Посмертный портрет

ГЛАВА 10

Ева очнулась от кошмара, услышав звонок стоящего на тумбочке телефона. В кошмаре было темно, наяву – тоже. Дрожа от ужаса, она вцепилась в скомканные простыни, с трудом приходя в себя. Потом вытерла ладонями мокрые щеки, со свистом втянула в себя воздух, почувствовала, что сердце колотится как сумасшедшее и ответила на звонок:

– Даллас.

– ПЕРЕДАЮ СООБЩЕНИЕ ДЛЯ ЛЕЙТЕНАНТА ЕВЫ ДАЛЛАС, – послышался механический голос.

– Прием.

– СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ. ЛИНКОЛЬН-ЦЕНТР, ВЫХОД К МЕТРОПОЛИТЕН-ОПЕРА. ВОЗМОЖНО, УБИЙСТВО.

Ева провела рукой по волосам.

– Поставьте в известность сержанта Делию Пибоди. Я рассчитываю прибыть через двадцать минут.

– ПРИНЯТО. ОТБОЙ.

Она скатилась с кровати. Пустой кровати. Было почти четыре утра, но Рорк так и не пришел. Кожа Евы была липкой от холодного пота, поэтому пришлось потратить две минуты на душ и еще минуту постоять под струей горячего воздуха. После этого она почти успокоилась.

В полумраке Ева быстро оделась, застегнула портупею, сунула в карман значок и наручники, прицепила к поясу видеокамеру и устремилась к двери. Но на пороге чертыхнулась, повернула обратно и достала из ящика тумбочки мемокубик.

– Вызвали на дело, – продиктовала она. – Когда вернусь, не знаю.

Еве хотелось сказать многое, но все это не имело смысла. Поэтому она ничего добавлять не стала, бросила кубик на кровать и отправилась на работу.

Полицейские оцепили место преступления красно-желтыми лентами. У тротуара носом к носу стояли две черно-белые патрульные машины. На их крышах вращались конусообразные маячки, раскидывая в стороны холодные голубые и жаркие красные лучи.

Украшавший террасу театра величественный фонтан был выключен; элегантное здание позади него утопало в тени. Ева прожила в Нью-Йорке десять лет, но ни разу не была в этом храме искусства – пока Рорк не стал водить ее в театры, на концерты и даже в оперу.

«Если ты имеешь дело с таким человеком, как Рорк, – подумала она, – то поневоле расширяешь кругозор. Нравится тебе это или нет. Что с ним, черт побери?!»

– Здравствуйте, лейтенант.

Ева кивнула подошедшему к ней полицейскому и постаралась взять себя в руки. На месте преступления коп должен забыть о том, что у него есть личная жизнь.

– Что мы имеем, сержант Фино? – спросила она, посмотрев на его табличку.

– Мужчина смешанного азиатского происхождения, около двадцати лет. Его обнаружила в фонтане подвыпившая пара, возвращавшаяся с вечеринки. Мужчина вытащил парнишку, а женщина позвонила нам. Мы с напарником откликнулись первыми и прибыли сюда через две минуты после звонка. Напарник и свидетели сидят там. – Он показал рукой на парадную лестницу.

– Пусть немного подождут. Когда появится моя помощница, пропустите ее.

– Есть, лейтенант. Похоже, он упал в фонтан и утонул. Никаких следов насилия нет. Судя по одежде, он может быть капельдинером. Или здесь, или в каком-нибудь другом театре, работающем в Линкольн-центре… Но фокус в том, – добавил он, понизив голос, – что он примерно того же возраста, как и девушка из утилизационного контейнера. На ней ведь тоже не было никаких следов насилия.

– Сейчас поглядим.

Там, где тащили извлеченное из фонтана тело, еще текли ручейки. Воздух уже согрелся, но был влажным. Только тут Ева вспомнила, что влаге свойственно испаряться.

Она поставила на ступеньку полевой набор, достала из чехла видеокамеру и подошла к трупу.

«Совсем молоденький, – ощутив острый приступ жалости, подумала Ева. – От силы двадцать. Красивое лицо для мальчика. Кожа уже побледнела, но при жизни была тускло-золотистой и хорошо сочеталась с угольно-черными волосами и бровями. Точеные черты, изящные длинные пальцы, стройное тело, длинные ноги…»

Он был в черном – короткий жакет с зубчатым воротником, прямые брюки, туфли из мягкой кожи. Склонившись над телом, Ева увидела на лацкане едва заметные следы таблички с именем. «Тщательно удаленной», – отметила она.

