Последний вздох

Глава 17

Его сестра.

Некоторые вещи внезапно встают на свои места, и я начинаю всё понимать. У Дениэла есть сестра — молодая красивая блондинка, которая была продана в рабство, как и я. Вот, почему он охотится на блондинок. Вот, почему он таскается из борделя в бордель по трущобам, и знает таких людей, как Луис и Перея.

Вот, почему он был так рад при получении информации от стукача.

Я хочу рассмеяться от облегчения, пытаясь не думать о другой таинственной блондинке, которая занимает его мысли. У меня была вспышка ревности, которая тут же прошла. Какое у меня есть право ревновать к кому-то или чему-то, что делает Дениэл? Он не мой. Он мой спаситель, и я заставлю его держаться меня.

Но… я рада, что это сестра, а не соперница за его внимание.

Мы уходим из художественной галереи Луиса и идем по улицам Ипанемы, смешиваясь с толпой. Я смотрю на Дениэла, а он едва ли не пышет энергией. Если бы убийца мог быть легкомысленным, это был бы Дениэл. Интересно, он такой, потому что близок к спасению сестры? Или к избавлению от меня? Или и то, и другое?

Не уверена, что я чувствую по этому поводу. После разговора за завтраком мне стало немного не по себе. Не знаю, как вернуться в старую жизнь и делать вид, что ничего не было. Я учусь на стипендию. Большую часть денег за моё обучение заплатила компания, куда я планировала пойти работать после учебы. Это и было причиной стать специалистом, ведь после колледжа гарантирована работа, и учеба будет оплачена, если я сдаю всё на средний бал. Сейчас середина семестра, а я пропустила два месяца, и это значит, что я провалю все мои экзамены, если только не брошу учебу. В любом случае, я влипла.

Но я жива, как заметил Дениэл. И должна быть благодарна, а не ждать проблем.

Когда мы возвращаемся в более беспокойный район города, улицы становятся чище. Люди прогуливаются по торговым районам, да пара человек слоняется у дверей магазинов. Мы направляемся в гостиницу по улицам Ипанемы, когда Дениэл хватает меня за задницу со словами:

— Чёрт, детка, это так прекрасно! — его голос такой громкий, как техасский трактор.

Вздрогнув от его прикосновения, я отбегаю на несколько футов. Какого чёрта?

— Что ты делаешь?

Такое грубое прикосновение заставляет меня нервничать, и в сознание начинают возвращаться плохие воспоминания.

— Не думаю, что смогу дождаться, чтобы отшлепать тебя, — говорит он, снова хватая руками, и прежде чем я успеваю возразить, тащит меня пару фунтов в переулок и прижимает к стене, впиваясь губами.

Поток неприятных воспоминаний захлестывает меня, когда его язык прижимается ко мне. Эта агрессивность не похожа на Дениэла. Он всегда позволял мне брать инициативу. Эти и те прикосновения похожи, как день и ночь. Я жаждала его прикосновений и хотела исследовать его тело… до сих пор. Теперь же хочу, чтобы он отошел от меня, пока я не задохнулась от мыслей, сжигающих мой разум. Воспоминания о потных людях с оружием, заставляющих мой рот открыться и толкающих меня на грязный матрац…

Я хныкаю, тщетно упираясь в грудь Дениэла, но он только сильнее прижимает меня к стене. Я в ловушке. Схватив мою ногу, мужчина прижимается бедрами ко мне и практически оборачивается в меня, не смотря на мои сопротивления.

— За нами следят, — бормочет он мне в рот. — Перестань сопротивляться, — и продолжает целовать меня.

Я прекращаю колотить его кулаками по груди, когда понимаю, зачем эти действия. У меня открыты глаза, и я рассматриваю напряженное лицо Дениэла. Он сужает глаза, наблюдая за ближайшим дверным проемом, даже когда его рот работает на мне.

Я не отвечаю. Не могу. Это слишком похоже на времена в борделе. У меня не получается отвечать, а только тихо принимать. Мне нужно довериться Дениэлу.

