Последние каникулы

Двенадцатый игрок

Сергей Ланцов по дороге из школы часто сворачивал в переулок, проходил под аркой, потом шел через деревянную проходную, в которой никого никогда не было, и попадал на стадион.

Сам он спортом не занимался, у него было врожденное искривление позвоночника. Врачи прописали ему ходить в группу лечебной гимнастики при детской поликлинике, но Ланцов не захотел. Появившись там лишь однажды, он все занятие просидел на скамейке, а вечером сказал матери: «Нужны мне эти «два притопа — три прихлопа», я на стадион ходить буду, там футболисты играют…»

В разное время года стадион жил по-разному. Зимой тут катались по кругу на лыжах; если делалась хоккейная коробка, играли в хоккей. За льдом в коробке не следили, он был весь в выбоинах, изрезан коньками. Зато на поле, на снегу играли в футбол.

Весной стадион закрывали на долгую просушку, выравнивали поле, сеяли траву, чтобы футболисты могли падать без ушибов.

Летом здесь с утра до вечера играли в футбол, так что зеленые места сохранялись только на углах поля, но футболистов это мало беспокоило.

Осенью, почти до самых морозов, тут бегали, прыгали, метали диски, толкали ядра и, конечно, играли в футбол.

Из-за футбола Сергей и приходил. Играли заводские команды. Конечно, не так технично, как настоящие мастера, но играли в полную силу и на совесть, так что было тут на что посмотреть. Всегда начиналось так: с большими спортивными сумками ребята приходили на стадион, здоровались, менялись бутсами и футболками, бегали звонить по телефону тому, кто еще не приехал. Кричали в трубку: «Вася, будь человеком, приезжай, слышь? Противник серьезный, одолеет нас без тебя!..» И так долго, пока Вася не соглашался приехать. «Такси возьми, времени в обрез. Я рассчитаюсь — я сегодня получку получил!» — кричал в трубку капитан команды. И Вася брал такси и через несколько минут появлялся на стадионе. Быстро переодевался и бежал на поле, где его товарищи уже отбивали атаки наседавшего противника.

Если перед началом игры обе команды были в полном составе, они собирались на гаревой дорожке у середины поля. Судья призывно свистел, и футболисты выбегали в центральный круг. Традиционное приветствие: «Команде карбюраторного завода — физкульт-привет!» — «Команде кондитерской фабрики — физкульт-привет!» Капитаны, как положено, пожимали сначала руку судье, потом друг другу, бросали жребий, кому где играть, и начиналось…

Что это были за игры! В мороз. В жару. А то и в дождь! Льет как из ведра, поле похоже на озеро, мяч после удара крутится на месте. А футболисты, мокрые и грязные, бьют по воротам, падают, встают, снова бегут… И так два тайма, пока не раздается финальный свисток забрызганного грязью, уставшего судьи.

Матч окончен. Все медленно уходили в раздевалки. И Сергей часто шел вместе с футболистами. Слушал, как они, с трудом стаскивая мокрую форму, хвалили друг друга, если выиграли, и ругались, если победа ушла к другим.

Иногда Сергей что-нибудь говорил футболистам, пытался объяснить, какую ошибку они допустили: «Девятку» нужно было в полузащиту поставить, а на его место — «шестерку», у него и скорость больше, и с левой он бьет лучше».

Его не слушали, но, чтобы не обижать парня, часто хвалили за «дельный» совет. А в прошлом году присвоили ему даже имя: «Пеле-теоретик»! Случилось это так: однажды после игры он пришел в раздевалку и стал говорить об ошибках команды трикотажной фабрики. Футболисты смотрели на него как на марсианина, капитан не выдержал:

— Какие ошибки, синьор, когда мы разгромили с сухим счетом?

— Это ничего не значит, — убежденно ответил Сергей. — Вы забили им четыре безответных гола не потому, что вы сильные, а потому, что они слабые.

— Одолеем сильных — ты скажешь то же самое.

— Не одолеть вам сильных, не надейтесь!

— Да кто ты такой? — взорвался белобрысый вратарь, который гордо величал себя «голкипером. — Корчишь из себя знатока, а задай тебе пустяковый вопрос — не ответишь. Вот скажи: кто был первым судьей в России?

