, равнины, горы, пасмурные тучи, огромная кромка которых горела от лучей полуденного солнца, словно светящаяся стена, ограждающая небесный мир.

Ей захотелось туда, наверх.

Все это вдруг исчезло на мгновение. Эвлалия увидела себя в рыжем, как её волосы, осеннем лесу на далёком востоке, а над ней лишь чистое голубое небо. Лёгкий холод и надежда, ничего кроме надежды на жизнь.

— Эвлалия, — Протелеон сделался немного мягче, — ты слишком сильно проникаешься серыми идеями, — и, выдержав паузу, безэмоционально добавил, — не переигрывай.

— Я не играю, Протелеон! — резко сказал Эвлалия, затем осеклась, будто не угадал с интонацией, — но я не могу пребывать в верхушке Серого ордена, не разделяя внутренне, хотя бы отчасти то, что говорят мои братья.

— То, что говорят эти серые ублюдки ничто иное, как праздные мечтания о свободе глубокой древности, когда города ещё не были столь развиты, как перед самой войной с чудовищами. Власть добродетельных, вот о чем в действительности грезили философы древности. И мы пришли к этому.

— Но как же россказни про магический народ, про магическое будущее?

— Все это туманно. Но мы действительно создаем новый народ. Но, как видишь, люди слишком нищие, чтобы заниматься магией.

— Как ты можешь говорить так, ведь они нищие от того, что вы заставляете их изнурительно работать почти каждый день… — недоумевала Эвлалия.

— Твои слова обрели чрезмерно серый оттенок, Эвлалия, если ты понимаешь о чем.

— Прости… я забылась в порыве злости, — сказала она уже без всякого раздражения в усталом голосе.

Повисло некоторое молчание.

Пауза не была тяжелой.

Они все также шли по террасе, никого рядом не было, ни души, слуги не сновали здесь, а только маленькие пернатые существа своей красотой услаждали взгляд, быть может уставший от однообразия каменных стен.

— Эта война не продлится долго, Эвлалия. Когда она закончится, я отпущу тебя на север.

Раскрыв глаза, Эвлалия посмотрела на Протелеона с плохо скрываемым изумлением.

Нельзя было отпираться, это было бессмысленно. Но гораздо хуже было то, с какой легкостью он сказал об этом. Найди ли завтра она завтра кубок с ядом или же горло её встретится с холодной сталью кинжала, теперь можно лишь гадать, что значила такая реакция её покровителя. Сломанные игрушки выбрасывают, их не отправляют посылкой в далёкие земли, где им было бы хорошо в своей игрушечной стране, нет, их просто выбрасывают. И она, Эвлалия, была игрушкой, и явно уже сломалась от чудовищного игрища, в которое её так легко бросили. Но, быть может, игрушка ещё может надеяться на побег.

Вдруг она встала очень ровно и четко произнесла:

— Я очень жду этого, Протелеон. Я буду и дальше выполнять свои обязанности, как член коллегии Серого ордена.

— Отлично, Эвлалия, — слегка улыбнулся Протелеон, — когда будет ближайший собор?

— Он назначен на середину десятого месяца этого года.

— Хорошо. Когда Зеланд планирует свое наступление?

— Он поднимет восстание в первый день собора. На соборе Зэорис вместе с Исепом хотят поднять вопрос об отстранении Зеланда от командования новыми силами ордена, хотят исключить его и прогнать. Поэтому он пойдет в атаку.

— Могу я тебе верить?

— Ты можешь верить кому-то?

Протелеон снова улыбнулся одними глазами.

Стая неприрученных птиц показалась в небе. Мечтательный взор Эвлалии сопроводил их.

— Так прекрасно должно быть летать, — вдруг сказал Протелеон.

— Тебе нравится думать о таком? — изумленно спросила Эвлалия.

— Да. Я очень люблю мечтать.

— Никогда бы не подумала, что верховный маг города ещё и мечтатель.

— Правда также в том, что мечтатели построили этот город, я один из них. Альтиген тоже мечтатель, Эвлалия.

Она еле заметно смутилась.

— Но мы отошли от вопроса об угрозе черного рыцарства, которое по-прежнему бродит, где там… — она махнула рукой на север, — и их много, Протелеон, их очень много.

— Чего же ты опасаешься?

— Я ничего не опасаюсь в этих зиккуратах, Протелеон.

— Что же тебя интересует?

— Мне сложно понять, почему мы навлекаем сразу две беды на собственный город. Рыцари возьмут Вольный, они пришлют ещё несколько тысяч и возьмут его, только если мы тоже не пришлем туда кучу белых рыцарей. Но вот, если серые братья поднимут восстание, то белых рыцарей придется отозвать. И… Альтиген же рассчитывает на это теперь, когда я рассказала ему об этом. А Зеланд рассчитывает на успехи Альтигена.

— Да, и ты связующее звено между ними.

— Зачем нам всё это? Я все равно не могу понять…

— Мы разобьем и тех и других, но они должны показать себя. Мы не можем просто прийти и всех уничтожить, Эвлалия. Я хочу, чтобы они пришли на наше поле, где мы встретим их, как хозяева этого сражения.

— Ты хочешь, чтобы сперва враги ударили на город? Но не лучше ли нам ударить первыми?

— Нет, Эвлалия, не лучше. Если бы это была обычная война прошлого, то ты была бы права. Но это другая война. Мы не можем просто всех перебить, нам важно разбить наших врагов политически, идейно. За сражения мы платим сейчас слишком дорого. Каждый воин сейчас очень ценится. Эти рыцари годами взращиваются как люди, а затем месяцами как воины, а потому они ценны как для нас, так и для ордена. Огонь магии же испепеляет их за секунды. Теперь нельзя просто взять в осаду крепость. Ты видишь, какой кошмар воцарился в граде Вольном. Рыцари гибнут сотнями в одном лишь бою, а это всего лишь одно убежище. Уже нельзя просто взять и осадить город. А воевать чистой магией было бы безумно, её сила непомерно возросла с тех пор, как окончилась война с чудищами, и были воздвигнуты эти энергетические пути. Магией насыщен этот мир, она переполняет его. Заклинания, которые наши рыцари видели в Вольном были немыслимы в былые времена. Нет… все теперь стало слишком сложно. Эвлалия, мы не можем просто убить своих врагов, но мы должны победить их, а для этого, они должны показать, кто они такие, чтобы мы смогли обратить их идеи в пепел на глазах у всего мира. Только так окончится эта война.

Птиц стая вновь пролетела в небе.

Эвлалия задумалась.

_____

…битва отражалась в зрачке человеческого глаза.

Стояло пред последним захваченным бастионом войско белое рыцарей из города, что звался коварно столицей мира будущей. Среди груд обгорелых обломков выстроилась идеально ровно белоснежная колонна.

