Последняя теория Эйнштейна

Глава четвертая

— Черт побери, Люси! Что все-таки произошло?

Люсиль сидела в кабинете для совещаний в здании ФБР на Федерал-плаза и говорила с директором бюро по закрытому каналу. Здание на Либерти-стрит она эвакуировала и временно организовала свой командный пункт в здании регионального отделения Нью-Йорка. Всех свободных от службы агентов подняли по тревоге, им были розданы приказы. И вот теперь, в пятнадцать минут первого ночи, Люсиль выполняла тяжелую работу — сообщала своему начальству плохие новости.

— Нас захватили врасплох, — признала она. — Сперва вывели из строя отдел обеспечения, потом нарушили связь. После этого противник отключил свет и направился за задержанным. Мы потеряли шестерых агентов. — Люсиль сама удивлялась, что докладывает так спокойно. Блин, кошмар! — Вся ответственность на мне, сэр.

— Блин, да чья же эта работа? Видео у вас там осталось?

— Нет, сэр. К сожалению, все системы видеонаблюдения были уничтожены. Но есть соображения, кто это мог быть. У нападавших были «узи» и взрывчатка С-4. И, наверное, инфракрасные очки.

— Думаешь, «Аль-Каида»?

— Нет, для них слишком тонкая работа. Может быть, русские. Или китайцы, или северные корейцы. Да даже израильтяне могут быть — уж больно изящная операция.

— Что с задержанным? Ты считаешь, он с ними заодно?

Люси задумалась, прежде чем ответить. Честно говоря, она сама не понимала, куда определить Дэвида Свифта.

— На первый взгляд — нет. Этот человек — профессор, историк. Без уголовного прошлого, на военной службе не состоял, никаких необычных поездок или международных разговоров. Но он признал, что Кляйнман дал ему числовой ключ — скорее всего к зашифрованному компьютерному файлу. Может быть, они пытались продать информацию, но сделка расстроилась.

— Какие шансы снова его заполучить? Министр обороны рвет и мечет. Каждые полчаса звонит и спрашивает, что нового.

Люсиль недовольно скривилась. Этот чертов министр, который заставил бюро проделать для него грязную работу, а в чем дело, так и не сказал.

— Сообщите ему, что все под контролем. Нью-йоркской полиции даны указания вести проверку на мостах и в туннелях с участием натасканных на бомбы собак, чтобы определить следы С-4. И своих людей мы поставили на все вокзалы и автобусные станции.

— Фотография задержанного у вас имеется? Для опознания?

— Есть фотография с водительских прав, взятая в отделе транспортных средств нью-йоркской полиции, и еще одна с обложки книги, которую он написал. Книга называется «На плечах гигантов». Сейчас мы печатаем флаеры и в ближайший час раздадим всем нашим агентам. Не волнуйтесь, никуда он не денется.

Дэвид мчался по жилой части города вдоль Гудзона. После бегства от агентов ФБР у него был только один ведущий импульс: уйти как можно дальше от зданий на Либерти-стрит. Но он был слишком встревожен, чтобы ловить такси или прыгать в сабвей, слишком обеспокоен: как бы его не затащили в патрульную машину или не задержал проходящий коп. Поэтому он продолжал бежать по велосипедной дорожке, сливаясь с толпой энтузиастов поздней физкультуры — бегунами, велосипедистами и роликобежцами, — украшенными блеском отражающих полос.

Он добежал до самой Тридцать четвертой — почти три мили, и лишь тогда наконец позволил себе остановиться. Тяжело дыша, он прислонился к уличному фонарю и на минутку закрыл глаза. «О боже, — шепнул он, — боже всемогущий». Не может такого быть: пять минут послушал слова умирающего профессора физики и теперь бежит от смерти. А что там Кляйнман сказал, что там такого чертовски важного? Einheitliche Feldtheory. Разрушитель миров. Дэвид покачал головой. Что за черт?

Одно было ясно: не только агенты ФБР гоняются за секретом Кляйнмана. Есть кто-то еще, кто пытал профессора, организовал нападение на комплекс ФБР на Либерти-стрит. И кто это может быть — Дэвид понятия не имел.