Сергей улыбнулся — вопрос действительно был пустяковый.

— Куда ему, — сказал капитан, снимая бутсу и со стуком роняя на пол. — Чтобы ответить на такой вопрос, надо институт кончить, а он всего-то в пятый класс ходит.

— Не в пятый, а в восьмой, — с достоинством ответил Сергей. — А первым футбольным судьей в России был Георгий Александрович Дюперрон. Он же впервые перевел правила игры в футбол на русский язык. И еще… Вот ты называешь себя голкипером, а Дюперрон высмеивал тех, кто произносит непонятные слова… Называй себя вратарем, так лучше.

Футболисты весело рассмеялись, кто-то восхищенно произнес:

— Ну, гигант! Ну, Пеле!.. Теоретик!..

С этого и пошло. Теперь все, кто встречал Сергея на стадионе, кричали ему: «Привет, Пеле-теоретик! За кого сегодня болеешь?..» Даже в школе привилось это имя.

Сергей не обижался, наоборот, гордился таким прозвищем. Дома у него была целая библиотека о футболе: книги по технике, тактике, морально-волевой подготовке; сенсационные матчи, поражения, победы… А в рамке над столом — два футболиста, два «гения футбола», как говорил о них Сергей, — Яшин и Пеле. Оба улыбаются, но, если присмотреться, улыбка Пеле кажется чуточку радостнее. И это понятно: он чаще побеждал.

Сергей видел столько игр на стадионе, что знал почти всех футболистов. Появились у него и любимцы — команда локомотивного депо. Ребята недавно закончили железнодорожное ПТУ. Играли неплохо, старательно, а побеждать им не удавалось. С каждым новым поражением парней охватывала все большая неуверенность в собственных силах, команда разваливалась на глазах.

— Форму отберу! Откажусь от вас! — кричал их общественный тренер, лысый мужчина в очках, которого они называли не по имени, а каким-то странным прозвищем — Конструктор. — До чего дойти: «Простокваше» проиграть! — так он презрительно величал команду молокозавода.

— И отбирайте, на кой эта форма, если, кроме стыда, она ничего не приносит, — в тусклом отчаянии произносили деповцы.

Сергей решил им помочь. Он даже разволновался, когда подумал, что сможет принести железнодорожникам пользу. Перед матчем «Депо» на кубок района он с раннего утра стал расписывать на бумаге схему. И когда расставил игроков, которых он хорошо знал, то изумился: получалось, что железнодорожники должны были играть по старой, давно изжившей себя системе «дубль-ве»! Но по ней теперь никто не играет. Избирают тактику «тотального» футбола или что-нибудь близкое к ней. Многие команды строят игру на «звездах», на универсальных игроках, которые могут все: и обороняться, и забивать. Но где такие игроки в команде «Депо»? И что делать, когда нет полузащиты, когда команда играет только по системе: «Где мяч — там все!». Они же от обороны к атаке переходят стихийно, не понимая законов игры, не пытаясь разгадать ее тайны. У них, правда, есть два технаря — Гостев и Бредихин, но они такие индивидуалисты, что по одному готовы бороться против целой команды. А их партнеры в это время лишь наблюдают, как они ведут трудную, неравную борьбу. И если, к примеру, Гостеву удалось пробиться к воротам противника, тут паса от него не жди, хоть партнер в более выгодном положении: «Лучше вдарю сам, авось забью! Тогда все мое, вся слава!..» Этот Гостев яблоком не поделится, хоть их у него полсумки, а то он мяч отдаст. Другое дело — Бредихин, он, правда, тоже не отдаст, но не из жадности, а от недоверия к партнерам. Поморщится и проворчит: «Играть не с кем, одни балерины!..»

Сергей перечертил все на чистый лист и вдруг, взглянув на будильник, что деловито и споро тикал на подоконнике, похолодел — в школе был уже четвертый урок. Сергей вскочил, чтобы мчаться на занятия, схватил портфель, но тут же поставил его на место.

«Поздно. Даже если и успею к пятому уроку, все равно день потерян… Скверно вышло, мать обидится. Ладно, в последний раз. Только помогу железнодорожникам, и все».

