Последний шанс

4

Ради Рейчел Лейн попытался не выказать чувств, которые охватили его при виде пожилой четы, застывшей в дверях. Но ему это не удалось. Женщина смотрела на него со страхом и отвращением, холодный взгляд мужчины не предвещал ничего хорошего.

– Это мой бывший ученик, Лейн Кэссиди, – сказала Рейчел, представляя его. Она повернулась к Лейну, молчаливо призывая его не устраивать скандала. – Лейн, это мои свекор и свекровь, Лоретта и Стюарт Маккенна.

– Мои бабушка и дедушка, – пояснил Тай. А потом добавил, обращаясь к Маккенна: – Лейн носит револьвер. Он даже когда спит, не расстается с ним. Он мне сказал. Он хотел дать мне…

– Тай, – Рейчел остановила мальчика прежде, чем тот успел рассказать еще кое-что. – Почему бы тебе не проводить мистера Кэссиди до его лошади? А потом ты быстро вернешься к нам. – Она повернулась к Маккенна, выдавив из себя любезную улыбку: – Я уверена, что дедушка и бабушка пришли повидаться с тобой.

Лейн надел шляпу, дотронулся до полей двумя пальцами, кивнул Маккенна, потом Дельфи. Когда Тай опять взял его за руку, он посмотрел не на мальчика, а на Рейчел.

– Если я вам понадоблюсь – я буду на ранчо.

Он понял, что сказал лишнее, потому что она сжала губы и на миг закрыла глаза.

– Спасибо, что зашли, Лейн.

Держа Тая за руку, он позволил ему провести себя на улицу к коновязи у изгороди. Рядом с Шильдом была привязана пара чистокровных лошадок, запряженных в великолепный экипаж.

– Вы скоро вернетесь, Лейн? – спросил его Тай, и на личике его появилось тоскливое выражение, когда он потянулся, чтобы потрепать Шильда по мягкой морде.

– Я не знаю точно, Росточек.

– А когда вернетесь, возьмете меня покататься верхом? Мама говорит, что папа так делал, но сама она боится. Говорит, я могу упасть и сломать шею или что-нибудь еще. А я знаю, что вы будете держать меня крепко-цепко. – Он с надеждой обратил к Лейну свое открытое, доверчивое личико. – Я, правда, буду сидеть смирно. Вот будет мирово!

Перед внутренним взором Лейна пронеслись воспоминания. Дядя Чейз частенько катал его, усадив на седло впереди себя. Тай просил немногого, но Лейн не любил давать обещания кому бы то ни было, особенно такие обещания, которых он, возможно, не в состоянии будет выполнить.

– Не знаю насчет этого, Тай. Посмотрим.

Голос мальчика разочарованно сник.

– Когда ма говорит «посмотрим», это значит – «нет».

– Когда я говорю «посмотрим», это значит – «посмотрим». – Он отпустил руку Тая и подошел к лошади.

Тай снова заулыбался – обрадовать его было нетрудно.

– Ладно. Я буду ждать, пока вы не согласитесь.

– Так я и понял.

Лейн подтянул стремя, проверил подпругу, потом опять опустил стремя. Одним быстрым движением он взлетел в седло.

– Тебе лучше вернуться в дом, – напомнил он Таю.

– Смотрите, как я быстро бегаю, – и сын Рейчел повернулся и побежал к дому, мелькая высокими зашнурованными ботинками.

Лейн подождал, пока мальчик, помахав ему рукой, благополучно скрылся в доме; тогда он повернул своего коня в направлении «Кончика хвоста».

«Хорошенькое дельце, Кэссиди», – подумал Лейн, выезжая из города. Настроение его не улучшилось даже при виде открывшихся перед ним гор, обрамлявших котловину. Он не терпел городов и с удовольствием оставлял их позади, но на этот раз было не так-то просто уехать и оставить Рейчел одну расхлебывать кашу с родителями мужа.

