Последний мерзавец

Глава 49

Илья

На улице ливень. Косой дождь с ветром, накидавшем за шиворот холодной воды. Захожу в квартиру и, сбросив промокшие насквозь кеды, снимаю кожаную куртку и стряхиваю с нее капли прямо на пол.

После чего, промокнув мокрые волосы полотенцем, иду на кухню и, подняв жалюзи, открываю окно. В комнату тут же врывается холодный воздух, приносит запах свежести и дождя.

Вздохнув полной грудью, зажигаю низко висящий над барной стойкой светильник и достаю из шкафа початую бутылки виски.

Отличное средство от бессонницы, кстати.

Плеснув порцию в бокал, осушаю одним глотком и двинув к себе планшет, залезаю на высокий стул.

Прокатившееся по пищеводу спиртное, обжигает слизистую и тут же заполняет живот и грудную клетку теплом. На контрасте с обдающим спину холодным воздухом это пиздецки приятно.

Наливаю еще, отпиваю, раскатываю виски по полости рта и, включив планшет, захожу на почту и открываю документы по застройке теплых озер.

Новые планы из земельного комитета и разрешения на строительство.

Открыв схему поделенной на участки местности внимательно ее рассматриваю.

Четыре равных по размеру куска земли, которые предназначены для застройки под базы отдыха, и территория под пляжи, кафе и развлечения.

Будет круто. Перед мысленным взором яркая картинка того, как преобразится это заброшенное место уже через пару лет.

Я вижу пляжи, на которые придется завести песок, и облагороженный перешеек между двумя озерами – двухсторонняя набережная с дорожками для велосипедистов и пешеходов.

Сделав глоток и тряхнув головой, чтобы распределить по мозгу первый хмель, двигаю пальцем схему на экране в сторону полоски земли на пологом склоне слева от озер.

Открывающийся с нее вид на озера фантастический. Особенно на закате.

Принадлежит она тоже Бергам и выведена в категорию индивидуального жилого строительства. Приблизив эту часть схемы на экране планшета, рассматриваю расположение участков, выделяя центральный, самый удачный.

Евгения Карловна уточнила, что в продажу он не пойдет. Это земля для загородного дома Милены и ее будущей семьи. То есть, нашего с ней.

Плеснув виски в бокал на один глоток, выпиваю и сам себе усмехаюсь. Доверие бабки ко мне льстит.

Блядь.

Никогда не был чувствителен к лести, но мне приятно, что она доверяет мне Милену. Сомнений в том, что она любит ее как родную нет. За время общения с ней я убедился в этом и искренне рад, что Элеонора подкинула свою дочь такой бабке.

В итоге я дураком прикидываться не стал. Дал понять, что дом для своей семьи я построю сам.

Погасив экран планшета, иду к окну и, взяв лежащую на подоконнике пачку сигарет, выбиваю из нее одну. Спрятав в ладонях огонек зажигалки, закуриваю.

Втянув никотин, прогоняю его по легким и выдыхаю. Порывы ветра загоняют дым обратно в квартиру, но похер.

Вынув телефон из заднего кармана джинсов, скидываю входящий от Тохи. Тот, должно быть, уже нажрался в баре и звонит по какой-нибудь херне. Вместо этого открываю нашу с Миленой переписку и с волнением уже в сотый раз запускаю видео, которое она мне прислала утром.

Я написал ей сообщение с просьбой рассказать, как у нее дела. Она прислала мне это.

На видео одно из занятий, которые она посещает. Группа из семи человек танцуют немного странный, но очень красивый танец.

Моя в центре.

Лучше всех. Красивее всех.

Пиздецки сексуальная.

Прибавив звук на телефоне, слежу за каждым ее чувственным движением.

Тяну никотин и смотрю.

Ее движения плавные и ритмичные, в какой-то момент резко меняются на хаотичные всплески руками и движения грудью в такт биению сердца. Выбившиеся из хвоста локоны частично закрывают лицо.

Я не разбираюсь во всей этой танцевальной лабуде, но клянусь, я чувствую то же, что чувствовала она во время танца. Мое сердце в грудной клетке бахает в такт музыке и ее движениям, горло стягивает спазмом.

А затем снова все меняется. Музыка словно по спирали переходит в плавное течение, а вместе с ней и моя болоночка будто угасает как пламя свечи. Пропуская по телу вибрацию, прижимает ладони к вискам и, сделав два шага назад, падает назад, прямо в руки какого-то еблана.

Именно этот завершающий аккорд пробивает нутро ржавым копьем каждый раз, как я смотрю это видео. Это гребанае испытание для моей выдержки – видеть, как ее касаются чужие руки.

Мне, мать вашу, физически больно на это смотреть!..

Видео заканчивается. Я делаю финальную затяжку и тушу сигарету в пепельнице. А затем, подперев задницей подоконник пишу ей сообщение.

«Самая красивая» – отправляю и вижу, как она появляется в сети. Прочитано.

Все нервные окончания натягиваются в струны. Даже ребра звенят, будто на них кто-то как на гитаре играет. Жду реакции.

Целая минута тишины, а затем точки в верхней части экрана начинают бегать.

Невольно затаив дыхание, не шевелюсь.

Точки исчезают, но ответа не приходит. Не знает, что ответить?.. Или занята?

«Я ревную, Милена»

Я адски ревную. До заворота кишок и алого марева перед глазами. Я ревную ко всему, что окружает ее сейчас. Начиная с мальчиков в блестящих лосинах, заканчивая ветром, что касается ее лица.

Я хочу ее обратно.

И верну ее, чего бы мне это не стоило.

«Я тоже» – приходит ответ.

Блядь.

«Нет повода, Милен. В голове, сердце и головке – везде только ты»

Смеется?.. Думаю, да. Пусть смеется. Воскрешаю в памяти ее смех и губы… Дернувшийся в штанах член, реагирует незамедлительно.

«Я справлюсь» – отвечает, наконец.

«Вместе справимся» – пишу я и тут же добавляю.

«Я хочу тебя видеть»

«Мои курсы заканчиваются в конце сентября»

Я знаю, мне Евгения Карловна сказала. А так же попросила не давить на нее, заставляя вернуться.

«Я сам прилечу»

Молчит. Тоже скучает, но боится.

Пожелав спокойной ночи, принимаю душ и, упав на кровать, мгновенно вырубаюсь.

Первую половину следующего дня занимаю делами, а после обеда мне звонит Юрьев, доверенное лицо моей бабки.

– Евгения Карловна в больнице. Сердце.

– Какая больница? – спрашиваю, хватая со стола ключи от машины.

– Первая Михайловская.

– Милена знает?

– Да, только что сообщил.

Пока еду, набираю ее сам. Она плачет.

– Я прилечу уже завтра. Взяла билет на ближайший рейс.

– Только не плачь, слышишь?.. Все обойдется. Она же Берг.

– У Льва Давидовича тоже сердце… – всхлипывает она.

– Она справится. – повторяю настойчиво, сам не до конца в этом уверенный.

В больнице мне говорят – инфаркт, критическое состояние, реанимация.

Мне по-настоящему страшно. Сидя на стуле у ее дверей всю ночь, я молюсь, не зная ни одной молитвы, и жду утра.

Оказалось, хитрая старуха пробралась куда глубже, чем я думал.