Но я не могу остановить слезы, появившиеся в моих глазах, которые бегут по щекам, как и слюни, скопившиеся во рту. Мне хочется сплюнуть, но это продолжается слишком долго. «Подожди», — говорю я себе. Это не то, что раньше. Не то. Но вспоминаю пистолет, прижатый к голове, и ужасное чувство беспомощности, когда я опускаюсь на колени перед человеком, купившим меня.

— Дерьмо, — говорит Дениэл в мой рот. — Мне чертовски жаль, боец. Просто держись для меня.

Он снова шлепает меня, прижимаясь тазом. После этого чувствую, как что-то упирается в меня, и понимаю, он вытащил пистолет из кобуры и прижал его к моей ноге.

И когда я уже думаю, что больше не вынесу, он отрывается от моего рта и присматривает улицу, наклоняя голову. Сглотнув, я вытираю рот тыльной стороной ладони и пытаюсь стереть эти ощущения.

— Я не вижу стрелка, но не хочу рисковать, — говорит Дениэл, быстро и искренне целуя меня в лоб. — Идем сюда, — он отпускает мою ногу и жестом указывает в сторону аллеи.

Я дрожу и рысью бегу впереди него, пока он внимательно осматривает обстановку. Моя прежняя легкость полностью потеряна. Сегодня утром я чувствовала себя так хорошо, такой нормальной. А теперь, пуф, и всё прошло.

Мне хочется свернуться калачиком и поплакать, как я делаю постоянно с момента похищения, но на это у нас нет времени. Мы в опасности. Об этом я могу судить по напряженным плечам Дениэла, и потому, как с силой он сжимает рот в твердую линию. Поэтому я позволяю Дениэлу так себя вести.

В конце концов, он указывает вперед и ведет меня в переулок. Мы возвращаемся в отель через заднюю дверь, через которую забирают белье в прачечную и доставляют еду.

Пройдя по внутренним помещениям отеля и вверх по пожарной лестнице, в конце концов, мы попадаем в нашу комнату. В коридорах пусто, но Дениэл прижимается к стене рядом с дверью, закрывая меня спиной. Из всего вышеизложенного ясно, что он ожидает неприятностей внутри номера, поэтому я жду его сигнала и достаю пистолет, который теперь всегда беру с собой. Ощущения пистолета в руке заставляет меня чувствовать себя лучше. Так я знаю, для следующего парня, кроме Дениэла, кто попытается бросить меня на грязный матрас, ждет другой вариант.

Я всегда могу пристрелить кого-то. «Или себя», — подстрекает мой мозг, но это не вариант. По крайней мере, пока.

— Подожди здесь, — говорит Дениэл низким шепотом. — Стреляй в любого, кто выйдет из этой двери. Даже в меня. Если всё будет чисто, я скажу «детка-боец», поняла?

— Поняла, — выдыхаю я в полголоса.

Когда он врывается в дверь, я готовлю пистолет.

Наступает невероятно долгая минута тишины. Я даже не дышу, ожидая услышать хоть что-то, что угодно.

Секунду спустя Дениэл кричит:

— Всё чисто, детка-боец. Заходи.

Выдохнув, я вхожу в комнату. Сразу же видно, что комнату обыскивали. Моя одежда была разорвана и разбросана по всей комнате, а кровать перевернута. Слава Богу, Дениэл взял нашу сумку с оружием. Он не хотел выпускать её из поля зрения, и теперь я вижу, мужчина был прав.

Я с трудом глотаю при виде всего этого:

— Хорошо, что мы ходили на завтрак, да?

Стараюсь не думать о том, что случилось бы, если бы мы с Дениэлом остались лежать в постели. Мы могли быть убиты.

— Похоже, твой друг все еще не отказался от тебя, — Дениэл сжимает рот в жесткую сердитую линию, с которой я слишком хорошо знакома. — Проклятье. По крайней мере, оружие всё ещё при нас, но, похоже, тебе снова нечего надеть.

— Что есть, то есть, — с трудом соглашаюсь я.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

У меня вот-вот задрожит нижняя губа, но я киваю:

— Я в порядке.