Рейчел Олбрайт не должна ронять свою репутацию. Она не из тех, кто может проявить беспечность и упасть в объятия человека, которого считают бродягой с сомнительной репутацией. К тому же, напомнил себе Лейн, он определенно не относится к тем, кто способен обосноваться на одном месте, не говоря уж о том, чтобы обосноваться с женщиной таких достоинств, как Рейчел Олбрайт. Любить такую женщину – это значит возложить на себя слишком высокие для него обязанности.

Лейн пустил коня галопом и почувствовал, как сух и горяч воздух. На ранчо будет прохладнее – не на много, но все-таки эта проклятая жара будет не такой удушающей. Может быть, там кровь его остынет, а в голове прояснится.

Подумав об уставшем Шильде, Лейн ослабил поводья и пустил своего мощного коня рысью. Если память его не обманывает, от города до ранчо, по меньшей мере, час езды.

– Боже милосердный, Рейчел, о чем вы думаете?

Лоретта Маккенна вплыла в кухню, держа Стюарта-старшего в кильватере. Она остановилась, с отвращением посмотрела, как Дельфи наливает в стакан лимонад, а потом объявила:

– Если это для меня, я не буду это пить.

Рейчел сказала:

– Почему бы нам не пойти в гостиную?

Кухня была самой маленькой комнатой в доме. Рейчел не прельщала перспектива успокаивать свекра и свекровь в тесном, перегретом помещении.

– Почему вы не хотите объяснить, что этот изгой делал в вашей кухне? – спросил Стюарт Маккенна, пронизывая Рейчел ледяным взглядом, слишком отчетливо напоминавшем молодой женщине о ее покойном муже.

– Он – старый друг и, как я уже сказала, бывший ученик. Насколько мне известно, его ни в чем не обвиняют.

– У него репутация еще хуже, чем у его дядюшки, – сказал Стюарт.

– О, Боже, – простонала Лоретта. Она принялась обмахиваться рукой, ее поблекшее лицо пылало. – Что подумают люди? И почему вы не в глубоком трауре, как положено? Вы уже ходили куда-нибудь в этом платье? Вы что, с ума сошли?

И схватившись за спинку ближайшего стула, Лоретта обратилась к Дельфи:

– Может, она долго пробыла вчера на солнце? Ей было плохо?

Прежде чем Дельфи успела ответить, Рейчел подошла к свекрови и взяла ее за локоть.

– Я прекрасно себя чувствую. По правде говоря, я давно так хорошо себя не чувствовала. А теперь, матушка Маккенна, мы пойдем в гостиную, где сможем поговорить обо всем спокойно. – Она ловко повлекла свекровь за собой и сказала Дельфи: – Немного погодя принесите нам лимонаду, Дельфи, и кувшин воды со льдом.

Услышав, что в кухню вошел Тай и что он болтает с Дельфи, Рейчел на минуту почувствовала облегчение. Она потихоньку подталкивала Лоретту Маккенна к дверям гостиной.

Шедший позади Стюарт Маккенна завел свою шарманку:

– Если бы вы переехали на ранчо, нам не пришлось бы беспокоиться о подобных вещах. Тай учился бы кидать лассо и ездить верхом, а вы присматривали бы за ним, пока он не вырастет и не унаследует свою часть имения после отца.

Это был старый спор, начавшийся еще в тот день, когда ее муж упокоился в земле. До сих пор Рейчел мягко отклоняла их попытки поселить ее с Таем на ранчо. Хотя Маккенна владели самым большим земельным участком в штате и жили в доме, который можно было бы назвать дворцом, и в котором было более чем достаточно комнат для всех них, она упорно отказывалась переезжать туда.

У нее прекрасный дом, который принадлежит ей и только ей. Она жила здесь одна до того, как стала миссис Стюарт Маккенна, и не собирается уезжать отсюда теперь, когда ее мужа нет. Она любит свой дом не только потому, что когда-то он принадлежал ее родителям, но и потому, что он обеспечивает ее независимость.

Гостиная была обставлена хорошо, но без всяких претензий. Унаследовав дом, Рейчел кое-что в нем изменила – очень немного, удовольствовавшись тем, что было сделано ее матерью; каждая вещь здесь говорила о чувстве собственного достоинства и спокойной респектабельности. У Лоретты были свои представления о меблировке, но Рейчел держалась твердо. Мебели в гостиной стояло немного, но вся она была хорошего качества и сработана со вкусом. На столе в середине комнаты лежали книги Рейчел и семейная Библия, там же стояла ваза с живыми цветами из ее сада.