Встревоженный этими мыслями, он открыл глаза и оглядел велосипедную дорожку. Здесь оставаться нельзя, надо что-то делать. Понятно, что идти к себе или к Карен неразумно — наверняка оба адреса уже под наблюдением ФБР. По той же причине не следует обращаться к друзьям или коллегам. Надо выбраться из Нью-Йорка. Добыть наличных — и в путь. Хорошо бы придумать способ перейти канадскую границу. Автомобиль напрокат взять нельзя — федералы тут же засекут транзакцию по кредитной карте, а потом передадут номера машины всем полицейским северо-востока, — но если повезет, можно незамеченным проскользнуть на поезд или на автобус.

Дэвид нашел банкомат и снял со своих счетов все, что только мог. Эти операции ФБР тоже обнаружит, но тут никуда не денешься — приходится. Потом он направился прямиком на Пенсильванский вокзал.

Но уже входя в здание с Восьмой авеню, он знал: слишком поздно. Перед кассами кишели полицейские и национальная гвардия. У выходов на платформы копы спрашивали документы у всех пассажиров, немецкие овчарки, натасканные на бомбы, обнюхивали все сумки, портфели и штанины. Обругав себя как следует, Дэвид направился к противоположному выходу вокзала. Надо было час назад садиться на поезд уезжать из центра.

Когда Дэвид шел к выходу на Седьмую авеню, в здание внезапно хлынула новая волна полицейских и выстроилась цепью, блокируя лестницы и эскалаторы. «Черт!» — неслышно шепнул Дэвид. Один из копов вытащил мегафон.

— Так, люди! — разнеслось по зданию. — Всем построиться перед лестницей и приготовить водительские права. Покажете документы — и можете покидать вокзал.

Изо всех сил сохраняя небрежный вид, Дэвид повернулся и двинулся назад, но у выхода на Восьмую авеню тоже стояли теперь копы. Заметавшись, как мышь на открытом месте, он стал высматривать себе укрытие, какой-нибудь газетный стенд или киоск фастфуда, куда можно нырнуть на пару минут, чтобы собраться с духом и с мыслями, но почти все заведения в здании уже закрылись на ночь. Открыта была только пончиковая «Данкин донатс», набитая полицейскими, и маленький бар, называемый «Вокзальный отдых». Дэвид уже много лет не видел изнутри ни одного бара, и от самой мысли войти в этот «Отдых» у него желчь поднялась к горлу. Но тут уж выбирать не приходится.

В баре вокруг стола засела дюжина мясистых бородатых ребят лет около двадцати пяти. Стол был завален банками «Будвайзера». Все парни были одеты в одинаковые сделанные на заказ футболки с надписью «МАЛЬЧИШНИК ПИТА» над нарисованной веселой мордой. Шумели они вовсю, и потому, наверное, отсюда сбежали все, кроме бармена, с недовольной физиономией стоящего за кассой. Дэвид сел возле стойки и улыбнулся, делая вид, что все в порядке.

— Мне колу, пожалуйста.

Бармен, ни слова не говоря, достал матовый стакан и наполнил его льдом. В дальнем конце бара Дэвид заметил двери туалетов, но аварийного выхода здесь не было. Телевизор висел на стене, звук его был выключен. Молодая блондинка-ведущая серьезно смотрела в камеру. На экране рядом с ней были написаны слова «ТЕРРОРИСТИЧЕСКАЯ ТРЕВОГА».

— Ой, бля, какая штучка! — рявкнул один из участников мальчишника. Он встал, шатаясь, чтобы лучше разглядеть дикторшу. — Ух ты! А ну, почитай мне новости, детка! Почитай их Ларри! Он хочет услышать все как было!

Его друзья заревели от хохота, а Ларри подошел к стойке. Над ремнем у него нависало пузо размером с пляжный мяч, безумные глаза налились кровью, в бороде застряли кусочки попкорна и от него так разило «Будвайзером», что Дэвиду пришлось задержать дыхание.

— Бармен! — заорал Ларри. — Стаканчик «Егермейстера» сколько?

Бармен скривился еще сильнее:

— Десять долларов.

— Господи боже наш! — Ларри стукнул по стойке жирным кулаком. — Вот почему я никогда не езжу в этот гадский город!

Бармен, не обращая на него внимания, подал Дэвиду колу.

— С вас шесть долларов.

— Видишь, про что я? — обернулся к Дэвиду Ларри. — Они ж три шкуры с мясом сдирают! Втрое дороже, чем в Джерси!