Но это не так, хотя нет смысла снова копаться в моей голове, потому что это не имеет значения.

— Пойдем, — говорит Дениэл. — Упакуй вещи, которые остались, и пойдем в новый отель. Планы меняются. Мы найдем лучший отель, который можно купить за деньги. Так или иначе, они будут выяснять, где мы, хоть прячься, хоть нет. Им придется хорошо потрудиться, чтобы украсть твою задницу с главной улицы.

— Хорошо, — слышу я свой тихий голос.

— Ты уверена, что не знаешь, почему мистер Фриз так прикипел к тебе? Ты хороша в играх в лошадку или что-то ещё?

— Понятия не имею, почему.

— Неважно. Я — осел. Просто это дерьмо не имеет смысла, и я начинаю злиться, пытаясь понять, что происходит, — он проводит рукой по коротко стриженым волосам и тяжело дышит. — Блять. Проехали.

Быстро собрав вещи, я заправляю пистолет за пояс и стараюсь сохранять спокойствие, пока Дениэл пишет сообщение. Я готова и киваю ему, а затем мы выходим из номера. На улице Дениэл приветствует таксиста и обнимает меня, как будто мы пара. Я не отбрасываю его руку, но чувствую себя странно. Не хочу, чтобы меня сейчас трогали, но Дениэлу об этом не говорю.

Мы садимся в такси, и Дениэл говорит водителю адрес на португальском, а затем снова кладет мне руку на плечи.

— Не могу поверить, что мы наконец-то мистер и миссис Паркер, — говорит он своим фальшивым техасским акцентом, который я наконец-то научилась различать.

— Да, милый, — говорю я, быстро целуя его в щеку, хотя мой голос звучит менее уверенно, чем мне бы хотелось.

Я отключаюсь, пока Дениэл поддерживает поток болтовни, как со мной, так и с таксистом. Он играет роль молодого туриста с большим апломбом, иногда ласково касаясь меня, что напоминает мне о неожиданном поцелуе, на который я так плохо отреагировала совсем недавно. Я стараюсь подыгрывать со своей стороны, но уверена, что Дениэл и таксист понимают, мысленно я нахожусь далеко от них.

Мы подъезжаем к гостинице, регистрируемся и идем в наш номер. Всё это время Дениэл кричит мне в ухо об удивительных пляжах Бразилии, держа меня за талию. Он обнимает меня за пояс и не убирает руку с моего оружия, напоминая, что, не смотря на улыбающихся людей вокруг, мы в большой опасности.

Номер оказывается великолепным. На кровати самого большого размера со свежим постельным бельем стоит стопка пушистых полотенец. С балкона открывается прекрасный вид на город, а ванная намного больше, чем моя старая квартира.

Когда мы входим, Дениэл запирает дверь, придвигает к ней комод и закрывает шторы. Повернувшись, он смотрит на меня.

— Так, — говорит он, — ты хочешь поговорить о том, что тебя беспокоит?

Рэйган отворачивается, и у неё на лице появляется… смущение? Позор? Не знаю. Она не должна такое чувствовать. Чёрт, я сбит с толку.

— Извини, — бормочет девушка.

— Тебе не за что извиняться. Я пытаюсь понять, чтобы не совершить такой ошибки вновь.

Наблюдаю, как она ходит по комнате в поисках чего-то, открывая дверцы и ящички. Наверное, чтобы не смотреть на меня. Сбросив сумки на пол, я иду к мини-бару. Там есть бутылка водки. Отлично. Я достаю супер клей из сумки, который мы купили до поездки в отель, и располагаюсь в ванной.

— Что ты делаешь?

— Устраиваю беспорядок, — шучу я, наливая алкоголь из бутылки на открытую рану, которая снова кровоточит. — Чёрт, больно.

— Позволь мне помочь, — девушка отталкивает мою руку.

Я отдаю ей бутылку водки и снимаю рубашку, наблюдая за ней в зеркало, прислонившись к раковине. У неё нижняя губа зажата между зубами, а она слегка оттягивает кожу, чтобы приоткрыть рану.

— Выглядит плохо, — комментирует Рэйган.

