Последний блюз ночных

Гл.25

Проблема. Как из заброшенного метро найти выход в московский метрополитен? Где-то он пересекается, это понятно, но где? В любом случае нужно идти по шпалам во тьму туннеля, пока это единственный путь.

Осман и Ли, видно испытывая неловкость за свои прежние страхи, идут впереди, подсвечивая дорогу лучами мощных фонарей, мне же, особый свет не нужен, в последнее время зрение обострилось и весьма сносно вижу в темноте. Необычное состояние, словно проявляются картинки, без теней и контраста.

Пустынно, рельсы, поблёскивая холодным металлом, от касающихся их света фонарей, исчезают вдали. Кажется, всё живое вымерло и вряд ли кто рискнёт спуститься в кошмарные глубины подземного мира.

Но вот, то там, то здесь, вспыхивают красные огоньки. Они двигаются, иногда замирают, скачут по стенам, прыгают на шпалы, шлёпают по лужам.

— Крысы, — говорит Эдик. В голосе ощущается напряжённость. — Огромные крысы, — добавляет он.

Всматриваюсь в темноту, картинка проявляется, замечаю серые бока омерзительных животных. Они сбегаются в стаи, иногда останавливаются, обнюхивая друг друга, целенаправленно смотрят на нас, словно обсуждают дальнейшие действия.

Осман не выдерживает, выпускает очередь по серым теням, затем и Ли присоединяется. Огоньки исчезают, вновь становится тихо, но чувство, что за нами наблюдают, только усилилось.

Рита полностью преображается, метаморфозы столь сильные, что уже не видно человеческого тела. Огромный питбуль, высекая когтями искры, тяжело дышит, распространяя запах псины. Странная картина, ведь где-то внутри, скрывается тонкая фигурка женщины, судорожно удерживающая автомат.

Осман, забывшись, видно вспомнив своих волкодавов, охраняющих овец, протягивает руку, чтоб поладить страшного пса и, едва не лишается пальцев, Рита не терпит фамильярности.

— Прости, женщин, — с акцентом говорит он, хотя прекрасно владеет русским и правильно склоняет слова, очевидно, он в страшном напряге.

Рита лишь взвыла и потрусила вперёд, она с трудом сдерживает звериные инстинкты. Как сейчас её понимаю, мне самому смертельно хочется достать драконий камень и отдать ему свою душу, получив взамен сокрушительную силу зверя. Но меня страшит, хотя всё меньше и меньше, что стану ещё одним Чёрным Драконом. Чем глубже уходим в туннель, тем сильнее возникает желание напоить камень кровью и не просто, погрузить в него полностью своё тело. Злая магия усиливается под толщей земли, вышибая из меня остатки разума.

— Катя, ты как? — с тревогой окликаю её.

— Еле сдерживаюсь, — скрипнула зубами она.

— О чём это вы? — Эдик подходит к ней, пытается обнять, но она резко сбрасывает руку.

Внезапно Рита, коротко взвыв, бросается в глубину туннеля, словно вихрь пронёсся и исчезает.

— Рита! — в страхе кричу я.

— Она не ответит, — Катя обмякла, опирается об Эдика, грудь судорожно вздымается, её изумрудные глаза поблекли. — Она забрала чужую магию с собой.

Действительно, с меня словно спали оковы, мозг вновь начинает соображать.

— А как же Рита? — в душе вспыхивает горечь и страх за неё.

— Если справится, вернётся, нет… станет ещё одним воином в стане врага, — жестоко отвечает Катя.

— Я не верю, — дыхание перехватывает от горя. Внезапно мне кажется, что я её любил.

— Эх, напарник, как ты расклеился, а мы ведь, только в начале пути, — пристыдила меня Катя.

Как пусто вдруг стало, словно вырвали кусок души. Корю себя, что так мало уделял ей внимание и зачем я полюбил дочку Чёрного Дракона. Видение образа Стелы вспыхивает перед глазами и быстро растворяется в светлом сиянии.

— Ты в порядке? — с беспокойством окликает меня Катя.

— Да, только пусто на душе.

Осман останавливается, поднимает руку, быстро прижимаемся к стенам.

— Что там? — вскидываю автомат.

— Дрезина. Мы пройдём вперёд, — Осман и Ли сгибаются и, короткими перебежками устремляются к ней. — Здесь мёртвые люди, карлики, — громко шепчет Осман.

