Последний оплот

Глава четырнадцатая

– Это ты решил так пошутить? – осведомился Римо, встретив Чиуна в вестибюле отеля «Шератон» – Труп посередине гостиной. И хоть бы кровь вытер!

Чиун сидел спиной к Римо, подставив лицо сквозняку.

– Меня уже тошнит от всего этого, – сообщил ему Римо. – Ты думаешь только о себе. И еще хочу сказать: ты мелок, мелок, мелок.

Чиун принялся изучать затейливый узор на ковре, что устилал пол вестибюля.

– Я все равно не уйду, – заявил Римо. Даже если ты решил поизображать из себя стену.

Римо уставился Чиуну в затылок и сказал.

– Отвечай.

Молчание.

– Ладно, – сказал Римо. – Я посижу и подожду, пока ты не ответишь.

– Отлично, – вдруг заговорил Чиун. Мы можем вдвоем посидеть и подождать, пока мне не доставят мои кассеты. Почему ты решил прервать мою медитацию? Тебя удивил небольшой беспорядок в номере? Твоя грязь?

– Моя грязь? Моя грязь? – взвился Римо. – Как ты смеешь называть это моей грязью?

– Грязь эта интересовалась именно твоей особой, потому что я, как ты выразился, слишком мелок. С какой стати грязи интересоваться мной?

Римо почувствовал, что у него сдавило горло. Он понял, что сопротивление практически бесполезно. Он решил капитулировать и замолчал.

Но Чиун не собирался сдаваться и спросил:

– А знаешь, чего ты не сделал?

– Чего?

– Ты не послал мое уведомление Норману Лиру, Норману Лиру.

– Если я отошлю письмо, ты приберешься в номере? – спросил Римо.

Последовал ответ:

– Если ты отправишь письмо, то я разрешу тебе убрать номер.

– А если я его не отправлю? – спросил Римо.

– Тогда тебе все равно надо будет чем-нибудь заняться. Уборка, например, превосходно отвлекает от всяких дурных мыслей.

Римо в отчаянии вскинул руки. И тотчас услышал негодующий голос Шломо Артова:

– Ага! Я же просил вас, молодой человек, вести себя почтительно по отношению к вашему отцу. Ну, что случилось?

– Да, – вступил Чиун. – Что случилось с тобой?

– Не суйте нос не в свое дело, – ответил Римо Артову.

– Я слышал ваш разговор, – сообщил тот. – Надо же такое придумать: кричать на родного отца!

Он обернулся к Чиуну и сказал:

– Мистер Лир, я выражаю вам свое сочувствие.

– Мистер кто? – удивился Чиун.

– А вам, Норман, – обернулся Шлома к Римо, – должно быть стыдно!

– Что это за лунатик? – обратился Чиун к Римо.

– Не обращай на него внимания, – сказал тот. – Что еще один бедняга, у которого вот-вот будет приступ астмы.

– Чепуха, – пылко возразил Артов. – В жизни не чувствовал себя лучше! Кха-кха-кха! – И вдруг с Артовым случился страшный приступ астмы. Он согнулся пополам, задыхаясь и ловя ртом воздух, и позволил Римо проводить его до конторки. Уверив, что скоро Артов почувствует себя гораздо лучше, Римо убрал руку с плеча бедняги, и вскоре заведующий отделом бронирования и в самом деле почувствовал себя несравненно лучше, несмотря на то, что способность говорить в полный голос вернулась к нему лишь две недели спустя.

Римо повернулся к Чиуну.

– Почему бы нам не двинуться наверх, – процедил он сквозь зубы, – где нам никто не помешает предаваться приятной беседе?

– Мне здесь нравится больше. Я посижу и подожду мои дневные драмы, – упорствовал Чиун.

– А вдруг Смит будет нам звонить?

– Ну и пусть. На сегодня с меня довольно психов.

– Я никогда не отправлю это письмо, – сказал Римо.

– Ладно, – проворчал Чиун. – Пожалуй, придется пойти и посмотреть, как ты будешь убираться. Я не могу тебе доверить даже пустяка, ты все равно где-нибудь да напортачишь.

Прежде чем они вернулись в залитый кровью номер, Римо остановился у киоска и купил чемодан. Когда он запихивал в него останки Ирвинга Одеда Марковича, позвонил телефон.

– Отдел уборки? – сказал Римо в трубку. – Вы убиваете, я за вами убираю!

На другом конце провода было тяжкое молчание. Оно давило, словно камень.

– Невероятно, но факт, Смитти, – сказал в трубку Римо. – У вас даже молчание какое-то кислое.

– Если бы я не видел вас своими собственными глазами, – сказал Харолд Смит, – я бы ни за что не поверил, что на свете бывают такие типы, как вы.

– Ну, что вы хотите мне сказать, Смитти? А то я вообще-то занят.

Римо переломил правое колено трупа, чтобы тот конец влез в чемодан.

– Может, ничего, может, все на свете, – загадочно отозвался Смит. – Люди, которые приветствовали вас по прибытии, прошли через концентрационный лагерь в Треблинке в годы второй мировой войны.

– Ну и что?

– Убитый бизнесмен Хегез, а также Голдман тоже были в Треблинке.