Стадион пуст и тосклив. На дорожках рассыпаны желтые листья. Над скамейками для зрителей наклонились осенние деревья. Небо, словно размытое дождями. В центральном круге сидит одинокая ворона, чистит перья. Холодно, тихо.

«Зря не пошел на пятый урок, там теперь литература…»

Скрипнула дверь, вышел мужчина с разметочной машинкой: Сергей никогда его здесь не видел. А мужчина махнул рукой, позвал:

— Эй, поди сюда!

Сергей подошел.

— Почему не в школе?

— Взял отгул, — буркнул Сергей, недовольный вопросом незнакомца.

— Тогда помоги. Видишь, дверь открыта? Принеси два пакета мела. Тебя как звать?

— Сергей.

— А меня — Сан Саныч. Вся детвора на стадионе при спортшколе так звала. Я раньше за мостом жил. Теперь квартиру получил в этом районе, на ваш стадион устроился. Как считаешь, можно тут работать?

— Считаю, можно, — в тон ответил Сергей, не особенно доверяя новому работнику, — может, пойдет и брякнет по телефону в школу: мол, болтается ваш один, примите срочные меры. Но, заметив, как Сан Саныч внимательно оглядел разметочную машинку, решил, что этот не пойдет, у него своих забот хватает. — Конечно, можно, — веселее произнес Сергей. — Даже нужно. Особенно зимой — за льдом следить некому. А понадобится помощь, я вам полкласса ребят приведу, меня в школе уважают.

— Ну, тогда порядок, тогда мы с тобой из этого кладбища настоящую олимпийскую арену сделаем. Иди за мелом.

Сергей сбросил куртку на скамейку и бегом направился в сарай. Найти мел не составило труда — он уже давно знал этот сарай. Тут лежали старые дырявые сетки от футбольных ворот, катки, лопаты, ломики, шланги и прочие инструменты, без которых стадиону не прожить. Сергей поднял два пакета с мелом и принес Сан Санычу. Тот высыпал мешки в металлический ящик разметочной машинки, спросил:

— Учишься хорошо?

— Хорошо, без двоек.

— Значит, плохо. Без двоек можно учиться, ничего не делая: только ходи в школу и все.

Сергею не хотелось говорить о школе, он сегодня был виноват. А кроме того, у взрослых свои представления об отметках, об учебе, их не переспорить.

— Ну, поехали, — сказал Сан Саныч и двинул машинку по самому краю футбольного поля. Она застрекотала, как детский автоматик, снизу посыпался мел, ложился он ровной полосой, обозначая боковую линию.

— Ты, видать, трудолюбивый парень, — сказал Сан Саныч, продолжая стрекотать машинкой. — Когда-то и сын мой был таким. Теперь вырос, в институте учится. Без стипендии.

— Почему?

— Потому что лентяй! — рассмеялся Сан Саныч.

Сергей не ожидал такой откровенности: несмотря на смех Сан Саныча, от его слов потянуло холодом и обидой.

— Почему лентяй?

— Потому что упустили мы его. Жена долго болела, комната у нас маленькая была, ему уроки готовить надо, вот и отправили его жить к бабушке. А та будто игрушку заполучила, стала баловать его, поощрять: куда захотел, туда пошел, во сколько захотел, во столько пришел. Мало над чем задумывался. Так и превратился в лентяя.

— Может, еще выправится?

— Я сам виноват. Недоглядел. На бабушку понадеялся. А когда жена умерла, говорю, мол, переходи ко мне, жить вместе будем. Куда там, ни в какую! Ответил, что ему с бабушкой неплохо. Конечно, неплохо, она у него как прислуга. А что у богатырского по виду парня душонка с мышкин хвостик — это ни его, ни бабушку не волнует.

В разговорах обошли все поле. Сергей еще два раза ходил за мелом и больше молчал, стеснялся Сан Саныча: впервые взрослый человек признавался ему в своих горестях.

— А сами вы спортом занимались? — спросил Сергей.

Сан Саныч переставил машинку и двинулся прямо на стойку ворот, обозначая белой полосой лицевую линию.