Дэвид промолчал — не хотел поощрять этого парня, у него и так было о чем беспокоиться. Он протянул бармену двадцатку.

— Вот и в стрип-клубах то же самое, — продолжал Ларри. — Мы только что из одного такого места, «Кошкин клуб» называется, знаешь? На Двадцать первой? Девки за приватный танец полтинник хотят — веришь? Пятьдесят зеленых баксов! Не, говорю я, к хренам такую хрень, поехали в Метучен, домой. Там на Девятой улице такой клуб, «Счастливый отдых», знаешь? Девки там не хуже, а станцуют за десятку будь здоров!

Дэвид готов был удушить этого типа. Сюда приближались полицейские с национальными гвардейцами, их было слышно уже совсем рядом с баром, с винтовками «М-16» и немецкими овчарками, а он, вместо того чтобы искать выход, вынужден слушать этого кретина из Нью-Джерси. Дэвид досадливо качнул головой:

— Извините, я…

— А как тебя зовут, друг? — Ларри протянул руку.

Дэвид скрипнул зубами:

— Фил. Послушай, я малость…

— Очень приятно, Фил! А я Ларри Нельсон. — Он схватил Дэвида за руку и энергично потряс, потом показал на своих приятелей. — Друзья мои, из Метучена. Видишь, вон Пит? Он в воскресенье женится.

Жених давно лежал мордой на столе, и голова его еле виднелась среди пивных банок. Глаза он закрыл, одной щекой плотно прижимался к столу, будто прислушиваясь к рокоту въезжающих поездов. Дэвид скривился. «Вот это я двадцать лет назад. Глупый мальчишка, насосавшийся вместе с друзьями». Разница лишь в том, что Дэвиду не требовались поводы вроде мальчишника. В последние месяцы студенческой жизни он напивался до бесчувствия каждый вечер.

— Мы хотели ехать в Джерси поездом двенадцать тридцать, — добавил Ларри, — но тут копы стали проверять документы, и очередь, так ее растак, выстроилась через всю станцию, так что мы поезд упустили. Теперь час ждать следующего.

— А если документов нет? — спросил Дэвид. — Они тогда на поезд не пустят?

— Сегодня — точно не пустят. Там один сказал, что бумажник дома забыл, так его вытащили из очереди и увели куда-то. Тревога по террору, чтоб ее. Желтая тревога, оранжевая тревога, я уж не помню, какая там.

У Дэвида свело желудок. «Господи, ведь не выберусь, — подумалось ему. — Вся эта проклятая страна меня ищет».

— Одно хорошо, — продолжал Ларри, — что завтра мне на работу не надо. У меня на этой неделе вечерняя смена, так что в полицейском участке мне до четырех дня можно не появляться.

Дэвид уставился на эту неряшливую бороду, на пивное брюхо:

— Ты коп?

Ларри гордо кивнул:

— Диспетчер полиции Метучена. Уже две недели работаю.

Забавно, подумал Дэвид. В этой зоне пересечения трех штатов он нашел единственного копа, который за ним сейчас не гнался. Сперва он отметил лишь странность момента, но потом увидел представившуюся возможность и попытался вспомнить то немногое, что знал из географии Нью-Джерси.

— А знаешь, я ж совсем рядом с Метученом живу. В Нью-Брунсвике.

— Ни хрена себе! — Ларри повернулся к друзьям: — Мужики, слушай! Этот друг из Нью-Брунсвика!

Несколько человек небрежно подняли в салюте пивные банки. Выдыхается дух, подумал Дэвид. Надо их чем-то расшевелить.

— Слушай, Ларри, хочу как-то поздравить твоего друга Пита — в честь его свадьбы и вообще. Что, если я всем поставлю по «Егермейстеру»?

У Ларри глаза полезли на лоб.

— Вот это будет класс!

Дэвид встал с табурета и взметнул руки в воздух — как футбольный судья, отмечающий тачдаун.

— «Егермейстер» для всех!

Ожившие участники мальчишника завопили от радости. Но когда Дэвид повернулся к бармену, тот восторга не выразил.

— Деньги сперва покажите, — сказал он. — Это будет сто тридцать.

Дэвид вытащил из кармана толстую пачку двадцаток и положил на стойку.

— Каждому кто что захочет.