– Жертва – мужчина, азиат, от восемнадцати до двадцати. Видимых следов насилия нет. Полностью одет в какую-то форму. В какую именно, предстоит установить.

Ева выключила камеру и начала обшаривать карманы трупа, разыскивая удостоверение личности. Вскоре нашелся бумажник с двумя кредитными карточками, студенческий билет и служебный пропуск в Линкольн-центр.

– Имя жертвы – Кенби Сулу, возраст – девятнадцать лет. Место жительства – Верхний Ист-Сайд. Род занятий – студент Джульярдской школы и сотрудник Линкольн-центра.

Она сунула бумажник в пакет для вещественных доказательств, а затем осмотрела руки юноши. Кожа была гладкой, ногти – короткими и хорошо ухоженными.

– Похоже, ты из состоятельной семьи, – пробормотала Ева. – Заботился о своей внешности. Джульярд… – Она посмотрела в сторону Линкольн-центра. – Стало быть, театр. Ты работал там по вечерам, верно? Чтобы быть ближе к любимому делу, а заодно немного заработать на учебу.

Она повернула вверх его правую ладонь и увидела еле заметное красное пятнышко от шприца.

– Кенби, мне нужно понять, как он тебя достал!

Ева начала рыться в полевом наборе и даже не подняла глаза, услышав знакомое хриплое дыхание и цоканье полицейских ботинок.

– Записывай, Пибоди. Житель города обнаружил в фонтане труп и вытащил его. – С этими словами она надела очки-микроскопы и более тщательно рассмотрела правую ладонь. – Слабое обесцвечивание, типичное для отверстия от шприца.

– Как у Хоуард?

– Да, как у Хоуард. При нем обнаружено удостоверение личности, две кредитные карточки и дорогие наручные часы.

– Значит, это не ограбление?

– Нет, не ограбление.

Ева осторожно расстегнула жакет юноши. Рана была маленькой и аккуратной. Крошечное круглое отверстие в гладкой коже. Очки помогли Еве обнаружить клейкие кусочки пластыря, оставшиеся вокруг раны.

– И он не утонул. Предварительно установленная причина смерти – рана в сердце, нанесенная тонким клинком. Весьма вероятно, что токсикологический анализ обнаружит в крови следы опия.

Ева собрала сумку и поднялась.

– Свяжись с Морсом. Я хочу, чтобы он сам занялся этим трупом. Но сначала проверь, соответствуют ли удостоверению личности отпечатки пальцев. Определи время смерти, закончи описание места обнаружения трупа. Установи имена и место проживания ближайших родственников. Потом пусть его положат в мешок и прикрепят табличку «Убийство». Я иду опрашивать свидетелей.

Ева резко повернулась и услышала за спиной тяжелый вздох Пибоди.

Пара сидела на ступеньках, как два нахохлившихся воробья. Оба были одеты по-вечернему. На женщине было черно-белое платье в горошек, туго обтягивающее тело. В начале вечера ее прическа, видимо, напоминала золотую башню, но сейчас эта башня сильно пострадала. К лицу прилипли растрепанные пряди.

Мужчина выглядел не лучше. Рядом с ним лежал скомканный мокрый пиджак, белоснежная рубашка с кружевами стала прозрачной от влаги. Он сидел босиком; его влажные серебряные туфли стояли на ступеньках. Брюки, с которых еще капало, прилипли к худым ногам.

Ева определила возраст обоих: около тридцати.

Она жестом велела полицейскому отойти в сторону и вынула значок:

– Я лейтенант Даллас. Расскажите, как это случилось.

– Он был в воде. Я вытащил его. Он был мертв. Меня стошнило.

– Я знаю, это тяжело. – Ева знала это не только по собственному опыту. – Как вы его обнаружили?

– Мы ходили на балет «Жизель», а потом отправились на вечеринку. К друзьям на Риверсайд-драйв.

– Не ближний свет… Что заставило вас вернуться сюда в четыре часа утра?