Лоретта подошла к бархатному диванчику и опустилась на него с таким видом, словно силы окончательно оставили ее. У нее было прекрасное здоровье, и она почти никогда не болела. Рейчел знала, что все эти демонстрации физической слабости были порождением ее натуры, склонной к драматическим эффектам.

Стоя у двери, Рейчел заметила, как Стюарт и Лоретта обменялись быстрыми взглядами. Молодая женщина собиралась с силами, предчувствуя, что сейчас на нее хлынет поток непрошеных советов.

Опершись на ручку зонтика, Лоретта заговорила покровительственным голосом:

– Рейчел, милочка, я не собираюсь вмешиваться в вашу жизнь, я просто забочусь о вашей репутации. Я думаю, вы просто не понимаете, что о соблюдении приличий нужно заботиться постоянно. Смерть мужа требует, чтобы вдова по крайней мере два года соблюдала глубокий траур…

– В наше время разрешается один год, я знаю, – напомнила ей Рейчел.

Оглянувшись, она увидела, что Стюарт идет по комнате. Он остановился в середине гостиной, у стола, задрапированного бахромчатой шалью. На нем стояли фотографии и дагерротипы ее родителей, дедушек и бабушек и Тая. Свекор нервировал Рейчел своей ходьбой, и она попыталась сосредоточиться на том, что говорила Лоретта.

– Но одеваться в цветное платье так скоро после смерти Ст…

– Лиловое и серое считаются цветами полутраура, Лоретта, – возразила Рейчел, опуская фамильярное «матушка Маккенна». – Равно как и белое, отороченное черным. – Она указала на свое платье. – Я думаю, что этот цвет лаванды может сойти за лиловый. Он очень приглушенный.

Лоретта покачала головой.

– Просто не знаю, какой это пример для Тая. В конце концов, его отец…

При упоминании о муже терпение Рейчел, наконец, лопнуло.

– Отец Тая умер в постели гулящей девки. Как вы думаете, хороший это будет пример для Тая, когда он вырастет и поймет, что это значит?

Лоретта раскрыла рот от изумления. Она схватилась рукой за сердце.

– Я уже не такая крепкая, каковой была раньше…

– Ты крепка, как бык, и прекрасно знаешь это, – пролаял Стюарт из угла комнаты. Затем его гнев обратился на Рейчел. – Оставим всю эту ерунду насчет черных платьев и насчет того, что сделал и чего не сделал мой сын. Все это не важно. Я думаю о Тае, о котором вы явно не подумали, пригласив этого ганфайтера в свой дом.

– Я не знала, что он придет сюда.

– Вы танцевали с ним вчера вечером на глазах у Господа Бога и всего города, – заявил Стюарт.

Лоретта, казалось, была ошеломлена.

– Что???

– Я не говорил тебе, дорогая, но сегодня с утра это у всех на устах. Я знаю Рейчел и поэтому решил, что это ничего не значит. – Он сурово посмотрел на невестку, словно пытаясь обнаружить в ней нечто такое, что он не замечал прежде. – Теперь я в этом не уверен.

– Нет ничего дурного в том, что я протанцевала с Лейном Кэссиди. Вы же знаете, что я никогда не сделаю ничего такого, что может повредить Таю…

– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Вы знаете уже много лет, что мы никогда не одобряли вашей дружбы с женой Чейза Кэссиди, и все же вы продолжаете поддерживать эту дружбу.

– Ева Кэссиди – одна из самых добрых, искренних и честных женщин, которых я знаю, – возразила Рейчел.

Лоретта покачала головой.

– Никогда не могла понять, как такая леди могла выйти за преступника.

– Я не собираюсь пререкаться с вами о семействе Кэссиди или об их прославленном племяннике, – заявил Стюарт. Глубоко вздохнув, он одернул полочки своего жилета, как он делал всегда, намереваясь о чем-то сообщить. – Мы пришли сообщить вам, что возвращается Роберт. Мы собираемся дать обед в его честь и хотим, чтобы вы и Тай присутствовали на нем.