Карен лежала в постели рядом с Эмори Ван-Кливом, партнером-владельцем конторы «Мортон, Макинтайр и Ван-Клив», слушая странный посвист из ноздрей спящего юриста. Сейчас она в первый раз заметила (хотя встречались они с Эмори уже месяца два), что посвист этот состоит из трех отдельных нот: фа первой октавы на вдохе, понижающаяся потом на выдохе до ре и еще ниже до си-бемоль (до юридической школы Карен обучалась музыке). Тут до нее дошло, почему мотив кажется ей знакомым: три начальных ноты «Звездно-полосатого знамени». Карен подавила смешок: ее новый бойфренд — вполне старомодный патриот в сердце своем.

Он лежал на спине, положив ухоженную руку на грудь. Карен придвинулась к нему ближе, разглядывая седовласую голову, патрицианские нос и подбородок. Чертовски хорошо выглядит для своих шестидесяти, подумала она. И пусть у него есть кое-какие минусы помимо ночных посвистов, пусть даже он не слишком хорошо слышит и не самый энергичный любовник в мире, есть у него такие плюсы, по сравнению с которыми эти минусы ничтожны. Эмори держится с достоинством, воспитан и приветлив. А главное — он знает, чего хочет Карен. Знает, что для нее важно. Вот этого Дэвид никогда не мог понять за три года ухаживания и девять лет брака.

На Коламбас-авеню взвыла сирена. Что-то много их этой ночью. Толи пожар где-то, то ли магистраль водопроводную прорвало. Надо будет утром в газете посмотреть.

Конечно, виноват не только Дэвид. Сама Карен лишь во второй половине их брака стала это понимать. Когда они познакомились, она была наивной двадцатитрехлетней студенткой в Джульярдской школе по классу фортепьяно, уступающей более талантливым конкурентам. Дэвид был на пять лет старше, уже преподаватель Колумбийского университета по специальности «История науки». Карен в него влюбилась, потому что он был забавный, красивый и умный, и ей уже мечталось о будущем, которое они вместе построят. После свадьбы она оставила музыку и пошла учиться в школу права. Рождение Джонаса прервало этот процесс на год, но через десять лет Карен была уже старшим помощником в фирме «Мортон, Макинтайр и Ван-Клив» и зарабатывала вдвое больше мужа. Более того, теперь она точно знала, чего хочет: уютный дом для семьи, частную школу для сына и более заметное место в высших кругах городского общества.

Карен могла бы простить Дэвиду, что он не разделяет ее интересов — в конце концов, он в душе ученый и на видимость ему плевать. А вот чего она не могла простить — это его полного невнимания к тому, чего она хочет. Ему доставляло извращенное удовольствие выглядеть как можно более растрепанным, ходить на занятия в кроссовках и джинсах и не бриться по несколько дней — последствия бессистемного воспитания, разумеется. Он вырос при пьянице-отце, скором на руку, и забитой робкой матери, и хотя очень старался преодолеть последствия, удалось ему это лишь частично. Дэвид был прекрасным отцом, но никудышным мужем. Стоило Карен что-нибудь предложить, он тут же размазывал эту идею по полу. Он даже не стал думать о возможности переехать в квартиру побольше или отдать Джонаса в частную школу. Последней каплей стало то, что он отказался занять пост главы исторического факультета. Это дало бы им на тридцать тысяч в год больше — хватило бы кухню перестроить или сделать взнос на загородный дом, но Дэвид отверг предложение, потому что оно «помешало бы его работе». После этого Карен с ним и рассталась — не могла жить с человеком, который не уступит ей никогда даже на дюйм.

Хватит вспоминать Дэвида, сказала она себе. Какой смысл? У нее теперь есть Эмори. Они уже думают о покупке квартиры — приятно будет переехать на Ист-сайд. Возможно, это будет квартирка с тремя спальнями в каком-нибудь доме на Парк-авеню. Или таун-хаус с садом на крыше. Куча денег, но Эмори может себе такое позволить.

Карен так углубилась в размышления об идеальной квартире, что не услышала, когда позвонили первый раз. Но второй звонок она услышала, поскольку при этом кто-то барабанил кулаками в дверь.

— Миссис Свифт? — прозвучал настойчивый бас. — Миссис Свифт, вы дома?