— Вперёд, — командую я.

Срываемся с места, подбегаем, останавливаемся как вкопанные. Картина нелицеприятная, вокруг дрезины разбросаны изувеченные тела, все небольшого роста, бородатые. Кто-то с перекушенной шеей, у кого-то разорван живот, всё залито кровью, а внутренности разбросаны в разные стороны, даже на стенах повисли. Такое ощущение, что здесь произошла битва за дрезину, но погибли все.

— Что за люди? — пытаюсь разглядеть в кровавом месиве человеческие черты.

— Это не люди, — икает Герман Ли.

— У них хвосты, — замечает Эдик.

— В дрезине кто-то живой, — Катя отшатывается в сторону, палец на курке напрягся, едва не стреляет.

Осман поддевает стволом автомата тряпьё, откидывает сторону, морщит нос от невыносимой вони, пинает какое-то существо. Раздаётся злобное шипение, показывается огромная голова на тонкой шее, худые пальцы обхватывают борта дрезины, шатаясь на ножках-спичках, на нас оскалилось брюхатое существо.

— Боже мой! — вскрикивает Ли.

— Какая мерзость! — кривится Катя.

— Интересное создание, — с большим вниманием рассматривает его Эдик. — А вы знаете кто это? Это обменыш.

— Какой обменыш? — не понимаю я.

— Младенец, которого обменяли на чертёнка.

— Что за бред, — нетактично фыркаю я. — Ещё скажи, что черти существуют.

— Почему бы нет, — пожимает плечам Эдик.

Существо из последних сил лезет за борт, маневрирует на скользком краю, заваливается, я едва не бегу подхватить его, боясь, что тот разобьётся, но отвращение сдерживает. Обменыш падает на шпалы, всхлипывает как ребёнок, с трудом поднимается, с лютой злобой смотрит на нас и, ковыляет в темноту, с трудом удерживая на печах тяжёлую голову, которая падает то в одну сторону, то другую.

— Весь сброд собирается, — Катя держит мерзкое существо на прицеле. Не удивлюсь, если сейчас выстрелит, но она со злобным хмыканьем опускает ствол вниз.

Ли немного приходит в себя, осматривает мертвецов:- Кто же это? — в недоумении восклицает он. — Что за мужички такие?

— На хвосты посмотри и всё ясно станет, — аварец хищно раздувает ноздри, тыкает их стволом.

— Неужели черти? — в ужасе отшатывается Ли.

— Нет. У них, говорят, рога есть, а у этих нет, — Осман мрачный как скала ночью.

— Дикинькие мужички. Вон, пальцы костяные, а бороды ниже колен, — у Эдика глаза светятся от счастья, он встретился с тем, что считалось вымыслом наших предков. Зная друга, понимаю, всякое открытие его доводит, чуть ли не до экстаза.

— И… кто они, — икает Ли.

— Низшая нечисть, сродни лешим, нападают на людей, щекочут до смерти.

— Какая изощренная пытка, — передёргивает плечами Катя, — похоже, она больше смерти боится щекотки.

— Их словно волки грызли, — осматривается Осман, лицо окаменело, глаза выпучены, как у быка, увидевшего красную тряпку. В отличие от Эдика, он не испытывает блаженства от всей этой мерзости. Не дай бог, что ни будь, шевельнётся в темноте, палец мигом нажмёт на спусковой крючок.

— Да это Ритка, их уделала, — уверенно говорит Катя.

— Вероятно, — я вздыхаю, мне страшно за неё, много отдал бы, чтоб она была рядом с нами. Какая она милая и хорошая, даже в обличие зверя испытывает за нас беспокойство.

— Попались под горячую руку, она сейчас разъярена как никогда, будет рвать и наших и ваших, пока кто-нибудь её не остановит, — безжалостно обрывает мои светлые мысли Катя.

— Ты неправа, Катюша, она не потеряла разум.

— Может быть, — поспешно соглашается она, — но кто-то её ведёт, это точно. Нас тоже хотел окутать магическими сетями, но Рита впуталась в них первая. Заметь, на людей эта магия не распространяется, — косится на Эдика, — только на нас, мы для него лакомые конфетки. Боюсь, как только притащит к себе Риту, займётся нами. Знать бы кто это?

