«В тот вечер студентов наверняка было меньше, – думала Ева, стоя в задней части мастерской. – Но Рэйчел работала так же, как эти юноши и девушки, налаживала аппаратуру, ища нужный ракурс и восхищаясь образами, которые она запечатлевала с помощью фотоаппарата и передавала с камеры на экран».
О чем она думала во время своего последнего урока? О работе или о предстоящем вечере с подругами? Слушала ли профессора Браунинг так же внимательно, как кое-кто из этих студентов? Или сосредоточилась на работе, уйдя в собственный мир?
Может быть, флиртовала с кем-нибудь из мальчиков, расположившихся по соседству. Здесь все слегка флиртовали со всеми, исполняя вечный брачный танец – используя взгляды, язык жестов и еле слышный шепот.
Рэйчел любила флиртовать и танцевать. Пользовалась всеми преимуществами своего возраста. Отныне она навеки останется двадцатилетней…
Ева слушала объяснения и советы профессора. Она была уверена, что Браунинг заметила ее сразу же, но никак этого не проявила.
Вскоре занятие окончилось, и аудитория начала пустеть. Студенты уходили парами или группами. Но было и несколько одиночек. Со времен ее учебы ничто не изменилось.
О боже, как она ненавидела школу!
Ева всегда была одиночкой, причем сознательно. «Нет смысла к кому-то привязываться, – думала она. – Ведь скоро все это кончится. Скорее бы! Тогда я смогу избавиться от этой проклятой системы и снова стать хозяйкой самой себе».
Это относилось к полицейской академии. К отделу. И к любой другой организационной структуре.
– Здравствуйте, лейтенант Даллас. – Браунинг жестом пригласила Еву подойти. Она зачесала волосы назад, сколола их и тем не менее выглядела весьма сексуально. Что не соответствовало представлениям Евы об университетском профессоре.
– Есть новости? – спросила она. – Новости о Рэйчел?
– Расследование продолжается. – Ничего другого Ева ответить не могла. – Я хочу задать вам несколько вопросов. Над чем здесь работала Рэйчел?
– Сейчас… – Лиэнн вынула записную книжку. – Вводный курс, летний семестр… Да, вот. У меня все записано. Она занималась портретом. Городским портретом. Связью между моделью и фотографом.
– У вас есть ее последние работы?
– Да. В моих досье хранятся некоторые образцы. Подождите минутку.
Браунинг подошла к компьютеру и набрала на клавиатуре несколько команд.
– Как я уже говорила, Рэйчел была добросовестной студенткой. Более того, занятия доставляли ей удовольствие. Фотография не была ее специальностью, ей только нужно было заполнить часы. Но она вкладывала в это дело душу, а не просто отсиживала от сих до сих… Вот. Смотрите. – Она сделала шаг в сторону, чтобы не закрывать экран. – Ремке. Хозяин кулинарии напротив круглосуточного магазина, в котором Рэйчел работала. Она передала жестковатость этого человека: обратите внимание на наклон головы и выступающий подбородок. Судя по виду, настоящий бульдог.
Ева вспомнила, как Ремке отделал ремонтника.
– Близко к истине.
– Но взгляд у него добрый, и это Рэйчел тоже сумела передать. Взгляните на фон. На лице хозяина капельки пота, а позади, в охлаждаемых ящиках, миски с салатом. Хороший контраст и удачный выбор места. Отличный портрет. Есть и другие, но этот лучший.
– Мне бы хотелось иметь копии всех ее работ.
– Хорошо, я сейчас скопирую и распечатаю все документы из курсового досье Рэйчел Хоуард. Но, признаться, не понимаю, как это поможет вам выйти на след убийцы.
– Я хочу видеть то, что видела она и, может быть, видел ее убийца… Кстати, я заметила, что у большинства студентов, выходивших из аудитории, были с co6oй довольно объемистые сумки. Так бывает на всех занятиях?
– Да, конечно, для учебы требуется многое. Студенту нужна тетрадь для конспектов, карманный персональный компьютер, дискеты, возможно, видеокамера и, конечно, фотоаппарат. Не считая косметики, еды, сотовых телефонов, законченных работ и всяких личных вещей.
– А какая сумка была у Рэйчел?
Браунинг растерянно захлопала глазами.
– Не знаю. Увы, я никогда не обращала на это внимания.
– Но сумка у нее была?
– Да, как у всех. – Браунинг опустила руку под письменный стол и достала объемистый «дипломат». – И у меня тоже.
«Убийца либо оставил сумку себе, либо избавился от нее, – решила Ева. – Но не бросил рядом с телом. Почему? Что она для него значила?»