Она села в кровати, чувствуя, как забилось сердце. Кто, черт побери, может колотить в дверь в такой час? И почему называют ее по фамилии мужа, от которого она отказалась уже два года назад? Карен в тревоге схватила Эмори за плечо и встряхнула:

— Эмори! Проснись! Там кто-то в дверь звонит!

Эмори мотнул головой и что-то промычал. Добудиться его всегда было тяжело.

— Открывайте, миссис Свифт! — добавился новый голос. — Мы из ФБР, у нас к вам дело.

ФБР? Что это, какой-то дурацкий розыгрыш? Но тут ей вспомнился звонок несколько часов назад — какой-то полицейский детектив спрашивал Дэвида. Что такое? Дэвид во что-то вляпался?

Она снова встряхнула Эмори, на сей раз как следует, и он открыл глаза.

— Чего? — прохрипел он. — Что такое?

— Вставай! Там какие-то люди у двери, они говорят, что из ФБР!

— Как? А сколько сейчас времени?

— Да ты встань и посмотри, кто там ломится!

Эмори вздохнул, потянулся за очками, потом встал, надел поверх желтой пижамы сиреневый халат и завязал пояс. Карен набросила на себя футболку и натянула тренировочные штаны.

— Последний раз предупреждаю! — заревел третий голос. — Не откроете дверь — мы ее высадим! Вы меня слышите, миссис Свифт?

— Эй, погодите! — ответил Эмори. — Одну минуту!

Карен вышла за ним из комнаты, но на несколько шагов отстала — и инстинктивно заняла место у двери в спальню Джонаса. Слава богу, ее сына тоже нелегко разбудить.

Эмори чуть нагнулся, глядя в глазок:

— Кто вы такие, джентльмены? — спросил он через дверь. — И что вы делаете здесь в такой поздний час.

— Мы ж сказали: из ФБР. Открывайте!

— Извините, но сначала покажите значки.

Карен смотрела Эмори в затылок, пока он щурился в глазок. Через несколько секунд он оглянулся на нее:

— Все в порядке, это действительно агенты ФБР. Сейчас узнаю, что они хотят.

— Постой!.. — начала было Карен, но поздно: Эмори уже отодвинул засов и повернул ручку. В следующую секунду дверь распахнулась, влетели двое огромных мужчин в серых костюмах, повалили Эмори навзничь и прижали к полу. Еще двое перепрыгнули через них и ринулись в квартиру: высокий широкоплечий блондин и чернокожий с толстой шеей. Карен даже не сразу поняла, что они наставили на нее пистолеты.

— Ни с места! — крикнул блондин. Лицо у него было напряженное, бледное, чудовищное. Не сводя с нее глаз, он сделал рукой жест своему напарнику: — Обыщи спальни.

Карен шагнула назад, ощутила спиной дверь к Джонасу.

— Пожалуйста, не надо! У меня ребенок! Он…

— НИ С МЕСТА, я сказал! — Блондин шагнул к ней. Пистолет дрожал у него в руке, будто жил своей жизнью.

За дверью послышались шаги, потом тихое испуганное:

— Мама?

Но агенты будто не слышали. Они оба шли теперь к ней, высоко подняв пистолеты и не сводя глаз с двери, будто хотели разглядеть что-то сквозь нее.

— ШАГ В СТОРОНУ! — приказал блондин.

Карен осталась стоять, парализованная, даже не дыша. «Господи, господи, они же его застрелят!»

И тут она услышала шаги Джонаса прямо за спиной, медное щелканье дверной ручки и одним движением повернулась, распахнула дверь и бросилась на сына сверху.

— НЕТ, НЕТ! — закричала она. — НЕ СМЕЙТЕ ЕГО ТРОГАТЬ!

Агенты встали над ней, нависли массивными статуями, направляя на нее стволы, но все в порядке, да, все в порядке — она прикрывала каждый дюйм Джонаса своим телом. Его макушка пришлась ей под подбородок, плечи прижаты к полу грудями. Да, он бился в страхе и смятении, крича «Мама, мама!» — но ему ничего не грозило.

Блондин остался стоять над ней как часовой, а чернокожий вошел в спальню и открыл дверцу шкафа.

— Чисто! — крикнул он. Потом пошел смотреть другие комнаты. За плачем Джонаса и криками агентов послышался возмущенный голос Эмори.