— Было в молодости, но чемпион из меня не вышел — силы воли маловато. В спорте ведь это главное — воля. Да и в любом серьезном деле. Занялся классической борьбой, и пошло у меня хорошо: через полгода всех ребят с нашей улицы борол, устраивал им «Дни воздушного флота», — они у меня, как реактивные, летали, только ловить успевай, чтоб не расшиблись при посадке. Ну, хвалят они меня, дружат со мной, зовут то в кино, то на танцы. А тренироваться стало некогда. Встретил меня на улице тренер, а я врать начал: мол, некогда, Петр Иванович, работы много… Теперь как вспомню его — так сердчишко и сожмется: хороший, добрый был человек!

Сан Саныч остановился, подобрал старую, выцветшую газету, свернул ее и опустил в карман своей рабочей куртки. И снова взялся за ручки машинки.

— А потом? — спросил Сергей.

— Потом, уже в армии, штангой занялся. Благородный спорт. А тоже не получилось. И силы было много, и наружу она просилась, а дошел до второго разряда — мышцы стали красивые, будто не человек, живая скульптура… Демобилизовался, на пляж стал ходить, туда, сюда: мол, смотрите, какая у меня фигура. Но хороша была фигура, да не та натура.

Они обозначили вратарскую и штрафную площадки. Ланцов из пригоршней насыпал мел на одиннадцатиметровую отметку. Провели длинную линию посередине поля, пошли по кругу, обозначая центр, и вернулись в сарай.

— Дождя бы не было, а то смоет всю нашу работу, — сказал Сан Саныч и закурил. — А ты чем-нибудь занимаешься?

— Нет пока. У меня врожденный сколиоз. Я даже от физкультуры освобожден.

— От физкультуры напрасно… И сильно заметно?

— Когда разденусь, видно, что одна лопатка выше другой. Если бы не это, я бы футболом занялся. И хоккеем. Но там надо силы много, а у меня мало.

— Потому и мало, что не спортсмен. А будешь играть, сила сама прирастет. Только не жалей себя, понял? Часто жалость к самому себе многому мешает. Идем ослабим сетки, пусть они просто повисят на воротах, потом натянем — будет совсем другой фасон.

Сергею все больше и больше нравился Сан Саныч, хотелось работать, продолжать разговор, просто быть рядом. И, помогая ослабить сетку ворот, он поинтересовался:

— Сан Саныч, почему наша сборная играет слабо?

— Сборная? Это, брат, тонкое дело… У меня когда-то останавливался заслуженный мастер спорта Валентин Федоров, не слыхал про такого?

— Кажется, он был организатором и участником матча в блокадном Ленинграде?

— Правильно, молодец. Вот он говорил, что прошло время, когда футбол для наших игроков являлся праздником. Теперь у них это работа. Они как на принудиловку ходят. А нужно, чтобы праздник вернулся.

Подсыпали песку во вратарской площадке, где земля была особенно выбита, собрали с поля бумажки, занесенные ветром, и Сергей даже не заметил, как время подошло к трем часам.

— Ну, Сан Саныч, я пошел. Надо уроки приготовить.

— Давай, брат, учись, это теперь твое главное дело. Меня не забывай. Сегодня за помощь спасибо. Дело сделали и поговорили от души. Мне, брат, не часто удается поговорить, как с тобой…

Дома Сергей вымылся, пообедал. Включил телевизор. Присел к столу, достал схему, которую составил утром.

«Только бы согласились, вот в чем загвоздка. И тогда увидят, как они могут сыграть!»

Но он не чувствовал большой радости от того, что перед ним лежала схема. Вина за пропущенный в школе день мучила его, давила на сознание, а представив себе, насколько нелепой покажется учителям и матери причина, из-за которой он прогулял целый день, Ланцов приуныл.

Он набрал номер телефона Тани Вороховой, но трубку никто не поднял, и тогда он позвонил другому однокласснику, Батурину.

— Иннокентий слушает! — раздалось в трубке.

— Кеша, это я, Ланцов. Классная не очень шумела, что меня сегодня не было?

— Как это не было? — закричал Батурин. — А кому я в долг червонец дал? Ты не финти, Ланцов, я это не люблю.

— Ох, Батурин, мне теперь самое время острить: позвонит классная матери — вот хохоту будет.

