Последний оплот

Глава десятая

Зава проснулась от пронзительного визга, какого не слышала с детства, когда возле ее родного киббуца потерпел крушение реактивный самолет.

Она вскочила, вернее, попыталась вскочить на ноги, поскольку джип несся по дороге, и воскликнула:

– Что случилось? Мы переехали овцу? Мы задавили индюшку?

Чиун обернулся к Римо.

– В чем дело? Неужели твоя безалаберная езда, которая может сравниться по бездарности разве что с твоим умением прыгать, лишила жизни еще одно живое существо? – сурово спросил он.

– Нет, папочка, – отозвался Римо. – Она имеет в виду тебя, а не меня.

– Что ты слышала, о юная особа? – спросил Чиун, оборачиваясь к Заве.

– Ужасный, пронзительный визг. Прямо мурашки поползли по телу. Это было ужасно!

– В таком случае я ни при чем, – успокоившись, отвечал Чиун, – Потому как я пел чудесную корейскую песню, которая баюкала тебя. Скажи честно, ты ведь действительно была убаюкана моим пением?

– Чиун! – сказал Римо. – Увы, она имеет в виду именно твое пение. Боюсь, что теперь за нами вдогонку бросятся все военные патрули и все волчьи стаи, какие только есть в округе на расстоянии двух десятков миль.

– Что ты понимаешь в колыбельных, – невозмутимо отвечал Чиун. – Веди себе машину, пачкун.

– Мы едем в машине? – осведомилась Зава. – Я действительно спала? О Боже, где мы находимся?

– Не волнуйся, – отозвался Чиун. – Мы в стране Ирода Чудесного, в государстве Израиль, на планете Земля.

– Но где именно? – не унималась Зава.

– Судя по карте, мы сейчас в районе Латруна, – сообщил Римо.

– Это хорошо, – обрадовалась Зава. – А то я испугалась, что мы проехали нужное место. Теперь смотрите, скоро будет поворот на Реховат. Я забыла вам сказать, что мы выследили тех, кто пытался вас уничтожить. Они работали в институте Вейсмана.

Когда они прибыли в Реховат и нашли институт, им удалось отыскать комнаты палестинцев без лишних расспросов. Там оказалось пусто, безлюдно и не было ничего, что могло бы навести на след. Это были клетушки со стенами из шлакоблоков, в каждой из которых имелся деревянный стол, деревянный шкафчик, деревянная кровать и деревянная, застланная грубой парусиной кровать.

– Наши люди уже осмотрели эти помещения, – сообщила Зава, – но так и не смогли найти ничего, что бы вывело их на тех, кто стоял за этими палестинцами.

Чиун вышел в коридор, а Римо еще расхаживал по последней из комнат. Ему в руки попался учебник.

– Эти типы здесь работали или учились? – спросил он у Завы.

– И то, и другое, – отвечала она. – Их работа, конечно, отвлекала от занятий, но тем не менее они все же ходили и на лекции. А что?

– Ничего особенного. Просто учебник по биологии, как мне кажется, не входит в число бестселлеров, любимых арабами. Ведь это учебник биологии?

Внезапно в дверях появился Чиун. В руках у него было по книге.

– Что ты делаешь? – спросил у него Римо.

– Работаю, – последовал ответ. – А ты что делаешь? – в свою очередь поинтересовался старик кореец.

– Ничего не делаю, – признался Римо.

– Вот именно, – сказал Чиун, бросая книги на пол. – Пока вы обменивались воспоминаниями о съеденных вами гамбургерах, я за вас трудился в поте лица. Вот, полюбуйтесь.

Римо посмотрел на валявшиеся на полу книги и сказал:

– Молодчина, Чиун, только я сомневаюсь, что институт позволит тебе забрать их с собой. Попробуй заглянуть в столовую. Может, там тебе что-то обломится?