Рейчел была в подавленном состоянии и с трудом сосредоточилась на сообщении о том, что ее деверь возвращается домой.

– Вы знаете, когда именно он приезжает?

– Точно это неизвестно, но через неделю-другую. Его дело в Новом Орлеане застопорилось, поэтому он решил воспользоваться возможностью и побывать у нас.

Ей очень хотелось отказаться от приглашения на обед, но Роберт приходился дядей Таю и, в конце концов, это единственный член семьи, который был к ней добр. Она выдержит обед у Маккенна только ради общества деверя и будет искреннее рада повидаться с ним.

Роберт был единственным, кто поддерживал ее, когда она решила не оставлять работу, выйдя за Стюарта, но даже их соединенных усилий оказалось недостаточно, чтобы переубедить Стюарта, Лоретту и ее мужа.

Они убедили Рейчел, что это не принято – работать учительницей, будучи женой местного шерифа, особенно когда он является наследником одного из самых обширных ранчо в Монтане. Она с большим сожалением отказалась от любимой работы.

– Конечно, мы с Таем приедем к вам, – сказала Рейчел. – А чем занимается Мэри Маргарет? – спросила она, имея в виду сестру Лоретты, старую деву, живущую с Маккенна.

Рейчел надеялась, что этот вопрос разрядит напряженную атмосферу.

– Как всегда, всякими глупостями, – фыркнула Лоретта. – Она вбила себе в голову устроить декламацию стихов в честь возвращения Роберта.

– А мне кажется, это прекрасная мысль, – возразила Рейчел. – Если Мэри Маргарет устроит для нас такое развлечение, это поможет ей поддержать уверенность в своих силах.

– Она бы обрела уверенность, если бы перестала витать в облаках и похудела бы на семьдесят фунтов, чтобы не выглядеть на улице как ходячая бочка, – брюзгливо сказал Стюарт.

Лоретта подалась вперед, отложив, наконец, в сторону сложенный зонтик.

– Нет, дорогой, не говори так о бедной Мэри Маргарет. Ты же знаешь, она очень старается.

– Я знаю, как она старается – каждый день опустошает нашу кладовку, – проворчал Стюарт.

Рейчел изо всех сил сдерживалась, чтобы не потереть пульсирующие виски. Ей очень хотелось, чтобы они ушли. Она взглянула в сторону холла, подыскивая повод, который помог бы ей избавиться от их давящего присутствия и не показаться при этом слишком грубой.

– Не понимаю, почему Дельфи так копается.

– Вы не знаете элементарного способа держать прислугу в руках, Рейчел. Вы недопустимо фамильярны с ней. Я говорила это вам с самого начала. Если бы вы согласились переехать на ранчо и пожить с нами какое-то время – хотя бы пару лет, пока Тай не подрастет, – вы бы научились всему, что необходимо знать для того, чтобы правильно вести дом. Лоретта взмахом руки обвела уютную комнату.

– Я бы научила вас, как нужно обставлять комнаты. Кажется, у вас нет даже приблизительного понятия о том, как создать должное впечатление… Один из самых очевидных способов для этого – обстановка в доме. Именно дом говорит о том, какое положение занимает семья в обществе. Один быстрый взгляд – и у гостя тут же создается мнение о вас и о вашей семье. Нужно неусыпно следить за этим, нужно всегда соответствовать требованиям респектабельности.

– И нужно держаться подальше от негодяев вроде Лейна Кэссиди, – напомнил Стюарт.

Он стоял у окна, расстегнув пиджак, сунув руки в карманы. Солнце освещало его со спины, и поблескивала золотая цепочка часов, свисающая из его жилетного кармана.

В этот момент остатки самообладания покинули Рейчел. Она слишком долго молчала, а теперь вспомнила о решении, принятом вчера вечером. Она не желает больше носить траур по Стюарту, равным образом она не желает, чтобы его родители поучали ее.