— Выглядит хуже, чем есть на самом деле, — я машу рукой на бутылку. — Полей этим, а затем заклей меня.

— Это правда, безопасно?

— Ага, всегда так делал в армии.

На самом деле, в армии был Дермабонд — медицинский клей, но единственное реальное различие между ними в том, что Дермабонд меньше жег и был сильнее. Супер клей тоже сойдет.

— Хорошо.

Девушка стискивает зубы так, будто сама принимает обжигающий алкоголь, но мне гораздо хуже. Откинув голову, я прикусываю внутреннюю часть щеки, пока моя рана полыхает огнем. И вдруг прохладный воздух покрывает меня, заставляя посмотреть вниз. Рэйган стоит на голенях и дует на мою рану. Её вид внизу так близко к моему паху заставляет во мне что-то шевельнуться. Я хватаюсь за полотенце и протираю рану, чтобы можно было склеить её. И чтобы Рэйган встала с колен, прежде чем я сделаю непристойное предложение.

Девушка садится на корточки, пока я вытираюсь.

— Хочешь склеить меня, — я указываю ей на тюбик клея.

Кивнув, она снимает крышку.

— Нанеси тонкую линию с обеих сторон раны.

Она осторожно распределяет клей, а я сжимаю плоть вместе, шипя, как сода в уксусе, и протягиваю ей марлевую ленту. Когда девушка обматывает её вокруг меня, то своей грудью касается моей спины. Этого в сочетании с прикосновениями её мягких рук достаточно, чтобы возбудить меня. Более того, на третьем круге её рука проходит очень близко к моей промежности, которая тут же встаёт.

— Извини, — говорю я сквозь зубы. — Отложенный адреналин.

Это полнейшая ложь, но учитывая, что Рэйган была напугана в переулке, я не должен быть её кошмаром.

— Позволь мне закончить, — я пытаюсь забрать у неё бинт.

— Нет, я доделаю, — говорит она, и следующие два круга следит за тем, чтобы держатся подальше от нижней зоны, но это и неважно, просто её близость вызывает у меня головокружительное возбуждение и желание.

— Ну как? — наконец, спрашивает она.

— Хорошо, — говорю я, почти выбегая из ванной.

Я плюхаюсь на диван, мечтая, чтобы несколько бутылок водки попало в моё горло, а не на живот. Мне нужно что-то, чтобы не думать о сексе с Рэйган каждые пять секунд.

Девушка идет позади меня, и вдруг огромная комната, которую я заказал для нас, становится слишком мала. Я бы взял двухкомнатный номер, если бы смог защитить её, когда она вне поля моего зрения. Может, Рэйган переживает, что нам придется спать в одной кровати.

— Не волнуйся, — успокаиваю я её. — Этот диван раздвигается. Можешь забрать себе кровать.

Девушка рассеянно кивает и садится на кровать, слегка подпрыгивая, будто не уверена, хочет ли она сидеть или стоять. Вместо того чтобы беспокоится об этом, я закрываю глаза и стараюсь отпустить последние несколько дней.

— Расскажи мне о своей сестре, — просит она.

Я предпочел бы делать куклы из носков, чем рассказывать Рэйган историю о Наоми, давая ей законную причину возненавидеть меня, но думаю, она имеет право знать.

— Она на семь лет моложе меня и чертовски гениальна! Например, когда она училась в начальной школе, то соображала лучше меня. Я ходил к ней за помощью по математике, а не она ко мне. Она получала лучшие оценки. Закончила среднюю школу, когда ей было четырнадцать и пошла учиться в колледж. Не думаю, что она страдает аутизмом или синдромом дефицита внимания, но общение с детьми её возраста у нее не шло. Она социально не адаптирована, с трудом сходится с людьми, но чертовски милая, Рэйган, — мой голос становится болезненным, когда я вспоминаю, что произошло дальше. — Я хотел, чтобы она повеселилась, понимаешь?

— Ты не можешь винить себя в том, что произошло, — протестует Рэйган.

— Правда? Может, тебе не стоит судить, пока я не закончу рассказ, — быстро говорю я.

