Последняя любовь царя Соломона

Глава 12 Проигранное сражение

Вечером на «Мерседесе» меня привезли в Кейсарию. В здешнем амфитеатре все было готово к бою. Меня усадили в императорской ложе. По правую руку от меня устроился Рав Оладьи, по левую премьер-министр Ицхак Самир.

У Хомячка по обыкновению, был слишком сонный вид, и он продремал почти все представление, в отличие от моей «правой руки», которая завелась с полуоборота при виде моего величества.

— Вы прекрасно выглядите, Ваше величество, — встретил он меня, иронически улыбаясь в свою редкую бороденку.

Рав Оладьи был в расписанном золотом халате и в тяжелой марокканской чалме, которая, судя по всему, была ему великовата.

— Благодарю, ваше преосвященство, у вас тоже здоровый вид.

— О да, занятия Торой способствуют укреплению здоровья. А вы, я слышал, увлеклись педагогикой? — участливо спросил он, играя лохматыми бровями.

Ах ты змея подколодная, решил-таки ужалить? Но ничего, мы тоже можем.с.

— Да, ваше преосвященство, я обнаружил, что педагогика не менее благотворно влияет на здоровье.

Уязвленный тем, что я посмел сравнить священную книгу со столь обыденной светской наукой, рав замолчал. Я вроде бы отбил у него охоту насмехаться.

После оваций, которыми встретила нас публика, на арену выпустили бывшего политика левого толка (одного из самых ярых проповедников гражданского брака), и двух высоких тощих студентов ешивы в черных кафтанах, вязаных кипах и с длинными пейсами.

В Прошлом политик был знаменитым оратором и выдающимся борцом за права евреев сочетаться гражданским браком. Он носил очки в роговой оправе, был обладателем солидной лысины и не менее солидного брюшка.

Согласно правилам боя плешивый политик должен был противостоять двум худосочным носителям духовных ценностей иудаизма и активистам борьбы против гражданского брака в Израиле.

Еще толком не начавшись, бой мгновенно вылился в яростное избиение. Получив затрещину от одного из юнцов, плешивый оратор вместо того, чтобы дать сдачу, встал в позу и, обратив затуманенный взор в сторону главного рава, патетически возопил:

— Демократия неизбежна, как восход солнца!

Тут он получил второй удар по уху, от которого у него слетели на землю очки.

— Пидоры! — с воодушевлением сказал политик, нагнувшись и пытаясь на песке отыскать очки. Водрузив их на место, он укоряюще посмотрел на рава и завершил свою речь ужасным проклятием:

— Чтобы ты свининой подавился, сука!

Рава передернуло. Редкая седая бороденка мелко задрожала, пудовая чалма съехала на левое ухо.

— Кончайте его! — нервно приказал он ешиботникам.

Повеселевшие отроки стали забивать пылкого оратора ногами. Один из них был обут в кованные солдатские говнодавы. Мощным ударом в пах он заставил политика скорчиться. Одного такого удара было достаточно, чтобы оставить человека без потомства.

— Ой, больно, — завопил тот. — Бо-ольно, сволочи…

Отработанные, безжалостные удары сыпались со всех сторон. Истекающий кровью правозащитник уже перестал реагировать, а ешиботники все били и били.

Публика неистовствовала. Публика требовала крови безбожника.

— Ваше преосвященство, — обратился я к раву, — забьют же насмерть!

— И поделом, — невозмутимо отвечал рав, — поправляя чалму, — этот козел в свое время утверждал, что у царя Давида были гомосексуальные наклонности.

— Это не значит, что его надо прикончить тут столь безобразным способом, господин рав, где ваше хваленное еврейское милосердие?

— Ах, оставьте, Ваше величество, вам ли говорить о милосердии: хоть кому-то в вашей прошлой жизни вы протянули руку помощи?

Я с удивлением уставился на него.

— Не надо морщить лоб, господин царь. У меня в сейфе досье на вас. Никому вы не помогали, а только обижались на весь мир и ждали, пока кто-нибудь другой окажет вам помощь.

— Пусть так, но сейчас вот я хочу помочь этому человеку. Немедленно прекратите избиение!

— Вам не стоит вмешиваться, господин царь!

— Это почему же?

— Потому что отныне и впредь система судопроизводства и последующего наказания в Израиле — возложена на руководство главного раввината.

— Даже так, а я и не предполагал.

— Следует предполагать, Ваше величество, кроме того, вы упускаете из виду то немаловажное обстоятельство, что царь Давид, как никак был ваш предок и вы, по сути, а не я должны стоять на страже его авторитета.

— Со своим предком я сам как-нибудь разберусь, а вас попрошу оставить в покое этого плешивого.

— Занятия педагогикой плохо влияют на вас, Ваше величество, — сказал он и, нехотя, махнул рукой.

Худосочные бойцы унесли бесчувственного политика с арены.