— Ты что, до сих пор сомневаешься? Упырь сказал, это генерал. А кто у нас генерал?

— Щитов, — неопределённо говорит Катя.

— Единственно, смущает, почему он с нами раньше не расправился? К чему такие сложности? — не понимаю я.

Катя на миг задумывается и уверенно говорит:- Он всерьёз нас опасается, не стал нападать без своих слуг. Здесь тьма, куча нечисти, да и колдуны есть в наличии. Я уверена, это они расставили магические сети. Не вляпаться б в них вновь, — мрачнеет она.

— У них в руках книга, которую я нашёл и тут же потерял. В ней есть магия и против нас, — с сожалением вздыхаю я.

— Та самая?

— Именно. Угораздило меня выронить её в Отстойнике.

— Кто же мог туда добраться, неужели генерал?

— Вероятно, он знает и другие, секретные пути, чтоб проникнуть столь далеко в будущее. Безусловно, его необходимо остановить. Он ещё более опасен, чем мы думаем, — теперь меня ничто не сможет остановить, картина, нарисованная моим воображением столь чудовищна, что уже не до сантиментов. Кто является, чьим-то отцом, уже неважно, на кону даже не один мир, а — миры.

Эдик ворошит стволом автомата грязное тряпьё, вышвыривает его на пути, морща носы, ему помогают Осман и Ли.

— Транспорт готов, — радостно улыбается Эдуард.

С опаской заглядываю в дрезину. От неё разносится вонь, путешествовать на ней не очень хочется, уж очень она пропахла нечистью, но что делать, лезу.

Осман и Ли спихивают с путей дикиньких мужичков. С удовлетворение отмечаю, парни привыкают к странностям сего мира. Вот Ли, присаживается на корточки, с омерзением тыкает стволом гибкий хвост одного из убитых, качает головой, Осман, вообще, без всякого почтения бесцеремонно оттаскивает их с путей за ноги.

Дрезина пропитана какой-то слизью, скользят ноги, пришлось еще повозиться с полчаса, забрасываем дно бетонной крошкой, теперь белее менее.

Стронулись с места, вероятно вовремя, так как вновь видим красные огоньки глаз огромных крыс. Одна из них всё же выпрыгивает на пути, но Осман не церемонится, срезает очередью из автомата, бьём её корпусом дрезины и устремляемся в путь, прямиком в чёрный зев туннеля.

Под перестук колёс немного расслабляемся, ветром несколько сдувает мерзкий запах, да и принюхались уже, даже Катя перестала охать и стонать, она совсем не переносит дурные запахи.

На полном ходу выскакиваем на какую-то станцию, хотел было остановит дрезину, но вижу множество непонятных силуэтов, бесцельно бродящих по перрону, может люди, а может, что похуже, не стал рисковать, ещё больше отпускаю рычаг, со свистом проскакиваем мимо. Кошусь назад, тёмные тени прыгают на шпалы, расставив руки, бредут в нашем направлении, но им не угнаться за нами.

— Это зомби? — клацает зубами Ли.

— Наверное, — с неохотой говорит Эдик. Как странно, но он сильно побледнел. Вероятно, что касается разума человеческого, для него святое, здесь же — пугающая пустота. Ни проблеска мыслей, полное отсутствие души, одно лишь неразборчивое мычание, но вскоре и оно затихает.

— Серебряные пули их не остановят, если б не дрезина, станцию не прошли. Эх, Ритка, спасибо тебе, — Катя неожиданно шмыгает носом.

Через некоторое время в стенах туннеля обнаруживаются обвалы, кругом валяются каменные глыбы, но с путей их кто-то убрал. Рельсы полностью скрываются под водой, здесь бьют подземные источники, но проехать ещё можно, правда, пришлось существенно сбавить скорость.

Ледяная до ужаса вода захлёстывает через борта дрезины, весьма неприятно. Словно плывём, вся надежда, что нет провалов, иначе окажемся в воде, а Катя плавает плохо и выбраться отсюда некуда, по бокам скользкие стены.

Прекрасно понимаю, благодаря дрезине мы достаточно легко миновали тщательно организованную ловушку, пешими, даже если смогли прорваться сквозь заслон из полчищ зомби, впереди ждала бы водная преграда, без дрезины не пройти и лишённые души существа рано или поздно настигли б нас.