Над рядами закрытых шлемов возвышалась башня, последняя, какую удерживали ещё воины ордена. Сливаясь с мрачными утренними небесами, и были видны лишь блёкло мерцающие письмена, проявляющие магическую молитву, что наполняла камни стен этих силой, поглощающей любую магию, растворяющей её в себе.

Дыхание замедлялось.

Глаза щурились.

Сердца укрощали свой темп.

Каждый из воинов подумал о жизни на своей родине. О том, что будет делать после этого сражения, о том, как будет жить он после войны.

Быть может, улыбка озарила лицо где-то под шлемом, превращающим голову в воинственную маску без тени эмоций, присущих человеку.

И, может быть, воины эти думали о том же, о чем все люди этого мира в момент, когда планируют свой незатейливый день…

Когда вдарил из глубин уходящей ночи луч подобный клинку, сотворенному из расплавленной звезды, устремившись в последний вражеский бастион.

Свет обнял все тела воинов, объятых бронёй. Грянуло, и ярчайшая реальность наступившего сражения забрала их души.

Луч вливался в башню, словно энергетический водопад устремившийся горизонтально. Письмена становились все ярче, пока не стали белее самого белого дня.

И тогда башня в одно мгновение вспыхнула как светило и разлетелась на куски, которые градом пали на окрестности.

Ушедшие в поле черные рыцари могли лишь наблюдать за этом. Орденские маги заблаговременно вывели воинов в поле. Их вороные латы были испещрены бликами в момент взрыва.

Белые рыцари пошли вперёд. И вскоре показались над обломками крепостной стены. А среди них и белые маги. Она вознесли руки к нему, а затем простерли их перед собой. И засветился воздух перед ними, в нем рождалась магия.

Черные рыцари спешно отступали.

И вспыхнули новые лучи.

Битва отразилась в зрачке человеческого глаза.

Рассеявшись по склону, черные рыцари скрылись за валунами, за оврагами, в изгибах поверхности холма. А над головами их витали смертоносные лучи магической энергии, прожигающие все, что встретят на своем пути. Словно гигантские бритвы пролетали они над склоном, вздымая облака сухой почвы, взметая в небо осколки от разлетающихся булыжников, мелкие частицы поднимались облаками, камни дождем осыпали притаившихся черных рыцарей; они были прижаты, зарывались своими неживыми телами глубже в землю, хотели они стать этой землёй, но избегнуть испепеляющих заклинаний.

Но магия закончилась.

Белые рыцари сошли с обломков стены и двинулись через обвалившийся ров крепости вниз по склону.

Поднялись тогда и черные рыцари и сгрудились в ратном строю. Закрылись щитами обе стороны и ощетинились клинками, сжали руки крепко и секиры двуручные, широкие лезвия которых засверкали от наступающего дня. Сойдясь же, стали рубить друг друга нещадно.

Черные маги встали по одному по флангам и вдарили лучами по белым рыцарям, пытавшимся обойтись рыцарей. Тогда строй столичных воинов дрогнул, и черные рыцари не мало зарубили их, пока те в неясности отступали. Но встал строй орденских воинов. Подошли черные маги и новыми лучами озарили склон, прожав теперь уже белых латников к земле. Поднялись клубы земли, полетели скальные ошметки.

Ужасающие лучи пронеслись над руинами крепостной стены, где уже не было видно белых магов.

Белые рыцари шли обратно к стене.

Черные рыцари хотели двинуться в атаку вновь, но со стен взметнулся в небо рой стрел, чтобы накрыть склон. Орденские волшебники скрылись под сенью воинских щитов, что покрыты стали тонкими древками снарядов, словно стеблями цветов.

Злые глаза смотрели сквозь между щитами в светлеющие небеса, тонкие губы шептали проклятия врагам.

Меж тем орденские воины уже заряжали свои арбалеты, и когда стрелы второго залпа пали на щиты, под поднялись они и арбалетчики дали свой залп, тогда болтами осыпало крепость, укрылись лучники за грудами битых кирпичей.

И двинулись темные латники вверх.

Они шли, вновь и вновь политые стрелами, отвечали они арбалетной стрельбой и продолжали свою атаку, поступь их казалась неумолимой.

Но вот белые рыцари показались на верху.

И черные маги скрылись. Рыцари белые стали идти, и только лишь подпустив их ближе, орденские волшебники выпустили свои лучи, покосившие многие десятки столичных воинов в одно мгновение. Свет магии разрубал их латы, плавил тела, не брызнула кровь, в один миг испепелилась плоть. Но мало было убийств этих. Испарилась страшная магия.

Новые белые латники поднялись над обломками, и зашагали по трупам своих товарищей.

Уже лишь три десятка темных латника стояло на склоне среди тел павших воинов в доспехах обоих цветов. Мутные глаза их видели, как идет на них новая сотня врагов.

Бежать ли… но бежать не могли те рыцари. Поле боя их дом, где они родились из трупов воинов, павших за древность, а бежать из собственного дома от врага было позором. И встали рыцари Черного ордена насмерть.

Сомкнулись ряды. И вновь сошлись, и стали бить друг друга топорами, колоть мечами, дробить щиты ударами чудовищной силы, затем хватали, валили наземь и закалывали стилетами.

Черные маги же отбивались с клинками в руках до конца, не оставляя своих воинов. Всех троих быстро зарезали, а затем и разрубили на многие куски с нечеловеческими жестокостью и азартом.

Так окончилась первая осада града Вольного.

_____

— Это все имеет мало значения…

— Имеет.

Альтиор и Стратоник шли по внутренним коридорам центрального зиккурата после заседания совета.

— Да это мелкое убежище всего лишь одно из многих. Мы должны идти дальше и разбить их в бою!

— Нет. Этого нельзя допустить. Я не поддержу твое решение, Альтиор.

— Послушай, Стратоник…

— Это решено.

— Ты не можешь просто взять и решить.

Они дошли до лестницы и спустились на другой уровень. Далее пошли по большому длинному коридору, делящему этаж пополам. Стены здесь были выкрашены в бордовый, через равные промежутки на них висели белоснежные ткани. Мимо в спешке прошли две смуглые служанки с юга, Альтиор повернул голову им вслед.

— Мы должны это обсудить к следующему заседанию, Стратоник.

— Альтиор… — начал префект, и тогда они замедлили ход, — ты видел, что творится в совете.

Дойдя до перекрестка, они свернули направо, где второй коридор пересекал этаж. Подойдя к большим дверям, Стратоник постучал, открылся засов, увидев его, слуги тут же раскрыли дверь и оба прошли. Теперь они оказались в роскошных покоях.

Альтиор часто теперь бывал на квартире у Стратоника. Они оба любили ходить по городу, при этом без охраны, и в гости к Стратонику Альтиор ходил без сопровождающих его слуг или рыцарей.

Взаимное доверие крепчало, однако никто из них не тешил себя иллюзиями или слишком большой теплотой.

