Последние каникулы

Другие

В электричку они успели. Тут же закрылись двери, поезд быстро набрал скорость. В вагоне Олег сбросил лямки рюкзака, в котором лежали валенки с галошами — на случай, если замерзнут ноги, — и пристроил его на металлической полке. Юра снял с плеча ящик, поставил на пол, затолкал под скамейку. Туда же положил и ледобур. Сдвинул на затылок шапку, расстегнул полушубок.

— Кажется, нам повезло, — сказал он. — А то пришлось бы искать Ивана Яковлевича и его сыновей по всей Ладоге.

Олег кивнул, он был рад, что успели. Он уже давно просил брата взять и его на подледный лов, но тот не брал, не хотел с ним возиться.

— Интересно взглянуть на сынков Ивана Яковлевича, почти три года не виделись. Как на новую квартиру переехали, так и все, — сказал Олег. Он уже отдышался от быстрого бега. Медленно обвел глазами полупустой вагон. По проходу шел высокий мужчина с бородатой собакой — с бороды ее, обрамленной сосульками, стекала вода.

«Какие они теперь, мои давнишние знакомые — Антон и Гришка? — волнуясь от предстоящей встречи, думал Олег. — Тогда, три года назад, они были тихие. Никуда не ходили, на пустыре не торчали. А если в кино или в булочную, то всегда вдвоем, будто связанные, будто эти… как их?..»

— Юр, как зовутся люди, которые от рождения не разделены друг с другом?

— Не помню… Ксифопаги, кажется. Зачем тебе?

— Об Антоне и Гришке подумал. Помню, Антон заболел, так Гришка начисто отказался один ходить в школу.

— Они и теперь такие. Перед Новым годом их школу проверяли на слух и голос — для городского ансамбля отбирали. Нашли способности у Антона, да еще сказали, что при таких данных он может стать настоящим певцом. Тот удивился и спрашивает: мол, а что у Гришки. Ему объяснили, что у Гришки совсем не то, что он не такой музыкальный. Антон выслушал, замотал головой и говорит: «Я тоже не пойду». Те — к родителям: одаренный, мол, ваш сын, с большим будущим, и все такое. А Иван Яковлевич только улыбнулся и говорит: «Что ж я, его заставлять буду? Знать, невелик дар, если может обойтись без пения. А музыкальные способности необходимы не только тому, кто поет, но и тому, кто слушает…»

Олег вздохнул и подумал, что он всегда не очень-то любил Антона и Гришку. Они были не такими, как он, другими. Признаться себе, что они были лучше, он не мог. Как не мог бы признаться, что он завидовал им.

Однажды, когда они еще жили в большой коммунальной квартире, в прихожей раздался звонок. Вошел высокий грузный мужчина. Снял шапку-ушанку, сказал, улыбаясь:

— Добрый вечер.

На кухне в этот час были Антон с Гришкой, их отец, родители Олега и сам Олег. Только что по телевизору они смотрели фильм о преступниках и теперь обсуждали картину.

Все посмотрели на незнакомца. Комкая в руках шапку, он стал говорить:

— У меня, товарищи, неувязочка вышла… Приехал, понимаешь ли, к сестре, а ее дома не оказалось — на три дня в Ригу укатила. Завтра должна вернуться, а сегодня, понимаешь ли, переночевать негде. Она в квартире напротив живет, Рита Голощекина, — может, знаете?.. Соседи там не разрешили, — может, вы у себя позволите?

Олегу показался подозрительным этот человек: красное лицо, большие руки, перепутавшиеся на лбу редкие волосы, — и он шепнул матери: «Не разрешай ему!..»

— Добро бы один был, то и на вокзале ночь скоротал, а так двое нас. В гостиницу тоже не пробьешься… Мы бы у вас на кухне, на этом топчанчике, до утра. А там Рита приедет.

Он посмотрел на Олегову маму. Та опустила глаза и отвернулась к сыну, будто затем, чтобы поправить ему воротник.

— Какие там гостиницы! — подтвердил Иван Яковлевич.

— Пап, — сказал Антон, — зачем на кухне? У нас же новый диван есть!

— И верно, — согласился отец. — Проходите, раздевайтесь… А товарищ ваш где?

— Да тут он, сынишка мой. Я бы и на вокзале ночь провел, а с ним — трудно, — обрадовался мужчина. Он приоткрыл дверь и пригласил мальчика лет семи — из-под вязаной шапки вылезла белобрысая челка, а из рукавов белой шубейки повисли и болтаются на красных резинках пуховые варежки.