– Вы не имеете никакого права указывать, с кем я должна и с кем не должна водить дружбу. – Говоря это, Рейчел старалась выглядеть как можно спокойней.

Лоретта поднялась. Губы ее дрожали от ярости.

– Вы хотите сказать, что намерены и впредь видеться с этим… с этим desperado?[4]

– Я не знаю, – честно ответила молодая женщина. – Но буду я с ним видеться или не буду, зависит от моего решения и уж конечно не от того, что вы сегодня мне наговорили. А теперь вы меня извините – у меня очень болит голова.

Лоретта была так поражена этой мягкой просьбой удалиться, что вся дрожала, когда нагибалась за своим зонтиком.

– Я не знаю, что на вас нашло, Рейчел. Знаете ли, разговаривать с нами таким тоном после всего, что мы сделали для вас и Тая, когда вы были в горе…

Стюарт подошел к жене и сурово глянул на невестку, как бы желая предостеречь ее.

– Я уверен, что Рейчел образумится, как только все хорошенько обдумает. Мы сообщим вам, когда состоится званый обед в честь Роберта, – добавил он, ловко направляя свою супругу к выходу. – Ступай в экипаж, Лоретта. Мне нужно сказать Рейчел еще одну вещь, и я скоро приду.

– Но…

– Иди, Лоретта.

Та, очевидно взволнованная, вышла в холл, и на лице ее была написана ярость. Рейчел собралась с духом, в предчувствии того, что ее ждет.

– Если вы не хотите неприятностей, то никогда больше не станете встречаться с этим человеком, – проговорил Стюарт голосом тихим и явно угрожающим.

Руки молодой женщины, скрытые в складках юбки, сжались в кулаки. Она посмотрела в выцветшие глаза, точно такие же, какие были у ее мужа. Оба эти человека были исполнены холодной жесткости, непостоянны и очень опасны, если им шли наперекор. Рейчел поняла, что ее независимость поставлена на карту. Но все же она не отступит перед этим леденящим взглядом, хотя ее и бьет дрожь от страха.

– Это мой дом. Я буду поступать так, как мне нравится.

– А в том, что касается моего внука, я буду поступать так, как сочту нужным для его пользы. Не советую забывать об этом.

– Вы используете Тая, чтобы шантажировать меня?

– Я просто предупреждаю вас, вот и все. – Он окинул ее беглым взглядом с ног до головы и ухмыльнулся. – Сомневаюсь, что Лейн Кэссиди будет долго ошиваться возле вас, если он поближе вас узнает. В конце концов, будь у вас способности развлечь мужчину, мой сын не был бы вынужден ходить к девкам, а?

И тут Рейчел, еще не поняв, что она делает, подняла руку, чтобы дать ему пощечину. Стюарт схватил ее за запястье и стал сжимать его все сильнее и сильнее. Рейчел решила не подавать вида, что ей больно. Наконец, он отпустил ее. Он придвинулся ближе к молодой женщине, его лицо было в нескольких дюймах от ее лица, и заговорил едва слышным шепотом:

– Стюарт рассказывал мне о вас. Говорил, что в постели вы такая же оживленная, как фарфоровая кукла. – Он с отвращением оглядел ее с головы до ног. – Куклы, бывает, разбиваются. Запомните этот короткий разговор, Рейчел. Не переходите мне дорогу.

Он отступил от нее и, прежде чем повернуться на каблуках и направиться к выходу, злобно глянул на невестку.

И тогда Рейчел крикнула ему вслед, и в голосе ее было во сто крат больше уверенности, чем она испытывала на самом деле:

– Мне тридцать лет, и это мой дом, а Тай – мой сын, Стюарт! И я буду жить так, как захочу!

– Это мы еще увидим, не так ли? Это мы еще увидим.

Проезжая по пастбищам дяди, Лейн понял, что здесь ничего не изменилось. Плоская безлесная равнина полого поднималась вверх, переходя в холмы у подножия Большого Горного пояса и в отроги Скалистых гор. Пастбища были золотисто-коричневого цвета, низкая, жесткая от засухи трава высохла под летним солнцем и ветром. По берегам Миссури и ее притоков, пересекавших равнину, росли черная ольха и тополя.