– Ты слеп, – ответствовал Чиун. – Ты смотришь, но не видишь. А я сказал «полюбуйтесь», надеясь, что ты все же кое-что заметишь.

– Минуточку, – сказала Зава, опускаясь на колени. – А что, эти книги из других комнат?

– Именно! – сказал Чиун. – Ты уверена, что у тебя в Корее нет родственников?

Римо озирался по сторонам с видом полнейшего недоумения.

– Может, кто-нибудь из вас объяснит, что происходит? – спросил он.

Зава подошла к столу и взяла учебник биологии, лежавший там.

– Смотри, Римо, – сказала она. – Это такой же учебник, как и те два. Полюбуйся!

– И ты туда же. Зава! Ладно, ну и что с того?

– Это и есть след. Эти палестинцы ходили вместе на занятия к одному преподавателю.

– Ну, может, хотя бы дальние родственники? – не унимался Чиун. – Да, небольшая подготовка, и ты далеко пойдешь, смею тебя уверить.

Римо недобро посмотрел на Чиуна, потом опустился на колени рядом с Завой и распахнул книгу. На форзаце имелась какая-то запись на иврите.

– Так-так... – сказал он. – Но что это означает?

– Биология, – прочитала Зава. Комната Б-27 Преподаватель – доктор Мойше Гаван.

Римо захлопнул книгу и бросил ее обратно на пол рядом с остальными.

– Ну что ж, навестим доктора Мойше Гавана, – предложил он.

Они двинулись по коридору института Вейсмана на поиски комнаты Б-27. Она оказалась в подвальном этаже, в правом крыле.

Несмотря на ранний час, вокруг бурлила жизнь. Мимо троицы чужаков сновали взад и вперед люди. Они в основном были старше, чем предполагал Римо, и многие были в форме. Те, кто помоложе, выглядели довольно кисло. Римо подумал, что у них зеленые годы и зеленый вид.

– Мы что, пришли во время пожарной тревоги? – прошептал он Заве. – У них учения?

– Это не пожарные, – прошептала она в ответ. – Это полицейские.

Возле комнаты Б-27 собралась толпа. Там стоял запах, который Римо не спутал бы ни с чем на свете. Этот запах преследовал его повсюду. Пахло смертью.

– Оставайтесь здесь, – сказал он Заве и Чиуну, – а я попробую выяснить, что случилось.

– Здесь пахнет свининой, – сообщил Чиун. – Я лучше подожду в машине. – И с этими словами он двинулся прочь, махнув рукой Заве, чтобы она шла за Римо.

Римо протиснулся через толпу студентов и преподавателей и оказался рядом с дюжим полицейским. Тот обернулся и грубым голосом сказал что-то на иврите. На это Римо ответил по-корейски, упомянув мать полицейского и ослиные уши. Полицейский пробурчал еще что-то, и Римо уже собирался перейти на более понятный язык, когда между ними выросла Зава, предъявила какую-то карточку и заговорила с полицейским, стараясь его успокоить. Полицейский поднял руку, и они прошли дальше.

Римо и Зава остановились у двери комнаты Б-27. Если бы они двинулись дальше, то угодили бы в кровавую лужу.

Кафельный пол был словно застлан кровавым ковром. В центре комнаты они увидели свастику, сложенную из рук и ног того, кто еще недавно был человеком. Вокруг свастики стояли подносы с разделанными свиными эмбрионами.

– Некоторые люди слишком рьяно относятся к своей работе, – сказал Римо. – Как увлекутся, так и не могут остановиться.

Зава отошла от дверей.

Римо пригляделся и увидел карточку в верхнем правом углу свастики. Там значилось: «Доктор Мойше Гаван». Грубый голос за спиной Римо что-то спросил.

Римо обернулся, увидел полицейского, а за спиной блюстителя порядка и Заву.

– Он хочет знать, закончили вы или нет, – пояснила Зава.

– Закончил, – сказал Римо. – Пошли.