— Что вы себе позволяете! — вопил он. — Вы не имеете права обыскивать квартиру без ордера! Это нарушение законов!

Через несколько секунд чернокожий доложил блондину (который, похоже, был тут главным):

— Никого нет. А старик не подходит под описание.

Блондин отступил от Карен и вышел в прихожую посовещаться с напарниками. Карен села, прижимая к груди Джонаса, вся дрожа от облегчения. Эмори лежал на животе неподалеку. Руки у него были связаны за спиной каким-то синтетическим шнуром.

— Вы еще пожалеете об этом, господа! — ревел он. — Я хорошо знаком с федеральным прокурором!

— Заткнись, дедуля, — поморщился блондин и повернулся к Карен: — Миссис Свифт, где ваш бывший муж?

Как ни странно, но Карен больше не боялась. Теперь, когда агент убрал пистолет, она испытывала к нему одно лишь презрение.

— Для того вы сюда и вломились? Ищете Дэвида?

— Вы мне ответьте…

— Ах ты сволочь, мерзавец! Пистолет на семилетнего мальчика направлять!

Карен свирепо глядела на фэбээровца, а Джонас цеплялся за ее рубашку. Лицо у него было в слезах.

— Папа! — плакал он. — Где мой папа?

На миг агент будто смутился — кадык у него на шее подпрыгнул при взгляде на вцепившихся друг в друга Джонаса и Карен. Но тут же лицо вновь сделалось каменным.

— Дэвид Свифт разыскивается за убийство. Мы должны были принять меры предосторожности.

Карен зажала себе рот ладонью. Нет. Не может быть. У Дэвида много недостатков, но склонности к насилию в нем не было. Самое грубое, что он мог сделать — ударить кулаком по собственной софтбольной перчатке, когда его команда проигрывала. И никогда не позволял себе утратить контроль: пример отца ясно показал ему, что тогда бывает.

— Вранье! — бросила она. — Кто вам сказал такую чушь?

Агент прищурился:

— Некоторых людей из убитых им я знал, миссис Свифт. Двое из них были моими друзьями. — Он смотрел на нее холодными немигающими глазами еще секунду, потом заговорил в микрофон, спрятанный в рукаве: — Говорит агент Брок. Везем троих. Скажите в центре, что у нас тут женщина и несовершеннолетний.

Карен сильнее вцепилась в Джонаса.

— Нет! Вы не имеете права!

Агент покачал головой:

— Ради вашей же безопасности. Пока не найдем вашего бывшего мужа.

Он полез в карман и достал два куска синтетического шнура.

— Пьем за Фила! Слава нашему Филу! Да здравствует Фил, черт побери!

Участники мальчишника Пита подняли бокалы «егермейстера», чтобы выпить за «альтер эго» Дэвида, за щедрого Фила из Нью-Брунсвика. Это был уже третий круг выпивки, которую ставил Дэвид, и дух веселья бурлил в полную силу. Ларри встал со стаканами в обеих руках, трижды воскликнул: «Фил! Фил! Фил!» — и быстро осушил оба. Даже Пит, совершенно напившийся жених, на миг оторвал голову от стола, пролепетал: «За тебя!» — и снова рухнул. Дэвид обнял его за плечи и заорал:

— Нет, за ТЕБЯ! За ТЕБЯ, мать твою так!

Но Дэвид, хотя и ревел и бушевал со всеми, не выпил ни капли: он незаметно подсовывал свои стаканы Ларри, который был только рад.

Когда стих хор воплей «за тебя», Ларри, шатаясь, поднялся.

— И Винни мы не забудем! — заорал он. — Пьем за Винни, подкаблучника Винни, которого нет сегодня с нами, потому что его гадская подружка считает, что мы на него дурно влияем, блин!

Раздались нестройные тосты за Винни и нехорошие пожелания его подружке, а Ларри открыл пластиковую папку, лежащую на столе, и извлек оттуда аккуратно сложенную синюю футболку — сделанную на заказ, такую же, как у всех веселящихся за столом, с надписью «МАЛЬЧИШНИК ПИТА».

— Смотрите все! — загрохотал Ларри. — Раз Винни не пришел, у меня, блин, лишняя футболка на руках! — Он с отвращением затряс головой. — Знаете, что я сделаю? Я заставлю его заразу-подружку за нее заплатить!