Я встаю на ноги и ныряю в мини-бар. Мне понадобится алкоголь, чтобы закончить рассказ. В мини-баре есть еще шесть бутылок алкоголя. Я вынимаю бутылку Джек Дениэлса и проглатываю её одним глотком. Рэйган перебирается на диван и гладит подушку. Со вздохом я открываю бутылку рома и возвращаюсь на диван. Перекатывая маленькую бутылочку в пальцах, я продолжаю рассказ:

— Я посоветовал ей сделать что-то ненормальное. Она учится в Массачусетском технологическом институте, изучает какое-то дерьмо о теории струн и конструировании истребителя Ф16. В одной из наших бесед по скайпу, она рассказала мне, что её одноклассники едут на весенние каникулы в Канкун, и я посоветовал ей поехать с ними.

Я останавливаюсь, выпиваю ром и бросаю бутылочку на журнальный столик. Нет в мире столько алкоголя, чтобы стереть боль в моей памяти.

— Я заставил её поехать. Сказал, что она тратит жизнь впустую, а реальный мир проходит мимо неё, и она должна выйти и начать жить.

В последних словах так много горечи и ненависти к себе, что даже Рэйган отклоняется.

— Она поехала, а на второй день её похитили. Мне позвонили из Красного Креста. Члены семьи могут пользоваться их линиями в случае чрезвычайной ситуации. Двадцать часов я летел домой. Когда добрался до ранчо, мама выглядела так, будто ей пятьдесят. Она едва смогла встать со стула, чтобы поздороваться со мной, а отец даже не пустил меня на порог дома. Он велел мне найти её и не возвращаться домой, пока не сделаю этого.

— Ох, Дениэл, — Рэйган наклоняется и начинает растирать мне плечи.

Так я чувствую себя гораздо лучше, чем заслуживаю в такой момент.

— Ты спасал девушек последние восемнадцать месяцев?

Да. И ещё убивал людей.

— Каждый раз, когда я находил дом или грузовик с похищенными девушками, я не знал, чувствую облегчение или разочарование от того, что не вижу её лица. До тех пор, пока пару часов назад не решил, что она мертва.

Я судорожно сжимаю колени и хватаюсь руками за плечи:

— А сейчас я ощущаю такое огромное облегчение, что не могу передать тебе этого, Рэйган.

— Ты хочешь выплакаться? — шепчет девушка.

— Что? — и я поворачиваю голову.

— Выплакаться. Знаешь, отпустить это. Так, я и моя, думаю, уже бывшая лучшая подруга Бекка, справлялись с проблемами.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я не Бекка.

Рэйган с грустью улыбается.

— Ненавижу то, что ты нашел меня в том доме. Ненавижу, что я чёртова жертва насилия.

Быстро повернувшись, я обхватываю её руками.

— Ты не жертва. Ты выжившая. В тебе больше жизни, чем в половине живущих людей, — и слегка встряхиваю её, чтобы до неё дошло. — Ты не жертва.

Не думаю, что до неё дошло, так как она продолжает:

— Тогда в переулке, — Рэйган указывает в неопределенном направлении, — я разволновалась, когда ты прижался ко мне. Почувствовала, словно вернулась в ту комнату.

У неё сводит дыхание, но я не призываю её плакать, потому что не уверен, что сейчас справлюсь с её слезами.

— Что, если я больше не смогу заниматься сексом, как нормальный человек? Что, если всё, что мне осталось, это взаимная мастурбация?

Её слова вызывают в моем воображении дикие эротические картинки, которые уверен, она бы не оценила. С трудом сглотнув, я отталкиваю похоть и пытаюсь нормально говорить:

— Думаю, это пройдет.

— Я хотела тебя сегодня утром, — признается она. — Ну, ты же видел. Я действительно хотела тебя. Фантазировала о том, как ты трогаешь меня и ласкаешь, как твой член оказывается внутри меня.

О, Боже! Этот разговор о сексе заставляет мой член встать. А что если…? У меня появляется мысль. По-настоящему эгоистичная мысль. Она — порождение моего члена, но ничего не могу с собой поделать. Поднявшись, я говорю:

— Тогда возьми меня.