Он снова стал пробираться через толпу. Впереди шли и о чем-то беседовали полицейский и Зава. Римо похлопал ее по плечу.

– Спросите его, где тут поблизости телефон. Мне надо срочно позвонить, – сказал Римо.

– Мне тоже, – сказала Зава.

– Бросим жребий, – сказал Римо.

Зава спросила полицейского, где тут телефон, и их препроводили в офис и уверили, что линия никем не прослушивается. Здесь проводилось немало важных правительственных работ, и потому с безопасностью якобы дело обстояло самым наилучшим образом.

Они бросили монету, Римо выиграл и набрал номер Смита. Поскольку время было раннее и мало кто пользовался линией в эти часы, связь была установлена в рекордное время. Римо пришлось ждать каких-то пятнадцать минут.

Смит был бодр, но выслушал Римо без энтузиазма, особенно когда дело дошло до сообщения о смерти доктора Мойше Гавана.

– Вы поступаете хуже некуда, – прокомментировал Смит отчет Римо. – Растет гора трупов, вы взорвали установку, которая стоит миллион...

– Вы уже об этом слышали?

– Такие новости распространяются быстро. Из-за этого чуть было не возник международный скандал. Слава Богу, никто не знает, что это дело ваших рук. Вы, надеюсь, проследите, чтоб об этом действительно никто не знал?

– Если вы будете молчать, то и я не стану хвастаться, – успокоил его Римо.

– Ну и что у вас имеется, кроме ваших подвигов и почти нарушенной секретности?

– Песня в душе, – буркнул Римо. – Послушайте, Смитти, я понятия не имею, что тут творится. Это ваша работа. Вы должны узнать, почему чуть не рухнула наша «крыша», вы должны проследить взаимосвязь между всеми этими покойниками, и вы должны найти человека или людей, с которыми я потом кое-что сделаю.

– Спокойно, Римо, спокойно, – услышал он в трубке голос Смита. – Работайте, думайте, а я скоро передам вам необходимые инструкции.

– Чудесно, – сказал Римо. – Я просто сгораю от нетерпения. Только, пожалуйста, поторопитесь. Кстати, вы не забыли выслать Чиуну его видеокассеты? Если он не получит их в самое ближайшее время, то превратит меня в отличный гамбургер.

– Кассеты высланы вчера. Насчет гамбургеров мне ничего не известно.

– Отлично. До скорой встречи.

Римо положил трубку. Настроение у него было кислое. «Думайте, думайте!» Он немного пошевелил мозгами и решил, куда при случае лучше послать Смита вместе с его компьютерами.

Факты просты. Зава Фифер убила единственного человека, от которого можно было бы получить сведения о происходящем. И вообще, где бы она ни появлялась, вокруг начинали громоздиться друг на друга покойники. Что с ней делать? Вот о чем стоит подумать!

Он вышел из офиса. У дверей ждала Зава.

– Закончили? – спросила она.

– Да, – сказал Римо. – Прошу.

– Спасибо.

Зава двинулась было в офис, но Римо окликнул ее:

– Зава! О чем вы беседовали с этим полицейским?

Он почувствовал, что задал верный вопрос.

– Ни о чем. А что?

– Бросьте, мне можете выложить все начистоту. Я хочу знать все. – И Римо сделал шаг в ее сторону.

– Он просто интересовался, не могли ли вы быть там раньше. Ему показалось, что он вас уже видел.

Что ж, это звучало правдоподобно. Надо зайти с ней в офис и выжать всю правду.

– Так, и что же вы ему ответили?

– Я сказала, что это исключено. Что вы были все это время со мной, – сказала Зава и пошла звонить.

Римо остановился и задумчиво нахмурился. Зава, конечно же, не могла убить Гавана, так как провела эту ночь в его обществе. Но как объяснить тех четырех типов, которые напали на нее в пустыне? Римо почесал затылок и пошел на улицу. Ему не нравились эти головоломки.