— Пусть заплатит! — подхватили вопль пирующие с теми же чувствами, но Дэвид уставился на футболку. Подумав, он ударил кулаком по столу, привлекая внимание.

— Я у тебя ее покупаю, Ларри! — крикнул он. — Сколько?

Ларри был слегка ошарашен.

— Да нет, Фил, не надо. Ты и так нам всем выпивку ставил, и…

— Покупаю, я сказал! Хочу купить — и покупаю. Блин, хочу официально участвовать в мальчишнике нашего Пита!

Он встал и сунул Ларри в руку двадцатидолларовую купюру, потом схватил футболку и натянул поверх своей.

Конечно, под приветственные вопли: «Фил! Фил! Фил! Фил!»

А потом кто-то заорал:

— Ребята, уже почти час тридцать, снова поезд на фиг пропустим!

Все заворочались на стульях.

— Пошли! — велел Ларри. — Надо успеть в «Лаки лоунж», пока открыто! Кто-нибудь, помогите Питу!

Двое гуляк подхватили Пита под локти, и Дэвид увидел свой шанс.

— Подождите меня! — крикнул он почти невнятно и повалился на пол, предусмотрительно выставив руки ладонями вперед.

Над ним склонился Ларри, благоухая «Егермейстером».

— Ты как, не ушибся, Фил?

— Че-то я это… не в себе малость, — ответил Дэвид, стараясь говорить как можно более пьяным голосом. — Ты мне… руку дашь?

— Легко, приятель!

Ларри схватил Дэвида за руку, поставил вертикально и направил к двери буфета. Дэвид привалился к его плечу, и так они вышли из бара. Хотя Дэвид уже почти двадцать лет ничего не пил, ему легко далась неверная походка — память засела в костях.

В зале ожидания уже почти не осталось пассажиров, зато полно было полиции. У выхода на путь номер десять стояло с полдюжины копов — именно туда направлялись участники мальчишника. Ларри, приблизившись к ним, взметнул в воздух кулак:

— Нью-Йоркской полиции почет и уважение! Мы с вами, ребята! Давите этих гребаных террористов!

— Смерть им! — поддержал другой пьяный голос.

Сержант со впалыми щеками поднял руки, будто останавливая уличное движение.

— Остыньте, парни, — сказал он. — Водительские удостоверения покажите.

У Дэвида перехватило дыхание, когда все прочие полезли за бумажниками. О'кей, подумал он. Вот он, смертельный номер.

Он принялся охлопывать карманы джинсов, сперва спереди, потом сзади.

— Ой, блин!

Дэвид рухнул на четвереньки и с пьяной тщательностью начал искать на полу.

— Чего случилось, Фил? — нагнулся над ним Ларри.

— Бумажник! — выдохнул он, вцепляясь Ларри в плечо. — Бумажник, блин, пропал на фиг.

— Ты его в баре не оставил?

Дэвид замотал головой:

— Не знаю, блин. Да всюду… может быть.

Полицейский сержант заметил суматоху и подошел ближе:

— В чем дело?

— Фил бумажник потерял, — объяснил ему Ларри.

С отвисшей челюстью, мотая головой из стороны в сторону, Дэвид поднял глаза на сержанта:

— Не понимаю… вот только что… тут был.

Коп нахмурился, губы сжались в ниточку. «Ой-ой, — подумал Дэвид. — А ведь крепкий орешек».

— И никаких документов нет? — спросил сержант.

— Да это Фил, — объяснил Ларри. — Из Нью-Брунсвика. — Он показал на надпись на футболке «Мальчишник Пита». — Он с нами.

Сержант нахмурился:

— На поезд без документов не пропускаем.

Будто в ответ раздался высокий звук из станционного динамика:

— Внимание, — объявил записанный заранее голос. — Заканчивается посадка на поезд линии северо-восточного коридора, отходящего от десятого пути, с остановками в Ньюарке, Элизабет, Равей, Метучен, Нью-Брунсвик и Принстон-джанкшн. Посадка производится на платформе номер десять.

— Нам надо на этот поезд! — заорал Ларри. Лихорадочно порывшись в карманах, он вытащил собственный бумажник, показал сержанту. — Смотри, я работаю в полиции Метучена. Вот мой значок. Я ж тебе говорю, Фил с нами. Он мой приятель.

