Последний вздох

Глава 14

Изменение планов. Совершенно очевидно, что Рэйган не останется с Перея, даже если бы тот согласился держать её. Перея достает джинсы и сапоги, но не кепку. Мы выходим из дома, и я беру Рэйган за руку.

— Держись ближе ко мне, — приказываю я, хотя в этом нет необходимости.

Её хватка на моей руке раздавила бы мне пальцы, если бы я был слабее, или она сильнее. Мысленно напоминаю себе, что нам надо поесть, прежде чем пойти за документами.

— В заднем кармане есть протеиновый батончик, — говорю я ей. — Съешь.

Ей, конечно же, не хватает пищи. После этого нужно будет отвести её и нормально поесть.

— Ты разговариваешь со мной в приказном тоне, потому что злишься? — спрашивает девушка, но достает батончик.

Рэйган разламывает его на две части и протягивает мне половину. Пока она грызет батончик, я засовываю свою половину в рот и проглатываю, не жуя, прежде чем ответить.

Рэйган это большая ответственность, но её страх сильнее здравого смысла. А после того, что произошло в оружейной комнате, я не могу признаться ей, что она тормозит меня. Но хочу принять некоторые меры предосторожности. Дергая её за руку, я поворачиваю девушку лицом к себе, чтобы она увидела мою серьезность, но на секунду теряюсь в её зеленых глазах, более таинственных и прекрасных, чем воды Рио. Я опустошен умственно, эмоционально и физически. Хотел бы погрузиться в эти воды и плыть по течению несколько дней. Утомительная бесконечная охота на сестру и страх, что в один прекрасный день я найду её тело в сумке, измотали меня. И еще понимание, что Фриз и Гомес, и им подобные, кажется, побеждают.

Но Рэйган здесь. Она — живое доказательство того, что можно пройти через ад, и выжить. Моя работа — не испортить это. Я должен охранять её.

— Я не сержусь на тебя. У меня нет на это времени. Единственное, что меня беспокоит, чтобы ты следовала моим инструкциям. Если я говорю прыгать, ты прыгаешь. Говорю есть, ты ешь. Говорю держись ближе, значит, и листок бумаги не должен проскользнуть между нами. Наш побег от сюда полностью зависит от того, слушаешься ли ты меня. Поняла?

Она кивает, и я вижу проблески понимания в выражении её лица, которые до этого не замечал. Вся эта ситуация полная задница, не говоря уже о затее тащить Рэйган в трущобы. И еще это мое глупое влечение к ней и её необходимость спорить обо всем. Я разрываюсь от желания сказать ей, что, если бы мое влечение к ней стало еще сильнее, я не смог бы ни встать, ни ходить.

— Ой, — слышу возглас Рэйган и понимаю, что в этот раз сжал её пальцы слишком сильно.

— Прости, — я ослабляю хватку и ускоряю темп, ведь чем быстрее мы уйдем отсюда, тем лучше.

На Холме Обезьян улицы узкие и изогнутые. Ни один архитектор не смог бы расположить улицы такими причудливыми геометрическими узорами. Просто жители трущоб выстроили эту местность из красного кирпича и ржавых листов металла, нагромождая лачуги, как ребенок ставит друг на друга консервные банки.

Отсюда с высоты можно увидеть стадион Маракана у подножия холма, где готовятся принять через два года чемпионат мира по футболу и Олимпиаду. Его сверкающие новые стены мерцают, как большая лживая надежда.

Рио пытался очистить трущобы, осыпая их градом пуль. Наркобароны отступили, но не умерли. Едкий запах все еще держится на улицах. Запах выпущенных пуль, горелого мяса и горя. Внизу в Ипанеме или Леблоне вам все улыбаются. Здесь просто выйти наружу уже геройство, а улыбка может стать сигналом для пули в тупую голову.

Спустя три четверти пути виднеется общественная площадь. В свое время на этой площади располагались детский сад, плавательный бассейн и футбольное поле для жителей Холма Обезьян. Но наркобароны не могли позволить простым людям пользоваться бассейном. Думаю, хотели приводить сюда и топить тех, кто перешел им дорогу. На футбольном поле не было травы, разве что по краям. Это скорее был огромный овал грязи. Вот, где рождаются настоящие футболисты. Только один человек смог бы пройти здесь нетронутым — благословенный Пеле. И наркобароны, и простые дельцы, все любят богов футбола. Эдсон Арантес ду Насименту и Мануэль Франсиско дос Сантос, более известные как Пеле и Гарринча, почитаются больше Девы Марии.