— Во, Шуркой звать. В этом году в школу пойдет.

— Пожалуйста, молодой человек, будем знакомы, — протянул ему руку Иван Яковлевич.

Мужчина и мальчик пошли к соседям. Олег вернулся в комнату, разделся и полез под одеяло. Хотелось поскорее уснуть, но, как назло, не спалось. Он думал о том, что произошло, и удивлялся, как это Степановы не побоялись впустить незнакомца. А где-то внутри, глубоко-глубоко, чувствовал, что они правильно сделали, что впустили… «Мальчик у него, сын, ему на вокзале действительно трудно. Только ведь о сыне он потом заговорил. С сыном и я бы согласился, и маме бы сказал. Почему он сразу не вошел с сыном?» — пытался он найти оправдание.

Оказалось, гости приехали из Крыма. И на следующее лето пригласили Антона и Гришку к себе… Ох, и разговоров потом было: о Севастополе, о Черном море, о кораблях!.. Олег завидовал Антону и Гришке, старался не слушать их. Он думал о том, что Степановым просто повезло: ведь на месте незнакомца мог оказаться какой-нибудь бандит и грабитель.

— Отец у них — хороший дядька, не спорю. А сыночки… Будто чего не хватает.

Юра не ответил. Только склонил голову к плечу и весело посмотрел на брата. Олег не стал ничего доказывать. Он вспомнил, как еле упросил брата взять его на озеро, и брат впервые согласился, решив, что Олег в последнее время заметно подрос и поумнел и что пора уже приобщать его к зимней рыбалке. «Но только на полдня, — сказал Юра. — Мне нужно встретить в аэропорту Катю…»

Катя была Юрина девушка. Они учились вместе в институте, и родители иногда шутили: «Вот и свадьбу скоро сыграем!..» Юра усмехался, уклончиво отвечал: «Поживем — увидим…» — но было видно, что ему нравятся такие слова и что не так уж далеки они от истинного Юриного желания.

Два дня назад Катя уехала к родителям в Саратов и сегодня вечером должна была вернуться. Юра вчера получил от нее телеграмму, звонил в аэропорт — интересовался расписанием самолетов…

Поезд недолго стоял на первой остановке. Вошло несколько пассажиров. Вагон качнулся и поплыл дальше. Вскоре за окнами снова побежала платформа. На ней — не так уж много людей, каждого можно разглядеть в отдельности. Но Ивана Яковлевича и его сыновей они не заметили.

— Может быть, что-то помешало? — словно бы у самого себя спросил Юра.

— Или передумали? — огорченно добавил Олег.

Вдруг дверь вагона с грохотом уехала в сторону, и в салон вскочили Антон и Гришка.

— Здорово, дружище! — закричал Антон, усаживаясь рядом с Олегом. Напротив плюхнулся Гришка — оба красные, вспотевшие.

В ту же минуту вошел их отец.

— Просим извинить за опоздание — аж от магазина бежать пришлось… Машинист попался нормальный, подождал. А другой — не людей возит, а поезд водит.

Иван Яковлевич присел рядом с Юрой, осторожно поставил рюкзак себе на колени. Глубоко вздохнул.

— Как поживаешь? — спросил Антон, радостно толкнув Олега.

Нужно было ответить Антону таким же толчком в бок и сказать, что «поживает» он хорошо, а теперь даже отлично, раз видит перед собой прежних друзей-одноклассников. Но что-то удержало Олега от такого порыва, он тихо произнес:

— Так себе. А ты?

— И мы — так себе! — выпалил за брата Гришка. — Теперь каникулы, жить можно. Хотим в клуб мушкетеров пойти, ты не знаешь, где записывают?

От этих неожиданных слов у Олега словно бы что-то стукнуло в груди. Он и сам уже давно чего-то хотел, но не мог понять, чего именно. То ему нужна была собака овчарка, чтобы воспитать ее из крошечного щенка и пойти с ней служить на погранзаставу. То он видел себя мотогонщиком. То вдруг приставал к брату с расспросами, где принимают в секцию парашютистов. Но все эти желания приходили и уходили, и он оставался ничем не занятым, как он сам себя называл — «пусто-свободным» человеком. Оказывается, вот оно: стать фехтовальщиком! Просто и ясно как белый день. И клуб мушкетеров находится в Московском районе — это совсем рядом с его домом. Они могут завтра же пойти туда и записаться в группу начинающих. Как это прекрасно: они, трое друзей, фехтовальщики!.. Тренировки, соревнования, победы. А возможно, поездки по стране, в различные города. Мысленно он даже увидел себя и Гришку с Антоном на пьедестале почета: он, Олег, на самой верхней ступеньке, а двое братьев-близнецов — слева и справа от него… Хотя, если подумать, какая разница, кто на самой верхней ступеньке, если их трое, если они друзья?!. Только… почему Гришка просто спросил про мушкетерский клуб, почему не позвал и его, Олега? Позови они его, тогда бы он, разумеется, сказал и даже отправился бы вместе с ними.

