Последний дракон Цзянху

Глава 12 Убийство

После лёгкого завтрака они отправились в путь. Отгороженные от полей и лесов резным деревом и полупрозрачной тканью, закрывающей окна, Шао Цинмэй и Бай Сюинь сидели внутри повозки и думали каждая о своём. Внезапно повозка остановилась.

— А-Шань, что случилось? — позвала молодая госпожа Шао.

— Не выходите из повозки, — вместо него ответила старейшина Бай, которая со своего места прекрасно видела, что происходит впереди.

На дороге было повалено дерево и всё бы ничего, если бы прямо за ним не стояли люди.

— Это же… — прошептала Шао Цинмэй.

— Разбойники, — кивнула Бай Сюинь и вышла из повозки.

Впереди их ждало семь человек и судя по их виду, боевыми искусствами они не владели. Но в лесу могли прятаться и другие. Бай Сюинь пошла к ним навстречу. Да Шань сидел на месте возницы и не отрывал взгляда от людей впереди, но, как только старейшина Бай прошла мимо, сразу бросил вожжи и спрыгнул с повозки. Бай Сюинь вышла перед лошадьми и уже собиралась заговорить, когда внезапно перед ней появилась широкая спина, загораживающая обзор. Старейшина Бай растерянно на него посмотрела, совершенно не понимая, что Да Шань делает, когда до неё внезапно дошло — её защищают. Этот парень решил, что её, старейшину ордена Алого Феникса, Тяньцинь звёздного неба, бессмертного мастера меча, надо защищать от каких-то лесных разбойников, которые не знают, с какой стороны хвататься за меч. Это было нелепо. Нелепо и трогательно.

— Да Шань, — позвала его Бай Сюинь, — вернись в повозку.

Но он не сдвинулся ни на цунь.

— Эй, парень! — крикнул один из разбойников. — Уйди с дороги, и мы тебя не тронем! А если решишь примкнуть к нам, то даже поделимся добычей!

Да Шань молча стоял и сверлил взглядом людей впереди.

— Эй, ты же слуга, верно? — осклабился разбойник. — Зачем такому парню, как ты прислуживать другим? Неужели тебе никогда не хотелось присунуть этим девкам? Обещаем, что поделимся с тобой, когда с ними закончим.

Да Шань резко прыгнул вперёд, перемахнув через бревно на дороге, и оказался прямо напротив говорившего мужчины. Тот потянулся к кинжалу на поясе, но было слишком поздно — Да Шань замахнулся и ударил его кулаком в лицо. Послышался хруст ломаемых костей, и разбойник без звука свалился на землю, так и оставшись там. Всего за мгновенье мужчина был убит одним ударом. Старейшина Бай замерла. Она ожидала, что остальные разбойники набросятся на Да Шаня, и инстинктивно потянулась к своему мечу. Но вместо этого они отшатнулись. Да Шань стоял с прямой спиной и смотрел на эту разношёрстную толпу. Кто-то истошно закричал:

— Демон! Это демон! — И разбойники бросились врассыпную с такой поспешностью, словно сама смерть гналась за ними по пятам. На дороге остался лишь тот первый с проломленным черепом.

Старейшина Бай не дышала, все её чувства были обострены до предела, поэтому она точно знала, что в радиусе десяти ли нет никаких демонов. Да Шань повернулся, и на мгновение ей показалось, что его глаза горят огнём, словно живое пламя, но видение тут же исчезло. Бай Сюинь двинулась вперёд, думая о том, что блики солнца сыграли с ней эту шутку. Легко оттолкнувшись от земли, она перепрыгнула дерево, оказавшись возле мёртвого мужчины. Его глаза были широко открыты и устремлены в небо, а нижняя часть лица превратилась в кровавое месиво, поэтому сомнений в том, что он был мёртв, не оставалось.

— Это было лишним, — строго посмотрела старейшина Бай на Да Шаня. — Не обязательно было его убивать.

Да Шань ответил ей хмурым взглядом и отвернулся. На его лице не было ни капли раскаяния. Вот, значит, какая цена за оскорбление его хозяйки. Он подошёл к мёртвому мужчине, взял того за ногу и потащил к обочине, словно мешок с рисом. Убрав это препятствие с дороги, от точно так же взял огромное бревно за сук и оттащил вбок. Теперь лошади с повозкой могли проехать.

Старейшина Бай смотрела на мёртвого человека на обочине дороги. Тот был разбойником, который собирался сделать с ней и с молодой госпожой Шао ужасные вещи. Стоило ли его похоронить? Бай Сюинь поджала губы, вспоминая последние слова этого человека. Пожалуй, нет.