Когда он подъехал к холму, стало видно собственно ранчо с его загонами для скота, сараями и хозяйственными постройками. Он остановил лошадь и в изумлении уставился на внушительных размеров двухэтажный дом, выстроенный Чейзом для своей семьи. Он был выстроен в стиле королевы Анны, столь распространенном в те времена – из красного кирпича с резным орнаментом. Здание казалось кричаще новым или, по крайней мере, недавно окрашенным, рядом со старым бревенчатым, который был их домом, когда Лейн жил здесь.

Даже несмотря на то, что Лейн читал донесения агентов, кровь у него похолодела при виде такого великолепия, и он напомнил себе, зачем вернулся в Монтану.

В течение трех лет «Агентство» охотилось за Джентльменом-Грабителем, грабившим поезда в Вайоминге, Дакоте и Монтане. Лейн занимался другими делами и поэтому не участвовал в выслеживании Грабителя. В свободное время, чтобы чем-то заняться, он сидел в Денверском офисе и читал донесения.

Он был потрясен, обнаружив, что единственный человек, на которого пало подозрение в «Агентстве» – Чейз Кэссиди. Определив территорию, на которой совершались ограбления, «Агентство» пришло к выводу, что Джентльмен-Грабитель – это, по всей вероятности, его дядя.

Лейн полагал, что это не так, особенно теперь, когда узнал, что Чейз и Ева поженились, что у них двое детей, но «Агентство» заподозрило Чейза, потому что все говорило против него.

Грабитель был более шести футов роста, с темными волосами и самоуверенными манерами хорошо одетого человека. Чейз, обладающий большим гардеробом и производящий убедительное впечатление джентльмена, очень подходил к этому описанию. «Кончик хвоста» располагался на равном расстоянии от мест, где отмечались ограбления, которые происходили регулярно, через каждые пять-шесть месяцев, за последние три года.

В донесениях указывалось, что Чейз и Ева очень много ездили за последние несколько лет – в Чикаго, Чайенну, Сен-Луис, а теперь и в Калифорнию. Ездили они на поезде.

Судя по документам, виновность Чейза рассматривалась как нечто вероятное, но Лейн знал, что «Агентство» в отчаянье, и поэтому очень может превратить подозрение в обвинение. Как только поступало донесение об ограблении, Вильям или Роберт Пинкертон лично бросались в Денвер, чтобы наблюдать за ходом дела, но пока что «Агентство» не могло передать Джентльмена-Грабителя в руки администрации железной дороги.

Принимались различные меры. Поезда, перевозившие банковские капиталы, сопровождали усиленные наряды охранников, вооруженных винчестерами и револьверами. Защитные устройства, на взлом которых требовался не один час, вынуждали большую часть поездных грабителей взрывать сейфы, и иногда вместе с деньгами. Но Джентльмен-Грабитель не прибегал к таким методам. Иногда ему удавалось забраться в вагоны, везущие жалование, не привлекая к себе излишнего внимания. Этот человек был настолько ловок, что мог сесть на поезд или сойти с него и остаться при этом совершенно незамеченным.

Лейн сидел верхом на Шильде, который грыз удила, порываясь присоединиться к лошадям, пасущимся в огромном загоне, и ему было не по себе. Он оглядывал владения своего дядюшки. Когда Лейн уехал с ранчо десять лет тому назад, Чейз с трудом сводил концы с концами. А теперь оказывается, что Кэссиди выстроили прекрасный дом, перестроили старый амбар и расширили загон для скота. Для любого владельца ранчо, зависящего от колебания цен на скот и от капризов погоды, это просто невозможно – процветать в течение десяти лет.

Шильд замотал головой и заржал, сделав шаг в сторону и натянув поводья, порываясь бежать. Лейн направил коня вперед. Он должен знать правду о том, что скрывается за богатством Чейза, и успокоить подозрения Пинкертонов.

Перед длинным низким домом, сложенным из отесанных вручную бревен, служившим жилищем семейству Кэссиди до того, как в нескольких ярдах был построен великолепный особняк в стиле королевы Анны, стоял Рамон Альварадо, управляющий Чейза, или segundo. Он сошел с низкого крыльца, из-под навеса, дающего тень, на солнцепек, чтобы встретить Лейна, въехавшего во двор.

