Последняя любовь царя Соломона

Глава 22 Измена

Прошло несколько дней. Я читал газеты, смотрел телевизор, интересуясь экономическими делами страны. Дела были неважнецкие.

Арабы принципиально не собирались с нами торговать.

Японцы, не желая обижать арабов, осторожничали, сократив до минимума торговый взаимообмен. А общий европейский рынок выдвигал ультиматумы, призывающие идти на уступки палестинцам. Палестинцы нервничали и настаивали на создании собственного национального очага. Евреи же, напротив, боялись потерять свой, с таким трудом обретенный очаг. Словом, внешняя политика у меня была ни к черту, и лишь внутренняя несколько утешала. Жены мои вроде бы успокоились, во всяком случае, жалоб на меня в кабинет министров более не катали.

Я к ним не навязывался, и они тоже в постель ко мне не напрашивались. Возможно, нашли мне замену на чужом ложе: гиревиков при моем дворе было немало и каждый был бы рад, не покладая гири, служить своему монарху.

Поздно вечером, я залез под одеяло и, по своему обыкновению, стал набирать номер Вероники, но в это время ко мне постучали, я отключил мобильный и громко крикнул:

— Входите!

Это был премьер:

— Ваше величество, — сказал он, — не могли бы вы повысить мне жалование?

— На каком основании? — удивился я его наглости.

— На том, что вас обманывают, и я готов указать вам на это.

Господи, такое впечатление, что все мое царство состоит из сексотов и доносчиков.

— Что вы имеете в виду, господин премьер?

— Я имею в виду господина Фельдмаршала и госпожу Ротенберг. По моим сведениям они действуют заодно и все их усилия направлены против того, чтобы свергнуть вас.

Ах, вот оно что, недаром он носил ее ордена, они из одной шайки. Да это заговор!

— Вы располагаете фактами?

— Следуйте за мной, Ваше величество, сами увидите.

Мы пересекли несколько залов, служащих по всей вероятности, картинными галереями, и прибыли, наконец, к западному флигелю дворца. Здесь находился кабинет некогда уволенной мной старушки.

За дверью я услышал до боли знакомые стоны. Не надо было особенно вслушиваться, чтобы понять, что стонет моя бывшая жена. Со мной она тоже стонала, но не в постели, а во время ее мнимых и многочисленных болезней. Поскольку я не стоял рядом, и необходимость притворяться больной, автоматически отпадала, следовало предположить, что издаваемые ею звуки свидетельствуют о куда более приятных вещах.

Интересно, кто же сей герой, коему удалось пробудить в ней нормальные человеческие чувства?!

Я ворвался в дверь и моим глазам предстала уже знакомая картина: спустив галифе и не сняв сапог, господин маршал довольно усердно трахал мою экс супругу, установив ее предварительно раком. На шум маршал обернулся и я увидел…. Господи, что за наваждение такое?! Я увидел самого себя.

Прошла целая вечность, пока я сообразил, что это все же маршал после пластической операции. Потрясенный этим неожиданным открытием, я все-таки не удержался от колкости по адресу Типа:

— Господин маршал, я чувствую вам не одолеть правил этикета, вы опять забыли снять обувь.

— Можно подумать, вы при этом снимаете корону, — огрызнулся он.

— Это не твое дело!

— Может быть, согласитесь, однако, что второстепенные детали придают сексу некоторое своеобразие, вы не находите, величество?

Это был один из веселых образчиков его морского соленого остроумия.

Я хотел непременно поддеть свою бывшую женушку и поэтому не стал пока отчитывать маршала за дерзость.

— Что касается вас, мадам, со мной вы были куда более требовательной, и, по крайней мере, заставляли меня перед этим перед Этим снимать тапочки в прихожей.

— Ха! — скривилась жена, — уж, не ревнуешь ли ты, муженек?

— Я вам не муженек, сударыня, извольте выбирать выражения!

— И то верно, мужем, а точнее мужчиной ты никогда не был. То ли дело, господин маршал…

Она нежно дотронулась до маршальских яиц, отчего те мелодично зазвенели созвучно с орденами, а сам он самодовольно и шкодливо заулыбался:

— Величество, — сказал он, отходя от моей жены, и невозмутимо натягивая маршальские брюки. — Есть в этом некая прелесть — трахать чужих жен. Вы не находите?

— Я знаю, ты уже давно на этом специализируешься.

— Вы правы, в гарем ваш я вхож давно, скрывать не стану. За что и удостоился всех этих орденов.

— Разумеется, в морской пехоте отличиться не удалось, пришлось наверстывать в чужих гаремах. Уж, не коком ли ты служил на флоте?

Мой юмор был хоть и не морской, но не менее убойный, хотя вряд ли этот болван мог оценить его.

— Оставим мою службу на флоте и поговорим о нас с тобой.

— Слава богу! Меня ничего не связывает с таким проходимцем как ты, — брезгливо поморщился я.

— Напрасно рожу корчишь, величество, мы ведь с тобой даже родственники в некотором смысле.

— Еще чего!

— Да, да, братан, я трахал твою супругу еще в те времена, когда был для тебя всего лишь телефонным занудой.

— Не правда! — Вырвалось у меня.

— Правда, величество, правда. Пока ты названивал в полицию, пытаясь, навести блюстителей порядка на мой след, мы очень даже быстро нашли с ней общий язык.

— На нашем холодном супружеском ложе, — подтвердила жена, — я предпочла господина маршала, потому что на многие вещи, мы с ним смотрим совершенно одинаково.