Гришка не звал. Было похоже, он вообще забыл о своем вопросе и уже не ждет ответа.

Конечно, можно назвать адрес клуба и самому предложить отправиться втроем. И в этом было бы гораздо больше смысла, чем ждать, когда предложат они. Но Олег молчал. Что-то мешало ему попроситься в компанию к Антону и Гришке. Он понимал, что не прав, что сам, один, он ни за что не поедет в этот клуб, но признаться, что ему тоже хочется стать фехтовальщиком, не мог.

Гришка достал из кармана вырезанный из журнала кроссворд, Антон метнулся к нему.

— Двадцать два по горизонтали: «Размах колебания, небольшое отклонение движущегося тела от положения равновесия»?

Олег знал — амплитуда. Но его не спрашивали, и он молчал. Иван Яковлевич и Юра были заняты разговором и не слышали вопроса.

— Ладно, едем дальше. Двадцать три по горизонтали: «В древнегреческой мифологии богиня плодородия»?.. Ну, это во веки веков не отгадать! Я мифы не умею отгадывать, созвездия и химические элементы…

— Деметра, — сказал Юра.

Гришка посчитал буквы, радостно кивнул. И тут же вписал слово.

Олег заскучал. Три года не видались, а тут вошли и, вместо разговоров, уткнулись в чертов кроссворд.

— Двадцать шесть по вертикали: «Млекопитающее семейства дельфинов»? — спросил Гришка. И сам же ответил: — Афалина. — Вписал, засмеялся от радости, что слово подошло.

Они продолжали разгадывать кроссворд. Юра с Иваном Яковлевичем говорили о рыбалке. Олег смотрел в окно: там бежали серые бетонные столбы, а на проводах сидели сороки.

— Вот и все. Жаль, не знаем размаха колебания, а то весь кроссворд одолели бы, — сказал Гришка. Он сложил мятый лист, сунул в карман пальто и попросил:

— Пап, дай чаю, пить хочется.

Иван Яковлевич развязал тесемки рюкзака и достал большой, расписанный голубыми и розовыми цветами термос. Посреди цветов были изображены две красивые девушки-китаянки.

— Сколько бы ни смотрел на эту штуку, не перестаю восхищаться! — сказал Юра. — Надо же сделать такую удобную и красивую вещь!

— Это у меня, можно сказать, армейская штука, — оживился Иван Яковлевич. — Я на Дальнем Востоке служил, у Амура-реки и двух китайских мальчиков спас. Помню, бурный был весенний Амур и вода в нем бурная, штормовая. Гляжу, а на воде — лодка, но не то чтоб лодка, а будто корыто стиральное — такая малая по размерам. И в лодке будто двое, будто дети. Ну, перекулило их лодку — у меня душа зашлась, думаю, конец обоим! Сам спасать кинулся, больше некому. Долго возиться пришлось, сам с пол-Амура воды выхлебал, пока их на берег повытащил… Потом к нам в часть ихние родители приехали, благодарили меня, даже слезы на глазах. Особенно матери плакали, мать беду больней чувствует… А одна мамаша мне этот термос дает. Ну, я отказывался, а наш командир части говорит: «Прими, рядовой Степанов, от сердца дарят…» Вот уж почти двадцать лет он у меня. На одного — многовато, а на троих-четверых — в самый раз!

Гришка, обжигаясь, выпил полный колпачок-стакан и вернул его отцу.

— А тебе, Олежек? — спросил Иван Яковлевич.

Олегу тоже хотелось чаю из «армейской штуки», но что-то и на этот раз помешало ему сказать «да». Он сам не знал: что ему мешало, почему отказ, когда хочется? Кому и что он хотел доказать своим отказом? Ведь он же неплохой, но почему зажатый? Почему завидует свободе мальчиков Степановых?..

Иван Яковлевич спрятал термос в рюкзак. И тут же все встали на выход.