Он отправился на стоянку, где в джипе восседал с прямой спиной Чиун. Восходящее солнце красиво подсвечивало тучи на горизонте и пески.

Римо прислонился к джипу и пожалел, что бросил курить много лет назад.

– Ты удручен, сын мой, – сказал Чиун.

– Да, это местечко действует мне на нервы.

– Я тебя понимаю. Трудно работать в краях, лишенных подлинной красоты.

Солнце поднялось чуть выше, отчего пески заиграли так, словно были из чистого золота.

– Не в этом дело, – уныло произнес Римо. – Меня бесит другое: мы пока что ничего толком не сделали.

– Ничего не сделали? – удивился Чиун. – А кто прошлой ночью убил плохих людей, хотя, конечно, ты не поднял правильно локоть, когда наносил удар. Это, по-твоему, называется ничего не сделать? А те двое у отеля, которые поставили под угрозу безопасность моих драгоценных чемоданов? Ты разобрался с ними – теми методами, которым я тебя научил. Конечно, ты использовал мои приемы не самым удачным образом, но все равно это кое-что да значит. А разве тысячелетняя мудрость – это ничего? Разве золото, полученное в уплату, это ничего? Ты удивляешь меня, Римо. Еще несколько недель в этих местах, и ты поможешь израильтянам решить проблему перенаселения здешних городов.

Римо только хмыкнул.

– Нет, твоя хандра вызвана исключительно уродливостью здешних ландшафтов, – стоял на своем Чиун. – О, где вы, великолепные дворцы прошлого?

Римо смотрел на тучи, которые ползли по горизонту, оставляя за собой мокрый песок пустыни.

– Ты не беспокойся, – усмехнулся Римо. – Смитти сказал, что твои драмы уже высланы.

– Смит – идиот, – буркнул Чиун. – Кончится тем, что мои прекрасные истории окажутся на Северном полюсе. – Помолчав, он добавил: – Впрочем, мы можем вернуться в отель, если хочешь. Прямо сейчас.

Когда к джипу подошла Зава, Чиун пританцовывал вокруг Римо, приговаривая: «Прямо сейчас, сейчас, сейчас!»

– В чем дело? – спросила Зава Римо.

– Он хочет поскорее выяснить, злокачественная или доброкачественная опухоль у Бренды, не потерял ли судья Попинджей свое место из-за разногласий с Мегги Барлоу, а также поможет ли методика лечения наркомании доктора Белтона выздороветь маленькой дочурке миссис Бакстер с тем, чтобы она смогла принять участие в розыгрыше большого скакового приза.

– Что-что?

– Ничего. Он хочет поскорее вернуться в отель.

– Мы не можем отправить его в машине с полицейскими? – осведомилась Зава.

– Если им не вздумается помешать ему смотреть сериал «Пока Земля вертится», то почему бы и нет?

– Что?

– Да ничего. Короче, пусть возвращается в машине с полицейскими.

Римо отвел Чиуна к машине полиции, которая ждала его, и маленький кореец уютно устроился на заднем сиденье, лопоча о том, сколь велик Рэд Рекс, звезда сериала «Пока Земля вертится».

– Ему поистине нет в мире равных, – говорил Чиун, когда за ним закрыли дверцу. – Изумительный лицедей! Я встретил его однажды. В Голливуде. Да, да! Не хотите ли посмотреть его фотографию с дарственной надписью? Он подарил ее мне лично. А я научил его, как двигаться...

Римо и Зава смотрели вслед удаляющейся машине... Двое полицейских, ехавших с Чиуном, повернувшись друг к другу, растерянно спрашивали «Ма? Ма?», пока Чиун не повторил свой монолог еще раз, уже на иврите.

Зава посмотрела на Римо, потом на небо, которое покрылось тучами.

– Похоже, будет дождь, – сказал Римо, – лучше поднять верх у джипа.

