Последний вздох

Глава 21

— Там нет входа.

Тревога Рэйган повторяет мое внутреннее состояние разочарования. Это знак. Если вы верите в знаки, предупреждения и символы, то отсутствие очевидного входа в Слезы Бога, явный знак. Я провожу рукой по бетонным стенам и гофрированным металлическим ограждениям, которые стоят именно там, куда упирается асфальтированная дорога, а значит, должен быть вход.

— Что ты вообще знаешь об этой группе?

Я поворачиваюсь к Петровичу.

Он стоит немного обособленно, уперев руки в бока, и смотрит вверх, будто статуя Христа-Искупителя сойдет со своего холма и разведет для нас это металлическое море.

— Они люди своего слова, — отвечает он, указывая на надпись на португальском языке над воротами.

— Что это значит? — спрашивает Рэйган.

— Откровение 21:4 — это писание, — и я читаю вслух. — И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни не будет, ибо прежнее прошло.

— Звучит неплохо. Могло быть и лучше, если бы не кинжал, прорывающий конец, — криво усмехается Рэйган.

Я тоже усмехаюсь. Это моя девочка. Вытащив пистолет, я указываю на кинжал.

— Что ты делаешь? — шипит Рэйган.

— Пытаюсь хоть как-то привлечь их внимание.

И прежде чем успеваю выстрелить, в стене появляется дверь, а в ней большая неуклюжая фигура. У него неопределенная национальность, что вероятно, делает его истинным бразильцем. Коренные бразильцы — это сплав различных национальностей: американской, африканской и азиатской в восхитительном сочетании. Единственное, что можно точно сказать о нем — это его размер, он огромный. И ещё оружие. На его груди, как подтяжки, перекинуты пулеметные ленты. На руках кожаные наручники с выдвижными ножами. Автомат перекинут на спину, а на поясе полная амуниция боеприпасов и ножей.

В утопии четко соблюдается военное законодательство.

Но это означает только одно: этот парень первая ласточка. Я засовываю пистолет обратно, небрежно пытаясь спрятать Рэйган за спину, и поднимаю руки вверх.

— Мы здесь, чтобы увидеть Лезвие Ножа.

— Выкладывай свое дело.

Он скрещивает руки на груди, поправляя ножи в мою сторону. Я быстро просчитываю в уме, что смогу вытащить нож и прижать к его груди примерно за десять секунд, то есть клинок достаточно длинный. Чувствую, как позади меня приближается маленькая фигура Рэйган.

— Мы здесь, чтобы совершить сделку.

— Мы не торгуем плотью, — рычит он.

Меня озаряет. Он думает, что мы здесь для того, чтобы продать Рэйган или обменять её. Я тяну её в сторону.

— Нет, она со мной. Мой русский приятель покажет деньги в обмен на информацию и кое-какие услуги.

Мне не хочется, чтобы охранник нервничал, когда Петрович полезет в карман своего костюма.

Петрович вручает охраннику деньги, который их даже не считая, взвешивает, будто сможет понять, сколько там денег на вес. Может, нам следовало принести золото. Не говоря ни слова, он исчезает внутри и закрывает дверь.

— Хорошие у тебя друзья, Петрович, — фыркнул я.

— Я же общаюсь с тобой, не так ли? — возражает он.

Рэйган задыхается в полуистерическом хихиканье.

Прошло минута. А может, и пять. Я перехожу улицу и сажусь на обочину. Мы не уйдем, пока не переговорим с главным. Петрович стоит у двери, как солдат, ожидающий приказа.

— Он очень странный, — замечает Рэйган.

— Ага.

— Он будто и правда хотел, чтобы я его избила.

— Ага.

— А все твои друзья такие долбанутые?

— Ага.

Девушка молчит некоторое время.

— Наверное, я понимаю, почему тебе нравлюсь.

Это заставляет меня улыбнуться.

— Боец, ты не так испорчена, как те люди, которых я знаю. Ты, как образец контроля в полном сумасшествия мире.

— Ты не всегда был частью этого мира, — она указывает на фавелы.

Опираясь на локти, я поднимаю лицо к небу. Солнце здесь теплее и жарче. Его лучи прикасаются к тебе, как рука. Если бы не похищение моей сестры и угрюмый русский человек, стоящий в пяти метрах от меня, я мог бы притвориться, что лежу на пляже и потягиваю фруктовый коктейль с зонтиком рядом с Рэйган, одетой в бикини и обмазанной маслом.

— Ты знаешь, почему плохие парни всегда выигрывают?

— Нет.

Её голос такой же унылый, как мой вид при наблюдении за соединением Хадсона.

