Илья
– Я буду бороться за каждую ее копеечку, Илья! Это ее деньги! Ее!..
Динамик стоящего в подставке телефона орет истеричным голосом Элеоноры.
Я курю в открытое окно.
– Тебе ничего не светит, Абрамов…
– Ты конченная, Эля. – вставляю замечание.
– Это ты конченный! Это ты решил перетрахать всю нашу семью, чтобы добраться до денег Льва!
– Ты конченная… – повторяю, выпуская струю дыма в окно.
Мне хреново. Так хреново, что хочется творить дичь. Однако эгоистичные желания перекрываются страхом сделать хуже.
– Я понимаю, что старуха уже, наверняка, все переписала на тебя, но молю… – тянет театрально. – Молю… Милешкино хоть не трогай!..
Стучащая в висках кровь почти оглушает, я яростно тяну никотин. От голода и недосыпа сильно штормит.
– Ты кроме денег, можешь думать о чем-то еще?!
– Ты сам только о них и думаешь!..
– Сука!.. О дочери своей подумай! Ты ее чуть не потеряла!
– И кто в этом виноват?!..
– О дочери подумай! – повторяю с рыком. – Ты ее добить хочешь?..
– Она знала, с кем связывается!.. Я предупреждала ее сотни раз.
– Представляю, что ты говорила ей обо мне…
– Правду. – заявляет с вызовом, и не удивлюсь, что сама в эту правду верит.
– Я слышал твою правду, Элеонора. – цежу, скрипя зубами. – Все, что ты говорила ей, больной бред.
Я злюсь. Я в ярости от бессилия, хоть как-то повлиять на эту дуру. Она может нести Милене любую ахинею, которую сгенерирует ее воспаленный мозг, а у меня нет ни единого рычага давления на нее. Ни единого способа заткнуть ее рот.
– Бред?.. То, что ты сломал мою жизнь, это бред?
– Это бред. – подтверждаю, выдыхая финальную затяжку и выкидывая окурок в окно. – К тому, что случилось с твоей жизнью, я имею лишь косвенное отношение. На моем месте мог оказаться кто угодно.
– Кто угодно не стал бы подставлять меня перед мужем и лишать дочь матери.
– Я этого не делал. – поднимаю стекло и включаю поворотник перед въездом на виадук. – И на твое мнение мне срать.
– Мерзавец!..
Я осторожничаю, подозревая, что она может записать разговор и, вывернув его наизнанку, презентовать Милене. От этой суки, как оказалось, можно ожидать чего угодно.
Отключаюсь и доезжаю до особняка Бергов в полной тишине. Потом еще минут десять сижу под воротами в машине, пытаясь упорядочить пульс и дыхание.
Блокирую номер Элеоноры, и это впервые в жизни, когда я кидаю кого-то в черный список. Кладу голову на сложенные на руле руки и думаю.
Я, действительно, в тупике. В моем арсенале, кроме моего личного слова, ничего нет. Мне нечем бороться за доверие Милены. Оправдываясь, я мог бы закопать Элеонору, но это запрещенный прием, который ударит в первую очередь по моей болонке. Боюсь причинить ей еще больше боли.
Бездумно пролистываю новостную ленту и лишь потом въезжаю во двор и выхожу из машины.
Евгения Карловна встречает меня в холле первого этажа. Собранная, но немного бледная.
– Милена спит. Подождешь?
Пару часов? Я ждал два дня. Конечно, подожду.
Кивнув, закладываю руки в карманы брюк и оглядываюсь.
– Галь, принеси нам чаю, пожалуйста. – обращается она к мелькнувшей тенью в одном из дверных проемов женщине.
– Зайдем? – указывает рукой на дверь кабинета.
Снова отвечаю кивком. Грудь залита цементом. Говорить, зная, что Милена совсем рядом, сложно.
Захожу и тут же падаю на диван. Бабка шествует мимо с достоинством королевы и элегантно опускается в кресло.
– Она боится с тобой разговаривать.
– Я тоже боюсь, но без этого никуда.