Она повернулась и пошла в сторону повозки. Шао Цинмэй, стоящая в передней части не выглядела напуганной. На её лице явно читалось беспокойство.

— А-Шань, как твоя рука? — спрыгнула она на землю. — Тебе не больно?

Бай Сюинь молча прошла мимо них и забралась в повозку. Убедившись, что с Да Шанем всё в порядке, молодая госпожа тоже забралась внутрь и села на своё обычное место. Да Шань разместился спереди и подстегнул лошадей. Повозка тронулась с места, минуя и поваленное дерево, и труп на обочине дороги.

Шао Цинмэй бросала быстрые взгляды на старейшину Бай. Эта женщина была очень красива, но красота её была холодной. А сейчас с чуть нахмуренными бровями и поджатыми губами, она выглядела довольно пугающе. Шао Цинмэй восхищалась старейшиной Бай и побаивалась её. Рядом с ней всегда было ощущение, словно существовал некий высокий стандарт, до которого она, Шао Цинмэй, всегда недотягивала. Из-за этого хотелось стараться сильнее, но ощущение от этого не исчезало. Как будто она проваливала сложный экзамен раз за разом. Она покосилась на Да Шаня — с ним всё было просто, обычно они понимали друг друга с одного взгляда. Но что творилось в голове старейшины Бай, невозможно было предположить. Кажется, сейчас она злилась, но на кого и почему, Шао Цинмэй могла лишь догадываться.

— Старейшина Бай, вы злитесь? — решила попытать она удачу и тут же пожалела.

Старейшина Бай повернулась к ней и прожгла убийственным взглядом, от которого кровь стыла в жилах. Какая страшная женщина!

— Да, — изрекла старейшина Бай ледяным тоном и снова отвернулась.

Шао Цинмэй сглотнула. Кто её тянул за язык⁈ Промолчать, сделав вид, что она ничего не спрашивала, теперь будет неприлично. Но и разговаривать один на один, когда старейшина Бай не в духе, было слишком страшно. Просчитав в уме все варианты, Шао Цинмэй поняла, что одной ей с этим не справиться, поэтому решила использовать Да Шаня как живой щит. Ведь Да Шань, в отличие от неё, старейшину Бай совсем не боялся. Он вообще никого не боялся. Невежество и отвага — вот был его жизненный девиз.

— А-Шань, — ласковым голосом позвала Шао Цинмэй, внутренне молясь, чтобы он понял, в какой ситуации она оказалась, — если на дороге всё спокойно, почему бы тебе не посидеть с нами.

Да Шань послушно отложил вожжи и, пригнувшись, зашёл в повозку.

— Вот, — Шао Цинмэй похлопала на место справа от себя, — садись здесь.

Да Шань молча прошёл внутрь и сел на указанное место. Теперь он словно отгораживал Шао Цинмэй от старейшины Бай. Так было намного спокойнее. Вот только и сейчас Шао Цинмэй не знала, с чего начать разговор, а на Да Шаня в этом деле надеяться было нечего. Если б не запрет отца, то это Да Шаню пришлось бы объясняться, а не ей!

Шао Цинмэй незаметно пихнула его в бок, а когда он повернулся к ней, бросила на него умоляющий взгляд. Он вопросительно приподнял бровь, явно не понимая, чего она хочет.

От него не было никакой пользы!

— Старейшина Бай, — осторожно позвала Шао Цинмэй.

Та повернулась и бросила хмурый взгляд. Но было в этом взгляде что-то ещё. Шао Цинмэй, забыв на мгновенье о том, как боится эту женщину, вперилась в неё глазами, силясь прочитать эти новые эмоции. И она поняла.

Боль.

Во взгляде старейшины Бай сквозила почти физическая боль.

— Старейшина Бай, что случилось? — выдохнула Шао Цинмэй.

— Молодая госпожа Шао и правда не понимает? — тихо сказала старейшина Бай, и ощущение, что Шао Цинмэй причиняет боль другому человеку одним своим невежеством, только усилилось.

Внезапно Да Шань встал и пересел на соседнее место рядом со старейшиной Бай. А так как её лавка была не такая широкая, то и места рядом с ней было мало, поэтому он сел, притёршись вплотную, буквально усевшись на её юбку. Шао Цинмэй в ужасе замерла, ожидая карающего возмездия. Но Да Шань превзошёл себя. Он не только пристроил свой зад на чужую одежду, но и самым бесцеремонным образом схватил старейшину Бай за руку, словно они были закадычные друзья детства. Шао Цинмэй собрала всю свою силу воли в кулак, чтобы подавить порыв вскочить и оттащить его, хорошенько избить, а потом долго и нудно читать лекцию о правилах приличия. К счастью, ей не пришлось.