– Закон не запрещает гулять в четыре часа утра! – проскулила женщина.

Ее кукольный голос сразу вывел Еву из себя.

– Гулять он не запрещает, но зато запрещает принимать на вечеринках наркотики. Все можно сделать либо легко и быстро, либо трудно и долго. Например, посадить вас за решетку и провести токсикологический анализ.

– Мы просто хотели помочь! – возразил мужчина.

– Именно поэтому я и не настаиваю на токсикологическом анализе. Начнем сначала. – Ева вынула блокнот. – Мне нужны ваши имена.

– Максвилл Друри. Исполнительный директор рекламного агентства «Файнс и Кокс». Я хотел бы избежать осложнений…

– Развешанные по всему городу голографические табло – ваша работа?

– В том числе.

– Вы имеете представление о том, как они раздражают людей?

Друри вымученно улыбнулся:

– Да.

– Удивительно… Теперь вы, мисс.

– Лу Макейб. Я дизайнер обуви.

– В том числе и той, что на вас?

– Да, конечно.

– Любопытно… Ну, а теперь, когда мы стали друзьями, расскажите мне честно, как все вышло. Вы были здесь на балете, потом отправились на вечеринку. Что было дальше?

– О'кей… – Максвилл тяжело вздохнул. – Мы ушли с вечеринки. Клянусь богом, времени я не заметил. Нам было хорошо, вы понимаете? Ночь была жаркая, и мы стали шутить, что было бы неплохо искупаться в фонтане. Слово за слово, и мы кончили тем, что вернулись сюда. И подумали, что в фонтане можно не только охладиться, но и согреться… Вы меня понимаете?

Ева посмотрела на Лу и увидела, что та глупо улыбается.

– Должно быть, вечеринка удалась на славу…

– Я рассказывала Максу, как приятно заниматься любовью в самых знаменитых местах Нью-Йорка. И мы подумали: а почему бы не отметить галочкой пару городских достопримечательностей?

– Значит, вы вернулись сюда и…

– Я нырнул в фонтан, – продолжил Макс. – И… О господи, я чуть не врезался в него! Поднял на поверхность и вытащил. Лу вызвала «Скорую». Я дышал ему в рот, делал массаж сердца. Во всяком случае, пытался. Может быть, я делал это неправильно… В голове все смешалось. Наверно, я все делал неправильно.

Макс смотрел на нее снизу вверх и явно искал сочувствия. Еве стало жаль его.

– Макс, мальчик был мертв. Он умер еще до того, как вы пришли сюда. Вы ничем не могли ему помочь. Но вы пытались и вызвали «Скорую». Так что все сделали правильно.

Незаметно наступил рассвет. Уличные фонари и прожекторы погасли, и величественный фонтан ожил, взметнув в душный воздух целые башни воды.

Вокруг раздавались стук и звяканье опорожняемых контейнеров, рычание автобусов. Владельцы собак вели на прогулку своих четвероногих питомцев; на улицу высыпали любители бега трусцой, предпочитавшие тротуары паркам и клубам здоровья. Начали торговлю передвижные мангалы, отравлявшие воздух гарью и копотью.

Ева следила за машиной, увозившей тело красивого юноши с безукоризненной фигурой и крошечной дыркой в сердце. И вдруг увидела подруливающий к площади микроавтобус Семьдесят пятого канала.

– Лейтенант, я установила ближайших родственников. – Пибоди остановилась рядом с Евой и тоже начала наблюдать за выходящей из автобуса Надин. – А заодно выяснила, что его родители уже заявили в полицию об исчезновении сына. Теперь придется сообщить им, что он нашелся…

– Я сама займусь этим, – сказала Ева и пошла навстречу Надин.

– Я бы позвонила тебе, – начала Надин, – но в новостях уже передали, что найден труп и полицейские находятся на месте его обнаружения. Я сразу поняла, что одна из этих полицейских – ты.

– Почему?

– Потому что я получила новую записку и фотографии. Они поступили на мой компьютер в шесть утра. Молодой человек азиатского происхождения. Очень стройный, очень красивый. Судя по тому, что моментальный снимок сделан на фоне Джульярдской школы, еще один студент. Черт побери, Даллас, кто убивает этих ребятишек?