Батурин понял и оставил свой юмор, он сказал, что по списку проверяла только «русалка», она-то и отметила, что Ланцова нет.

— Правда? — вскрикнул от радости Сергей. — Может, на самом деле ничего, пройдет?..

И Сергей повесил трубку. Взглянул на часы — скоро должна прийти с работы мама.

«Надо успеть до ее прихода, а то опять начнет: «Все футбол да футбол, никакой жизни у человека, кроме футбола!»

Покопался в ящике, полистал прошлые номера еженедельника «Футбол — хоккей», ничего особенного ни в тактике, ни в технике для себя не нашел, задвинул ящик под кровать и вышел из дому.

На стадионе потихоньку собирались футболисты. Они сидели на скамейках, грызли яблоки и смотрели на строго размеченное нарядное поле. На всех четырех углах его красовались голубые флаги.

Сергей поискал Сан Саныча и увидел его у ворот — натягивал сетку. Сергей заторопился на помощь.

И вот поле готово — еще никогда оно не было таким празднично-красивым, как сегодня.

Сергей пришел к ребятам из локомотивного депо, послушал, о чем они говорят, и понял, что они собираются играть, как играли всегда.

— При такой расстановке вы опять проиграете, — сказал он.

— A-а, Пеле-теоретик! Привет! — поздоровались с ним футболисты. Капитан спросил:

— Почему ты решил, что мы проиграем? У нас сегодня команда — шестнадцать человек! Замены не ограничены, а у «Комбината» пока — только девять.

— Это облегчает вашу задачу, но не гарантирует победу, — сказал Сергей. — Нужно ваших игроков расставить вот так. — Он протянул капитану листок, на котором изобразил, кому где играть.

— Погоди со своим рацпредложением… Саша, ты сколько голов решил сегодня забить? — спросил он у Гостева.

— Два, кэп, — откликнулся Гостев. — По одному в каждом тайме.

— А ты, Володя?

— Я тоже два, — не моргнув, ответил Бредихин. — Но оба — во втором.

— То-то же, — удовлетворенно сказал капитан и подмигнул Сергею. — Доверю тебе по секрету, что я тоже собираюсь забить… Покажи, что ты принес? — Он взглянул на схему и рассмеялся: — Ай, Пеле-теоретик, это же старая система, по которой теперь никто не играет… Смотрите, он принес «дубль-ве»!

Футболисты, даже не взглянув в листок, засмеялись.

— Между прочим, благодаря этой системе, сборная Басконии победила все лучшие футбольные команды мира. Так что не смешно, — сказал Сергей.

— Сборная Басконии! А с чем это едят? — сострил Гостев.

— В Испании область такая, — сказал Сергей и понял, что это ничего не объясняло футболистам. — Когда в тысяча девятьсот тридцать седьмом году в Испанию пришли фашисты, испанские футболисты с оружием в руках защищали республику. А потом, чтобы не оказаться в лапах фашистов, собрали команду и выехали в Европу. И победили все лучшие команды, в том числе и знаменитых английских профессионалов!

Теперь железнодорожники не смеялись. Они молча смотрели на Ланцова, каждый думал о своем, а ему казалось, что они просто не верят.

— Я книгу читал о басках!.. Как же можно заниматься делом, ничего не зная о нем?

Эти слова наконец подействовали — игроки с интересом посмотрели на листок в руке капитана.

— Ладно, знаний у тебя никто не отнимает, — сказал капитан. — Но подумай: разве может наш правый защитник Витя Кравцов играть нападающего?

— Может! И обязан, когда это нужно!

— А Леша Коновницын… Разве ты заставишь его перейти в полузащиту? Он же прирожденный защитник! Нет, Пеле, по всем этим схемам-системам играют там, — он поднял вверх указательный палец, — а у нас, дружок, своя система: кто кого перебегает.

— Вы стройте свою игру, свою! А не только разрушайте чужую! — закричал Сергей.

— Вдруг пацан прав, надо подумать, — сказал вратарь Слава Малькевич. Но каждый видел, говорит он это для того, чтобы не обижать Пеле-теоретика.

— Конечно прав, — твердил Сергей, глядя на капитана. — Вы только попробуйте, тогда увидите. Я вам хорошего желаю, честное слово…

Капитан вернул ему листок и вместе с другими футболистами побежал на разминку.