Да Шань схватил чужую руку и, перевернув её ладонью вверх, начал старательно водить по ней пальцем. А когда закончил, выжидательно посмотрел на старейшину Бай, которая, очевидно, была в шоке от происходящего.

— Старейшина Бай, — попыталась спасти ситуацию Шао Цинмэй, — когда Да Шань хочет что-то сказать, он как бы пишет иероглифы на руке. А-Шань, почему бы тебе не взять лист бумаги и не написать всё, что ты хочешь? Старейшина Бай не я, ты не можешь так просто хватать её за руку, — Шао Цинмэй мило улыбалась, но её взгляд был убийственный.

Да Шань повернулся к ней и нахмурился, явно о чём-то думая. Думать было не его сильной стороной. Какую бы сложную проблему человеческих взаимоотношений он для себя сейчас ни решал, Шао Цинмэй знала, что вывод будет неверный. Иногда ей казалось, что его вырастили дикие звери, настолько ему было сложно понять других людей.

— Ещё раз, — вдруг нарушил тишину резкий голос старейшины Бай. Она протянула свою руку Да Шаню ладонью вверх: — Напиши ещё раз. Только медленнее.

Он охотно взял её руку и начал пальцем выводить иероглифы. Его вид был настолько сосредоточенным, что, если бы он высунул кончик языка, Шао Цинмэй бы не удивилась. Наконец, он закончил и поднял голову. По лицу старейшины Бай было совершенно непонятно, о чём она думает.

— Что он сказал? — не сдержала любопытства Шао Цинмэй.

— Я разозлился. Тот человек говорил плохие слова, — озвучила смысл послания старейшина Бай, а потом повернулась к Да Шаню. — Нельзя убивать людей лишь потому, что они что-то сказали, — покачала она головой. — По закону тебя могут за такое судить, ты это понимаешь?

Да Шань нахмурился и бросил взгляд на Шао Цинмэй, но старейшина Бай внезапно протянула руку, взяла его за подбородок и повернула обратно к себе.

— Да Шань, — она буквально прожигала его взглядом, — ты не можешь убивать людей только потому, что разозлился. Это неправильно.

Она отпустила его подбородок, и он потянулся и снова взял её за руку, выводя пальцем чёрточки.

— Почему? — старейшина Бай растерянно на него посмотрела, а потом перевела взгляд на Шао Цинмэй. — Молодая госпожа Шао, вы говорили, что научили его читать и писать. Так как же вышло, что вы не обучили его таким важным вещам. Закону.

— Нет, старейшина Бай, всё не так, — запаниковала Шао Цинмэй. — Я говорила ему, что он не может делать всё, что ему вздумается. Много раз! Ведь так, А-Шань? Но ведь та ситуация была… Это же были разбойники, они собирались сделать с нами что-то ужасное! Разве они не заслуживают смерти?

— Это не нам решать, — покачала головой старейшина Бай. — Судить других людей не наша работа.

— Но, если на нас нападают, разве мы не можем защищаться? — насупилась Шао Цинмэй.

— Мы можем, — старейшина Бай задумалась, словно пыталась подобрать слова, чтобы донести свои мысли. — Если на нас нападут, мы будем защищаться. Но это не значит, что нам можно убивать других. Есть множество способов обезвредить врага, сохранив ему жизнь.

— Но что потом? — вздёрнула подбородок Шао Цинмэй. — Мы бы их пощадили, но они бы так и остались разбойниками и продолжили бы бесчинствовать.

— Потом, — старейшина Бай устало прикрыла глаза, — мы бы доехали до ближайшего города и сообщили властям. Рассказали бы градоначальнику о случившемся, чтобы он отправил своих людей с этим разобраться. И тогда разбойников бы судили по законам страны.

— А если бы их не нашли? — не отступала Шао Цинмэй. — Если бы они спрятались в лесу?

— Тогда это была бы уже не наша проблема, — пожала плечами старейшина Бай.

— Но почему? Где здесь справедливость⁈ — Шао Цинмэй невольно повысила голос.

Старейшина Бай замолчала. То ли из-за долгой дороги, то ли из-за этого разговора, но она выглядела измождённой.

Внезапно Да Шань повернулся, взял Шао Цинмэй за руку и вывел на ладони два слова.

— Мир несправедлив⁈ — вспыхнула Шао Цинмэй. — Ты издеваешься⁈

— Он прав, — подняла на неё уставший взгляд старейшина Бай. — Мир несправедлив. И это то, с чем мы ничего не сможем сделать.