Ева покачала головой:

– Надин, я хочу попросить тебя о молчании. Отошли бригаду, отдай мне фотографии и записку и приезжай в управление. Мне нужно кое-что закончить, но я вернусь, как только смогу. Никому не говори о том, что получила сегодня утром. Обещаю ответить на твой вопрос сразу же, как только узнаю правду.

– Договорились. – Надин махнула рукой своей бригаде. – Даллас, я сделаю все, чтобы помочь тебе остановить убийцу. Но это не значит, что я не потребую у тебя эксклюзивного интервью по горячим следам.

– Всему свое время. – У Евы начинала болеть голова. – Давай заканчивать, – сказала она, посмотрев на наручные часы. – Мне пора работать.

В семь двадцать утра Ева сидела в гостиной изысканного городского дома Сулу и наблюдала за двумя людьми, потрясенными известием о гибели своего единственного ребенка.

– Должно быть, это ошибка. – Высокая и стройная Лили Сулу, фигура которой передалась ее сыну, сидела, вцепившись в руку мужа. – Кенби не пришел домой, но это какая-то ошибка. Понимаете, ему всего девятнадцать. Он очень умный и очень сильный. Должно быть, это ошибка.

– Мне очень жаль, миссис Сулу. Это не ошибка. Личность вашего сына установлена точно.

– Но ему только девятнадцать!

– Лили… – Глаза Чанга Сулу были такими же темными, как и у сына. Из этих темных глаз катились слезы. – Как это могло случиться с нашим мальчиком? Кому это понадобилось? Он никому не причинил зла!

– Пока у меня нет ответа, но я его найду. С вашей помощью. Когда вы в последний раз видели Кенби?

– Вчера утром. Мы завтракали. – Чанг повернул голову и посмотрел на жену так, что у Евы чуть не разорвалось сердце. – Мы вместе завтракали, и ты сказала: «Кенби, допей сок. Он очень полезный».

Лицо Лили сморщилось. Она вся дрожала и негромко всхлипывала; слезы текли ручьем.

– Может быть, позвонить кому-нибудь? – спросила Ева.

– Нет. Нет. – Чанг обнял жену и стал покачивать ее, не сводя глаз с лица Евы. – Мы вместе завтракали, – повторил он. – А потом Кенби пошел на занятия. Утренние занятия. Он балетный танцовщик, как и его мать. Кенби ушел без нескольких минут семь. Я отправился на работу примерно через час. Я инженер в фирме «Тектрон», а Лили сейчас работает хореографом и ставит спектакль. Она ушла из дома одновременно со мной.

– Куда Кенби собирался отправиться после утренних занятий?

– На другие занятия. Он проходил в Джульярде полный курс. Должен был пробыть там до пяти, потом где-то пообедать и отправиться на работу. Он работает капельдинером в Метрополитен-опере три вечера в неделю. Мы ждали его к полуночи. Может быть, к половине первого. И не беспокоились. Он очень ответственный. Мы легли спать, но ночью Лили проснулась и увидела, что оставленный нами свет все еще горит. Она проверила, обнаружила, что Кенби не пришел домой, и разбудила меня. Сначала мы позвонили его друзьям, а потом в полицию.

– Мне понадобятся имена и адреса его друзей, преподавателей и людей, с которыми он работал.

– Да. Я их назову.

– Ему никто не угрожал? Сын не говорил вам, что у него неприятности?

– Нет. Он был веселым и довольным.

– Мистер Сулу, в этом году Кенби фотографировал какой-нибудь профессионал?

– Вам нужна фотография? – Сулу продолжал гладить жену по голове. – Но вы ведь сказали, что уже определили его личность.

– Нет, фотография мне не нужна. Но если бы я знала, что его фотографировали, это могло бы помочь следствию.

– Его фотографировали в Джульярде. – Лили подняла измученное лицо и посмотрела на Еву. – Несколько месяцев назад. Фотографировали весь их балетный класс. Кроме того, его фотографировали весной, во время проб. Они ставили «Жар-птицу».

– Вы знаете, кто его фотографировал?

– Нет, но у меня есть несколько копий.

– Нельзя ли их получить? Я прослежу, чтобы их непременно вернули.

– Конечно, если это вам поможет… Лейтенант, нам нужно увидеть сына!