В команде тонкосуконного комбината не хватало двух игроков. Они так и не подошли.

Судья дал свисток. Игра началась.

Сергей, хоть и обиделся, что «Депо» не приняло его схему, все-таки болел за них. Поначалу железнодорожники всей командой бросились на «Комбинат» и в одной из атак чуть не забили гол. Но постепенно игра выравнивалась. «Комбинат» чаще владел мячом, и вскоре их нападающий легко прошел по краю, дал пас в центр, а там полузащитник сильным и точным ударом направил мяч в нижний угол. 1 : 0 повел «Комбинат».

«Текстильщики поняли, что железнодорожники не команда, а толпа. Теперь так и пойдет», — думал Сергей.

Но большего в первом тайме футболисты «Комбината» не добились. Команды ушли на перерыв, и Сергей снова явился к железнодорожникам, снова стал убеждать их перестроить игру.

— Ладно, парень, разберемся. Иди готовь уроки, а то лебедя получишь, — сказал капитан, улыбаясь, как истинный друг, а на самом деле прогоняя Сергея от команды.

Но Сергей был убежден, что победу нужно искать только в воротах противника. И не понимал: какой смысл быть твердолобыми, когда дело идет к поражению?

— Вы только поймите, из вашей команды «лебедь, рак да щука» выходит, — не унимался он. — А если вы станете атаковать, то сразу поймете, в какую сторону тащить футбольный воз…

— Пеле! — крикнул капитан. — Не буди во мне зверя, а то пожалеешь.

— Ты сам пожалеешь, — в упор посмотрел Сергей.

Капитан вскочил со скамейки, но между ним и Ланцовым встал вратарь.

— Не кипятись, Гриша, давай попробуем, — сказал он. — Может, и прав пацан. Нам держаться особенно не за что, все равно проигрываем.

— Нечего опыты проводить, не тренировка, — зло сказал капитан. — У них всего девять человек, а впереди целый тайм. Тут их минимальность и скажется. Мы теперь замену делать не будем, а к середине второго тайма заменим сразу пятерых — они выйдут со свежими силами да как врежут!..

Но во втором тайме случилось то же, что в первом: после двух-трех неудачных попыток Бредихина и Гостева пройти к воротам противника «Комбинат», несмотря на свою «минимальность», бросился в наступление. И железнодорожники торопливо сбились в кучу у своих ворот. Последовала длинная передача левому крайнему «Комбината», и тот метров с двадцати пробил по воротам: 2 : 0.

Увидев это, Сергей, хотя и позлорадствовал: «Так вам и надо!» — все-таки огорчился, поняв, что это конец.

Не помогли и пять замен, которые произвели игроки «Депо». Новые футболисты, как молодые жеребцы, табуном устремлялись к мячу, но «Комбинату» не составляло труда удерживать свои ворота «сухими».

Когда закончилась игра, Сергей засунул озябшие руки в карманы куртки и двинулся домой.

Долго не ходил Сергей на стадион. Порой по дороге из школы тянуло туда, но он ускорял шаги и проходил мимо. Да и в школе прибавилось забот: Сергей хорошо рисовал и его избрали в классную редколлегию. Теперь после занятий Ланцов и редактор Таня Ворохова оставались делать газету. Первый номер они решили посвятить борьбе за мир. Сергею очень хотелось, чтобы их газета вышла красивая, интересная. Он долго думал, как ее оформить, и наконец нарисовал два земных полушария — Восточное и Западное, и эти полушария протянули друг другу для пожатия большие, сильные руки. А на руках, как воробьи на ветках, сидели разноцветные дети.

Много времени отняла газета у Ланцова и Вороховой, но, когда вышел первый номер, все увидели, что он удался, — приходили смотреть даже десятиклассники.

С Таней Сергей готов был выпускать газету хоть каждый день. На уроках он сидел впереди Вороховой и еле сдерживался, чтобы не обернуться, не посмотреть на нее. Зато когда она выходила отвечать, он открыто разглядывал ее лицо, волосы, руки, платье. Она отвечала весело, быстро; она знала больше, чем нужно знать по заданию. И ставили ей всегда отличные отметки. Для нее это была норма, потому что училась она не за пятерки, просто училась, и все.