— Тогда ради чего это всё? — сжала руки Шао Цинмэй. — Все эти тренировки? Медитации? Самосовершенствование до изнеможения? Какой в этом смысл? Вы, старейшина Бай, со своим хаотичным ядром каждый день рискуете быть уничтоженной собственной энергией, и ради чего? Чтобы разбойники грабили, насиловали и убивали людей, а вы говорили себе, что это не ваше дело?

— Наказывать преступников не моя работа, — холодно произнесла старейшина Бай.

Шао Цинмэй сжимала кулаки так, что пальцы побелели, а ногти впились в кожу. Эта бесчувственность женщины напротив, которая так легко рассуждала о несправедливости мира, сводила её с ума. Потому что это неправильно! Да Шань убил человека, который заслуживал смерти. Так как может эта женщина осуждать его⁈ Как она может говорить, что надо было их всех отпустить, чтобы подобное случилось с кем-то другим? С кем-то, кто не сможет дать отпор?

— А может быть дело не в этом? — сузила глаза Шао Цинмэй, уже зная, что пожалеет о том, что скажет, но не в состоянии остановить поток обиды. — Может быть, проблема именно в вас, старейшина Бай? Вы говорили, что из-за вашего хаотичного ядра с детства принимали разные травы и эликсиры. Я не мастер алхимии, но всего после нескольких дней приёма настоя, который вы мне дали, заметила разницу. Словно все мои чувства притупились, а между мной и миром появилась стена из мокрой рисовой бумаги. Вроде бы она есть, но её не видно. Я стала иначе чувствовать, иначе реагировать на привычные мне вещи, а ведь прошло всего несколько дней.

— Молодая госпожа Шао на что-то намекает? — спокойно спросила старейшина Бай, что лишь подстегнуло Шао Цинмэй.

— Я не намекаю, я прямо говорю! Знаю, что так нельзя! Вы ведь сама Бай Сюинь, легендарная старейшина Алого Феникса, а я дочь Шао, которая должна быть милой и покорной. Должна быть вежливой и молчать, даже когда мне есть что сказать! Но, простите меня за грубость, я всё же скажу. Если вы всю свою жизнь принимаете настои и эликсиры, подавляющие нормальные человеческие чувства и эмоции, то вы никогда не поймёте, что чувствуют другие. Возможно, для вас это нормально закрыть глаза на преступления и сказать себе, что это вас не касается, но не для меня. Возможно, в отличие от вас моё сердце горит от негодования, и я никогда этого не приму!

Шао Цинмэй задохнулась от нахлынувших эмоций и закрыла глаза, пытаясь успокоиться и взять себя в руки, но, когда открыла, обнаружила, что старейшина Бай спокойно расправляет ткань на рукавах своего ханьфу, не выдавая ни капли эмоций. Словно то, что сказала Шао Цинмэй, не значит ровным счётом ничего. Это было хуже пощёчины.

— Старейшина Бай, — тихо сказала Шао Цинмэй. — Я всегда уважала вас и восхищалась вами, но лишь сейчас поняла, какая вы на самом деле. Вас не заботят страдания других лишь потому, что вы бесчувственная. Я ни разу не видела, чтобы вы проявляли сильные эмоции, и теперь понимаю почему. Вы просто на это неспособны. Вы не знаете, что значит чувствовать, как живой человек. Что значит желать возмездия, бояться или любить.

— О, насчёт этого, — спокойно ответила старейшина Бай, а потом подняла взгляд на Шао Цинмэй, — вы ошибаетесь. Ведь прямо сейчас я влюблена в одного человека, — на лице старейшины Бай появилась улыбка, какой Шао Цинмэй никогда не видела раньше. Словно лучик солнца выглянул из-за мрачных туч, рассеяв тьму. — И более того, — внезапно старейшина Бай тихо рассмеялась, — я собираюсь признаться этому человеку в скором будущем. И даже если он мне откажет, это не изменит того, что я чувствую.

— Откажет? — тупо повторила Шао Цинмэй. — Что?