Лучи фонарей пляшут по воде, что-то мне подсказывает, в глубине таится враждебная человеку сила. С напряжённым вниманием вглядываюсь в мутные воды. Вроде как тени мелькают, неужели и здесь нас поджидает опасность.

Словно рыбина плеснула по воде хвостом и, в следующую секунду, мертвенно - бледное тело ткнулось о борт дрезины и мгновенно отскочило в сторону от града из серебряных пуль, Осман и Ли, стоящие у борта, успели заметить приблизившуюся тварь.

— Зачем? Может это безобидное существо, — взволновался Эдуард, страдальчески возведя брови вверх.

Ли дёргается в омерзении:- Видели бы вы эту гадину, как раздутая жаба, — в раскосых глазах светится решимость, парень явно быстро осваивается.

— Здесь добрых нет, — раздувает ноздри аварец, глаза покраснели как у разъярённого быка. Он ещё раз стреляет в воду. — Вроде как зацепил, — с удовлетворением говорит Осман, оттирая пот с толстой шеи.

В следующую секунду дрезина наезжает на скрытое в воде препятствие, резко тормозит, от толчка хватаемся за борта. Краем глаза замечаю тонкие как ветки пальцы и из воды, выпрыгивает маленькое, горбатое существо, брюхатое, с сучковатыми руками, обдаёт холодом, обхватывает Эдика лапами и утаскивает в воду. Не раздумывая, ныряю следом. Вода обожгла, словно кипяток, одежда вмиг отяжелела, шарю под водой руками, к счастью цепляю ногу друга, но его тянут с невероятной силой. Упираюсь об рельсы, стискиваю зубы, умру, но не отпущу друга. С дрезины ещё кто-то прыгает, помогает мне, с общими усилиями вытягиваем Эдика на поверхность, он с шумом вдыхает воздух, славу богу не захлебнулся.

Вблизи вижу безобразную морду дряхлой старухи, тонкие губы вытягиваются в мою сторону, бью локтем, попадаю, словно в резину, но тварь заголосила как раненая обезьяна, пытается укусить, но получает кулаком прямо в рот от моего помощника.

— Гадина, получай ещё! — оказывается это Герман Ли. Он мастерски наносит боковой удар, я, снизу в челюсть. Хрустят косточки, изо рта вываливаются зубы, тварь истерично орёт, плюётся, но Эдика не отпускает. Мне становится не по себе, она обладает чудовищной силой. Внезапно вижу в отдалении, всплывают несколько безобразных голов, мутные глаза тускло светятся в темноте, ещё один момент и они будут рядом.

На помощь приходит Осман, рыча как зверь, безумно вращая глазами, режет горло мерзкому существе. Брызгает белёсая жидкость, шея свешивается на тонком позвоночнике, наконец-то она отпускает свою жертву, отплывает, болтая почти перерезанной головой. С ужасом замечаю, как шея быстро срастается.

— Бежим! — ору я и тащу Эдика за собой. Звучат автоматные выстрелы, они отпугивают приблизившихся других существ.

— Быстрее!!! — надрывается Катя, непрерывно, стреляя.

Помогая друг другу, переваливаем через борт. Хватаю брошенный автомат, присоединяюсь к Кате, затем и Осман с Ли. Шквал из серебряных пуль отшвыривает нечисть и она скрывается в воде. Дрезина неожиданно трогается с места, а позади, всплывает раздутый утопленник, вот оказывается, чем подпёрли колёса.

Набираем ход, до боли в глазах всматриваемся в глубину, постоянно стреляем, всё кажется, кто-то мечется на пути. С такой интенсивной стрельбой и патроны скоро могут закончиться, совсем не устраивает такой расклад.

Эдик присаживается на корточки, дрожит от холода, глаза задумчивые, на лице ни тени от пережитого. Он что-то калькулирует в своей гениальной голове, внезапно, словно очнулся, улыбается как дитя при виде любимой игрушки:- Шишимора, одна из самых слабых в мире нечисти, — с радостью изрекает он.

Мы все смотрим на него как бараны на новые ворота.