Когда они пошли к машине, Зава не спускала глаз с Римо. Ее глаза пытались проникнуть внутрь его, пока они закрепляли брезентовый верх.

Римо показалось, что он кое-что заметил в глубинах ее глаз, но он быстро вспомнил слова Чиуна: «Глаза вовсе не окна души. Они вводят в заблуждение. Истинное окно души – это желудок. Живот. Там начинается жизнь, и там она кончается. Смотри на живот, Римо». Римо, собственно, так и поступил сейчас. Он посмотрел на живот Завы. Его опытный взгляд различил под рубашкой хаки, как сокращаются ее мускулы.

Как только они закрепили брезентовый верх джипа, упали первые крупные капли дождя.

– Гроза идет с юга, – сказала Зава. – Поедем ей навстречу.

Римо завел мотор. Зава села рядом с ним. Они двинулись навстречу грозе. Они проезжали городки, проезжали киббуцы. Они проезжали мимо детей, которые играли в озерцах – залитых водой воронках от бомб. Они проезжали ржавые русские танки с полинявшими египетскими эмблемами. После некоторого молчания Зава сказала:

– Те, на кого я работаю, не видят никаких враждебных действий, направленных на подрыв безопасности вокруг оружия, которым мы, кстати, и не владеем, что бы там ни писал по этому поводу журнал «Тайм». Они не видят в убийствах никакой взаимосвязи. Они уверены, что это просто жертвы маньяка, а значит, этим должна заниматься полиция.

– А вы что по этому поводу думаете? – осведомился Римо.

– По-моему, они заблуждаются, – медленно отвечала Зава. – Я чувствую, как вокруг нас сгущаются тучи. Опасность. Я чувствую, как у нас на шее затягивается петля. – Она помолчала, потом быстро добавила: – Но мое начальство не доверяет смутным ощущениям. Они хотят встретиться с вами и выслушать ваше мнение.

– Нет уж, увольте, – сказал Римо. – Я человек необщительный и застенчивый.

– И я вас об этом тоже прошу, – сказала Зава. – Мне ведь кажется, что вы прибыли сюда, чтобы действительно помочь нам всем. Поверьте мне, Римо, я работаю ни на военных, ни на разведку.

– Серьезно?

– Я работаю на «Захер лахурбан».

– А что это такое?

– Это агентство, которое ведает безопасностью ядерных объектов. Название в переводе означает: «Помните о разрушенном храме». Первые два храма евреев были разрушены до основания, оставив нас без дома. Для нас Израиль – последний храм, последний оплот.

Римо свернул на обочину и остановил машину.

– Ой! – воскликнула Зава. – Смотрите! Прошел дождь, и распустились цветы.

Словно по мановению волшебной палочки, пустыня вдруг превратилась в благоуханный ковер из красных, белых, желтых и голубых цветов. Зава выскочила из машины и побежала по этому чудному ковру. Римо пошел следом. Зрелище получилось удивительным: они были в саду, который понравился бы и самому Чиуну. Они шли рядом, соприкасаясь бедрами, плечами, локтями.

Зава чувствовала, как цветы ласкают ей ноги, а свежий ветер гладит лицо.

– Когда не стало моего жениха, – сказала Зава, – я решила, что перестала что-либо чувствовать. Я думала, что никогда больше не буду счастливой. Жизнь для меня имела смысл только для того, чтобы защищать других от повторения таких трагедий.

Зава говорила медленно, тщательно подбирая слова, словно переводя свои чувства с иврита на английский.

– По правде сказать, Римо, я увидела вас и испугалась. Мы оба работаем, делая примерно одно и то же, и я не сомневаюсь: вы чувствуете примерно то же, что и я. То есть единственное, что делает жизнь осмысленной, – это наша работа.

– Но погодите... – начал было Римо.

– Нет, дайте мне договорить. Я знаю, что ни вы, ни я ничего поделать не можем. Но я вижу, как плохо жить без надежды, без радости. Нельзя изгонять их из жизни. Надо надеяться...