— Потому что они живут в этих грёбаных соединениях. Когда я здесь закончу, то куплю собственный чёртов остров. Где я, ты и моя сестра будем жить, и попивать фруктовые коктейли с маленькими зонтиками. Я пожарю несколько стейков, а потом мы пойдем в дом и будем заниматься любовью под серенады Марвина Гайя.

— Мне нравится, что ты много думал об этом.

Перед тем, как я решаюсь вытащить пистолет и палить во все стены передо мной, охранник выходит и жестом приглашает нас. Дверь открывается в маленькую комнату с одним столом. Окон нет, помещение тёмное и прохладное, освещается лишь парой голых лампочек. Перед единственным выходом стоят два других охранника. Мило. И у меня машинально дёргается рука к пистолету. Первый охранник возвращает пачку денег Петровичу.

— Раздевайтесь.

Приподняв бровь, я смотрю на Рэйган, а она посылает мне улыбку.

Когда она начинает задирать блузку, охранник выкрикивает:

— Стоп.

Мы замираем.

— Не ты, — он машет рукой на Рэйган. — Стой там, — приказывает он, но Рэйган не двигается, а цепляется пальцами за пояс моих брюк.

— Я не оставлю Дениэла, — говорит она.

— Извини, — и я пожимаю плечами. — Мы идем вместе.

Он щелкает пальцами, и один из мужчин, стоящих у заднего выхода, исчезает. Через несколько минут появляется женщина со сложенной тканью в руках. Она подходит к нам.

— Если ты пойдешь со мной, то переоденешься в это. Я обещаю, что верну тебя.

Рэйган не хочет идти, но лучше уж разделится, чем раздеваться перед этими тремя.

— Я не уйду без тебя. Обещаю, — говорю я ей.

Девушка неохотно отпускает меня.

Когда Рэйган уходит, мы с Петровичем быстро раздеваемся. К нам подходит охранник и хлопает у нас между ног. Не уверен, что многие могут там спрятать свое оружие, и не хочу даже знать этого. Охранники здесь более агрессивные, чем в администрации транспортной безопасности НАСА. Надеюсь, у Рэйган не такой жесткий досмотр.

— Какой-то перебор, не?

Петрович — хороший стрелок, а в этой комнате много оружия, хотя мы и голые. Парень, который стоит передо мной на коленях, легко смог бы порезать мне ногу.

Надеюсь, до этого не дойдет. Нам выдают свободные робы из голубой ткани, похожие на мешки для крупы, и выводят из комнаты на улицу, но перед этим связывают руки за спиной стяжками, похожими на те, которые мы используем в армии. Теперь видно, главная дорога в фавелу заблокирована рядом из трёх домов. Они служат защитными воротами. Тот, кто здесь заправляет, параноик. Он обустроил это место, как крепость, готовую к эпической осаде. Рэйган ждет нас в таком же свободном мешке длиной чуть ниже колена. Длина этого мешка такова, чтобы не допустить лишних движений. Юбку придется поднимать, если надо бежать или перепрыгивать через препятствия.

Люди выглядывают из окон и дверных проемов, пока мы подымаемся по крутой извилистой дороге. Мы похожи на бледную имитацию карнавала. Без платформ, только почти голые иностранцы, окруженные вооруженными охранниками. Я сдерживаю желание помахать. На вершине холма дома кончаются, открывая большое пространство, обсыпанное гравием со следами черной обожженной земли. Огромная гранитная плита выступает, как жертвенный алтарь между этими ожогами. Ходят слухи, что в этой фавеле врагов сжигают на костре. Прямо сейчас мне хочется схватить Петровича за яйца за то, что он привел нас сюда и подверг Рэйган опасности.

Выходит просто одетый мужчина в хлопчатобумажную рубашку с закатанными руками для того, чтобы показать татуировки на обеих руках. На нем так же свободные хлопковые брюки и совершенно нет оружия. Солнечные лучи скрывают его лицо, пока он не приближается.

— Иисус Христос! Рейф Мендоза? Какого черта? — я столбенею, глядя на одного из членов моего подразделения дельта, стоящего передо мной.

Мендоза, очевидно, тоже шокирован, так как он ничего не говорит, а затем протягивает руку, чтобы пожать мою. Когда же понимает, что я связан, как индейка в честь дня благодарения, он неловко ударяет меня по спине.

— Хейз, какого черта ты делаешь на моей маленькой вотчине?

Я указываю плечом на Петровича, который молчаливо наблюдает за нашим разговором:

— Я с шоу уродцев. Он говорит, ты ему обязан.

Мендоза изучает русского:

— Я не знаю его.

— Не тебе, лейтенант. Я оказал помощь в Дубае во время битвы шесть месяцев назад, — поясняет Петрович.