Сержант посмотрел на значок, все еще хмурясь, все еще не желая сдаваться. И тут Дэвид услышал собачий лай. Обернувшись, он увидел солдата национальной гвардии с немецкой овчаркой — они шли под доской объявлений прибытия-отправления, футах в пятидесяти. Собака рвалась прямо к ним, натягивая поводок с таким рвением, что солдату приходилось отклоняться назад, чтобы не упасть. «Господи Иисусе, — подумал Дэвид, — эта проклятая тварь что-то на мне чует».

Он закрыл глаза, и его затошнило. «Безнадежно. Меня сейчас арестуют, передадут в ФБР и опять отведут в такую же допросную». Мысленным взором он уже видел голые стены без окон, флуоресцентные лампы под потолком и агентов ФБР в серых костюмах вокруг металлического стола. Накатила новая волна тошноты, да такая мощная, что Дэвид вдруг согнулся пополам и издал звук сухой отрыжки. Изо рта до линолеума на полу протянулась нитка слюны.

— Осторожно! — крикнул Ларри. — Его щас вывернет!

Сержант быстро отступил назад.

— Черт побери, — сказал он. — Уберите его от меня, быстро!

Дэвид поднял голову, посмотрел на сержанта. Тот кривил губы в видимом отвращении. Дэвид по наитию шатнулся к нему ближе и издал звук подавленной отрыжки, влажный такой желудочный звук.

Сержант оттолкнул его к Ларри.

— Блин, да заберите его отсюда! Тащите его на свой поезд!

— Есть, сэр! — ответил Ларри, хватая Дэвида под мышки.

Они вдвоем бросились, шатаясь, вниз по лестнице на платформу номер десять и на поезд до Метучена в час тридцать.

Саймон сидел за антикварным столом в безбожно дорогом номере «Уолдорф-Астория». За плюшевую гостиную, выходящую на Парк-авеню, и спальню, украшенную, как придворный бордель, отель драл две тысячи долларов в сутки. Саймон мог себе позволить такие расходы, но не хотел платить из принципа. Вместо этого он стянул номер кредитной карты из какой-то интернетовской утечки. За номер Саймона в «Уолдорф-Астория», как и за заказанную в номер баранью отбивную и пол-литра столичной, платил ничего не подозревающий об этом Нил Дэвидсон из Орегона.

Саймон опрокинул еще рюмку и вперился в экран лэптопа, где была выведена веб-страница физического факультета Колумбийского университета. Что удобно, в списке преподавательского состава у каждого профессора, лектора и постдока была фотография. Саймон медленно прокручивал страницу, внимательно рассматривая каждое лицо. Логично было допустить, что сообщником Кляйнмана будет преподаватель физики. Einheitliche Feldtheory для профана была бы слишком сложна. Нужна хорошая подготовка по теории относительности и квантовой механике, только чтобы понять математические термины в модифицированных уравнениях поля. И все же Саймон никак не мог найти этого типа в кроссовках на странице физического факультета. Он посмотрел списки двадцати других университетов, славящихся физическими факультетами — Гарвард, Принстон, МТИ, Стэнфорд и так далее, — ничего похожего на искомое лицо в фотогалереях улыбающихся ученых. Через час поисков он захлопнул лэптоп и бросил пустую бутылку в корзину. Взбеситься можно — ему же нужно только имя.

Чтобы успокоиться, Саймон подошел к окну и уставился на огни Парк-авеню. Даже в два часа ночи по улице все еще мчались такси. Глядя на их гонку, Саймон стал думать, не упустил ли он что-то, какую-то ключевую деталь биографии профессора Кляйнмана, которая позволила бы определить его помощника. Может быть, он у Кляйнмана племянник или крестник, или побочный сын от какой-то давно забытой любовницы. Саймон подошел к шкафу, открыл сумку и вытащил книгу, по которой Кляйнмана и выследил. Книга большая, пятьсот с лишним страниц, набитая полезной информацией о физиках, работавших с Эйнштейном последние годы его жизни. Называется «На плечах гигантов».

Открывая книгу, Саймон заметил что-то знакомое и вернулся к внутренней стороне задней обложки. Вот там, как раз под хвалебной болтовней «Лайбрери джорнал», и была фотография автора.

— Так вот ты какой, Дэвид Свифт! — улыбнулся Саймон. — Очень, очень рад познакомиться.