— Есть у тебя вино?

— Конечно. Вина в мои покои.

Они раздвинули висящие ткани и очутились в просторном зале, где сквозь плотный ряд узкий окон проходил свет. В мраморных клумбах росли высокие растения с большими широкими листьями, комната утопала в них, словно сад.

— Так любишь ты зелень?

— Да. Как и все белые маги. Мы очень любим зелень, любим юг, тепло. Утонченные люди любят мягкость.

— Мягкость… — Альтиор пренебрежительно усмехнулся.

Они уселись в удобные кресла.

Внесли вино и разлили по серебряным кубкам.

Стратоник смотрел на Альтиора и думал. Он по-прежнему думал, что знал этого человека, хотя и предупреждал себя, что нельзя наверняка никого знать в этом городе. Слишком велик был этот город, чтобы им правили простые и понятные люди, быть может, они и сами себя не понимали, иначе отчего они создали город именно таким… Но главным сейчас был Альтиор.

Именно фигура императора виделась Стратонику тем тараном, который он не смог подчинить, а значит должен навести на цель. Но цели нет. И, похоже, что война шла на спад. Черное рыцарство отошло от града Вольного. И Альтиор это знал, и счел за слабость. Хотя Стратоник по опыту знал, что уходящая армия вовсе не обязательно слаба. Маневр первое дело, сражение уже второе.

— Слушай, Альтиор, мы с тобой слышали сводки. Ты сам произносил перед советом речь о положении дел в граде Вольном. Ты сам знаешь, что там происходит. Мы теряем слишком много людей в этой бойне. Совет просто не разрешит тебе ввести в действие целую тысячу.

— Это мы ещё посмотрим, — нервно заговорил Альтиор, злобно ухмыляясь при этом, — когда черные знамёна покажутся здесь, у подножия холма, как заговорят эти старые мужеложцы… бойня… Бойня! Война есть бойня!

— Альтиор… — попытался прервать его Стратоник.

— Больше скажу тебе, война есть насилие, а сдерживаться в насилии это…

— Император! — зычно воскликнул Стратоник.

— Слушаю, префект, — Альтиор слегка остыл.

— Проявляй больше уважения к властям нашего города. Ты меч на службе у него. Помни об этом.

— Да, префект, — тон его стал серьёзным.

За время общения с главой белого рыцарства, Стратоник привык к его характеру и открыл для себя, что Альтиор в действительности, хоть и вспыльчив, хоть и злораден, но все же относится к тому редкому типу людей, каковые преображаются, ощутив дух субординации. Но пользовался этим Стратоник крайне аккуратно, желая не потерять уважение и привязанность самого Альтиора.

Стратоник принялся за вино и осушил кубок одним залпом.

Альтиор же лишь отпил немного и поставил свой кубок на столик вблизи, а после встал и зашагал с угрожающей походкой из стороны в сторону, в глазах его заиграл смутный огонек изощренной ненависти.

— Не думай о том, чтобы своевольничать, Альтиор. Помни, мы на службе города.

— Мы и есть этот город.

— Да, Альтиор. Но не мы одни.

— Кто же ещё? Эти… ох, прости.

И он замолчал, вновь задумавшись о чем-то.

Тяжесть паузы лишь начала нарастать, когда Стратоник продолжил:

— Совет, ты знаешь, все упирается в совет. Будь у нас больше воли, я вскочил бы в седло и сам поскакал бы на бой, ты знаешь… я делаю все это потому, что должен, — Альтиор кинул неясный взгляд на Стратоника, — да, это тяжело, управлять этим городом. Но мы обязаны, мы его граждане.

— Граждане… граждане… сколько слов о гражданстве, и как мало действий, — говорил Альтиор, но чувств в его словах становилось все меньше.

— Фракция бывших союзников ордена крепчает. Южане присоединились к ним. Теперь совет не воинственен.

— Неужели мы не можем поговорить с верховным магом?

— Он не всесилен.

— Его уважение запредельно в этом городе!

— Но не власть. Близко, но не одно и то же.

— В конце концов, я император… — мрачно произнес Альтиор и как-то задумался.

— Даже не думай, тебя просто снимут с этого поста.

— В законах нигде не указанно, что я не могу направить тысячное воинство на север.

— Слово совета, вот закон! — громко сказал Стратоник.

— Хорошо. Но ведь мы должны предпринять все, чтобы эта война не закончилась этим бессмысленным миром. Это будет лишь перерыв перед новой войной.

— Мы ещё не ведем с ними войны.

— Как не назови это… — речь Альтиора стала более деловитой, — уже война. Тысячное войско идет вдоль альвийских лесов, огибая нашу область с востока.

— Тысяча? — изумился Стратоник.

— Да, ещё тысяча. Наши силы сконцентрированы возле города. Ещё четыре тысячи. Где-то поблизости должны быть их остальные войска, но мы все ещё не знаем где. Теперь вести разведку не в горах или городах очень сложно, ты знаешь.

— Да… новая магия спутала карты многих.

— Впрочем, как видишь, угроза нарастает. Мы должны серьёзно к этому отнестись. Мы не можем отдавать важные крепости.

— Наша фракция все ещё мала. Но хорошо, на следующем заседании я сделаю все возможное, чтобы мы не отступили от града Вольного.

Значит, эта война не закончится так быстро. Не будет стояния двух воинств друг против друга. Будет сражение, будет битва. Стратоник продолжал все это время надеяться на то, что это случится не так скоро, что этот старый лис, Альтиген, будет играться чужими руками в крепостях и убежищах, быть может, он нападет ещё на одно союзное убежище или продолжит увеличивать свое влияние в Новом Храме, но он решил пойти в лобовую. Такое передвижение войск не может быть расценено иначе, как намерение атаковать область Белого города.

Стратоник налил себе вина, выпил кубок залпом и посмотрел мельком на Альтиора, все также мерно расхаживающего по комнате, но вот он подошел к столу и сделал глоток, чтобы смочить горло. И кто же из них к кому притягивается… что будет в этих сражениях… не обретет ли Альтиор популярность? Не обретет ли славу? Не задвинет ли их всех? Что-то будет. Стратонику это не нравилось. Император, имеющий признание лучшего войска на континенте, это было бы слишком опасно для города.

_____

Заседание началось через несколько дней.

На нем была почти полная явка, кроме нескольких южан, почти все белые маги.

Ощущения источаемого всеми спокойствия приводило к расслаблению. Легкий свет, легкий воздух, некоторый аромат масел. Шепот, шелест, шарканья, стук сандалий по мраморному полу, царил дух некой коллегиальности и больших городских зданий.

Маги сидели небольшими кучками, как всегда, и обсуждали меж собою предстоящее заседание. Чьи-то интересы, чьи-то судьбы, чьи-то голоса. Редко, когда требовалось продумывание настоящей стратегии, но в эти дни перед городом стояла серьёзная задача, а потом маги в совете вели себя дисциплинированно, действовали едиными фракциями.