Но особенно открылся ему Танин характер, когда они всем классом решили сыграть в футбол. Сергей судил этот матч, Таня защищала ворота, и вдруг Витька Пронин со всей силы ударил по мячу и попал ей в лицо. Таня пошатнулась, побледнела, но даже не подумала оставить ворота, стояла до конца.

В тот же день Сергей пошел в театральную кассу и взял два билета на оперу Джузеппе Верди «Риголетто» — ему казалось, что они с Таней должны пойти именно в оперный театр, а не в мороженицу или в кино, как другие.

Каждый день он приносил билеты в школу, но все не мог сказать о них Тане.

Однажды после занятий она предложила ему посмотреть материал для новой газеты. Он обрадовался.

Когда все ушли, Таня вытащила из портфеля несколько заметок, которые с превеликим трудом добыла у одноклассников, разложила их на столе.

— Вот все, что у меня есть, — сказала она. — А ты почему-то улыбаешься, будто у нас готовая газета.

— Не горюй, пожалуйста, Ворохова, найдем выход… У меня вот что есть, для нас с тобой, посмотри…

— Разве ты любишь оперу? — спросила она, внимательно рассмотрев билеты.

— Не знаю, еще не думал. Но кажется, готов любить.

В самой глубине Таниных темных зрачков он видел крохотные солнечные точки — они то появлялись, то исчезали, то снова начинали светиться мягким теплым светом.

— Спасибо, — наконец сказала она. — Очень неожиданно: ты и оперный театр… Надо же, как бывает…. Но к сожалению, я не могу, не обижайся, ладно? Мы дружим с Володей Титовым, и ты теперь поймешь, почему я не могу… Не обижайся только, я правда не могу.

Ему сделалось душно, жарко, захотелось уйти, убежать на улицу. На стадион. К ребятам. К Сан Санычу.

— Ладно, Ворохова, я все понял, извини. Только прошу тебя, возьми эти билеты. Когда я их покупал, я думал о тебе, — сказал он и поднял портфель…

На поле играли футболисты, и Сергей сразу узнал деповскую команду.

Но что это? Точные передачи, пас в нужное место — гол!.. Ого! И не бегают стадом за мячом. Присмотревшись, он в удивлении сдвинул шапку на затылок: команда локомотивного депо а-та-ко-ва-ла! «Они поняли, поняли, раз отказались жить по-старому!» — радовался он.

Подхватив портфель, он помчался к воротам Славы Малькевича. Тут же остановился и медленно пошел в сторону скамеек.

— Эй, Пеле! Привет! — закричал вратарь. — Подожди, друг, не уходи!

Сергей присел на скамейку и, кусая губы, стал болеть за «своих». Никогда он еще не волновался так, как сейчас. Ведь они выигрывали!

В очередной атаке деповские ребята снова забили гол, и было видно, что это дело для них привычное, потому что даже радоваться не стали: просто побежали на свою половину, и все.

И не успел противник начать с центра, как судья трижды свистнул в хриплый, словно бы простуженный свисток.

«Чудеса в пробирке! — радовался Сергей. — Значит, я был прав, когда говорил им, что надо атаковать!..»

— Поздравляю с победой! — сдержанно проговорил он, глядя на Славу Малькевича. А тот пожал ему руку и, неожиданно обняв за плечи, повернулся к ребятам:

— Эй, парни! А ведь наши победы начались с него! Помните, мы играли на кубок с «Комбинатом»? Это ведь он позвал нас в атаку! Он наш двенадцатый игрок.

— Конечно помним! — закричали железнодорожники. — Он головой пытался сделать то, чего мы не могли ногами.

Сергей прекрасно понимал, что у ребят после трудной победы хорошее настроение, но все же сердце трепетало от радости. Еще бы, такие слова дано услышать не каждому!

— Качать Пеле-теоретика! — и в следующую секунду Сергей взлетел над руками футболистов так высоко, что ему показалось, будто он видит крышу пятиэтажного дома.