— Эдик, очнись, мы едва не погибли. Чему ты радуешься? Хочу спросить тебя, где твой автомат? — мой друг лучезарно улыбнулся, даже я, долго знающий его, ошеломлён его реакцией:- Автомат, это ерунда, вы только вдумайтесь, всё существует, всё что мы читали в мифах, это же здорово! — его бородка растянута от уха до уха, он улыбается своей гениальной улыбкой.

— Да ну тебя! — я едва не вспылил. — Говоришь, это существо слабенькое?

Эдик приходит в себя, хмыкает:- С другими так просто не справимся.

— Ты всегда можешь хорошо утешить, — хлопаю его по мокрым плечам. — Однако, если в ближайшее время не обсушимся и не обогреемся, ждёт нас переохлаждение, а это верная смерть.

— Надо быстрее выбираться из этого болота, мальчики, — всполошилась Катя.

Рычагами толкаем дрезину, постепенно, преодолевая плотность воды, увеличиваем ход. Осман и Герман Ли постоянно постреливают, мы под пристальным вниманием водной нечисти, пока серебряные пули спасают.

Грязно-белые тела мелькают у самых колёс, изредка из воды появляются длинные руки со скрюченными пальцами, слух режет истерический хохот, громкое бульканье и всплески в опасной близости от нас.

Эдик стоит со мной на рычагах, крутит по сторонам шеей, пытается рассмотреть в гадких рожах очередное мифологическое существо.

— В основном шишиморы, — с разочарованием подводит итог своим наблюдениям, — в некотором роде нам везёт.

Очередная злодейка запрыгивает на борт, но шквальный огонь из автоматов словно разрезает её на части, но она вытягивает тонкие губы и пытается схватить сучковатыми пальцами кого-нибудь из нас. Герман Ли наотмашь бьёт прикладом, ломая позвоночник, она переламывается пополам и с хохотом падает, взметнув фонтан воды, идёт на дно.

Куда не глянь, из воды торчат старушечьи головы, их зрачки светятся в темноте как глаза голодных крокодилов. Мы работаем рычагами из последних сил, вода захлёстывает через борт, утяжеляя и без того громоздкую дрезину, но намечается тенденция подъёма. Наконец вода отступает, а с ней и вся водная нечисть. Выбираемся на сухие пути и разгоняем дрезину до скорости хорошего автомобиля.

В пылу боя нам жарко, вода и пот нагрелись от тела и получился эффект как от мокрого гидрокостюма, единственное неудобство, одежда сильно сковывает движения.

Вновь появляются крысы, такое ощущение, что они за нами следят, близко не подходят, вероятно, успели познакомиться с серебряными пулями. С громким писком перебегают с места на место, заскакивают на ржавые трубы, протискиваются в щели. Всюду мелькают голые хвосты, глаза светятся, словно раскалённые угольки, поблёскивают жёлтые резцы передних зубов, когда они, встав на задние лапы, нюхают воздух, насторожено двигая головой по сторонам.

— В детстве я боялась крыс, — Катя пристально рассматривает неприятных животных.

— А чего их опасаться, обычные живые существа, заняли свою нишу и не трогают человека, если он с ними не пересекается, — Эдик как всегда глубокомыслен в своих рассуждениях.

Внезапно крысы как по команде исчезают, выезжаем к перрону очередной станции. Она пустынна и на ней есть освещение, правда не электрическое, светится плесень в углах стен и на бетонном полу.

Нажимаем на тормоз, визжат колёса, вылетают жёлтые искры, дрезина, словно делая над собой усилие, останавливается.

— Интересно, а где мы? — Ли первый выпрыгивает на шпалы, озирается по сторонам, беря под прицел всё, что ему кажется подозрительным.

— Под Москвой, — пожимает плечами Осман.

— Спросить бы у кого? — Ли выбирается на перрон.

— Типун тебе на язык, — усмехаюсь я. — Не хотел бы здесь с кем-нибудь встретиться.

— В любом случая необходимо найти ориентир, чтобы узнать направление к станции Кропоткинская, — Эдик помогает выбраться Кате, бережно обхватывает её за талию, ссаживает на землю.

— А что говорит твоя интуиция? — заглядывает она ему в глаза.

— Интуиция говорит, здесь темно, почти темно, — добавляет Эдик. — Найти бы выход наверх, так проще будет сориентироваться.

