Последний оплот

Глава семнадцатая

Их никто не провожал.

Йоэль Забари заявил о своей вечной благодарности Корее и Соединенным Штатам Америки. Зава Фифер заявила о своей вечной преданности телу Римо. Что же касается тела Делита, то его прошили очередью из автомата и бросили на вражеской территории, что было нетрудно, потому как все территории вокруг Израиля – вражеские.

Но Израиль все еще существовал, и жизнь продолжалась так, словно ничего и не случилось. То, что Израиль чуть было не оказался уничтожен, не означало ровным счетом ничего. Сионизм был по-прежнему объявлен вне закона ООН. Арабы по-прежнему отрицали право евреев на существование. Бензин по-прежнему стоил дорого. Ничего не изменилось.

Йоэль и Зава снова вернулись к исполнению своих обязанностей. Они пожелали Римо всяческих успехов и попросили, чтобы в следующий раз, когда он захочет появиться в Израиле, он заблаговременно предупредил бы их о таком намерении – лучше года за три.

– Израиль – не государство, – сказал Чиун, – это состояние ума! Ум действует, и мысли возникают и исчезают.

Как узнал Римо, дома дела шли неплохо, Смиту удалось установить, кто разгласил тайну о поездке Римо и Чиуна в Израиль.

– Я действовал методом исключения, – сказал он Римо. – Поскольку об этом не сообщали ни я, ни вы, ни Чиун, оставался только один человек.

Когда Смит поделился своими соображениями о неуместности такой откровенности с виновной стороной, та – в лице президента США – принесла извинения и от смущения чуть было не поперхнулась арахисовым орешком.

Смит приказал Римо возвращаться домой. Задание было выполнено, и Израиль мог заняться своим основным делом – проблемой выживания.

Что же, черт побери, делал Римо на древнем «Чайном пути»?

– Что, черт побери, я делаю на древнем «Чайном пути»? – спросил Римо.

– Я оказал тебе услугу, так что теперь ты мне должен оказать услугу, – сказал Чиун.

Они шли по старинной караванной тропе в синайской пустыне, глядя на камни, на которых были высечены слова молитв.

– Разве я тебе что-то задолжал? – удивился Римо. – Я же отправил письмо Норману Лиру, Норману Лиру. И ты получил свои дневные драмы.

...Чиун не сводил с него глаз, пока Римо выполнял эту операцию. Он не заметил, правда, что Римо не наклеил марки и в качестве обратного адреса указал следующее:

"Капитану Кенгуру. Си-би-эс, Теле-сити.

Голливуд, Калифорния"...

– Ну, какие еще услуги я должен тебе оказать? – осведомился Римо.

– То были не услуги, – напомнил Чиун. – То были твои обязанности. Но не волнуйся, сын мой, я ищу знак.

– Ищи его поскорее, папочка, а то мы опоздаем на самолет.

– Спокойствие, Римо. Есть вещи и похуже, чем опоздать на самолет и остаться здесь.

– Что же это может быть? – спросил Римо. – Или у тебя размягчение мозгов? А как же «малопривлекательная страна»? А как же канувшие в вечность великолепные дворцы прошлого? Помнишь, ты говорил о них?

– Они исчезли, – согласился Чиун. – Их занесло песками. Они вернулись в землю, как и кости Ирода. Так, впрочем, и должно было случиться. Красота – внешняя красота – этих краев пропала, но если Израилю суждено будет исчезнуть с лица земли, то пусть уж и остальной мир исчезнет с ним. Кроме, конечно, Синанджу.

– Хватит обманывать себя, – буркнул Римо. – Если вдруг Израиля не станет, остальной мир и не почешется. Жизнь пойдет своим чередом.

– Да, пойдет своим чередом навстречу концу, – сказал Чиун, – потому как в этой стране есть то, что необходимо миру. В основе Израиля – те же красота, любовь, братство, как и в Синанджу.

Римо рассмеялся. Да тут и впрямь имелось нечто общее. И Израиль, и Синанджу отличались, на его взгляд, удивительным убожеством и захолустностью. Только Израиль ему казался огромным сплошным побережьем, а Синанджу холмом, поросшим ползучим сорняком.

– О чем ты говоришь? – удивился Римо. – О любви, братстве? О Синанджу? Господи, мы же убийцы-ассасины, Чиун! Синанджу – родина самых безжалостных в мире убийц. Жуткое место...