– Понимаю. Я распоряжусь.

Ева вышла из дома и сделала глубокий вдох, пытаясь избавиться от горечи во рту. Потом перевернула фотографию гибкого, красивого Кенби, снятого вместе с соучениками, и постучала пальцем по штампу «Портография».

– Буди Хастингса, – сказала она Пибоди.

Рорк не спал. Впрочем, сон никогда не был для него предметом первой необходимости. Он не разделял отвращения жены к лекарствам, но не нуждался в таблетках, которые могли бы подстегнуть его энергию. Для этого было достаточно кофеина – и нервов.

Сиобан Броди действительно была его матерью. Теперь он в этом не сомневался. Патрик Рорк умел манипулировать данными, но с сыном тягаться не мог.

На это ушла большая часть ночи, и все же Рорк откопал нужные сведения. Записи о регистрации брака не было, однако он обнаружил запись о собственном рождении. Почему-то никогда раньше ему не приходило в голову сделать это. Свидетельство было запрятано глубоко и умело – видимо, у Патрика имелись на то свои причины. Но если ты продолжаешь копать, если у тебя есть для этого время и серьезная мотивация, в огромном кладбище данных можно найти что угодно.

Оказалось, что он на целый год младше, чем думал.

«Что ж, неплохо», – решил Рорк, добавив в кофе немного виски. В графе «мать» стояло имя Сиобан Маргарет Мэри Броди, в графе «отец» – имя Патрика Майкла Рорка.

«Какой он отец? Просто донор спермы!» – подумал Рорк, сделав глоток кофе.

Скорее всего, она сообщила эти сведения кому-то, кто их требовал. Патрик наверняка не обрадовался, узнав, что его имя фигурирует в официальном документе. Нет, это в его намерения не входило. А скрыть такое свидетельство было легко.

После родов Сиобан не работала, но Рорк сумел обнаружить ее медицинскую карту. В то время она была здорова, как лошадь.

А потом с юной Сиобан стали раз за разом происходить несчастные случаи. То сломанная рука, то треснувшее ребро…

Ублюдок гребаный! Все эти месяцы он продолжал бить ее.

Полицейских отчетов не было, но Рорк этого и не ждал. Ни у кого из соседей не хватило бы духу позвонить в полицию только потому, что мужчина плохо обращается с женой. А если бы и хватило, Патрик Рорк живо положил бы этому конец. Несколько фунтов в лапу полицейскому и несколько зуботычин тому, кто осмелился этого полицейского вызвать.

Рорк зажег еще одну сигарету, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

И все же одна запись нашлась. Заявление об исчезновении Сиобан Броди, поданное ее родителями. Далее следовали скучные полицейские бумаги, заявления кучки людей и вывод о том, что она сбежала.

На том все и кончилось.

И что дальше? Он не мог ничего изменить, не мог помочь ей. Он ведь даже не знал ее.

Она была именем, фотографией в рамке. И больше ничем.

Кто лучше его знал, что нельзя жить, цепляясь за призраки прошлого?

Но, как бы то ни было, теперь он знал, что его родила не Мег. Не Мег Рорк с широким круглым лицом, недобрыми глазами и вечным запахом пива изо рта. Нет. Его родила милая, неиспорченная деревенская девушка. Которая любила его, одевала в голубую пижамку и прижималась щекой к щеке, как на фотографии.

Его родила Сиобан Броди, которая оказалась слишком юной и слишком наивной. Она готова была вернуться в ад, потому что хотела иметь семью. Хотела, чтобы у него был отец.

Смилуйся над ними господь…

Усталый, больной и грустный, Рорк засекретил собранные им сведения. Теперь доступ к ним можно было получить, только используя пароль и его собственный голос. А потом он ушел из кабинета, твердя себе, что все позади. Он сделал, что мог, и нужно начать готовиться к новому дню. У него накопилось много работы, с ним связано множество людей, которым нет дела до его личных переживаний. Черт побери, он создал настоящую вселенскую империю, которой нужно править!

Рорк принял душ, поел и пошел к Еве, собираясь извиниться за свое вчерашнее поведение. Рассказывать ей о случившемся не имело смысла. Ему не хотелось вдаваться в подробности этого печального и неприятного дела.