— Считаешь, что здесь может быть выход? — смотрю на друга, знаю, просто так он ничего не говорит, значит, у него есть кое какие соображения на этот счёт.

— Оттуда воздух идёт. Хотя не факт, — добавляет Эдик, — очень может быть там переход на другие линии.

Стоим на перроне, вокруг ни души, даже крыс нет. Меня это начинает сильно тревожить.

— Крысы исчезли, — подтверждает мои опасения Эдик.

— Что бы это могло значить? — струхнула Катя.

— Боятся чего-то, — пожимает плечами мой друг.

— Когда хочешь, можешь успокоить, — у Кати вырывается короткий смешок.

— Их кто-то жрёт, — Ли спотыкается об кучку обглоданных крысиных костей, отшвыривает сапогом, с настороженным вниманием оглядывается, водя автоматом по кругу.

Осман освещает стены станции фонарём, их когда-то начинали обкладывать мраморными плитами, но только успели заложить лишь нижний ярус. В дальнем углу перрона одиноко притаился трёхметровый вагончик, что обычно используется строителями — одно из единственных напоминаниях о пребывании здесь людей. Да, вот ещё, на стенах малярной кистью смачно написано: «Вован козёл!», а чуть ниже: «Сам козёл!!!», я улыбаюсь, на лицо обычные человечески чувства.

— Вагончик проверьте, только аккуратно, — обращаюсь к сержантам.

Они идут осторожно, но крысиные косточки иной раз хрустят под ногами, разнося звук достаточно далеко. Конечно, вряд ли кто-то там есть, но переживания захлёстывают меня через край, даже делаю пару шагов вслед.

— Они сами справятся, — дёргает меня за рукав Катя, — лучше держи на прицеле дверь.

Наконец-то они подходят, Ли отходит в сторону, присаживается на колено, держит наизготовку автомат, Осман осторожно открывает дверь, светит фонарём и замирает. Через некоторое время, так же тихо отходит, пятится, дёргает недоумевающего Ли и, почти бегом направляются к нам.

— Что там? — с испугом смотрю в серое от ужаса лицо аварца.

— Там женщин спит, — выпучив глаза, шёпотом говорит он.

— Какая женщина? — едва не выкрикиваю я.

— Большая, растянулась на весь вагон, она лежит на человеческих костях и у неё один глаз.

— Очень интересно, — Эдик скребёт бороду. — Может пробовать разбудить?

— С ума сошёл? — Катя вздрагивает.

— Очень может быть, — соглашается он. — Пойду и я посмотрю, — не успеваю ему запретить, а он уже шагает в направлении строительного вагончика. Хочу выругаться, но он идёт на удивление тихо, на косточки не наступает. Вот подходит к двери, слегка открывает, светит фонарём, затем, так же тихо закрывает, на цыпочках бежит к нам:- Уходим отсюда и как можно быстрее — это не женщина, даже не человек.

— Так кто же это? — его страх передаётся и мне.

— Это то, с чем мы не справимся. Боюсь, даже от упоминания имени, она может проснуться, тогда нам крышка.

— Какая крышка? — помертвев от страха, округляет раскосые глаза Ли.

— Гробовая, причём в буквальном смысле, — цедит сквозь зубы Эдик.

— Эдик, зачем ты нас пугаешь, — пискнула Катюша.

— Сам напуган, причём так, первый раз в жизни, — откровенно заявляет он.

Слышать это признание из его уст, весьма непривычно. Поэтому отношусь к его словам очень серьёзно:- Выход поищем в другом месте?

— Я бы здесь не остался ни на секунду, — Эдик спрыгивает с перрона, помогает Кате. Взбираемся на дрезину, дёргаем рычаги, с громыханием проворачиваются колёса, с испугом смотрю в сторону строительного вагончика, но дверь не открывается, кто бы там не был, но спит богатырским сном. Вот и славу богу! Дрезина с грохотом проезжает мимо станции и ныряет в туннель. Разгоняемся и несёмся в темноте, словно в скоростном поезде.

Минут через двадцать оборачиваюсь к Эдику:- Так, кто же там был?

Он некоторое время молчит, затем ухмыляется, смотрит на меня, на лице дурашливое выражение, но в глубине глаз замечаю какой-то первобытный страх:- Лихо Одноглазое, — улыбаясь, говорит он.

— Кто?! — выкрикиваем все хором.