— Что ты имеешь в виду? — Рэйган выгляди озадаченной, но заинтригованной.

Я расстегиваю штаны и ложусь на кровать.

— Почему бы тебе не использовать меня? Делай, что хочешь. Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал, и я сделаю это. Если хочешь, я буду просто лежать, пока ты будешь делать то, что хочется. Если хочешь залезть на меня и прокатится, то это круто. Чёрт, если хочешь, можешь даже связать мне руки, — я дрожу от этой мысли. — Используй меня.

— Но что, если я расстроюсь и оставлю тебя в подвешенном состоянии? — Рэйган встает с постели прямо у края кровати, теребя свою рубашку.

Давай, детка, сделай это.

— Ну, значит, я закончу сам. С этим ведь всё в порядке, верно?

Она кивает.

— Тогда всё хорошо, — и развожу руки. — Я не сдвинусь с места, пока ты не попросишь меня.

— Но что если, я займусь этим с тобой, а потом, уже оказавшись на тебе, захочу, эм, отключиться?

Она ставит колено на край кровати.

— То есть, спрашиваешь, что делать, если оседлав меня и покрыв своими соками мой член, ты решишь, что этот поезд слишком груб или почувствуешь тошноту?

Рэйган кивает головой, а её дыхание становится быстрым и более громким.

— Тогда думаю, ты спустишься с меня, я возьму и сам подрочу у тебя на глазах, а ты будешь следить за каждым моим шагом, или я уйду в туалет.

— Но это кажется нечестным по отношению к тебе.

На этот раз девушка полностью залазит на кровать и стоит на коленях рядом со мной. У меня член становится настолько тяжелым, что, наверное, сможет выдержать вес в двадцать килограмм.

— Дать тебе возможность почувствовать себя хорошо — это привилегия, а не кара. Слышишь меня? Неважно, что произойдет, но ты должна говорить себе, что приблизиться к твоей киске — это привилегия. Поняла?

В ответ я получаю лишь кивок, но это важное дерьмо, поэтому заставляю её повторить это:

— Скажи это. Скажи «доставить мне удовольствие — это чёртова привилегия».

Рэйган хихикает, но повторяет мои слова.

— Доставить мне удовольствие — это привилегия.

— Нет, «чёртова привилегия». Скажи снова.

Она кричит это:

— Доставить мне удовольствие — это чёртова привилегия!

Затем Рэйган падает на кровать, и мы смеемся. Может, так выходит стресс или это и правда смешно, но нам стало лучше.

— Теперь будет сложно не хотеть продолжить, да? — спрашивает она, перекатываясь на бок.

Девушка ложится головой на мою вытянутую руку. Я осторожен и не двигаюсь, как обещал.

— Я давно держусь, детка. И могу продержаться ещё несколько дней, — говорю я, криво ухмыляясь.

Я уже знаю, что следующий вопрос будет «как долго?», потому что Рэйган всегда спрашивает последовательно. Она должна стать репортером или следователем, или кем-то вроде бухгалтера.

— Как долго?

Я усмехаюсь.

— Не можешь не спросить, да?

Улыбнувшись в ответ, она качает головой.

— Если ты знал, что я собираюсь спросить, почему сразу не ответил?

Я пожимаю плечами и сильнее утопаю в кровати. Рэйган приближается ко мне и ложится головой на моё плечо, а левой рукой рассеянно гладит мою грудь.

— Это было…

Вздрогнув, я вспоминаю.

— Пару лет назад? Мой последний отпуск был в Сан-Антонио. Одна кошечка предложила мне, а я согласился, чтобы научится парочке трюков. И да, прежде чем ты спросишь, она действительно меня научила кое-чему.

— Не знаю, о чем спросить сначала. Почему так долго? Или чему она тебя научила?

— Она научила меня прислушиваться к партнеру, доставить удовольствие девушке и это доставит удовольствие мне. А по второму вопросу… — я тру рот рукой. — После того, как мою сестру похитили, я стал больше узнавать про таких девушек и потерял к ним интерес.