Подъехав к дому, Лейн тут же спешился, взял Шильда под уздцы, решив не привязывать его к коновязи у крыльца. Рамон наблюдал за ним пристально, без недоброжелательства, но настороженно.

Лейн не видел Рамона с той поры, когда его жизнь превратилась в одно сплошное бедствие. В последний день его пребывания на ранчо Лейн нарочно изводил Чейза, надеясь, что тот схватится за револьвер, что выстрелит в него и тем положит конец его жалкому существованию. Но Чейз не поддался. Он предпочел бы умереть на руках у Лейна вместо того, чтобы убивать племянника.

В тот день, не добившись своего, Лейн ускакал прочь, даже не оглянувшись.

– Сколько лет, сколько зим, amigo.[5] – Некогда высокий и гибкий мексиканец прибавил с годами несколько фунтов. Он по-прежнему был статен, хотя слегка и отяжелел. Рамон протянул Лейну руку.

Лейн пожал протянутую руку, потом оглянулся на новый дом.

– Похоже, у Чейза дела идут неплохо.

– Ему наконец повезло.

Лейн хлестнул себя по бедру поводьями и оперся на другую ногу.

– Похоже также, что у него завелись деньги. А еще я слыхал, что у него двое детей.

– Si.[6] Мальчика назвали в вашу честь. У девочки рыжие волосы, как у ее матери. – Рамон сверкнул удивительно светлой улыбкой из-под аккуратно подстриженных усов. – Эллита больше похожа на вас, чем братик. С ней каждый день что-нибудь случается.

Лейн улыбнулся так широко, как только возможно для человека в таком тревожном настроении.

– Я слыхал, они все в Калифорнии.

Рамон кивнул.

– Скоро вернутся. – Он мельком глянул на револьвер, висящий на бедре у Лейна, потом опять посмотрел ему в глаза. – Вы можете оставаться здесь, пока не появится свора полицейских, разыскивающих вас.

Лейн подавил вспыхнувшее было раздражение, но, учитывая репутацию, которую он нарочно всячески поддерживал, замечание Рамона было вполне справедливым.

– Насколько мне известно, меня никто не ищет, и ни в каких списках я не значусь в настоящее время.

– Я принесу ключ от дома, – сказал Рамон, направляясь к крыльцу. В тот же момент в дверях появилась гибкая голубоглазая женщина с густыми белокурыми волосами, одетая в светло-желтое с темно-синей отделкой платье. Увидев Лейна, она остановилась.

– Добро пожаловать домой, мистер Кэссиди. Ева говорила мне о вас. Меня зовут Льюси, я жена Рамона.

Действительно, все переменилось. Интересно, где это Рамон нашел такую красотку. Лейн крикнул ему, пока тот не скрылся в доме:

– Если вы не возражаете, я бы лучше пожил в старой пастушьей хижине. – Он оглянулся через плечо на новый дом. – Вряд ли мне будет там удобно – того и гляди не туда ступлю или раскокаю Евины безделушки.

– Да, у нее много красивых вещей, – невинно заметила Льюси.

Много красивых вещей. Вещей, которые, как подозревают Пинкертоны, куплены на деньги, украденные на железных дорогах.

Лейна охватило непреодолимое желание вскочить на коня и опять уехать отсюда, наплевать на все, и пусть другие детективы Пинкертонов докапываются до истины. Он проделал путь до самой Монтаны, лишь бы доказать им, что они ошибаются. Опять же, если он что-нибудь обнаружит и скроет это, его не просто уволят – он подвергается риску быть заподозренным в соучастии.

– Пастушья хижина в порядке, и там есть все, что нужно. Скотина сейчас пасется по ту сторону холмов. Вас никто не побеспокоит.

– Спасибо. Я буду заходить каждый день или вроде того узнать, не вернулся ли Чейз. – И Лейн прикоснулся к шляпе, прощаясь сначала с Рамоном, а потом с Льюси, и вскочил в седло.