Бросив быстрый взгляд по полю, я понимаю, что никого нет. Я веду Рэйган к кирпичной стене, разрисованной мелкими бандами и перекрашенной членами ADA — главной бандой, которая работает на Холме Обезьян.

— Прислонись к стене, — говорю я ей, но не становлюсь рядом с ней.

Вместо этого я остаюсь рядом, готовый действовать, и рефлекторно кладу руку на мой ругер.

— Мне достать мой пистолет? — спрашивает Рэйган.

— Твой пистолет?

Я на мгновение отвлекаюсь, глядя на неё. У её светлых волос нет блеска, а на лице грязь, немного на лбу и по краям щек. Она грязная и немного вонючая, но не думаю, что видел кого-то более привлекательного за всю свою жизнь. Теперь понимаю, желание оставить Рэйган было продиктовано еще и опасностью, которую она представляет для моего тела. Я хотел оставить её у Перея потому, что беспокоюсь не только о её защите. Но и о том, что, чем больше я провожу с ней времени, тем меньше хочу отпускать.

Девушка похлопывает по кобуре под жилетом, в которой пистолет, что мы забрали у нашего ночного гостя.

— Да, я решила, что он мой.

— Еще нет, Энни Оукли, давай оставим его до того, как окажемся в реальной беде. Сейчас единственное, что меня беспокоит это, где мой информатор.

Я возвращаюсь к своему визуальному осмотру территории.

— Как ты узнаешь его? У него красный цветок в петлице?

— Я узнаю, — говорю я, отсмеявшись.

Так рано здесь не бывает никого, кроме стукачей и патрульных.

— Перея дал мне описание. Метр семьдесят. Худой.

Вероятно, попытается подрезать нас после получения денег. Но этого я Рэйган не скажу.

— Почему они не заполнят бассейн? — спрашивает она.

— Это знак контроля. Заполнение бассейна было бы актом неповиновения и знаком, что парни из ADA теряют свою власть над районом.

— ADA?

— «Amigos de Amigos». Друзья друзей. У каждой фавелы есть собственная банда наблюдателей от наркобаронов. Обезьяний Холм находится под контролем ADA. Они занимаются торговлей оружия и наркотиков, но вроде не женщин.

Рэйган фыркает:

— Ничего себе, так благочестиво с их стороны.

— У всех есть свои границы, — я пожимаю плечами.

— Почему же народ не бунтует? Ты сказал, у всех здесь есть оружие.

— Банды обеспечивают инфраструктуру и дают некое чувство стабильности. Полицейские прогибаются потому, что банда с большой властью и правильным лидером может обеспечить этим людям лучшую жизнь, чем правительство. Если твою дочь изнасилуют, банда вершит правосудие от твоего имени. Обезьяний Холм — одно из лучших мест. Реальную опасность для живущих здесь представляют только конкурирующие банды, которые давят со всех сторон. На разборках убивают больше людей, чем где бы то ни было.

— Говоришь так, будто одобряешь их деятельность, — говорит она.

— До этого я служил в армии, и могу сказать, что по благословению правительства США я убил гораздо больше народу, чем по собственной нужде. Полагаю, важно защищать людей, о которых ты заботишься. Это важный принцип для меня. C другой стороны, есть фавелы под названием «Слезы Бога», они были запущены несколько лет назад под руководством человека по имени Рука Ножа. Там экспериментировали с местными культурами, сорвали существующие устои и установили новые. Жители фавелы носили медальон, выбитый из местного гранита. Говорят, что если ты навредишь члену фавелы «Слезы Бога», ты и вся твоя семья будут убиты в отместку.

— Это жестоко.

Я думаю о том, что хотел бы сделать с людьми, которые схватили мою сестру, и с теми, что обижали Рэйган, и качаю головой. Эти фантазии могли бы напугать её больше и заставить бежать быстрее, чем моё желание к ней.