Она шла по коридору так же, как это делала Рэйчел, и размышляла.
Вечером студентов, очевидно, было меньше – лишь небольшие группы возвращались после занятий. Лето… В студенческом городке затишье. Рэйчел вышла вместе с другими. Смех, болтовня, приглашения съесть пиццу, выпить кофе или пива. Она отказывается. Говорит, что едет в общежитие к подружкам.
Ева вышла из здания и немного постояла на крыльце. Почему-то ей казалось, что Рэйчел сделала то же самое, потом спустилась по ступенькам и пошла налево. По той же дорожке шли и другие студенты, направлявшиеся в сторону общежития или остановок общественного транспорта. Вечером тут, очевидно, очень тихо; уличного движения не слышно, только эхо шагов студентов. Одни возвращались в общежития, другие ехали домой или в какие-то места за пределами студенческого городка. Эти наверняка были постарше. Взрослые, решившие расширить свой кругозор с помощью вечернего обучения.
Кто-то мог гулять по городку. Колумбийский университет – неотъемлемая часть Нью-Йорка. Бояться здесь было нечего. Рэйчел была городской девочкой и считала студенческий городок чем-то вроде земли обетованной.
Шел ли он за ней? Или двигался навстречу, пересекая открытое пространство между корпусами?
Ева прикинула расстояние до корпусов общежития и автостоянки и решила, что убийца ждал. Зачем подвергать себя риску быть замеченным, если этого можно избежать? Просто следил и ждал, когда она свернет еще раз и выйдет на дорожку, которая ведет к общежитию. Всего пять минут прогулочным шагом – и дальше начнется безлюдное место.
Рэйчел не торопилась. Куда спешить, если весь вечер впереди? Уже темно, но аллеи освещены, и она знает дорогу. Она молода и ничего не боится. Стоит жаркий летний вечер, и прогулка доставляет ей удовольствие.
«Привет, Рэйчел!» Очень дружелюбно, очень непринужденно. Случайная встреча. Она останавливается и узнает его в лицо. Дарит ему свою чудесную улыбку.
Но убийца не хочет стоять на дороге. Кто-нибудь может пройти мимо. Наверно, он идет рядом с ней и начинает разговор об учебе. «Над чем работаешь, как дела? Дай понесу сумку, она тяжелая…» Ему нужно отвести её к транспортному средству. Иными словами, к автостоянке.
Вероятно, он говорит, что хочет что-нибудь ей показать или отдать. То, что лежит в фургоне/пикапе/универсале, припаркованном здесь же, на Бродвее. Всего минута. И ведет ее дальше, продолжая болтать.
Ева подошла к четырехэтажной автостоянке на Бродвее, использовавшейся студентами и сотрудниками университета. Они покупали голографическую печать, вешали ее на лобовое стекло и могли приезжать и уезжать когда вздумается. Посетители платили почасно или посуточно. Не забыть проверить, сколько машин оставалось на стоянке между девятью и десятью вечера в день убийства…
Конечно, он мог припарковаться где угодно. Если повезло, то нашел местечко на улице, но автостоянка была ближе всего к аудиториям и общежитию. К тому же стоянка куда менее многолюдна, чем улица.
Сейчас здесь было тесно, вечером народу явно меньше. И все же никто бы не обратил внимания на двух человек, шедших к машине.
Логичнее всего было выбрать верхний этаж – он всегда полупустой. Кроме того, можно посадить ее в лифт, а это для него просто находка. Оказавшись в кабине, быстро вынимаешь шприц с опием, слегка пожимаешь девушке руку, и у нее начинает все плыть перед глазами.
«Когда Рэйчел выходила из лифта, у нее уже кружилась голова», – решила Ева, поднимаясь на четвертый этаж. «Эй, ты что-то побледнела… Давай, садись в машину. Не волнуйся, я подкину тебя до самого общежития. Для меня это не крюк».
Ева вышла на нужном этаже и осмотрела место. Охранники совершают обход каждые полчаса, но убийца наверняка знал это и заранее выбрал время. Посадил девушку в машину, после чего все было кончено. Когда они выехали на улицу, Рэйчел уже была одурманена либо без сознания. Оставалось вырулить на Бродвей и отвезти ее в заранее приготовленное место. Поскольку даме придется помочь выйти, место должно быть уединенное. Никакого вестибюля, через который нужно проходить, никаких видеокамер слежения. Здание… Какая-нибудь крошечная галерея в нижнем городе? Офис, закрывающийся на ночь? Старый дом, находящийся на реставрации? Скорее всего, какая-нибудь мастерская с квартирой наверху. Очень удобно. Никто не спросит, что делается внутри, когда двери заперты…
Ева подошла к перилам, посмотрела на раскинувшийся внизу студенческий городок и обвела взглядом панораму Нью-Йорка.