Но спальня была пуста. Скомканные простыни говорили о том, что Ева провела ночь не лучше его самого. «Наверно, ее мучили кошмары», – виновато подумал Рорк.

Она плохо спала без него. Это было давно известно.

Тут Рорк увидел мемокубик и поднял его.

«Вызвали на дело. Когда вернусь, не знаю».

Он дважды прослушал запись, чувствуя себя последним идиотом. Потом сжал кубик в руке и опустился на край кровати.

Рорк сидел один, оплакивая женщину, которую он никогда не знал, и тоскуя по единственной женщине, которую он любил.

Ева вошла в свой кабинет и обнаружила, что Надин уже там. Как видно, она успела очаровать местных стражей. Впрочем, Еву вполне устраивало, что она сидит не в приемной, а у нее в кабинете. Это экономило время.

– Мне нужно вставить «жучок» в твой служебный компьютер.

Надин скрестила ноги и уставилась на носки своих босоножек.

– Конечно! Почему бы копам не поставить на прослушку компьютер репортера? Те, кто поставляет мне информацию, задрожат от восторга, если узнают, что их одновременно слышат в управлении. Меня просто завалят чаевыми!

– Пойми же, он использует тебя, как канал. Если он захочет сообщить еще что-то, то будет действовать через тебя. Либо ты согласишься на прослушку, либо я конфискую аппарат. А заодно возьму тебя под охрану.

Надин резко выпрямилась.

– Это еще с какой стати?

Ева пожала плечами:

– Ты важный свидетель, я обязана обеспечить тебе защиту, и так далее. Между прочим, меня так и подмывает это сделать, потому что ты мне нравишься. Нравится твое присутствие духа.

– Он охотится не за мной.

– Может быть. Но иногда психопаты начинают злиться на тех, кого используют. Не сомневаюсь, что ты можешь позаботиться о себе, но я на всякий случай вызвала доктора Миру. Если она подтвердит, что убийца может переключиться на тебя, ты не успеешь освежить помаду, как окажешься на конспиративной квартире.

– Только попробуй!

– И пробовать не стану. – Ева села и вытянула ноги. – Сама знаешь, я не напрашивалась тебе в подруги. Это вышло само собой. Так что придется терпеть.

– Дерьмо! – Надин мрачно барабанила пальцами по ручке кресла. Потом уголок ее рта приподнялся. – Ты мне тоже нравишься, хотя не могу понять, почему.

– Вот и отлично. Значит, договорились… Последний вопрос: тебя в последнее время фотографировал какой-нибудь профессионал?

Надин посмотрела на снимки, лежавшие на письменном столе.

– На работе нас щелкают каждый год. Чтобы раздавать фотографии интервьюируемым для рекламы и вешать на местную Доску почета.

– Кто это делает?

– Выясню… Как ты считаешь, есть ли какая-нибудь связь между Хоуард и Сулу, не считая фотографий?

– Выясню. – Ева показала пальцем на дверь. – Макнаб ждет. Он поедет с тобой на Семьдесят пятый канал и вставит «жучок».

– Ты чертовски уверена в себе!

– Это точно.

Надин уже подошла к двери, когда Ева снова окликнула ее:

– Послушай, ты все еще трахаешься с тем типом в нарядном костюме?

– Вообще-то, когда мы «трахаемся», как ты изящно выразилась, я заставляю его снимать костюм.

– Дело не в этом. Я хотела сказать, что ты хорошо знаешь мужчин…

Надин повернулась и подняла идеально подведенную бровь.

– Достаточно, чтобы увлекаться ими, злиться и постоянно попадать впросак. А что? Неужели в твоем семейном раю возникли проблемы?

Ева открыла было рот, но тут же плотно закрыла его.

– Нет, ничего.

Она помахала Надин рукой, затем повернулась к столу и начала составлять отчет. Пусть Хастингс немного поволнуется. А она тем временем как следует подумает над вопросами.

Несколько минут Ева изучала список покупателей, которые за последние двенадцать месяцев приобрели дорогие фотоаппараты. «Он мог купить подержанную камеру, – думала она. – Или просто не зарегистрировать покупку. Плевать ему на гарантийное обслуживание».