– Синанджу прежде всего искусство, а потом уже место, – поправил Римо Чиун. Лицо его сделалось серьезным. – Неужели ты думаешь, что это я бросил вызов атомный силам и победил их? Ничего подобного! Это сделало искусство Синанджу. Все, что есть во мне, есть в Синанджу. Все, что есть в Синанджу, есть во мне. То же самое можно сказать об Израиле. Это сила, и все те, кто живут в Израиле, могут впитать в себя эту силу.

Римо вспомнил запах серы и тиканье бомбы. Он вспомнил слова Делита и дела Чиуна. Он вспомнил, как чудом не взорвалась бомба. Все это было. Но представить себе Синанджу гнездышком любви, памятником дружбе?!

Чиун повернул в сторону Синая и двинулся дальше, заговорив так, словно прочитал мысли Римо.

– Да, без нашей любви, нашей дружбы, без нашего Дома, Синанджу оставалось бы лишь методом уничтожения людей. Игрушка, которой можно ломать кирпичи. Но миру вовсе не помешало бы кое-чему поучиться у страны, где так мало внешней красоты.

Римо оглянулся по сторонам. У него снова захватило дух. Мирный ландшафт, конечно, мог оказаться минным полем, а городок, который ты проезжал на пути в одну сторону, мог перестать существовать, когда ты возвращаешься обратно, но это вовсе не мешало тем, кто будет здесь жить, любить эту землю. Римо вспомнил о Заве и цветочном ковре.

– Вот здесь! – раздался голос Чиуна, пробудивший Римо от размышлений. Он увидел, как кореец опустился на колени возле камня, а затем снова поднялся и быстро двинулся по пустыне.

Римо миновал немало исписанных словами молитв камней, пока не увидел тот валун, возле которого останавливался кореец.

– Хвала Ироду Чудесному! – услышал он издалека голос Чиуна. – Эго был достойнейший, благороднейший человек, слово которого нерушимо в веках.

На камне Римо увидел четыре буквы: Ч И У Н.

Он бросился догонять корейца.

– Именно этот знак мне обещали древние главы Книги Синанджу, – услышал Римо. – Поторапливайся, сын мой, не будем мешкать.

Римо устремился вслед за удаляющейся фигуркой Чиуна.

– Куда мы? – крикнул он вдогонку, и слова его, пущенные по ветру, были услышаны.

– Нам надо получить долг, – крикнул Чиун.

Кореец несся с такой скоростью, что в глаза Римо летели пыль и песок. Римо закрыл глаза и прибавил ходу. Он бежал с закрытыми глазами, пока не почувствовал, что в лицо ему больше не бьет песок. Тогда он остановился.

Когда он открыл глаза, то очутился рядом с Чиуном у небольшой пещеры из камней и песка. Чиун понимающе улыбнулся и вошел. Римо двинулся следом, согнувшись в три погибели, чтобы протиснуться в маленькое отверстие.

– Ну вот, видишь? – сказал кореец.

Они оказались в маленьком помещении, которое освещалось желобками, прорубленными в камне и залитыми каким-то маслом. На толстом ковре лежал скелет, завернутый в королевские одежды, усыпанные драгоценными камнями. Перед скелетом высились две кучи золота. Стены были убраны шелком.

– Твой приятель? – осведомился Римо.

– Ирод. Человек слова, – отозвался Чиун.

– Был человек слова, – поправил Римо. – Это не Ирод. Его предали погребению в Иордании. – Римо посмотрел на кости мумии, на драгоценную отделку тканей и спросил: – Или я ошибаюсь?

Чиун не счел нужным отвечать, а вместо этого сказал:

– Мы заберем причитающееся нам золото. Оно будет отправлено в Синанджу. За работу! – И он подал Римо шелковый мешок.

– А при чем тут я? – спросил Римо. – Твои деньги – ты их и таскай.

– Это служба, которую ты мне должен сослужить, – отозвался Чиун. – Скажи спасибо, что я допустил тебя до созерцания наших таинств.

– Да, хороши таинства, – буркнул Римо, размышляя, как пройти через таможню с мешком золота. – Повезло мне, нечего сказать!

Когда мешок был наполнен, Чиун взял его и направился к выходу. Когда с ним поравнялся Римо, Чиун обернулся и в последний раз поглядел на скелет того, кто некогда был властелином самой могучей в мире империи.

– Так есть, так было, так будет! – изрек Чиун. – Бедняга Ирод Оклеветанный! Как сказано в Книге Синанджу: «Человек сегодня здесь, а завтра в могиле».

Римо обернулся к Мастеру Синанджу. Он вдруг вспомнил, что совсем недавно слышал от кого-то те же слова.

– Удивительное дело, Чиун, – задумчиво произнес Римо. – А ведь с виду ты совсем не похож на еврея...