Он кивает и поворачивается к мальчику, судя по размерам, едва вышедшему из возраста полового созревания:

— Узнай у Фетлера.

Мальчик убегает, и Мендоза поворачивается ко мне.

— А девушка? — спрашивает Мендоза.

— Она со мной, — отвечаю я.

— У тебя веселая группа, — шутит он.

— Каждой банде нужен хотя бы один русский и одна адская кошечка.

Я потягиваюсь, чтобы снять напряжение в спине. Сегодня мы не умрем. Нам нет необходимости продолжать светскую беседу, так как мальчик возвращается и шепчет что-то на ухо Мендозе.

— Фетлер поручился за тебя, — говорит он Петровичу, — это значит, что я кастрирую его, если ты причинишь вред моим людям.

Петрович строго кивает:

— От моих рук твои люди не пострадают.

Мы следуем за Мендозой по открытому обожженному полю до последнего здания на холме, заросшего в диких деревьях и листве джунглей. Снаружи он выглядит приземистым, но я вижу, что внутри он намного больше, чем я предполагал. Там около дюжины человек. В одной комнате, кажется, складывают и набивают конверты. В другой, куча компьютеров.

Мендоза ведет нас в заднюю комнату, которая, похоже, своего рода офис. Там несколько деревянных стульев вокруг прямоугольного стола и рабочий стол в конце помещения.

— Освободи их, — приказывает он охраннику, следившему за нами от самых первых ворот.

Путы с наших рук разрезаны, а Мендоза жестом приглашает нас сесть.

— Что привело тебя в наш прекрасный город? — спрашивает он.

Я рассказываю ему всю историю. Когда я добираюсь до той части, где забираю Рэйган из борделя Гомеса, Мендоза останавливает меня.

— Сильва, иди и приведи сюда Гомеса.

Он жестом предлагает мне продолжить рассказ.

— Да нечего больше рассказывать. Гомес работает на Хадсона, у которого около шестидесяти человек, постоянно охраняющих его. Там же хакер Петровича.

Но я не говорю того, что должно быть правдой, так как не хочу признавать того момента, как Рэйган читала сообщения с телефона стукача на Холме Обезьян. Наоми, должно быть и, есть Император, хакер, которого Петрович так отчаянно пытается заполучить. И он, вероятно, тоже под контролем Хадсона. Не хочу, чтобы Петрович знал, что хакер — это женщина и моя сестра. Эта битва случится позже. Мне просто нужно вытащить её оттуда.

— У нас нет столько людей, чтобы вести перестрелку с государственным подрядчиком США, который оказывает посольству услуги по охране, — мрачно признает Мендоза. — Я потерял там одного своего человека. И мы отправили туда людей, чтобы найти потерянного голубка, но они вернулись ни с чем. Я не знаю, где содержатся девочки. Мы не начинали активных действий из-за его армейских связей, но…

— Настало время разобраться с ним, — заявляю я.

Мендоза коротко кивает. Это вопрос его власти. Хадсон должен уйти.

— Возможно, нам потребуется больше людей, — предполагает Василий. — Нам просто нужно попасть внутрь, Дениэлу и мне. А уже оттуда мы сможем вытащить одну женщину и мужчину.

— Василий прав. Найти Наоми наша основная задача. Мы сможем расчистить себе путь.

— Что вы знаете о Хадсоне? — спрашивает Мендоза.

— Он богатый подрядчик военных США, имеющий виды на североамериканских блондинок. Вероятно, он контролирует Императора.

И тут Мендоза спросил:

— Императора? Или Императорский Дворец?

Петрович жестко кивает:

— Он мой.

Я стараюсь его не ударить. Наоми принадлежит самой себе. И семье Хейзов, а не какому-то русскому сумасшедшему.

Мендоза присвистывает:

— Должно быть, он зарабатывает целое состояние всеми незаконными операциями, которые проворачивает в этой сети.

— Меня не интересуют деньги, — говорит Петрович. — Мне нужен опыт.

— Нам нужно больше информации, — вставляю я, мне неприятно, когда о Наоми говорят, как о мужчине, который нужен Петровичу. — И у нас нет времени.

Кивнув, Мендоза берет телефон и встает из-за стола. Он слишком далеко, чтобы можно было расслышать, о чём говорит. Хотя я стараюсь. Мы все стараемся.

— Что он говорит? — спрашивает Рэйган.

Его португальский слишком быстрый и тихий, чтобы я разобрался.

— Не уверен, но он упомянул консульство.

Мендоза возвращается к нам и говорит:

— Я хочу пригласить человека, чтобы получить представление изнутри. А пока давайте поедим что-нибудь.

Свежие фрукты, мясо и сыры сервируются в виде шведского стола в соседней комнате с видом на гравийное поле с выжженными отметинами.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я Мендозу, стоя перед большими окнами.