Стратоник пришел заранее и сидел на своем кресле, перебирая в пальцах четки из дуба, размышлял о предстоящем. И было так легко. И ему это не нравилось. Чувство было обманчивым. Про себя префект знал, что курс, которого он придерживался, начинает сдавать. Война, теперь они воевали с Альтигеном.

Стратоника раздражало не то, что война в головах магов стремилась смениться вновь благополучным миром, против мира и он был бы не против, а то, что мысли и решения становились неполноценными, половинчатыми.

Либо война, либо мир. Иного не дано.

С другой стороны, белые маги хором могли бы указать ему на текущее положение дел, которое нельзя назвать ни миром, ни войной. На чужой территории, отчасти чужими руками.

Но Стратоник считал, что нужно либо жестоко и до конца воевать, либо прекращать войну, устанавливая строгий мир. Белое рыцарство в лице Альтиора неостановимо стремится уничтожить черное рыцарство, и город в лице Стратоника не смог этого предотвратить.

Наверное, самым главным врагом Стратоника был не Альтиген, а сам Альтиор и совет Белого города, против безумия которых он внутренне сражался.

Больше всего боялся текущего исхода событий Зэорис. Вот он, сидит там, как всегда, близ людей из града Вольного и о чем-то переговаривается с ними. Стратоник не вникал в эту связь, не пытался понять, о чем они общаются и какие у них отношения, но подмечал увиденное для себя. Для чего Зэорису якшаться с гостями из Вольного? Мятежная крепость, видно, знатно одаривает его рудой и магическими предметами, золотом или даже серебром. Это было нехорошо. Стратонику необходимо будет обсудить это с Протелеоном. Совет стал не правящим органом, не священным собранием лучших из магического сословия, но грязным местом, где переплетаются интересы разных убежищ, городов и местных кланов. Это было столь отвратительно…

Но вот зашел Протелеон, за ним Альтиор и помощники верховного мага, которые должны были вести записи заседания.

Все маги притихли и расселись более разряжено.

В тишине отдавались гулом шаги немногих вошедших.

Двое слуг с грохотом закрыли двери зала.

Встав за мраморную трибуну, верховный маг поднял невысоко руку в приветствии.

— Объявляю заседание Совета Белого города открытым.

Умеренное рукоплескание.

В бессильной злобе Альтиор сел в кресло близ трибуны.

— Посмотри на них… — начал он шипеть, пытаясь поделиться своим гневом со Стратоником, но тот держался с гораздо большим самообладанием.

— Не смотри так Альтиор, держи себя достойно.

Альтиор многозначительно посмотрел на Стратоника, но тот лишь спокойно созерцал толпу.

— Первое слово даю императору нашего города и главе белого рыцарства Альтиору, — громко произнес верховный маг, после чего отошел от трибуны.

В освободившуюся пустоту дня ворвался император.

Его тога, в этот раз алая, как всегда, резко выделялась на фоне пастельной дремоты каменных сводов.

— Итак, — он поднял вверх руку, словно настоящий оратор, — я должен, как горожанин и как белый рыцарь, заявить о том, что эта война для нас неизбежна. Я должен сказать, что мы будем сражаться, хотим мы того или нет. Те, кто сегодня скажут, что нам нужен мир, не знают, что происходит в горах, — зал отозвался презрительной тишиной, холод которой исходил от недовольных лиц белых магов, — Да, вы хотите мира, но хочет ли его Черный орден? Хотят ли черные рыцари, которых одно раздражает само наше существование, мира с нами? Я белый рыцарь, и буду сражаться за этот город всегда. Вопрос лишь в том, когда вы призовёте меня для этой защиты. И будет слишком поздно, если черные знамёна будут реять под нашими стенами.

Тишина.

Альтиор сошел с трибуны, прошел прямо к вратам.

Верховный маг встал:

— Зал совета нельзя покинуть, покуда не окончится заседание.

— Я покину! — отозвался Альтиор, все также восклицание его развеялось в злобном безмолвии.

Подойдя к дверям, он достал кинжал и угрожающе глянул на слуг. Они сразу же боязливо кинулись поднимать засов, открыли двери, в которых исчез император, и сразу же закрыли их за ним, также поставив засов.

Как только захлопнули двери, поднялся гам, шум.

Поднялся Гликон, худощавый белый маг, источавший своим видом старость, он указал трясущейся рукой на двери и завопил:

— Кинжал, у этого подлеца был при себе кинжал! Оно ни ставит совет ни во что!

Стратоник прикрыл лицо рукой, стыд захлестывал его, стыд за раздрай, за ненависть, за беспорядок, воцарившийся здесь, в сердце города, мечту о котором он так лелеял в своем сердце.

Поднявшись, он подошел к трибуне.

— Ты дашь мне слово? — обратился он к Протелеону.

— Конечно, — отозвался верховный маг, с печалью смотревший на зал, и воскликнул, — слово префекту города Стратонику.

— Приветствую всех, — белые маги все ещё немного переговаривались, но в большинстве слушали речь, — император впал в гнев, мы все видели это. В граде Вольном наши рыцари с честью защитили интересы Белого города и его области, — Зэорис и гости из Вольного захлопали, зал отозвался тихим рукоплесканием, — печально то, что сегодня мы не в состоянии сплотиться так же, как сплотились при основании этого славного города. Я сам всегда выступал за мир. Как вы знаете, моя цель, как префекта, преумножить богатство и блеск города. А потом я выступал за открытые и плодотворные отношения с орденом. Но эти времена ушли. Наши защитники бьются с орденскими воинами в нескольких днях пути отсюда, и это страшно. Тысячи черных рыцарей идут на юг, они готовятся к наступлению, готовятся напасть на нас. Как сказал сегодня император, это неизбежно.

Пауза.

Но зал лишь молчал.

Поднялся Гликон.

— Прошу слова.

— Слово Гликону, — разрешил верховный маг.

— Спасибо, — Гликон почтительно посмотрел на верховного мага, затем продолжил, озираясь по сторонам, — мы не можем знать, зачем черные рыцари ведут свои войска в те или иные места. В конце концов, Альтиген говорит об взаимодоверии в новую эпоху, а префект Стратоник только что заявил об открытости отношений. Так почему у ордена не может быть интересов в альвийских лесах? Кроме того, нет никаких подтверждений того, что войска действительно там стоят. Верить ли рыцарской разведке, напрямую подчиняющейся императору?

— Вы хотите обвинить императора во лжи!? — гневно воскликнул Стратоник, не ожидавший такого от себя.

Вновь поднялся шум, лишённый всякого одобрения.

Встал Зэорис:

— Поддерживаю префекта. Кому нам верить, как не рыцарям? А хорошо ли мы исполняем свои обязанности, если выбираем таких императоров, которым сами потом не доверяем?