— Может быть, но я не слышал ни об одной войне за территорию, люди не ходят вооруженные до зубов, а полиция не проносится, как торнадо с вихрем пуль и гранат.

На другом конце поля появляется одинокая фигура и движется, прежде чем Рэйган успевает ответить. Я слышу её шаги в мою сторону, значит, она всё-таки слушает меня. Девушка кладет руку мне на спину, этого не достаточно, чтобы удержать меня или ограничить в движении, но достаточно, чтобы не прерывать связь между нами. Подозреваю, что другой рукой она придерживает приклад пистолета.

Информатор видит меня и поворачивается, чтобы спустится к старому заброшенному продуктовому магазину. Буквы в названии стерлись, но на одном окне заявлено, что здесь продавали фрукты и бобы. Мы заходим в здание, здесь абсолютно пусто, даже нет полок. В задней части выступают склады и хранилища. Плитка на полу разбита и покрыта темными пятнами крови.

Мой информатор идет к двери спиной, и я прижимаюсь к противоположной стене. Мы не доверяем друг другу. Незнакомцы, связанные бизнесом. Убийство не произойдет, пока сделка не состоится. Стукач одет в толстовку и мешковатые джинсы — универсальный наряд подростка-хулигана любой страны мира. Кроме, возможно Восточной Азии. Эти парни носят зауженные джинсы.

— Всё здесь, — он протягивает мне руку в перчатке, а в ней маленькую карту памяти.

У него слегка трясётся рука, выдавая его нервозность. Нервные люди склоны сначала стрелять, а потом разбираться в перспективе и правильности поступка. Всё в этом информаторе вопит о том, что он новичок. Стоит ли нам с Рэйган убивать его? Перчатки на его руках слишком велики, чтобы быстро и плавно извлечь пистолет. Мешковатые штаны слишком большие и помешают ему бежать, а капюшон сужает его поле зрения. Я немного сдвигаюсь влево, чтобы оказаться на границе его периферийного зрения.

Я беру SD-карту, вытаскиваю не активированный смартфон и вставляю в него карту. Загружаю приложение и протягиваю Рэйган:

— Читай. Вслух.

Информатор протестует:

— Дай мне оплату.

— Нет, — я качаю головой, чертовски ненавижу работать с любителями. — Слушай, женщина, мы проверим твою информацию, а затем я заплачу.

Она дергает головой, и капюшон спадает, открывая очень красивую бразильянку. Высокие скулы, тонкий нос и темно-русое каре.

— Как… — начинает она, но замолкает.

— Голос, — нетерпеливо отвечаю я. — Плюс ко всему твои бедра, — я указываю на её талию.

Кивнув Рэйган, я повторяю свою команду:

— Читай.

Через секунду Рэйган начинает читать.

— Светлые волосы, карие глаза. Женщина.

Возраст около 20.

Место рождения: Канкун.

Дата: 16 марта.

Состояние: хорошее здоровье. Странная фобия. Отказывается смотреть людям в глаза. Непонятные конвульсии. Возможно, самостоятельно навредила себе. Подтвердила обширные знания о компьютерах и интернете. Предлагала взломать кайманский и баттерфилдский банки, получив конкурирующие номера банковских счетов. Вызов был принят. Успешно. Отказалась выполнять другую работу, пока не получит отдельный номер и обещание, чтобы к ней не прикасались. Требования удовлетворены. Предполагается сотрудничество с организацией AБ.

— И еще здесь несколько электронных адресов. АБ?

— Арийское братство, — поясняю я. — Они работают с картелями, транспортирующими наркотики. В США у одного из них самые высокие показатели по обороту нелегальных наркотиков в мире.

— Достаточно? — говорит стукач.

Да. Я не могу объяснить облегчение, которое испытал после того, что прочитала Рэйган. Это она. Моя высоко функциональная сестра — аутист. Такая блестящая.

— Достаточно.

Я вытягиваю бархатный мешочек. В нем мусгравит — камень, который дал мне Петрович за снятие его дяди. Он стоит около ста тысяч. Я бы заплатил вдвое больше за эти данные. Информатор едва может держать его в своих перчатках. Пока она смотрит вниз, я подвигаю Рэйган напротив храма.