– Правда?

– И доктор Мойше Гаван.

– Все? В одном месте? Вы в этом уверены? – спросил Римо.

– Да, – сказал Смит. Он сидел в местечке Рай, штат Нью-Йорк, уставившись на экран компьютера, представлявшего электронную систему, по сравнению с которой ИБМ показался бы арифмометром. Маленький компьютер на письменном столе Харолда Смита позволял ему использовать информацию, поставляемую тысячами людей, школ, учреждений, библиотек, религиозными и деловыми кругами со всех уголков земного шара.

Задачей Смита было изучать информацию и делать заключения, какое все это имеет отношение к судьбам Америки и всего мира. Обычно его письменный стол был завален грудами страниц с самыми разными материалами, но на сей раз там не было ничего, кроме напечатанного на машинке конспекта в четыре листа. Смит пришел к кое-каким выводам, потому что у сестры одной женщины, состоявшей в Американском Еврейском комитете, который борется против антисемитизма, была дочь, познакомившаяся с одним молодым человеком через «Бнай Акиба» – молодежную еврейскую организацию. Они поженились и родили сына, который рос под надзором Американского еврейского опекунского совета, в задачу которого входит консультировать детей и подростков, в результате чего этот мальчик вступил в ЕАМЛ – Еврейскую ассоциацию молодых людей, – где он сделал доклад о преследованиях евреев в годы второй мировой войны, приведя полный список концентрационных лагерей. Это так поразило его наставников, что они отправили этот список в Совет американских синагог, а там, в свою очередь, его превратили в микрофильм и заложили в компьютер. Этот микрофильм попался на глаза Смиту, и он увидел ниточку...

Тоненькую-претоненькую ниточку, но и ее вполне хватало для КЮРЕ.

– Я в этом уверен, – сказал Смит. – А что?

– Сейчас, минутку, – сказал Римо.

Он открыл чемодан, который уже было совсем закрыл. Не обращая внимания на выпученные голубые глаза на багровом лице, Римо пошарил на груди покойника и извлек нечто из его промокшего от крови пиджака. Он снова закрыл чемодан и начал разворачивать бумажку.

– Прошу прощения, – сказал он в трубку. – От крови все слиплось. – Он наконец нашел то, что искал, и снова заговорил: – Как насчет Ирвинга Одеда Марковича? – спросил он Смита.

– Секунду, – отозвался тот.

Римо напевал себе под нос, как вдруг, словно по волшебству, рядом вырос Чиун.

– Да, – сказал Смит. – Этот Маркович тоже был в Треблинке. Как вы это установили?

– Он явился с визитом к Чиуну. Я позвоню попозже.

Римо повесил трубку. Он понял, что возникла связь – словно электрическая цепь. Его голову вдруг словно продуло хорошим сквозняком и вымело всю паутину. Теперь он понял, что испытывал Шерлок Холмс, когда разгадывал очередную криминальную тайну. Да, детективная деятельность может доставлять удовольствие.

– У тебя странный вид, – заметил Чиун. – Не сообщил ли Смит о задержке моих дневных драм?

– Расслабься, папочка, – весело сказал Римо, набирая номер. – Их доставят завтра, когда кончится еврейский праздник.

– День без драмы, – начал Чиун, – это...

– Все равно что утро без апельсинового сока, – закончил Римо, прижимая к уху трубку. – Алло! Могу я поговорить с Завой? Что-что? О, нельзя ли по-английски? Зава! Нет, я понимаю только по-английски. Господи, мне нужна За-ва!

Чиун взял трубку из рук Римо.

– Неужели все должен делать я? – осведомился он у потолка и повел разговор на беглом иврите.

После беседы, длившейся, как показалось Римо, с полчаса, Чиун вручил ему трубку со словами:

– Она сейчас найдет Заву.

– О чем вы там беседовали? – спросил Римо, снова приложив к уху трубку.

– Вечные проблемы всех достойных людей, – произнес Чиун. – Неблагодарность детей.

– Главное, сам помни о неблагодарности, – сказал Римо и тут услышал в трубке голос Завы.

– Римо? Это опять вы? Вы всегда выбираете не самое удачное время.

– У меня важное дело, – сказал Римо и передал ей услышанное от Смита.

– Но Тохала Делит сказал, что не обнаружил никакой взаимосвязи.

– Зава, а где был сам Делит во время войны?

– Во время какой войны?

– Второй мировой.

– Эго знают все – он прошел через ужасы и пытки. Треблинка!

Римо выслушал это и, смакуя каждое слово, произнес:

– Я так и думал.

– Значит, я была права, – отозвалась Зава. – Значит, все же что-то происходит...

– И самое подходящее время для этого – ваш день четвертого июля или как там у вас это называется.

– Мы должны выяснить, что они задумали, – сказала Зава. – Римо, встречаемся у дома Делита. – Она продиктовала адрес и положила трубку.

– У тебя все-таки нездоровый вид, – заметил Чиун. – Может, дело в воде?

Но Римо не позволил Чиуну подмочить свой энтузиазм.

– Игра началась, Ватсон, – сказал он. – Не желаете ли принять участие?

– А кто такой Ватсон? – осведомился Чиун.