Некоторое время Ева продолжала сравнивать списки, пытаясь найти ниточку между жертвой и подозреваемым. Но ее мысли были далеко отсюда. В конце концов она шумно выдохнула, топнула ногой, заперла дверь и с трудом поборола искушение позвонить Рорку. Разве она не оставила ему сообщение? Ева не слишком разбиралась в правилах супружеской жизни, но была уверена, что позвонить должен он.

Вместо Рорка она позвонила тому, кто хорошо разбирался в таких вещах.

– Что? Который час? – раздался в трубке заспанный голос Мэвис.

Ева услышала негромкий перезвон колокольчиков и невольно улыбнулась:

– Гм-м… Не знаю. Уже утро.

– Ага… Утро… Что случилось?

– Ничего. Извини. Спи.

– Все о'кей. – В голосе Мэвис послышалась тревога. – Соммерсет?..

– Нет-нет, с ним все в порядке. – По крайней мере, Ева на это надеялась, хотя сегодня к нему не заходила. – Но, разумеется, было бы хорошо, если бы ты заехала.

– Конечно. Бедняжка. Мы заскочим с Триной. Может быть, сделаем ему маску и немного подстрижем. Как ты думаешь?

Ева широко улыбнулась. Наверное, это было злорадство, но она представила себе Соммерсета, попавшего в сети Трины, и это доставило ей огромное удовольствие.

– Отличная мысль. Просто грандиозная. Именно это ему и требуется.

– А теперь говори, что с тобой случилось. Я же чувствую.

– Да нет, ничего.

– Я уже проснулась, а Леонардо пушками не разбудишь. – Мэвис громко зевнула. – Рассказывай.

– Сама не знаю… Наверно, все это глупо. Точнее, я сама дура. С Рорком творится что-то неладное, но он ничего мне не говорит. Он выгнал меня, Мэвис! Сначала обругал ни с того ни с сего, а потом выгнал из своего кабинета. Ты представляешь? В спальне не ночевал, а когда говорил со мной, то… В общем, паршиво.

Обиженная и сбитая с толку, Ева провела рукой по волосам.

– Может быть, по прошествии какого-то времени люди, живущие вместе, перестают радоваться друг другу? Наверно, это нормально, но… – «Никаких „но“!» – сердито подумала она. – Проклятие, обычно, когда я прихожу домой, он не может на меня наглядеться. А тут ничего подобного. Он не мог дождаться, когда избавится от меня!

– Вы с ним не ссорились? Ты не сделала ничего такого, что могло бы его рассердить?

Ева со злости пнула ножку письменного стола.

– Почему ты считаешь, что во всем виновата я?

– Я так не считаю, – серьезно сказала Мэвис. – Я просто исключаю возможности. Знаешь, семейная жизнь – такая же тайна, как и преступление. Изучая ее, тоже приходится исключать возможности и искать улики.

– Черт побери, если бы для таких случаев существовал полевой набор… – проворчала Ева.

– Он переживает из-за Соммерсета.

– Да, но это тут ни при чем. Я знаю.

– О'кей, знаешь. – Колокольчики зазвенели; очевидно, Мэвис задумчиво покачала головой. – Тогда, наверно, его достала работа.

– Может быть, но обычно он с этим справляется… Нет, тут что-то личное. Понимаешь, он окружил се стеной!

– О'кей. – Мэвис решительно тряхнула головой. – Если так, то эту стену нужно взорвать. Не принимай никаких отговорок. Долби и долби, пока он не расколется. Чего бы это тебе ни стоило. Женщины – мастера такие вещи, Даллас.

– Значит, я не женщина.

– Конечно, женщина! Только особенная. Думай об этом, когда будешь пинать его в зад. Допрашивай, пока не сознается. Расколи, а когда все выяснится, либо заставь его помучиться, либо утешь. Или вышиби ему мозги. Решишь сама.

– У тебя все получается так просто…

– Это действительно просто. Поверь мне. Потоп расскажешь, чем кончилось… Раз уж я проснулась, заставлю Леонардо покувыркаться, – усмехнулась Мэвис и дала отбой.

Ева тяжело вздохнула:

– О'кей. Список неотложных дел: закончить отчет, допросить подозреваемого, поторопить экспертов и патологоанатомов. Арестовать убийцу-маньяка. Закрыть дело. Пнуть Рорка в задницу. Пара пустяков…