— Дениэл, — слышу шокированный голос Рэйган.

Не понимаю, как она до сих пор может удивляться. Это еще раз доказывает, что она не позволила своему заключению разрушить её изнутри. Она по-прежнему переживает, когда кому-то больно. Как я уже говорил, самая большая опасность для Рэйган — это комок в моей груди. Он снова начинает биться. Я выясню хорошо это или плохо, но позже, черт возьми.

— Вот, что будет дальше. Ты возьмёшь нашу оплату и вернешься на базу. Можешь сказать, что убила нас. Можешь сказать, что пытала. Ни я, ни она не смогут рассказать другую историю. Но если ты попытаешься что-то предпринять, я вышибу тебе мозги прямо здесь. Я даю тебе выбор, женщина. Понимаешь?

Она кивает, но мой пистолет следует за каждым её движением. У неё расширяются глаза при виде его.

— Это правильно. Я использовал это оружие много раз. Я не буду спрашивать, сколько раз ты стреляла. Но подозреваю, что ты окажешься на полу с пулей в голове раньше, чем достанешь свое оружие из кармана. Так что будь умницей, и проживешь еще как минимум десять минут.

— Это ты так думаешь, — фыркает она, а потом я вижу бледную красную точку, прежде чем всё катится в ад.

Требуется две секунды. Одна секунда, пока я смотрю на лицо хорошенькой женщины, удивляясь, откуда у неё на лбу лазерная точка. А в следующую секунду её лоб взрывается, ударяя мне в лицо измельчённой плотью, влажной и горячей.

— Вниз! — кричит Дениэл.

Он толкает меня рукой за плечи, прежде чем я осознаю, что мозги этой девушки находятся на моем лице.

Я хлопаюсь на грязный окрашенный бетонный пол, и воздух вырывается из моих легких. Пистолет и ножи, заправленные в мой жилет, упираются в ребра. Я уже почти уверена, что оказалось в аду, но нет, я жива. Пока ещё. Тело девушки падает рядом со мной, а её кровь растекается рядом с моей ногой. Дениэл не медлит ни мгновения, и извиваясь, ползет к стене. Когда первоначальный шок отпускает меня, я следую за ним. «Сложись, как бумажная», — говорил он мне.

Мы прячемся в здании, где Дениэл приседает за холодильник, который здесь, похоже, со времен Никсона. Еще один выстрел раздается на моем пути к Дениэлу, и что-то ударяется о соседнюю стену.

Я издаю испуганный всхлип, когда Дениэл берет меня за руку и тянет к себе. Мое тело становится, словно из гипса, и я стараюсь быть под эти прикрытием, как можно дольше. Он отворачивается от меня, хотя я цепляюсь за его спину, а затем толчком открывает дверь холодильника, чтобы дать нам больше защиты.

Раздаётся еще один выстрел, от которого подскакивает дверь холодильника и закрывается. Дениэл снова открывает её.

Они знают, что мы за ней. Они наблюдают за нами.

— Что… что… — я стараюсь задать вопрос, который охватывает всё, что происходит, но не выходит.

Дениэл с пистолетом в руках качает головой. Его взгляд сканирует переднюю часть старого продуктового магазина, как будто он в состоянии что-то увидеть.

— Не знаю почему, но кто-то решил убрать стукача. Стукачей всегда затыкают.

Я поворачиваюсь, смотрю на тело мертвой девушки и касаюсь пальцами своего лица. Все еще влажное. Мне хочется блевать, но сейчас на это нет времени. Я сглатываю, но усилием воли удерживаю слюну во рту, для этого будет более подходящий момент.

— Она стукач?

— Была, — говорит Дениэл.

Я смотрю на него и достаю свой пистолет.

— Ты знал, что это произойдет.

— Была такая мысль. Как я сказал, стукачей часто затыкают. Это опасная работа.

— Надеюсь, эта информация стоила её жизни, — говорю я, до сих пор потрясенная тем, что эта девушка оказывается мертва так быстро и так легко.

«Жизнь в трущобах ничего не стоит», — напоминаю я себе. Как же сильно я хочу поехать домой.