От электрички по дороге потянулся народ с ящиками и ледобурами. Мужчины — в толстых овчинных полушубках, в широченных валенках — никакой холод не страшен. Олег невольно взглянул на свое пальто и сапоги — не подведут ли?

«В крайнем случае, валенки есть, — подумал он. — А под пальто холод не проникнет. Пара лунок, как говорит Юра, и вот тебе настоящая баня!»

Гришка и Антон сцепились бороться. Они пытались свалить друг друга в снег. Это им долго не удавалось. Наконец Антон сделал подсечку и подмял под себя Гришку. Тот, падая, взмахнул рукой и попал по широченной кроличьей шапке маленького усатого рыболова, который пытался их обойти. Шапка отлетела метра на три к обочине, и тот быстро затрусил к ней.

Оба кинулись извиняться, но рыболов лишь махнул рукой — не беда.

Вскоре начался лес. Высокие сосны и ели были сплошь укрыты снегом — целые горы на широких ветвях, которые, казалось, вот-вот не выдержат, обломятся и рухнут под снежной тяжестью.

— Отчего снег не белый, а синий? — спросил Олег.

— Это он от неба такой. А выйдет солнышко из-за тучки — золотым сделается, — ответил Иван Яковлевич. — Вишь, заяц поскакал, вон, у елки присел, на нас глядит!

Потом лес кончился. Двинулись по заснеженному льду.

Над озером в розоватом тумане висело солнце. Рыбаки, державшиеся от самой электрички плотной стайкой, начали отставать, забирать влево и вправо, растекаясь по снежной равнине.

— Тут и станем, — сказал Иван Яковлевич, когда они отошли с километр от леса.

Он положил на снег рюкзак, снял с плеча ледобур, выпрямил его на всю длину, а затем сбросил колпачок с ножей и поставил на лед.

— Хорошая штука, придумал же кто-то! — сказал он. — Раньше с пешней ездили — намахаешься за день — все тело гудит. А теперь — вжик! — и готово!

— Дай мне первому начать, — сказал Олег и забрал у Юры ледобур. Он сделал то же, что Иван Яковлевич: выпрямил его, закрепил винтом обе половины и принялся крутить лунку.

Юра достал из рюкзака валенки, протянул брату:

— Надевай, пока ноги теплые.

— Потом! — крикнул Олег. — Мне при такой работе и босиком не замерзнуть.

Чуть в стороне от них лед бурили Антон и Гришка. Растрепанные, веселые, они выхватывали друг у друга ледобур, стараясь без единой остановки пройти всю толщу январского льда.

Наконец лед пробурен насквозь. Юра достал из рюкзака деревянную коробочку, открыл ее, взял красного червяка. Нацепил на крючок, присвистнул:

— Настоящий мотыль, первый сорт! Садись к лунке, опускай крючок и двигай рукой с удилищем вверх-вниз, вот так!

Олег понял. Но леска начинала быстро обмерзать, и ему часто приходилось счищать лед голой рукой.

— Ур-ра! — закричал невдалеке Антон. На его крючке трепетала маленькая рыбка. И тут же «ура» закричал Гришка, ему тоже повезло — Олег видел, как подпрыгивает на снегу рыба величиной с ладонь.

«Везет некоторым, — подумал он. — Ничего, я еще докажу!»

Но рыба не клевала. И не только у него, но у всех рыболовов. Они уныло ходили по льду, часто меняли лунки, и все бесполезно.

Не ловилось больше у Гришки и Антона. Они бросили удочки и стали гоняться друг за другом. Пробегая мимо рюкзака, на котором лежали валенки, Гришка схватил один и запустил брату в спину. Тот остановился, подхватил на снегу валенок и метнул обратно. Братья с радостными воплями помчались к лесу.

Пошел снег. Олег взглянул на небо: левая Сторона его затянута сплошными тучами, а по правой, где еле-еле угадывалось солнце, летела большая птица.

Он мог побежать к Антону и Гришке и тоже дурачиться с ними. Но что-то мешало, не подпускало к ним. Может, то, что в вагоне он им не сказал, где находится фехтовальный клуб? И «амплитуду» не подсказал? Но ведь они даже не предложили вместе разгадывать!..

Птица снизилась, и Олег увидел, что это обыкновенная ворона. Она сделала гигантский полукруг и уселась чуть в стороне от Олега, метрах в двухстах от него. Он подумал, что она сидит и ждет, когда ее угостят. Вспомнил, что в рюкзаке сыр и колбаса, и пошел туда.