— Избрав императора, — высоко поднял руку Гликон, — мы оказали доверие ему, вручили ему священные обязанности.

— Ну что с того, что оказали доверие? — выпалил раздраженно Зэорис, — вы ошиблись. И когда ж мы начнем выбирать правильных людей?

— Держи себя в руках, Зэорис! — крикнул Гликон.

— Тишина! — прогремел верховный маг.

Зал успокоился. Все сели.

Стратоник продолжил:

— Высшая добродетель, это уважение к реальности…

Но префект уже видел, что дело плохо. Заседание не будет плодотворным. Их ждал гнилой мир, который обернется лишь потерей инициативы в грядущем сражении.

_____

— Это невозможно! — орал Зэорис.

Юго-восточный зиккурат.

Не самый высокий этаж.

Просто обставленная квартире без лишней мебели и украшений. Городское убежище Зэориса.

Внутри на простых стульях со скрещенными ножками сидят Протелеон и Исеп. Нет ни вина, ни мёда. Собрались они ненадолго.

— Это только на руку Зеланду, — раздраженно сказал Исеп.

— Идиоты! Вот так у нас в городе делаются дела. Слепые уроды! Это подонки не то, что заседать там, они белыми магами быть не смеют… Им всем, я говорю, им всем воздастся за это! Кретины… должно быть весь континент смотрит за этим и думает о том, насколько глупы белые маги.

— Зэорис… — начал было Протелеон.

— И эти ж скоты потом же будут теми, кто будет в один голос кричать, призывать нас всех сплотиться, защитить город, будут аплодировать императору, который будет расхлебывать их же дерьмо. Ну конечно, им же важнее сохранить то спокойствие и богатство, которыми они все это время наслаждались, бездарности…

— Зэорис, послушай, — мягко произнес Протелеон.

Зэорис повернул голову и в тот же миг стал более смирным, он четко выговорил:

— Прости, Протелеон, я перебил тебя.

— Сядь и расслабься, и ты, Исеп, — с этими словами он достал трубку, на столике близ них догорала лучина, ей он раскурил эту трубку и стал в своде удовольствие делать множество маленьких затяжек, взгляд его стал добрым и туманным, — это заседание сыграет свою роль в предстоящих событиях. Тебе же я хочу сказать, что ты должен помнить свою роль. Для чего существует Серый орден?

— Для изменения власти города, — прямо ответил Зэорис.

— И что же происходит с орденом?

— Он непомерно крепнет под властью Зеланда, — сказал Исеп.

Ещё три, четыре коротких затяжки.

— Да, и это не хорошо. Но это не значит, что вы должны беспокоиться о защите города. Ваше дело состоит в том, чтобы не дать Зеланду захватить город.

— Мы не дадим, — сказал Исеп, ревностно, — город мы ему не отдадим.

_____

Белый город спал спокойно.

Но время продолжало свой невыносимо постоянный ход.

Люди приходили в отчаяние. Жизнь разлагалась, ломались судьбы, гнили души в катакомбах этого каменного колосса. Кому-то не хватало сна и тот падал от истощения, и никто не подбирал его в этих подвалах и не тащил хотя бы до угла, где было его место с немногим разбросанным там сеном, покрытым мешковиной, кому-то не хватало хлеба и он загибался от голода, чьи-то дети гибли от болезней, а кто-то совсем отчаянный пытался сбежать из города своим ходом, и пропадал навсегда, потому что не всех брали в торговые экспедиции, а нанять проводников из числа белых рыцарей было по карману только богатым путешественникам из числа магов. Благо, в городе было тепло, и люди не страдали от холода, как страдали жители Башни в долгие дни осады, об этих ужасах рассказывали друг другу.

Вчера Зеланд посещал эти катакомбы.

Сегодня тоже. И спуститься завтра. Он ничего не делал. Лишь ходил меж колонн, бродил по переходам, заглядывая то в один зал, то в другой, где тьме была испещрена догорающими лучинами.

Залы располагались под улицами. Переходов, ведущих в зиккураты не было. Но Зеланд знал, что они есть, он слышал об этом от одного из архитекторов, и он хотел увидеть их лично. Планы нескольких пирамид уже удалось раздобыть, и Зеланд все же нашел проход к одному из них. Теперь он понимал, как будет происходить захват города. Этот трюк пройдет лишь один раз, а потому его следует использовать наилучшим образом. И Зеланд гулял здесь, привыкая к этим местам, осваиваясь в них, проверяя себя на идеальное знание катакомб и тайных дверей.

В его разуме здесь разворачивалось одно из самых масштабных сражений в истории. Битва за столицу мира. Молниеносный захват, удар, тяжесть и точность которого будет восхищать ещё не одно поколение воинов.

Но вскоре он покинул эти катакомбы.

Длинные переходы вели от центральных катакомб к подвалам кварталов в жилых районах города.

А тем временем, в нескольких днях пути на юг, высоко в горах на склонах забытых вершин среди руин храмов неизвестных богов, которых чтили изначальные жители этих земель, среди высохших рощ, зрело воинство, будущая серая гвардия, которой лишь предстояло пройти своё боевое посвящение.

Дни шли в ожидании, мрачность которого сгущалась, словно тучи перед знатной грозой в былые времена.

Вернувшись в небольшой деревянный сруб поближе к снежной вершине, что построили специально для него, Зеланд окинул взглядом своё аскетичное убежище. Гнездо истинного орла среди людей. Кровать, стол, шкаф, забитый до отказа трактатами, свитками и фолиантами; ничего лишнего не было в этом логове главаря новой элиты.

Уставший с пути, он только взглянул на бумаги, что лежали на столе, письма и проекты приказов, и затем лишь упал в постель. Спустя пару часов он очнется и будет бодрым, как обычно, чтобы продолжить работу над новой армией.

Впервые за многие века, их творением станет не войско, но армия… Настоящая армия.

В старинных свитках, вывезенных при ограблении руин Океанических врат ещё в первые годы после войны, хранилась неимоверной глубины военная мысль, которой не суждено было воплотиться в тех условиях. Философы при дворе владыки столицы восточной области создавали изумительные планы и построении того, лишь прообразом чего служили постоянные роты всадников, так называемые легионы. Но это была ещё знатная конница, состоящая из надменных и алчных воинов, у которых был свой порядок и управлять которыми могли лишь самые знатные и уважаемые воители, каковые и возводились ими на трон Океанических врат. Философы востока же мечтали о воцарении порядков, каковые были при народном ополчении; были времена, когда столица востока собирала войско из собственных горожан, они делились на множество отрядов, вооружались скудно, но одинокого и был подчиненных командирам, выбранным из числа самых добродетельных граждан. На какое-то время некоторые из отрядов из этих ополчений остались на службе на постоянной основе, они и были впервые названы легионами, эти отряды правили полем боя и были истинно страшной силой, словно механизм, сокрушающей все на своем пути, и область восточная стала расти. Но прошло время, алчность и бездарность погубили разнежившиеся высшие прослойки восточной столицы, и она погрузилась в пучину гражданской войны, и тогда с далёкого северо-востока пришли варварские племена, воины которых зашли в ослабшую столицу востока и посадили своего вождя на трон; и было так положено начало династии владык с севера, которые и правили городом на момент начала войны с чудищами.