— Ты и понятия не имеешь, — говорит Дениэл так пылко, что заставляет меня задуматься.

Он практически радуется информации об этой блондинке, но меня удивляет вспышка ревности внутри меня. Неужели ту женщину Дениэл искал всё это время? Может, он поэтому отправился на мои поиски, чтобы найти другую блондинку? Возможно, она его девушка?

Мне немного стыдно за свою ревность. Сейчас не время. И никогда не будет времени для этого. Для Дениэла я посылка. Разодранная посылка, которую не принимают обратно в почтовое отделение, так что её нужно доставить лично.

Всё стихло. Никто больше не стреляет, но мы не двигаемся. Дениэл напрягся, как никогда.

— Можно выходить? — шепчу я.

— Черт, нет, — говорит Дениэл, посмеиваясь. — У них снайпер. Кто-то знал, что она стукач. И он зол. Мы получили много информации с этой карты и движемся выше по пищевой цепи, но кого-то это совсем не радует.

Мужчина по-прежнему выглядит взволнованным.

— Так что нам делать? — спрашиваю я.

— Еще не понимаю.

Я думаю.

— Мы можем дождаться, пока они выйдут?

— Снайперы могут ждать очень долго, — говорит Дениэл. — У них преимущество, поэтому мы в ловушке.

— Так что нам делать? — снова спрашиваю я.

— Мы подождем, пока они допустят ошибку, — говорит он, глядя на меня.

Дерзкий оскал на его лице пугает в такой мрачной ситуации.

— И мы успокоимся. Не будем высовывать голову, чтобы нас не сняли. И всё будет хорошо.

Ох, конечно, так просто ему это говорить.

— Ты был раньше в перестрелках?

Дениэл кивает и вновь переключает внимание на сканирование старого магазина. Солнечный свет проникает сквозь трещины в стенах. Сегодня прекрасный день. Полагаю, идеальный день для снайпера.

— Расслабься.

Он высовывает пистолет над холодильником, и сразу же раздается ответный выстрел.

— Да, все еще там.

— Расслабиться. Точно.

Я прижимаюсь к стене, сжимая пистолет. «Расслабься», — говорит он. Будто не стоит беспокоиться о людях, убивающих других. Но даже в такой ситуации я мысленно выхожу из неё. В этом у меня было много практики, и я возвращаюсь к своей любимой теме: фильмы ужасов. Там оружие тоже не редкость, но перестрелки обычно односторонние. В фильме «В одиннадцать» хороший парень стреляет в монстра или каннибала на выбор. Перестрелки скорее ассоциируются с вестернами или боевиками.

— Какой у тебя любимый фильм?

Дениэл снова поднимает пистолет, и снова сквозь деревянные щепки влетает пуля. Хорошо, что у нас есть старый холодильник, а то бы мы уже растеклись по полу, как стукач. Мужчина смотрит на меня.

— Ты действительно сейчас спрашиваешь меня об этом?

— О, а тебе бы хотелось бояться и паниковать?

Он кивает.

— Хорошо, хорошо, — через секунду Дениэл смотрит на меня, — крепкий орешек.

Я должна была знать.

— Ты мог бы назвать что-то менее банальное?

— Может, это банально, потому что чертовски круто! Парень изобрел: «Ура-ки-яй, ублюдок!». Мы кричали это в армии. Не так много фильмов используют в армии. Обычно наоборот.

Он сужает глаза и приподнимет голову, прислушиваясь, а затем снова поднимает пистолет и стреляет.

Ответного огня нет.

— Тихо. Это хорошо? — спрашиваю я.

— Значит, они двигаются. Не переживай.

«О, конечно. Не переживай», — говорит он. «Я никогда не оставлю тебя одну, Рэйган», — говорит он. Когда же Дениэл поймет, что он полон дерьма?

— Хорошо.

— Крепкий орешек, — говорит он, снимая с ноги ботинок, пока я смотрю на него. — Победил же целый взвод плохих парней на босу ногу. А даже в армии заставляли носить сапоги.

Он озорно шевелит бровями, как мальчишка, и бросает свою обувь вверх над холодильником в сторону входа в старый бакалейный магазин.