— Молодец, Серега! — сказал Слава Малькевич, когда мальчишку поставили на ноги. — Уже в четырех играх победили. На следующий год играем в этой же группе, а так — чуть не вылетели. Теперь о главном: мы с ребятами посоветовались и решили назначить тебя нашим тренером. Ты согласен? Мы к тебе с официальной просьбой. И вашему директору школы бумагу принесем. Так что дело за тобой, подумай, ладно?

Сергей опустил голову, спросил дрогнувшим голосом:

— Вы тут Сан Саныча не видели?

— Болеет Сан Саныч. Даже поле разметить некому, сами размечаем… Так мы ждем твоего решения, ладно?

Сергей поднял голову, чуть заметно кивнул. Он попрощался с футболистами и пошел к директору стадиона. Открыл дверь, увидел пожилого тучного мужчину с папиросой между пальцами.

— Здравствуйте!.. Мне адрес Сан Саныча, я бы его навестил.

— А кто ты ему?

— Никто. Знакомый.

— Вот, списывай, если знакомый, — директор протянул «Алфавит». — Нашел? Его фамилия Семенов. А заодно и от меня привет передай. И это, — он вытащил из ящика стола два больших краснобоких яблока…

Дверь открыл огромный парень в меховой куртке и полосатых брюках, С одного взгляда можно было догадаться, что это Сан Санычев сын.

— Сан Саныч дома? — спросил Сергей. — Мне сказали, что он болен, я пришел навестить.

— А кто ты?

— Никто, мы с одного стадиона. Работали вместе.

— Ох, работнички… Дуй туда к своему Сан Санычу.

Сергей открыл дверь и увидел Сан Саныча: он сидел в низком кресле, тепло одетый, в матерчатых шлепанцах на войлочной подошве. Читал газету.

Сан Саныч вначале не поверил собственным глазам, даже слегка испугался — не случилось ли чего? Но, заметив Сережину улыбку, обрадовался:

— A-а, Сережа, входи. Раздевайся. Что у тебя нового?

— Все по-старому, на стадион заходил. Там сказали, что вы болеете.

— Верно, болел, теперь поправляюсь. Садись, друг, чайку попьем, потолкуем… Валентин! — позвал он сына. — Зайди на минутку!

— Чего тебе? — показался в дверях Валентин.

— Знакомься, сынок, это мой приятель Сережа. А это мой сын, сельскохозяйственный институт заканчивает.

— Ну, так чего тебе?

— Поставь нам чаю.

— Некогда. Ты же знаешь, тороплюсь.

— Ладно, сами поставим, — сказал Сан Саныч и махнул рукой…

Они пили чай, разговаривали, и Сергею казалось, что он уже не впервые в этой небольшой теплой комнате с голубыми обоями.

Все было привычно, знакомо: шкаф, стол, кровать, стулья, полка с книгами. Такая же комната была и у Сергея, только над столом вместо фотографии молодой смеющейся женщины — два портрета — Яшина и Пеле.

— Ну, а в школе что у тебя?

— Учусь помаленьку. Стенгазеты рисую.

— Тонкое дело… И получается?

— Не знаю, себя трудно хвалить. Когда заметки хорошие, тогда лучше выходит.

Сан Саныч слушал, кивал головой, отчего-то вздыхал, и Сергею казалось, что он вспоминает свое детство, школу и ребят, с которыми когда-то вместе учился.

— Ну, я рад за тебя, что живешь интересно. А на стадион приходить будешь? Зима наступает, скоро начнем лед в коробке растить.

— Буду, Сан Саныч. Вместе и нарастим. У меня тоже опыт имеется.

— Вот и хорошо, — сказал Сан Саныч, пересаживаясь от стола снова в кресло. — Однако тебе домой пора. Небось родители ждут?

— У меня только мама. Отец умер, когда мне было четыре года.

— Плохо без отца?

— Не знаю… У меня мама хорошая…

Сергей оделся и вспомнил, что директор стадиона тоже прислал Сан Санычу привет. Но Сан Саныч взял только одно яблоко, а другое протянул Сергею.

— Бери, бери, мне одного хватит. У меня от них оскома.

Сергей попрощался и вышел на улицу. Падал пушистыми хлопьями снег, медленно ложился на тротуар и на плечи прохожих и не таял, потому что наступил первый мороз.