В детстве ещё Зеланд слышал рассказы о могуществе легионов. И теперь был близок к мечте юношества, к созданию настоящих легионов.

Как и все серьёзные люди, Зеланд интересовался происходящим в граде Вольном, и получал донесения серых братьев, собиравших в городе и непосредственно в злополучном убежище сведения, слухи и мнения. И, как и все не лишенные разума люди, Зеланд интересовался технической стороной случившегося.

Смертоносные лучи магической энергии, уничтожающие целые колонны бронированных воинов, молитвенные магические купола, лучевые перестрелки, битвы между получеловеческими воителями, наполненными энергией. Всё это занимало его ум. Как и страшная сила магии.

Лишь немногие маги до войны с чудищами были способны на подобные чудовищные заклинания. Но теперь массовые истребления целых воинств будут обыденность. Зеланд хотел избежать этого. Для того, чтобы противостоять этому, а также для того, чтобы бороться с рыцарями, Зеланд собрал вокруг себя талантливых командиров прошлого, участвовавших ещё в битве за град Стремительный, и вместе с ними, основываясь на восточных трактатах, придумал новый способ организации для воинства.

Воинство это нареклось ими серой гвардией, ибо задачей её было охранять восстание.

Армия нового типа пока ещё лишь стремилась к численности в тысячу человек; эта тысяча делилась на две полутысячи, а точнее по четыреста восемьдесят человек, они звались знамёнами, полутысячи же делились на четыре отряда по сто двадцать человек, которые звались копьями, каждое копье делилось на четыре отряды по тридцать человек, каждое из которых звалось щитами, а щиты делились на мечи, в каждом из которых было по шестеро серых гвардейцев. Полутысячи действовали порознь, согласно заранее созданным для них планам на несколько дней вперёд, в которых было прописано несколько вариантов развития событий. Каждый серый гвардеец был снабжен большим прямоугольным деревянным щитом, вооружен же был он булавой и двумя дротиками с тяжелым у основания удлиненным гранённым наконечником, а также имел при себе палаш, из доспехов на нем была бригантина и железная шляпа, также железные наручи и поножи. В поле для сражения армия собиралась в копья, по сто двадцать мечей в каждом, копья же строились в шахматном порядке, в борьбе же против магов, копья разбивались на щиты, а щиты на мечи, которые должны будут окружать магов с разных сторон действуя самостоятельно на большом участке; но предполагалось, что в городе им не понадобится столь сложное и громоздкое построение. Во время восстания гвардейцы будут действовать мечами, занимающими важные переходы и выходы в зиккуратах, у каждого из них был небольшой сложный лук, каким пользовались когда-то жители диких степей между руинами Океанических врат и Новым храмом. Во всей гвардии царила строжайшая дисциплина, гвардейцы, ослушавшиеся приказа, карались лишением всей магической силы и магическим пыткам, в которых изощренные в искусстве тонкой магии серые орденские волшебники оттачивали свои умения вызывать у людей самые плохие эмоции, захлестывающее омерзение, глубинный ужас и невыносимый стыд; каждый гвардеец подчинялся командиру своего отряды, этот командир подчинялся вышестоящему командиру; командиры же были облачены в полные латные доспехи и носили серые плащи, отороченные мехом. Такой была серая гвардия.

И ровный строй её грезился Зеланду в его коротком сне, призванном восполнить силы для нового трудового рывка.

Очнувшись же от грёз, Зеланд увидел свет открытой двери, и входящего к нему Азенета, широкое и самодовольное лицо бывшего торговца с запада, улыбалось в благоговеющем приветствии.

— Новая эра! — отчеканил Азенет.

— Новая эра, — с удовольствием, но мягко произнес Зеланд.

Азенет нес в руках карты и, войдя, он тут же разложил их на столе.

— Здравствуй, Зеланд.

— Здравствуй, Азенет.

Поднявшись с постели, Зеланд и потер лицо рукой и подошел к табуретке, на которой стоял ведро с водой, умылся.

— Есть новости из Змеиной норы?

— О, да, разумеется, я как раз с этими новостями!

В последние несколько недель Зеланд был полностью поглощён военным строительством, а потом передал некоторые насущные дела Азенету, который в короткое время стал отвечать за все переговоры с важными внешними, не находящимися внутри ордена, союзниками, и стал по сему ушами и голосом Зеланда в общении со многими серьёзными людьми.

— И что же?

Подойдя к столу, Зеланд ещё раз глазами окинул множество бумаг и свежеприобретённые карты.

— Что говорит хозяин Змеиной норы?

— Говорит, что согласен, — уже более серьёзным тоном сообщал Азенет, — он целиком на нашей стороне. Все жители этого убежища являются приверженцами наших идей. Хозяин крепости радушно примет у себя часть нашего войска и снабдит нас припасами.

— Припасы нам не слишком понадобятся, в зиккурате будет много всего, часть прислуги мы выпустим, избавившись от лишних ртов. Да и город в скором времени станет наш.

— Я каждый день жду этого дня.

Зеланд бросил на Азенета довольный взгляд.

— Был отправлен гонец с вестью о том, что мы придем в Огненный ветер?

— Гонец уже вернулся оттуда! — с ноткой восторженности доложил Азенет, — хозяева этой крепости готовы нас принять.

— Почему такая восторженная реакция?

— Я с ними знаком, эти бывшие жители западного берега очень странный народ, я торговал с ними до войны, и немного понимаю в их манеры, и тон письма предвещает тёплый прием на мой скромный взгляд.

— Выступаем немедленно, — коротко бросил Зеланд и вышел из дома.

В последующие дни состоялся тур Зеланда по крепостям бывшей юго-западной области. Огненный ветер, Падающие листья, Сапфировый дракон и Черный лис, четыре крупных убежища вмещали в себя жителей этих земель. Кроме этих пёстрых городищ, разместившихся на пологих склонах крупнейших вершин, были также небольшие убежища высоко в горах, куда вели узкие тропы вдоль отвесных каменных стен, и где обитали бывшие воины и разведчики Стремительного, сохранившие верность своему правителю; по слухам, в тринадцатом году по окончанию войны с чудищами эти воины и разведчики присягнули шестилетнему сыну последнего правителя и назначили при нем регентом одного из генералов, принимавших участие в битве у града Стремительного. И Альтиген был знаком с этим генералом и сражался с ним в той битве бок о бок, это Зеланд знал от Зэориса, но не знал доподлинного правда это или всего лишь красивая выдумка самого Альтигена, прошлое которого известно лишь с его слов в некоторых беседах с немногими белыми магами, а по сути, покрыто непроглядным туманом.