Римо посмотрел в глаза Завы и понял: они не обманывают. Он посмотрел ей в глаза и увидел самого себя. Он увидел себя, каким он был десять лет назад, пока не возымела еще действие дрессировка у Чиуна. Он тогда еще считал, что в убийстве есть какой-то смысл, кроме проявления навыков убийцы. Как давно это было.

В глазах Завы Римо увидел другую девушку. Девушку, у которой было дело, забиравшее ее целиком, без остатка. Очень похожую на Заву. Храбрую, честную, преданную, мягкую и безжалостную, добрую и красивую. Девушку, которую Римо когда-то любил всем сердцем.

Ее звали Дебора. Она была агентом израильской контрразведки. В ее задачу входил поиск нацистских преступников. Она разыскала доктора Ганса Фрихтмана, палача Треблинки. В штате Вирджиния. Там она и встретила Римо.

Они провели вместе час, а потом Фрихтман убил ее дозой героина, которой хватило бы на целый полк. Позднее Римо отплатил Фрихтману той же монетой, но Дебору вернуть не мог никто. Ни он, ни Чиун, ни КЮРЕ со всеми их компьютерами, ни даже Зава.

– Римо! – услышал он голос Завы из цветов. – Сделай так, чтобы я снова научилась чувствовать. Тогда я снова смогу быть счастливой.

Римо шел среди цветов и чувствовал себя кем-то вроде Волшебника Изумрудного Города. Что хотел Железный Дровосек? Сердце! Что хотела Зава? Возможность чувствовать. Железный Дровосек получил мешочек с опилками. Ну а что он, Римо, сможет дать Заве?

Римо посмотрел на цветочный ковер, протянувшийся чуть ли не до горизонта. Один голос в нем уверял, что еще несколько дней, и здесь от этого великолепия останется одна солома. Другой голос возражал: это не повод не обращать внимания на сегодняшнюю красоту. Римо взял Заву за руку и усадил ее на ковер.

– Однажды я получил письмо, – сказал он. – От кого и почему, сейчас не важно. Но скажите, у вас когда-нибудь была сестра?

Зава покачала головой. В глазах ее появились слезы. Римо сел рядом и продолжил:

– Короче, я получил письмо. В нем говорилось. «Каждый из нас несет свое прошлое, словно крест, и играет судьбой, словно глупец. Но время от времени мы должны прислушиваться к голосу логики. А логика нашего положения состоит в том, что любовь нас погубит. Если бы мы могли стряхнуть с себя наши обязанности, словно пыль! Но, увы, нам этого не дано!»

Римо откинулся в траву, утонул в цветах и с удивлением подумал, что помнит то письмо слово в слово. Он был рад, что сохранил умение помнить.

– «Мы дали друг другу час времени и обещание, – продолжил он. – Будем же хранить воспоминания об этом часе, ибо они делают нас добрыми. Не позволяйте врагам разрушить их. Ибо если мы сохраним в себе самое доброе, то непременно встретимся тем утром, которое будет длиться вечность. Это так же верно, как и то, что текут волны реки Иордан. Это обещание, которое мы обязаны сдержать».

Римо заметил, что у него дрожит голос. Он замолчал, попытался сглотнуть. Но у него пересохло в горле. Ну почему Чиун обучил его всему на свете, по не рассказал, как надо поступать, чтобы не дрожал голос и не пересыхало горло? Римо заморгал и вдруг увидел нежное лицо Завы Фифер, которое вдруг заполнило собой небо. Она улыбалась, и губы се были мягкими. Ее взгляд нельзя было уже назвать пустым. Римо, правда, не мог объяснить, чем наполнились ее глаза, но так или иначе в них появилось нечто новое.

– У меня есть лишь час, – сказал он.

– Я сдержу обещание, – прошептала Зава, наклоняясь все ближе.

Римо прижал ее к себе, и они отправились в шамму.