— Охрана, Дениэл.

— Слышал, ты стал фрилансером после того, как ушел из армии.

— Я слышал то же о тебе.

— Мою сестру похитили. Я должен был найти её, а зарабатывать при этом и убивать плохих парней оказалось приятным бонусом.

— А мне нужны были деньги, чтобы основать здесь свою маленькую армию.

Он захлопывает окно. Толпа маленьких детей поднимается на вершину холма по гальке к травянистому полю, которое я сначала не заметил.

— Эти люди — моя семья. Знаешь ли ты, что Римская Империя была настолько сильна, что её граждане могли беспрепятственно ходить по всей земле? Известно, что её граждане были настолько ценны, что если один из них пострадал, на голову виновного спускали всех собак. Я хочу такого же для своих людей. Хочу, чтобы они могли свободно прогуливаться по улицам Бразилии, Африки или Соединенных Штатов. И чтобы люди знали, что если один из моих пострадает, весь гнев Бога прольётся на их семьи. Хадсон — это пятно на моей земле и прекрасная возможность показать силу, поэтому я помогу тебе, а потом ты вернешь мне услугу.

— Нет проблем.

Безумцы и их соединения. Мне нужно взять одного из них.

Снаружи доносится шарканье у передних дверей. Футбольная игра останавливается, и дети встают в линию, когда на поле выводят человека. Его привязывают к гранитной плите. Многие дети исчезают, но кто постарше остается.

— Рэйган, — зовет Мендоза. — Нам необходима идентификация.

Мы выходим на солнце к гранитному камню. Достигнув его, мы видим распластанного, как орла, на нем мужчину. Он полностью голый, лишь на его члене поводок, тянущий его к низу.

— Это Гомес, — задыхаясь, говорит Рэйган.

Мендоза кивает одному из своих солдат, который держит в руке предмет, похожий на хлыст:

— Идентификация пройдена успешно.

По кивку хлыст поднимается в воздух и приземляется у ног Гомеса. По нашим с Петровичем лицам пробегает гримаса, а все остальные стоят, будто это обычное субботнее дело. Крики Гомеса разносятся по округе, пугая птиц и мелких животных. Оглядываясь назад, я замечаю оставшихся на футбольном поле около пяти детей, которые стоят неподвижно, будто в классе, где обучают управлению империей наемников.

— Задавайте свои вопросы, — приказывает Мендоза.

Рэйган и Петрович смотрят на меня. Почесав голову, я наклоняюсь к нему не слишком близко, потому что не хочу быть случайно задет хлыстом.

— Гомес, кажется тебе не очень удобно.

Он хныкает, а слезы и сопли текут по его лицу. Он так уродлив.

— Отпусти меня, — умоляет мужчина. — Я ничего не знаю.

— Дело в том, что мы знаем, что ты врешь.

Я киваю Мендозе, который отправляет молчаливый приказ человеку с хлыстом. Хлыст взметается вверх, и теперь я вижу небольшой гранитный шарик на его конце. Раздается стук гранита, и лишь небольшой кусочек плоти смягчает этот удар. Несмотря на то, что жду удара, я все равно съёживаюсь. Хотя, возможно, это от высокого крика, который вырывается изо рта Гомеса.

Очень садистское наказание, но если вы верите в принцип «око за око», как и Мендоза, то справедливое. Гомес заливается слюнями.

— Почему Рэйган? — спрашиваю я.

Он слегка поворачивается, и его взгляд фокусируется на боли.

— Хадсон любит блондинок. Они напоминают ему жену. Но эта была напыщенной. Хадсон отправил её мне для обучения.

— И что потом?

Открыв рот, он закрывает его.

— Плохой выбор, — консультирую я, глядя на Мендозу.

Хлыст снова опускается, но на этот раз я готов. А Гомес, думаю, нет. Мы ждем, пока боль и крики утихнут, и я снова спрашиваю:

— Что происходит, когда девочек обучают?

— Они возвращаются в его соединение и служат ему компаньонками, пока…

Гомес замолкает, но мы можем вынести ему приговор.

Мендоза машет рукой, и мужчины исчезают, а дети возвращаются к футбольному мячу.

— Вот, твой путь внутрь, — говорит он, глядя в упор на Рэйган.

— Нет, — трясу я головой. — Ни за что. Мы придумаем что-нибудь ещё.

— Другого пути нет, — утверждает Петрович.

Я смотрю на Рэйган, ведь прямо сейчас она единственная, кто имеет значение. Мне не хочется оставлять свою сестру в руках Хадсона, но я не могу отправить Рэйган на изнасилование. И не буду. Есть другой способ. Мне нужно найти его.