Думая об этом, Зеланд немного мрачнел и не разделял хорошего настроя Азенета. В пути он часто мог бросить вдаль взгляд, полный тяжелых мыслей, но его сподвижник привык к этому. Азенет внутренне относился к этому с иронией, в какой-то момент он начал понимаю образ и манеры Зеланда, как лицедейство, и примерно в это же время стал тянуться за ним целенаправленно, потому как понял, что Зеланд был не фанатиком, ослепленным магическим сумасшествием, но расчетливым лидером, с которым можно добиться успеха. Зеланд становился все более важным, но когда они подъезжали к крепости Огненного ветра, то стал весьма спокоен и даже расслаблен.

Пред ними вырисовывались огражденные белыми стенами громадные квадратные замки, множество башен их были с четырехскатными крышами из красной черепицы, углы этих крыш загибались к верху грозными железными когтями. Внутри за стенами стояли немногие деревянные дома с бумажными стенами внутри. Цитадель находилась севернее и соединялась с крепостной стеной виадуком, это была башня с множеством уступов, накрытых красной черепицей. Эти городища сочетали в себе юго-западное преисполнившееся спокойствие и мечтательное стремление к небу.

Хозяева всех четырех городищ приняли их на высоком уровне.

Они въезжали под видом простых купцов, прячась от глаз столичных рыцарей, каковые шныряли здесь стаями и по одиночке, выслеживая врагов Белого города. По приезду же вступали с хозяевами в тайные переговоры, лишенные пышных церемоний, принятых в этих городищах.

Задачей Зеланда было привлечение бывших воинов и магов Стремительного на сторону Серого ордена. Местные хозяева видели в Белом городе опасности, видели, что самопровозглашенная столица уже как будто возвышается над горами, словно спрут, своими щупальцами захватывающий близлежащие земли. Охотно Зеланд прибегал в своей речи к спрутам, кальмарам и осьминогам, ибо эти образы были знакомы хозяевами юго-западных крепостей, были вплетены в их культуру. И хозяева соглашались со многими его доводами, он описывал в своих пышных тирадах ужасы, которыми грозит укрепление власти нынешнего поколения белых магов, рисовал мрак тирании, накрывающий континент. Хозяева же слушали, словно завороженные, медленно подпадая под политическое обаяние орденского главаря. Зеланд обещал независимость и уважение, торговлю и поставки зерна, обещания дали свои плоды.

Итогом множества встреч стало привлечение на сторону Зеланда отрядов, что послужат легкой пехотой в грядущем противостоянии. Но главное, чем заручились помочь хозяева, это деньги и провизия, воинов же, владеющих магией, было немного. Отрядам легкой пехоты Зеланд мысленно уже уготовил суровую учесть.

После юго-восточных крепостей, Зеланд направился в Змеиную нору, где собрались по его приглашениям многие орденские представители. И уже по пути туда он получил весть.

Ужасную весть.

Совет Белого города принял решение об отводе войск из Вольного. И новость эта смутила Зеланда.

Стоя на обочине горной тропы, в отдалении от серых братьев, что охраняли его в пути, он устремил взгляд задумчивый на север, где разворачивались события, взгляд пробил толщи воздуха и местность, умчавшись в мысли, и там впился в худшие из образов, какие представлялись Зеланду в эти недели. Войска белых рыцарей, давящие горстки серых гвардейцев на столичных улицах, а позже и в катакомбах, последние серые братья, тела которых со страшной магической силой разрываются на части от колющих ударов мечами со всех сторон одновременно. И затем одна только кровь, заливающая этот взгляд. Развеявшись, это видение освободило место для живописной картины белеющих колонн, сталкивающихся с темнеющими колоннами на фоне ступенчатых пирамид. Знамёна, знамёна и знамёна, и труба, зовущая к бою.

Зеланд мечтательно улыбнулся. Разве можно сомневаться в Новой эре, разве можно сомневаться в серой гвардии… сомневаться, значит быть заведомо мертвецом. А что если, лишившись сомнений, он окажется неправым, а значит также заведомо мертвым… Это не имеет значения, уже ничего не имеет значения кроме грядущего восстания. Зеланд был этим восстанием, его духом, не ощущал в себе ничего, кроме сил, напрягающихся с одной, лишь одной целью.

Отбросив всякие дурные мысли, Зеланд продолжил путешествие.

Затем ещё несколько дней пути, содержащих в себе лишь перестановку ног и щекотливые переживания, лишь раззадорившие главаря новой элиты.

По прибытию же в Змеиную нору они направились в отведённый для них длинный дом. Просторные улицы этого города к ночи пустели полностью. Здесь ух угостили мёдом, и они легли спать.

А на утро Зеланд стал вновь получать плохие вести. Ещё до принятия решения об отводе войск, серые братья из числа белых магов, приближенных к Совету и занимающих высокие посты в управлении города, стали спускать вниз сведения о готовящемся отводе войск. И эти сведения уже дошли, долетели и доползли до ушей представителей из убежищ. И теперь Азенет докладывал ему о том, что письма из окрестностей города имеют весьма холодный тон. Теперь не только город, но скоро и область отвернется от Новой эры, боевое крыло потеряет средства, поддержку, приток новых братьев.

Погрузив руки в волосы, Зеланд сидел над планами и бумагами, глазами пожирая тексты, не видя слов, не видя букв, но лишь прокручивая узнанное в голове, а сознание билось в стену безысходности, рождая в ней все новые трещины, потому как демонически сильный ум не знал предела своей изощренности. Лишь увеличивалась боль, с которой рождались новые решения в этой все более сложной ситуации.

На четвертый день по прибытию Зеланд поручил Азенету донести до горных лагерей серых гвардейцев, чтобы они выступили в Змеиную нору.

Воспаленный разум Зеланда принял решение провести парад, продемонстрировав, несмотря ни на что возрастающую, мощь серой гвардии. Необходимо было показать всем серым братьям, что военное крыло непоколебимо в своей решимости. Отпугнет он этим трусливых перевертышей, мечтающих занять свое место в совете… это не имело больше значения, ведь теперь подле него останутся лишь преданные гвардейцы и те из серых братьев, что истинно верят в Новую эру, эру магии и магического народа.

Прошла ещё неделя.

Обычный пасмурный день.

На главной улице перед домом хозяина городища небольшой деревянный помост.

На помосте стоит, устремив озабоченный судьбами народов взгляд, Зеланд в теплом сером плаще с одноручным мечом на поясе; рядом также одетый невзрачный хозяин крепости, плод смешения жителей юго-востока и пришельцев с севера.