Это снова вызывает стрельбу, пули летят мощно и тяжело. Нагнувшись, я съёживаюсь у Дениэла и цепляюсь пальцами за его ремень для чувства безопасности. Будто, если я держусь за него, то так безопаснее.

— Немного левее, дорогая. Хотя твои навыки ужасны в том, что касается прелюдии.

Да брось. Как будто я взорвусь.

— Мои навыки сейчас единственное, что спасает твое лицо от кулака. С какой целью ты выкинул ботинок?

— Чтобы узнать, что все стрелки в задней части здания. Не думаю, что они пытаются обманывать, — хрюкает он. — Значит, они поднимаются. Так что у тебя?

Я отпускаю его ремень и нащупываю свой пистолет.

— Что у меня?

— Какой у тебя любимый фильм?

О, мы все еще об этом? Я забыла.

Я рассеянно поднимаю пистолет и рассматриваю комнату. Мне хочется помочь, если плохие парни будут стрелять в нас.

— Нечто, версия Джона Карпентера 1982 года.

— Это чертовки странный выбор.

— Он потрясающий. Или ты предпочел бы, чтобы я назвала «Дневники Принцессы», потому что я девчонка?

Я хочу прострелить его глазами.

— Ты мыслишь так стереотипно, ты знал? Твой любимый цвет — хаки, у тебя точно есть дюжина снайперских беретов, соответствующих всем черным водолазкам в твоем шкафу.

Мужчина фыркает, глядя на мой дрожащий пистолет. Я прицеливаюсь к стенам, ожидая тени от солнечных лучей.

— Пытаешься вспомнить свои уроки стрельбы?

— Сейчас ведь подходящее время, разве нет?

— Господи Иисусе. Только не стреляй в мои проклятые яйца, хорошо? Они пригодятся мне для девушек.

Десяток раздраженных ответов пытаются пробиться из моих губ, но я их не открываю. Вместо этого я поднимаю пистолет, прицеливаюсь и нажимаю на курок. Но ничего не происходит.

— Предохранитель, — напоминает он, глядя на холодильник.

Точно. Я шарю по пистолету, но мои пальцы странно дрожат. Сняв предохранитель, я снова поднимаю пистолет. На этот раз он стреляет, когда я нажимаю на курок, и вся моя рука вибрирует от отдачи.

Ответного выстрела не следует.

Дениэл склоняет голову и ждет. Он снимает второй ботинок, указывая на дальний конец комнаты.

— Стреляй в том направлении. А я сейчас брошу ботинок, и посмотрим, получим ли мы ответ с обеих сторон.

Я смотрю в дальний конец комнаты. Там большое окно, и из него видны трущобы. Что, если я попаду в прохожего?

— Разве я не могу выстрелить в потолок?

— Да, он же выглядит таким крепким, — саркастически говорит Дениэл. — Идеальный конец перестрелки — это потолок, рушащийся на нас.

— Ладно, ладно, — бормочу я.

Когда он машет рукой, чтобы поторопить меня, я стреляю в дальнюю стену. Дениэл прислушивается, а через мгновение бросает другой ботинок в дверь.

Ничего кроме тишины не происходит. Так тихо, что я почти слышу, как мертвая девушка на полу истекает кровью.

— Похоже, они ушли, — говорит он, но не двигается, поэтому и я тоже.

Мы слушаем жуткую тишину и ничего не слышим. Дениэл смотрит на меня и кивает в сторону открытого склада.

— Либо так, либо они пытаются нас обмануть. Оставайся здесь, а я проверю.

— Нет!

— Это не обсуждается!

— Я иду с тобой!

— Нет, не идешь, — говорит Дениэл, глядя на меня. — Это опасно. Ты останешься здесь, а я порву этого гребанного мудака, поняла?

Я возвращаю ему столь же разъяренный взгляд. Наблюдаю, как он скользит вдоль боковой стенки холодильника, а затем внутрь здания. Он полностью скрылся в тени, что если бы я моргнула, то потеряла бы его из виду.

У меня начинает дрожать тело. Что за чертовщина? Что, если он собирается просто уйти и оставить меня? Что, если он бросит меня, как все остальные? У меня в горле застревает ком беспокойства.