— Но со мной, как будто… — и она замолкает.

— Я всегда хочу?

— Да, типа того.

— Не знаю, как объяснить. Ты будто переворачиваешь всё внутри меня, как никто до этого.

— Ты бы позволил мне связать тебя?

Слышу искреннее любопытство и хочу удовлетворить его, пока оно не превратилось в безудержное желание провалиться в фонтан по имени Дениэл.

— Да, но буду честен с тобой. Я могу выбраться из любой привязи, что ты соорудишь. Так что привязывание будет лишь иллюзией. Ты мне доверяешь?

Я задерживаю дыхание. Если это не сработает, она не отдастся мне полностью. Рэйган должна быть в состоянии принимать свои реакции. Девушка должна поверить, что со мной она в безопасности.

Рэйган смотрит вниз и молчит. Слышу только своё тяжелое дыхание, будто помехи на радиостанции.

— Не знаю, могу ли я тебе доверять, — говорит она, наконец. — В этом моя проблема. Не знаю, смогу ли, пока не попробую.

Мне кажется, Рэйган должна мне доверять. Она должна знать, что я не только доверяю ей, но и согласен на всё, что она сделает. Мне нужно полностью подчиниться ей и позволить сделать всё, что ей угодно. Я успокаиваю своё дыхание.

— Вот, тебе обещание: я никогда не буду злиться на то, что ты сделаешь или не сделаешь в спальне.

Прикусив губу, Рэйган проводит рукой по моему телу. И это более эротично, чем танцы на коленях.

— Не уверена, что именно хочу делать. Например, должна ли я снять одежду?

Да, пожалуйста. Но это её шоу.

— Всё, что пожелаешь.

Рэйган снова проводит пальцем под рубашкой и бросает на меня взгляд из-под ресниц, такой застенчивый и таинственный. Но я-то знаю, что в нём отсутствует уверенность. Я посылаю ей беспечную улыбку, будто всё, что она делает, не имеет значения. Как будто могу остановить это. Будто не умру, если она не положит на меня руку.

И я выдвигаю пару предложений:

— Ты могла бы поцеловать меня. Или могла бы позволить мне поцеловать твою киску. Или могла бы лечь на меня.

Или всё вышеперечисленное.

— Я немного намокла, — признаётся девушка.

Я тоже.

— Заберись наверх и позволь мне поцеловать тебя между ножек, там станет ещё лучше. Тебе бы это понравилось? Разве тебе бы не хотелось, чтобы мой язык слизал весь твой сок?

Невидимые путы на руках издеваются надо мной. Мне хочется перевернуть её, а затем зарыться пальцами и языком в её влажное влагалище. Но я пообещал ей, что не сдвинусь, пока она не разрешит.

Но всё ещё продолжаю говорить.

— А я думала, что я главная? — издевается она, но понимаю, ей сейчас комфортно.

— Ох, детка, у меня кончились идеи.

Рэйган стаскивает рубашку, закидывая на меня ногу и оседлав мой живот. Её влажные трусики трутся об мою обнаженную ногу. Я зарываюсь руками в матрас, борясь с желанием схватить её за задницу. Это стало намного сложнее, чем было раньше. Мой единственный выход — это рот, поэтому я отпускаю себя.

— О, да. Я чувствую тебя, сладкая. Чувствую, как ты заведена. Если бы ты поднялась немного выше, я бы положил одну из твоих грудей в свой рот. И посасывал бы твой сосок, пока он не затвердеет. Как думаешь, ты почувствуешь это между ног? Я не смог удержаться и вылизывал бы каждый миллиметр твоей кожи, как минимум дважды.

Рэйган проводит ладонями по моей груди и гладит меня ниже живота. Я никогда не прикидывался в спортзале, а работал, и это помогло мне выжить в миссиях. А теперь я рад, что у меня отточенное тело. Рэйган ласкает каждый выступ, заставляя всё внутри меня переворачиваться.

— Скажи мне, чего ты хочешь, — умоляю я. — Ты убиваешь меня.

— Ты позволишь мне снова понаблюдать?