— Ну, я ведь не знаю, как этот человек ко мне относится, — потупила взгляд старейшина Бай, — он может как принять мои чувства, так и отвергнуть. Это то, что я не могу изменить. Всё, что я могу — это быть смелой и идти вперёд, несмотря ни на что, — старейшина Бай снова подняла голову. — А насчёт того, зачем это всё. И правда. Сколько я себя помню, я тренировалась. Изо дня в день. Каждый день. У всех моих сестёр были нежные красивые руки, они не брались ни за какую работу, чтобы не испортить свою кожу. Но не я, — она потёрла свою ладонь. — На моих руках всегда были мозоли от бесконечных тренировок. Это не руки девушки, а руки воина. Я сама выбрала этот путь и ни дня в своей жизни не сожалела об этом. Я даосский заклинатель, бессмертный мастер меча. Мой путь сложнее многих. Я проживу дольше, чем любой смертный. Зачем я трачу столько сил вместо того, чтобы жить ни о чём не заботясь? Потому что я хранитель этого мира. И я, и вы, молодая госпожа Шао, мы все, каждый совершенствующийся приносит свою жизнь в жертву. Чтобы защищать этот мир. Защищать простых людей от чудовищ, которых им самим никогда не побороть. Мы тренируемся не чтобы разить преступников, а чтобы сражаться с настоящими монстрами. И если среди людей встречаются злые и жестокие, мы должны защищать даже их. Потому что мы, даосские заклинатели, служим людям. Это плата за наше бессмертие и нашу силу. А уж с преступниками пусть разбираются сами люди.

Старейшина Бай сложила свои руки на коленях и пристально посмотрела на Шао Цинмэй.

— Я могла бы убить их всех. Всех семерых. Оборвать человеческую жизнь очень легко. Но кто даёт право судить других? — она перевела взгляд на Да Шаня. — Я сказала, чтобы ты вернулся в повозку, но ты ослушался. Из-за этого погиб человек. Но что, если бы ты ошибся? Если бы принял неверное решение? Как бы ты исправил свою ошибку? Смог бы вернуть всё назад?

Шао Цинмэй покосилась на Да Шаня и заметила на его лице непривычную растерянность. Он потянулся и схватил за руку старейшину Бай. Шао Цинмэй вытянула шею, чтобы увидеть, что он написал.

«Вы злитесь на меня?»

Старейшина Бай какое-то время смотрела на свою руку, а потом покачала головой.

— Нет, я злюсь на себя. Я должна была тебя остановить. Моя вина.

Да Шань снова потянулся, но она убрала руку.

— Это моя вина, потому что я отвечаю за вас, — произнесла старейшина Бай. — Я старше, опытнее и сильнее. Моя задача — защищать вас обоих. Я должна была предвидеть и вмешаться. Потому это моя ошибка.

Да Шань как-то сразу весь поник. Его руки опустились, и больше он не пытался взять её руку.

— Старейшина Бай, — Шао Цинмэй уже отошла от своей истерики и готова была сгореть со стыда, осознав, что наговорила. — Вы ведь не могли знать…

— Но должна была, — нахмурилась старейшина Бай. — Впрочем, теперь это уже не важно. Что сделано, то сделано. В ближайшем городе мы остановимся и сообщим о случившемся властям. Пусть отправят кого-нибудь забрать тело и похоронят как подобает. Я надеюсь, что подобного больше не случится и вы будете меня слушаться.

— Старейшина Бай, — тихо сказала Шао Цинмэй. — А что вы собираетесь сказать? Ну, о том, что произошло.

Старейшина Бай подняла на неё тяжёлый взгляд.

— В отличие от нас, Да Шань простой смертный, а не заклинатель. И судить его будут по закону обычных людей. Как за убийство.

— Вы собираетесь об этом рассказать? — сердце Шао Цинмэй ухнуло куда-то вниз.

— Когда мы прибудем в город, говорить буду я, и вы, оба, — она строго перевела взгляд с одного на другого, — не должны вмешиваться.

— Что вы скажете? — прошептала Шао Цинмэй.

— Так как это моя вина, то и ответственность на мне.

— Старейшина Бай, вы ведь не собираетесь приехать в город, пойти к градоначальнику и заявить, что убили человека? — ахнула Шао Цинмэй.

Старейшина Бай поджала губы и промолчала.

Да Шань потянулся к ней, но она резко встала. Бросив на него быстрый взгляд, она тихо сказала:

— Любая жизнь бесценна. Если есть хоть один вариант из тысячи, в котором ты не оборвёшь чью-то жизнь — выбери его. Всегда выбирай милосердие. Это путь воина. Я могу научить тебя сражаться мечом, но это то, что ты должен понять сам.

Она отвернулась и пошла в переднюю часть повозки, а затем села и взяла в руки вожжи. Шао Цинмэй потрясённо смотрела, как эта женщина подстегнула лошадей, и те сразу послушно пустились рысью. Потом старейшина Бай обернулась и, потянувшись, отцепила закрывающую переднюю часть повозки шторку от стены, тем самым отгородившись от них. Шао Цинмэй и Да Шань внезапно остались вдвоём.

— Всё будет хорошо, — шепнула она ему.

Он хмуро посмотрел на неё и покачал головой.

Оставшийся до города путь они провели в полном молчании.