– Мать наплела ей кучу гадостей про тебя…
– Не удивлен.
– Чтобы разобраться со всем, ей нужно будет время.
– А если не разберется?
Меня больше всего влияние матери на нее пугает. Я не знаю, насколько они близки. До недавнего времени думал, что не очень, учитывая то, что они уже пять лет живут в разных городах.
– Разберется. Она девочка умная.
Уверенность бабки внушает надежду, но следующий за ее словами резкий поворот выбивает почву из-под ног.
– Что ты знаешь о бизнесе Бергов?
Заторможенность и общая эмоциональная выпотрошенность не дают мгновенно сориентироваться. Смотрю на нее бараном.
– Знаешь про сеть магазинов автозапчастей? Строительную фирму, котору он открыл в позапрошлом году?..
– Знаю. И?..
Евгения Карловна протягивает руку и, обхватив длинными сухими пальцами стакан для канцелярских принадлежностей, медленно поворачивает его вокруг своей оси.
Небольшая пауза дает возможность сконцентрироваться. Подавшись вперед, опираюсь локтями в разведенные колени и сцепляю руки в замок.
– Я намерена переоформить наш бизнес на тебя. А так же земельные участки, в число которых входит склон перед виадуком, которым ты интересовался…
– Почему вы заговорили об этом именно сейчас?
И снова звенящая тишиной пауза. Бабка смотрит на меня, чуть склонив голову.
– Я давно хотела поговорить с тобой серьезно.
– Но почему именно сейчас?
Слабо улыбается. Выглядит немного удивленной и… удовлетворенной моим вопросом.
– Хочу сказать, что, несмотря на то, какое Милена примет решение, наследие Льва все равно твое.
Теперь я тоже улыбаюсь. Я почти уверен в том, что она задумала. Наверное, как не прискорбно признавать, во мне от Бергов больше, чем я думал. Все действия и мысли бабки мне понятны.
– То есть… – тяну с усмешкой. – У нас с Миленой может не быть никаких отношений, а все равно поставите меня во главе вашего бизнеса?..
– Ты знаешь, как я хотела бы, чтобы вы были вместе. Но при условии, если вы сами этого хотите. Заставлять вас жениться шантажом и угрозами я не стану.
Конечно, она для этого слишком умна.
– А если я не захочу?
– Если ты откажешься, все наследство достанется Милене и, соответственно, ее мужу.
Выбор без выбора и экзамен на глубину моих чувств к ее внучке?
– Вопрос, Евгения Карловна… Можно?..
– Слушаю.
– Какую роль во всем этом дерьме сыграли конкретно вы?
Она откидывается на спинку кресла и смотрит мне в глаза.
– Ты можешь мне не верить, Илья, но никакой. Не делай из меня монстра, пожалуйста.
– Каким же образом мы пришли к тому, к чему пришли?..
– Я не имела никакого отношения к тому, что мой сын расстался с твоей матерью. Ту запись с тобой и Элеонорой тоже прислала Льву не я. Если ты об этом.
– Кто же тогда?
– Я не знаю, но думала, что ты…
– Не я. – мотнув головой, хмыкаю я.
– Я уже поняла. – тихо вздыхает бабка. – Твой отец был самодур, Илья. Неуправляемый, со скверным характером. Я не имела на него влияния, однако знаю, что мать твою он любил так же сильно, как и ненавидел.
– Я тут при чем?
Пожав плечами, она не надолго прикрывает глаза. Мы оба молчим, пока Галина расставляет на столе чашки с чаем. А спустя несколько минут бабка заговаривает снова.
– Илья… Если у тебя нет достаточно серьезных чувств к девочке, не трогай ее больше…
– Они есть.
– От этого ты не перестанешь быть моим единственным внуком…
– Не обижайтесь, Евгения Карловна. – перебиваю ее. – Но мне гораздо важнее быть единственным мужчиной Милены… чем вашим внуком.
– Что ж… я тебя поняла, Илья. – пряча улыбку, сощуривает глаза.