Я с нетерпением киваю. Рэйган кладет три пальца на мой рот, и я всасываю их, обрабатывая языком. Девушка вытаскивает пальцы, а я не хочу прерывать этот контакт.

Я слежу за её мокрыми пальцами, пока они не исчезают в её трусиках.

— Снимай свои трусики, сладкая. Дай мне посмотреть, как ты работаешь со своей киской.

У неё вздымается грудь, и Рэйган делает то, что я говорю. Она скользит вдоль моих ног, приподнимая попку, и стаскивает свои трусики. Я мельком успеваю увидеть её мягкие волосы и темную розовую плоть влагалища. И облизываю губы, чтобы запомнить, как она хороша на вкус. Мне нужно больше. Я хочу пировать на ней.

Затем девушка возвращает руку на мою грудь.

— Я слишком тяжела для тебя? — вздыхает она, пока трется об три пальца, которые я сосал, а теперь они мокрые от её собственного сока.

— Совсем нет.

Сейчас меня убивает не её небольшой вес, а неспособность прикоснуться к ней.

— Если ты поднимешься немного выше, я помогу тебе. Могу посасывать твой клитор, пока твои пальцы не заставят тебя кончить.

Девушка приостанавливает пальцы от моих слов, и, кусая губу, нерешительно смотрит на меня, а затем кивает. Приподнявшись на коленях, она придвигается вперед, а я двигаюсь вниз.

— Схвати изголовье одной рукой для устойчивости, — говорю я ей.

Рэйган делает это, но её киска всё ещё слишком высоко. Думаю, она боится сломать мне лицо или что-то в этом роде. Но если что и сломается, так это мой член, потому что он сейчас настолько твердый, что может надломиться даже от сильного ветра.

— Ниже, детка. Сядь на меня.

— Я не задушу тебя? — волнуется девушка.

Но она опускается, пока эта сочная киска не ложится прямо на мой рот.

— Ох, детка, если бы.

Я широко лижу её, начиная с пальцев у лобковой кости и заканчивая маленькой розеточкой в её попке.

— Охххххх, — выдыхает девушка.

— Твоя киска великолепна. Она похожа на прекрасный белый цветок. И каждый раз, проводя по нему языком, я нахожу ещё более вкусную складочку.

Я бы сказал ей больше, но мой язык слишком занят внутри неё, освобождая возбуждение. Обсасываю каждую губку, а затем её клитор. Слышу, как девушка тяжело дышит. Её учащённое дыхание показывает, как сильно она хочет этого. Но я знал бы это, даже не слыша его. Ведь свидетельство её возбуждения прямо передо мной — влажная ненасытная плоть. Я пронзаю её языком и ударяю им по клитору, пока Рэйган не обрушивается на меня, прижимая свои бедра к моим щекам. Она убирает руки от себя, чтобы схватить меня за волосы, и таким образом подтягивает меня ближе к своей киске. Мне нравится это. Нравится такое жёсткое прикосновение и немного насилия. Она так вошла в меня, что потеряла контроль и полностью отпустила себя.

Я бы раскроил любого, кто бы попытался встать между мной и Рэйган. Отныне я — единственный, кто услышит её крик, когда она кончит. Я единственный, кто попробует сок между её ножек. Единственный член, который принесет ей удовольствие, будет моим. С этого момента и до последнего моего вздоха.

Я поглощаю её, прижимаясь к её возбуждению и слушая звуки её приближающегося оргазма. Мне тяжело побороть желание прикоснуться к ней. Мой член пульсирует от желания, но обещание, данное ей, сковывает сильнее, чем путы. Я никогда не причиню ей вреда и никогда не нарушу своё обещание. Ни в этой жизни, ни в следующей.

Когда последняя волна оргазма стихает, девушка опадает на изголовье и медленно скользит вниз, пока не валится на меня сверху.

— Могу я поддержать тебя? — шепчу я ей в ухо.

— Пожалуйста, — говорит Рэйган.

И я обнимаю её так сильно, что она пищит.

— Прости, — я заставляю себя ослабить хватку, но не отпускаю её.