Рюкзаки лежали недалеко, между ними валялся валенок. Другой торчал из Юриного рюкзака. Олег достал его, а затем вытащил колбасу и отломил кусок. Поднял руку, показал вороне, но она даже не пошевелилась.

Можно было подойти и вспугнуть. Олег поленился — далеко, снег глубокий. Поднял валенок и с криком «Пошла-а!» подбросил вверх. Валенок описал дугу и шлепнулся позади. И тут что-то вроде звякнуло.

Ворона легко подпрыгнула и, махая крыльями, полетела низко над землей. Олег проводил ее глазами и решил, что нужно вернуться к брату, предложить ему поесть.

Сунул колбасу обратно в рюкзак, туда же валенок и пошел за другим, которым он согнал ворону. Валенок лежал на рюкзаке Ивана Яковлевича, и Олега удивило, что вокруг рюкзака расползается темное пятно. Стоило приподнять рюкзак, из него полилась какая-то жидкость, от которой валил пар.

«Это же чай!.. Я разбил термос», — оцепенел он. Взглянул на Гришку и Антона — те бегали у самого леса. Иван Яковлевич сидел над лункой, а Юра с ледобуром шел дальше по озеру.

«Никто не видел… Нужно скорее отойти. Я не подходил сюда… Нет, подходил, но ничего не видел и не знаю…»

Олег медленно пошел к брату. От беды, которая невольно случилась с ним, становилось жарко. Под ногами противно и едко скрипел снег: «Разбил… разбил… разбил…»

«Какой же я на самом деле? Понимаю же, понимаю, что нужно признаться, а не могу…»

Рядом с Юрой на снегу лежала узенькая рыбешка с красными плавниками и таким же хвостом.

— Вот вся моя добыча, — усмехнулся Юра.

— У меня вообще ни одной, зря только ехал, — вздохнул Олег. — И есть хочется…

— Это мы запросто. Зови остальных.

Олег подумал, что первым к рюкзаку должен подойти Иван Яковлевич. Он даже не мог бы объяснить почему. Но чувствовал, что так надо. И предложил брату:

— Давай я засеку время — три минуты, а ты еще посидишь?

Олег взглянул на часы и склонился над Юриной лункой. Но не в лунку он смотрел, краем глаза следил за Иваном Яковлевичем. Вот он встал, скрутил леску, сунул коротенькое удилище в карман. Вот поднял ящик. Вот наклонился над ледобуром, что-то долго копается…

— Ну, пробежали три минуты?

— Сейчас, сейчас…

Иван Яковлевич наконец выпрямился и зашагал к рюкзакам. От леса к нему бежали сыновья. Олег с Юрой тоже двинулись туда.

К рюкзакам они подошли почти что вместе. Иван Яковлевич взглянул на свой рюкзак и дрогнувшим голосом спросил:

— Что такое? Почему потекло?

В рюкзаке загрохотали осколки, и он понял:

— Термос!..

— Какая неудача, — сказал Юра. — Как это случилось?

«Это я!.. Это я!..» — кричало внутри Олега, рвалось наружу. Подбежали Антон и Гришка.

Несколько секунд все пятеро молчали. Иван Яковлевич сказал:

— Вот и попили чайку на морозе… Но кто это сделал? — Он строго посмотрел на сыновей.

Антон взял из рук отца термос, повертел такой красивый и такой ненужный теперь корпус, покачал головой.

«Сейчас начнет отпираться, и тогда я скажу, что они носились тут, швырялись валенками. И все».

— Не знаю, — наконец проговорил он. — Не знаю, как это получилось, но, наверное, это мы, папа… С Гришкой тут носились да еще валенками кидались. Вот, и вмятина тут есть, на контейнере.

— Говорил вам, олухи, уймитесь! Как черти бешеные, только на привязи держать. Где теперь возьмешь такую колбу? Вы подумали?

Обедали без желания. Молча жевали каждый свой кусок. Олег ел колбасу без хлеба, поглядывал на Гришку и Антона. Те сидели молчаливые. Его удивило, что братья не отпирались. «Ну и ладно, раз это им так просто, — подумал Олег. — А мне сложно, мне стыдно. К тому же это их термос, им легче признаться. Если бы я разбил свой собственный, тоже признался бы…» Он больше не хотел оставаться на льду озера, но все же не осмелился сказать об этом вслух. Сказал Гришка. Сунул в рот очищенное яйцо, прожевал и обратился к Юре:

— Может, того?.. Все равно не ловится?