Тип тут же продолжил ее мысль:

— О тебе, например, дорогой родственник, у нас сложилось (независимо друг от друга, заметь) идентичное мнение, которое на всех языках звучит похоже — Тю-фяк! Причем, не я ее у тебя отбил, а она меня перехватила у соседки, которую тебе так и не удалось оприходовать.

Господи, вот почему эта женщина так жаждала отомстить моей жене.

— Кстати, ты, что не признал ее, ведь это Изольда Михайловна. Парик ее старит, конечно. Вряд ли за буклями разглядишь прежнюю возлюбленную. Вы, кажется, Изабеллой ее называли?

Я схватился за голову: «Боже, все меня обманывали»

— Так тебе и надо, нагло расхохотался Тип, — да только рано ты отчаиваться стал, ты ведь не все еще знаешь…

— Что это ты себе такое позволяешь? — сказал я, не узнавая своего голоса. Еще минута и я бы заплакал от горечи и обиды.

— Ничего особенного, твое тюфячное величество! Это я устроил переворот в стране и подсунул тебя Евсеичу в качестве Соломона. А мне тебя рекомендовала твоя жена, во время наших интимных встреч на вашей квартире, в твое отсутствие.

— Зачем я вам был нужен?

— Меня многие знали и не поверили бы, что я соломонов потомок. На какое-то время нужен был такой тюфячок вроде тебя. Твой предшественник — Соломон Второй, оказался твердым орешком и чуть было не лишил нас власти. С тобой было не страшно, мы уже заранее знали, что ты сломаешься.

— Выходит, все это время вы меня водили за нос?

— Мы всегда тебя держали на коротком поводке, до тех пор, пока ты стал не нужен. Вот тогда то мы и порешили с твоей женушкой отделаться от тебя.

— Это ужасно! Это подло! Я уничтожу вас!..

— Даже не думай, и пикнуть, не успеешь, как я тебе порву гирьку с цугундером вместе.

— Это мы еще посмотрим, червь ты этакий!

— Что касается червей, то это по твоей части, они на зло не способны, просто ползают в гнили и все, а я… — он посмотрел на себя в зеркало, — я инициативный, смелый!

— И готов на любые пакости, — дополнил я.

— Не иронизируй, и не думай, что ты воплощение добра. Пакости, поверь мне, иной раз более полезны, чем словесный понос о мнимой добродетели. Таким как ты олухам, обычно, твердят обратное. Но это не верно. Ты просто получил не правильное воспитание.

— Я на свое воспитание не жалуюсь!

— Ты уверен, что я тебе причинил зло, а ведь благодаря мне ты стал полноценным мужчиной. Правда, для этого мне пришлось изнасиловать Веронику. Так что ты понапрасну на ребе то греши.

— Этого не может быть! Разве не рав сделал это?

— Конечно, нет. Немного грима, чалма, халат, да приклеенная бородка, вот и все, что ввело тебя в заблуждение.

— Но зачем?!

Теперь я понял, почему фильм был без звука, и чью именно упругую задницу напоминали мне накаченные ягодицы раввина.

— Ну, во-первых, я совершил мицвцу, это теперь твой «Ильюша» удалой молодец… А во-вторых, из спортивного интереса мне всегда нравилось трахать твоих жен. В сущности, ведь ты никогда не оправдывал своей прекрасной фамилии. И, наконец, чтобы вывести тебя из равновесия. Тебя уже давно пора было гнать с трона, и я готовил почву для последнего и решительного боя.

В это мгновение он увидел вдруг за моей спиной маленького и бледного от испуга премьера и тут же преобразился. Лицо его, как две капли похожее на мое собственное, приняло вдруг выражение злое и жестокое. Я не узнавал себя в нем. У меня, во всяком случае, никогда не было такого оскала. Даже теперь, когда я узнал об изменах своей соседки и бывшей жены, лицо мое было спокойным и исполненным достоинства. Нет, как не горько это было осознавать, все же Тип во многом прав, и я теперь уже далеко не тюфяк. Я Мужчина и могу постоять за себя.

— Ты, гнида, — прошипел я, — да я тебя наизнанку выверну! Ты, может быть, забыл, как ползал у меня в ногах?

— Заткнись! — отмахнулся он от меня и медленно пошел в сторону хомячка. Глаза его кровожадно заблестели. Хомяк, догадавшись, очевидно, что блеск сей, не сулит ему ничего хорошего, выскочил из кабинета и побежал.

— Измена! — заорал Тип и помчался за ним следом.

На повороте он догнал заморыша и вонзил ему под лопатку нож.

Дико вскрикнув, премьер упал. При этом глухо стукнула о пол тяжелая гирька, весом которой еще несколько дней назад он так гордился.

Откуда у него взялся нож?..

Я был ошеломлен этой безумной выходкой и совсем не ожидал такого взрыва ярости от этого всегда раболепного слуги. Он совершенно переменился. Теперь это был другой человек, опасный и безжалостный убийца.

— Да, твое величество, я уже не тот, — как бы угадав мои мысли, отбрасывая в сторону нож, заметил Тип.

— Зачем ты убил премьера?! — потрясенно спросил я.

— Это необходимая мера, спортсмены и конкуренты нам не нужны.

Я все еще пребывал в шоке и не мог собраться с мыслями. Самые противоречивые чувства овладели мной. Типа, однако, не очень заботили мои чувства.

— Вот твой паспорт, — грубо сказал он, а вот билет на самолет, беги.

— А как с Вероникой?

— О ней забудь. Она человек способный и я намерен лично заняться ее политической подготовкой.

— Я никуда не двинусь без нее!

— Ну и дурак. Видимо, мои уроки воспитания не пошли тебе впрок. Я давал тебе шанс. Ты им не воспользовался, а теперь сгниешь в тюрьме.