К черту! Я иду с ним. Выхожу из укрытия и бегу к нему.

Вздох раздражения проносится прямо над моей головой. Меня больше никто не оставит позади.

Наблюдаю, как Дениэл прижимается всем телом к стене и движется вдоль неё, готовясь к выстрелу. Я следую его примеру и перехожу на другую сторону. Мы готовы к ответному огню.

— Так, и о чем там «Нечто»? — небрежно спрашивает он, но не смотрит на меня, а постоянно осматривает обстановку, зачем-то пытаясь отвлечь меня.

— Там о том, какой Курт Рассел крутой, — коротко отвечаю я, и от нервов мой голос звучит слишком громко в этой тишине, мне очень тревожно. — Делает то, что делают крутые.

— Похоже, отличный сюжет. Как же я такое пропустил?

И снова на арене остроумие и сарказм Дениэла. Это оружие, пожалуй, опаснее удара его кулака. Он низко приседает, удивив меня этим, и жестом показывает сделать мне то же самое.

Я киваю, и мне приходит в голову, что наш разговор прикрытие, чтобы отвлечь стрелков, а значит, они уже близко. Это заставляет меня нервничать.

— А еще там много сосут, — лгу я, чтобы понять обращает ли он на это внимание. — Одни сплошные минеты.

— Похоже, мне понравится этот фильм, — лениво говорит мужчина, затем быстро подымается и выбегает наружу, где сталкивается с людьми, что пытаются убить нас.

Слышу много выстрелов, что-то трескается, как разбитая керамическая чашка. Затем вижу Дениэла, стреляющего в поле моего зрения.

Раз.

Два.

Тела падают на землю.

Всё происходит так быстро. Я смотрю на мертвеца у ног Дениэла, шея которого искривлена под странным углом. Дениэл стреляет ещё раз, поднимает руку и снова стреляет. Слышен ещё один звук падения, Дениэл хрюкает и опускает пистолет.

— Всё хорошо. Теперь можешь выйти.

Выйти? Я не успела даже подумать о том, чтобы достать пистолет. В оцепенении я встаю на ноги, замечая, что одна из пуль прошла в дюйме от моей головы. Если бы я стояла, то уже была бы мертва.

— Выходи, — говорит Дениэл. — Мы же не хотим дожидаться их приятелей.

Мне не нужно повторять дважды. Я мчусь в его сторону, перешагивая через мертвое тело, а Дениэл поднимает свой ботинок и хмурится, глядя на пулевое отверстие в носке. Он натягивает ботинки, пока я оглядываю другого мертвеца. У него идеально круглое отверстие в центре лба.

Боже. Дениэл так быстр.

Он берет меня за руку, потому что я иду медленно. Мы оставляем позади бакалею, направляясь обратно в трущобы. Дениэл смотрит на меня:

— Ты в порядке?

— Да.

Я все еще в шоке от его скорости. Мне так хотелось помочь, но я оказалась бесполезна. Меньше, чем бесполезна. Впервые, я начинаю понимать, о чем говорит Дениэл. Не только моя жизнь в опасности, когда я с ним. Я подвергаю и его опасности, потому что он должен следить за мной. Не очень приятное чувство.

— У тебя еще есть граната?

Он достает из бокового кармана моего бронежилета гранату, и у меня расширяются глаза от удивления. Вот, и стало понятно, почему так больно было упасть на живот. Хотя у меня уже могло бы и не быть живота. Наверное, поэтому Дениэл ничего мне не сказал.

— Зачем? — спрашиваю я, оглядываясь. — Есть еще кто-то?

— Нет, мы передадим послание нашим преследователям. Он вытаскивает чеку и кидает её в сторону бакалейной лавки так легко, словно бейсбольный мяч.

— Какое послание? — спрашиваю я, когда Дениэл снова хватает меня за руку, и мы уходим.

Через пару секунд раздается громкое «бум», и обломки здания градом сыплются на землю. А на меня смотрит ликующие лицо мальчишки:

— Наше послание: «Ура-ки-яй, ублюдки!».

— Предсказуемо, — говорю я ему, ухмыляясь.

И тут он вздрагивает и хватается за ребра, а я понимаю…

Дениэла подстрелили.