— Вообще-то у меня есть еще времени около часу. Но смотрите, я — как все, — сказал он Ивану Яковлевичу.

— Да, пожалуй… В другой раз приедем, — согласился Иван Яковлевич. Помолчав, спросил: — Что матери говорить будем — такую вещь расколошматили?

— Другой купим! — заорал Гришка и тут же с размаху шлепнул брата по затылку. — Это — за то самое! — крикнул он, срываясь с места. А тому уже давно надоело скорбеть о термосе, и он пулей помчался вдогонку.

Олег поднял рюкзак и зашагал к лесу. Вслед за ним потянулись Иван Яковлевич и Юра.

С половины дороги Олег отстал и шел к поезду последним. Ему было стыдно и страшно. Не могло успокоить даже то, что вроде бы все обошлось. «Нужно же что-то делать, — думал он. — Как-то освобождаться от неправды. Сейчас войдем в поезд, и, если они станут дальше заниматься кроссвордом, я подскажу им «амплитуду», — ухватился он за спасительную мысль. — И про клуб скажу…»

Но в поезде Антон и Гришка не стали доставать свой помятый, полустершийся кроссворд. Они сели друг против друга, прислонились шапками к стенкам вагона и уснули.

Иван Яковлевич рассказывал Юре о работе — он был машинистом башенного крана и строил дома.

Олег смотрел в окно. Ему было трудно понять себя, свое состояние; он стыдился встретиться взглядом с Иваном Яковлевичем.

Поезд пошел медленнее.

— Эй, рыбаки, пора на выход, — тронул отец Гришкино ухо.

Тот открыл глаза и весело проговорил:

— Сон сейчас видел: будто я — морж и в проруби плаваю, но не в воде, а в сметане!..

— К веселью твой сон, — улыбнулся Иван Яковлевич. — Мать устроит разгон за термос.

Они поднялись втроем. Антон взял ледобур, Гришка — рюкзак, отец повесил на плечо ящик.

— Там в кроссворде у вас — «амплитуда»! — почти выкрикнул Олег. — Помните, вы не могли угадать «размах колебания»?

— Да? — приостановился Гришка и полез в карман. Достал смятый листок, развернул. Пошевелил губами, вглядываясь, и засмеялся:

— Точно, подошло! Что ж ты сразу не сказал?

— Сразу не додумался, а только теперь. То есть, вы у меня и не спрашивали…

— Ты к нам приезжай, — пригласил Антон. — А то как разъехались по новым квартирам, так и расстались. Выясним, где мушкетерский клуб, и махнем в д’Артаньяны!

Олег хотел сказать, что он знает, где такой клуб, но братья, толкая и шлепая друг друга, ринулись по проходу…

Когда поезд пошел дальше, Юра спросил:

— Ну, как они тебе?

— По-моему, ничего ребята. Батя у них толковый.

— Знаешь, я решил подарить им термос. И самый лучший, какие только есть. Получу стипендию и подарю.

— Зачем?

— А люди они. Как бы это сказать? Щедрые, что ли?

— Они не виноваты, — сказал Олег.

— То есть можно и так сказать. Но все-таки разбили. И тут же признались. А батя вообще молодец…

— Это не они разбили.

— А кто?

— Я.

Юра смотрел на брата и улыбался. Он не верил, ждал объяснения. Но Олег молчал.

— Да ведь они признались?

— Вот именно. А разбил я… Помнишь, там ворона пролетала? Не видел? И села как дура недалеко от нас. Я хотел взглянуть, как она взлетит, и подкинул валенок. А он упал на их рюкзак.

— Но, может быть, они до этого, до валенка?

— Нет, я слышал, как там звякнуло. При мне из рюкзака стало расплываться пятно. И пар из него.

— Почему же ты не сказал?

— Не знаю. Стыдно было. А теперь, когда увидел, как они поступили, еще стыднее.

Юра молча смотрел брату в переносицу. Вдруг он поднялся, снял с вешалки рюкзак, привычным движением закинул его за спину.

— Бери ледобур, — сказал он.

— Куда ты, нам еще рано? — удивился Олег.

— В самый раз. Мы должны вернуться. Мы поедем к ним — я знаю, где они живут.

— Что это изменит? Ты же видел, как нормально они отнеслись. Зачем теперь я? Это никому не нужно, это…

— Ты должен быть свободным. Вставай, пошли.

— Но ты не успеешь в аэропорт?!..

— Это важнее.

Он медленно пошел по проходу. Олег сидел на своем месте. Но когда поезд остановился, бросился за братом…