Утром меня разбудил Тип.
— Я обязан ознакомить вас с распорядком дня, — не здороваясь, хамским тоном произнес он.
— Согласно придворному этикету, любезный, ты обязан сначала приветствовать Мое величество. Во второй раз схлопочешь по хлебальнику, запомни это.
— Так точно, Ваше величество!
— Ну, раз ты осознал, перейдем ко второму пункту.
— Я весь внимание, Ваше величество.
— Врешь, мудак, если бы ты был внимателен, то мог бы, наверное, догадаться, что перед тем как заняться делами, Моему величеству не мешало бы подзакусить, или ты предлагаешь работать мне натощак?
Отсутствие холодильника в покоях отравляло мне жизнь. От сосисок я, правда, уже отвык, но по-прежнему предпочитал поесть как можно плотнее, и по возможности вкусную и разнообразную еду, в чем теперь отказа, разумеется, не было никакого.
Тип хлопнул в ладоши и мне в постель принесли кофе и сэндвичи.
— Я же заказывал цыплят, — сверкнул я глазами, хотя и не заикался о цыплятах. Просто я решил проучить этого бесцеремонного десантника. Ему совсем не мешало усвоить культурные манеры. В конце концов, он не в кубрике находится, а в царской спальне и это ему следует зарубить на носу.
Тип торопливо хлопнул еще, и цыплят немедленно доставили. Я вгрызся зубами в мягкую ткань молодой птицы, а Тип сделал попытку познакомить меня с перенасыщенной программой дня.
— Постой, маршал, — сказал я, — ты случайно не забыл то, что я тебе наказывал?
Тип, казалось бы, должен был спросить, что именно я наказывал, потому что наказов было немало, но он мигом среагировал, сказав, что в точности исполнил мое желание, и вынес из покоев все насажанные Изольдой видео точки.
— Ну что ж, — удовлетворенно хмыкнул я, восхищаясь его умением читать мысли на расстоянии, — надеюсь, в будущем у нас не возникнет с этим осложнений?
Тип поперхнулся, но, взяв себя в руки, продолжил:
— В десять утра, у вас встреча с коллегой.
— Что за коллега? — справился я, деловито обмакивая кусок нежной телятины в настойку с острым турецким соусом.
— Его величество король Иордании.
— А что, король прибыл с визитом?
— Прибудет через два часа. Далее экстренное совещание с главным раввином страны равом Оладьи Евсеевым.
— Почему экстренное, маршал? — едва не подавился я.
— Не могу знать Ваше величество, — уклонился от ответа Тип, — так хочет рав.
Сука, будет, наверное, прочищать мне мозги по поводу моего личного педагога.
— Затем послеобеденный сон, после которого Ваше величество может провести время в кругу семьи.
— Жен что ли? — с беспокойством уточнил я.
— Так точно, Ваше величество. И, наконец, в шесть вечера бои гладиаторов.
— Ого! — восхитился я, — кто рубится то?
— Команда бывших политиков из леворадикального блока.
— То есть, как это?
— После переворота коммунисты и центристы были взяты в плен и из них сформировали отряды смертников для боев на арене.
У меня испортилось настроение. Мне явно не понравилась участь горемычных левых, но я промолчал, понимая, что не стоит посвящать типа в свои личные переживания.
Церемония встречи с королем Иордании и переговоры с ним весьма утомили меня.
Король, который вел современный образ жизни и своего гарема не держал, явно завидовал мне и все его речи сводились к тому, как именно мне удается поддерживать порядок и взаимопонимание среди такого количества женщин.
— Мне иногда тоже хочется, — с грустью сказал он, когда министры иностранных дел оставили нас для беседы с глазу на глаз, — однако на дворе двадцатый век и к гарему сейчас относятся как к пережитку феодального общества.
— Будьте выше этих предрассудков, коллега, — упрекнул я его.
— И хотелось бы, дорогой Соломон, да сан не позволяет. Вам вот хорошо, в вашем лице народ видит своего национального героя и потому закрывает глаза на гарем… А у меня этот номер не пройдет. Я и тем доволен, что пока еще терпят меня как короля.
— Всем бы таких прогрессивных королей как вы, — мастерски ввернул я комплимент.
Я всегда знал, что во мне умирает великий дипломат и сейчас, как раз представилась редкая возможность реализовать заложенные во мне природой таланты. Уж я-то постараюсь вывести страну из политического кризиса и добиться уважения на международной арене.