Ветра задули…

Порывы частиц несли завесу пустынность вдоль горных троп. Из завесы этой ровными рядами квадраты идеально ровных отрядов стали заходить в город, деревянные ворота которого отворились.

Люди же столпились вдоль улиц. Старики, молодые, дети, взрослые, женщины и мужчины, местные торговцы и ремесленники, смотрел на то, как гвардия заходит в городище.

Большие квадратные щиты, лес стальных дротов, а над всем реет серый штандарт с изображением черной пирамиды. И лица, лица, лица. Разные челюсти, но везде сжатые губы, бесчувственные глаза, устремленные перед собой. Уже не воинство это было, но армия.

Идеальный шаг, идеальное равнение. Зеланд пришел в восторг, глаза его загорелись, дыхание участилось.

— Какое строгое знамя теперь у ордена… — сказал хозяин крепости.

Повернувшись, Зеланд многозначительно посмотрел на него.

— Это знамя гвардии, — и крайне твердо добавил, — у ордена нет знамен.

— Брат Зеланд, прости мне мою беспечность, — смутился хозяин городища.

— С этого дня называй меня магистр.

— Слушаюсь, магистр.

Зеланд вновь обратил свой взор, полный наслаждения, к шагающим мимо отрядам, головы гвардейцев были повернуты к нему.

_____

Отношения с Зэорисом портились с каждым днем.

Дело близилось к настоящему расколу. Орден был бы разорван на куски.

По прошествию трех дней после парада в Змеиной норе, в другом убежище под названием Драконий клык проходило расширенное заседание коллегии Серого ордена, на котором кроме членов коллегии присутствовали представители самых важных крепостей и лидеры городских братьев.

Прибрежное убежище, стоящее на высоком утесе, что сам был подобен великой волне, застывшей в камне. Окруженный стеной квартал, а позади него высокая широкая цитадель. Когда-то владелец этого замка командовал одной из конных рот в северной области, воевал с воинами Стремительного, а потом сам же пал в битве за этот град.

Внутри же цитадели зал для пиршеств на втором этаже. Слуги подают мёд и вино, эль, пиво; на столе всевозможное мясо, овощи, сладкие фрукты.

Азенет, Инхерит и сам Зеланд, а также хозяин Змеиной норы, сидели на одном краю стола. С другой же стороны сидел Зэорис, при нем Исеп, Эвлалия, которая о чем-то с ним оживленно беседовала, но Зеланду оттуда не было слышно. Меж них же предводители и представители.

Пришло время решить, в чем дело.

— Поднимем кубки, — громко сказал Зэорис, поднимаясь, все затихли, и один только Зеланд с Азенетом и Инхеритом не подняли своих кубков, но смотрели на Зэориса исподлобья, — за то, чтобы орден наш процветал, за то, чтобы мы сами решали, какую судьбу нам избрать, не отдавали себя на растерзание врагам, а твердо шли к своей цели.

Представители и предводители дружно выпили.

— Ну хватит, — гаркнул Зеланд.

— Что-то сегодня боевое крыло не в духе, — без радости на лице сказал Зэорис.

— Ну, ну, — начал кто-то из предводителей.

— Держите себя в руках, братья, — сказал ещё кто-то.

Эвлалия молча поднялась и прошлась в сторону Зеланда, заняв ближе к нему пустой стул.

Зэорис усмехнулся.

— Что ж, Зеланд, ты хочешь сказать нам что-то?

— Все, что я хотел сказать, сказано в моих делах, пересказано теперь в моем взгляде. Но вот что хочешь сказать мне ты?

Зэорис поставил кубок.

— Да только то, что правды нет в твоих делах. Чего ты пытаешься добиться? Для чего ты собрал вокруг себя стольких братьев, сладкими речами ты их привлек, и гонишь на верную смерть. Ведь ты же убьешь их всех, и что хуже всего, ты это понимаешь.

— Я не ослышался, ты знавал меня убийцей?

— Да, Зеланд, ты убийца.

— Зэорис, — произнес тревожно Исеп.

— Я знаю, что говорю! — воскликнул Зэорис, — ты уже убил их всех! Они все мертвы, все, кого ты собрал, это трупы!

— Свинья! — рявкнул покрасневший от гнева Азенет.

— Тише… — Зеланд великодушно приподнял руку в утихомиривающем жесте.

— Кто это там рот раскрывает? — нахмурился Зэорис.

— Так нельзя продолжать это заседание, — встал хозяин замка, статный мужчина с длинной каштановой бородой и черными густыми бровями, одетый в багровую тогу, — серые братья не должны так общаться между собой, ведь это не сборище каких-то отбросов. В своей обители я не потерплю такого.

Ненадолго воцарилась полная тишина, прерываемая шагами слуг, уносивших блюда и кувшины.

И тогда встал уже Зеланд.

— Позволь и мне сказать.

— Говори, — немного помедлив ответил хозяин замка.

— Я скажу вам от лица всех братьев, вступивших в боевое крыло ордена, вступивших в серую гвардию. Мы, гвардия ордена, верим в свою цель, мы верим в Новую эру, верим в магический народ. Пока нас ловят, пока нас терзают, как преступников в рыцарских казематах, трусливые соглашатели и перевертыши убеждают всех в нужде смириться с мощью совета, кажущейся им непоколебимой. Но для истинных братьев нет ничего непоколебимого, мы пришли в этот мир, чтобы поколебать его основы, мы восстали из пепла самой жуткой войны не для того, чтобы унижаться в этом грязном существовании, какое сейчас влачат люди в катакомбах города. Вы думаете мы, серая гвардия, позволим этому продолжаться? — и почти что с шипением полным самого острого омерзения, он добавил, — мы лучше сдохнем, насаженные на копья и порубленные мечами, чем будем мириться с этой властью.

Но предводители и представители смотрели на Зеланда с тревогой и недоверием. Не выдержав этого, он отшатнулся от холода тех, кого считал когда-то своими товарищами.

Развернувшись, он просто вышел из зала, а следом поднялись и направились к выходу Азенет, Инхерит, Эвлалия и хозяин Змеиной норы.

Только теперь Зеланд начинал медленно терять надежду.

На следующий день он покинул всех и ушел в далёкий храм в горах. Преодолев в короткий срок, в сопровождении охраны из гвардейцев, многие мили, он достиг небольшого каменного фундамента, по краям которого наблюдались лишь укрытые мхом остатки некогда внушительных стен.

Встав на колени среди пробившегося меж камня мелкого кустарника, Зеланд начал произносить едва слышно полные отчаяния слова.

Молитва богу небес тянется беспокойным шепотом, сбивается, вновь становится плавной…

Так он молился с утра и до утра следующего дня.

И когда тусклый рассвет превратился в день, через гвардейское оцепление ворвался гонец и внес весть, и услышал Зеланд.

Чёрное рыцарство вошло в город и захватило главный зиккурат.