Я склоню симпатии ООН в нашу сторону и продолжу последовательное углубление взаимовыгодных связей с третьими странами.
— И все-таки, дорогой Соломон, вы в рубашке родились, — грустно улыбнулся мне король, — такое количество жен, в любую минуту готовых к вашим услугам.
— Да уж, — сказал я, стыдясь своего счастья, — они всегда готовы и в этом их преимущество перед нами.
— А я, вот, не могу себе позволить даже безобидную интрижку с горничной, — горько пожаловался король, — сразу в газетах растрезвонят. Вы же слышали эту историю с бедным Биллом: улыбнулся, бедняжка, какой-то потаскушке в гостинице, а та возьми да закати истерику в прессе, дескать, господин президент, предлагал ей заняться оральным сексом.
— Да, не повезло нашему другу, — согласился я, — но на вашем месте, коллега, я бы не брезговал случайными встречами. Оставьте корону родственникам в Иордании и поезжайте в Европу, инкогнито, развлекитесь…
— Я бы и рад, но сейчас ведь СПИД свирепствует. Я просто в растерянности, коллега.
— Ну что вы, с вашими возможностями да не уберечься, и вообще, рекомендую вам пользоваться гондоном.
Его величество не знал, что такое гондон. Мы говорили по-английски, но я намеренно произнес слово кондом в русской транскрипции, чем, собственно, и ввел его в заблуждение.
Разумеется, король не понял значение данного слова, но чтобы я не заподозрил его в невежестве, он не стал переспрашивать и уточнять, что конкретно я имел в виду.
Наша беседа наедине длилась сорок минут.
Мы бы сидели и дольше, но высокопоставленный иорданец, очевидно, почувствовал позывы к мочеиспусканию, судя по тому, как беспокойно он заерзал в кресле. Это обстоятельство, тем не менее, фактически, спасло меня от утомительного и скучного разговора с этим неординарным человеком, выдающимся политическим деятелем и борцом за справедливый мир на Ближнем Востоке.
Высокий гость удалился в гостиницу писать, а я с трудом дождался обеденного перерыва, после которого выспался и привычно уже потребовал Веронику.
Она пришла в строго официальном одеянии « а ля секретарь райкома» и с серьезным выражением лица.
Я привык видеть ее нагишом, и этот сухой партийный стиль несколько удивил и даже обидел меня:
— Что с тобою, детка, ты не расположена сегодня к сексу?
Я стал заметно свободнее вести себя в отношениях с ней, и это было лишним свидетельством образовавшейся между нами духовной и физической близости.
— Что вы, Ваше величество, — зарумянилась она, — для меня нет большего счастья, чем отдаться вам.
— Какого же рожна ты напялила на себя эту броню? — показал я на райкомовский камзол.
— Так распорядился Совет мудрейших.
— Значит, не дашь? — сказал я.
Пошляк, — мысленно проклинал я себя, — как ты ведешь себя с женщиной, по которой сходишь с ума?
— Я не могу нарушить запрет мудрецов, но как главный педагог я позаботилась о вас, Ваше величество.
— Правильно, милочка, мы все сделаем так, что никто и не узнает!
— Вы не поняли меня. Я привела сюда ваших жен.
Она вытащила из сумочки мобильный телефон и официальным тоном отдала приказ.
Тотчас в покои вошло более дюжины девушек в русских сарафанах:
— Выбирайте, Ваше величество.
— Откуда они? — спросил я — Здесь представлен русский набор, — совершенно отчужденным голосом сказала она, — но если пожелаете можно пригласить жен из Западной Европы.
Я подошел к ней и сказал на ухо:
— Мне никто не нужен кроме тебя, родная, можешь отправить их обратно в Европу.
— Умоляю вас, — бледнея, прошептала она, — среди них могут оказаться наушницы, — сделайте это для меня.
— Хорошо, милая, не надо бледнеть и пугаться, я сделаю это для тебя.
Я прошелся перед строем и обратил внимание на голубоглазую стройную блондинку:
— Имя? — начальственно спросил я.
— Маша, — потупив взор, отвечала она.
— Остальные марш в Гарем! — распорядилась Вероника.
Когда все вышли, она ревниво окинула быстрым взглядом Марию и, поклонившись мне, тихо закрыла за собой двери.
И все-таки я ей не безразличен, как она зыркнула-то глазенками на Машеньку.