Все можно было сделать буквально за пятнадцать минут. Плюс перевозка. Уйма времени для того, чтобы создать посмертный портрет.
Вернувшись в машину, Ева связалась с Пибоди, находившейся в управлении.
– Составь мне перечень предприятий, работающих в городке или поблизости от него и обслуживающих студентов. Одежда, еда, развлечения, экскурсии – что угодно. Удели особое внимание фотостудиям и галереям. Отметь те, при которых есть жилые помещения. Семейные отбрось. Убийце не нужны копошащиеся вокруг жена и дети… Я беру личное время, – добавила Ева, – но если найдешь что-нибудь важное, позвонишь.
Она дала отбой и поехала домой.
Ева терпеть не могла брать личное время. Но если бы сейчас она этого не сделала, то чувствовала бы себя виноватой. Брак – это настоящий лабиринт условностей! Заблудиться в нем ничего не стоит.
Конечно, следовало бы поехать в управление, самой заняться тем, что она поручила Пибоди. Сосредоточиться на работе и не отвлекаться.
Почему люди считают, что семейная жизнь на пользу индивидуальности? Большую часть времени эта жизнь сводит человека с ума. Все было бы куда проще, если бы ее вообще не было. Она бы заканчивала работу и ехала куда хотела. Может быть, иногда встречалась бы с Мэвис. И время от времени выпивала после смены бутылку пива с Фини. Но волноваться за этих людей было вовсе не обязательно. И заботиться о них тоже. А теперь ничего не поделаешь…
«В конце концов, во всем есть хорошее и плохое», – думала Ева, сворачивая к воротам. С Рорком в ее жизни появилось много хорошего. Очень много. А если плохое заключается только в этой худой ехидне с кислой физиономией – что ж, она как-нибудь справится.
«Но когда пройдет этот час, я вернусь на работу. Рорк пусть справляется со своим пациентом как хочет», – думала она, поднимаясь по ступенькам к парадной двери.
В доме было прохладно и тихо. Ева решила, что в больнице возникли какие-то осложнения или задержка, и повернулась к стоявшему в вестибюле монитору.
– Где Рорк?
– ДОРОГАЯ ЕВА, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ…
Ласковое обращение в устах компьютера заставило ее закатить глаза. У Рорка было очень своеобразное чувство юмора.
– РОРК В КОМНАТАХ СОММЕРСЕТА. ХОТИТЕ ПОГОВОРИТЬ С НИМ?
– Нет, черт побери!
Неужели ей придется идти туда? В нору этой ехидны? Она никогда не была в комнатах, которые занимал Соммерсет.
Ева сунула руки в карманы и начала расхаживать по вестибюлю. Идти туда не хотелось. Он мог лежать в постели, а сумеет ли она когда-нибудь избавиться от ужасного зрелища Соммерсета, лежащего в постели?
Сомнительно.
Но, в таком случае, ей остается только снова удрать из дома и до конца дня чувствовать себя полной идиоткой.
«Что хуже – глупость или ночные кошмары?» – подумала Ева и шумно выдохнула. Ладно, она пойдет туда, но в спальню входить не будет. Останется в гостиной. Сойдет за учтивость по отношению к больному. Она посмотрит, не нужно ли что-нибудь Рорку – хотя что это может быть, представить невозможно, – а потом удерет оттуда к чертовой матери.
Долг исполнен, жизнь продолжается.
Она не часто бывала в этом крыле дома. Зачем, черт побери, ходить на кухню, если практически в каждой комнате стоят кофеварки и микроволновки? Личные покои Соммерсета находились за кухней и соединялись с остальной частью дома лифтом и лестницей. Ева знала, что иногда он слушал у себя музыку, смотрел телевизор и, как ей нравилось думать, совершал тайные ритуалы.
Дверь в его покои была открыта. Доносившийся оттуда смех сразу поднял Еве настроение – это был безошибочно узнаваемый хохот Мэвис Фристоун.
Ева заглянула в дверь и увидела свою закадычную подругу, стоявшую в центре комнаты. «Мэвис родилась на свет, чтобы находиться в центре», – подумала она.
Мэвис была маленькой и напоминала фею. Конечно, если можно представить себе фею в скинсьюте и неоновых босоножках на воздушной подушке.
Сегодня волосы Мэвис были по-летнему светлыми. Вполне приличный цвет, если не считать, что кончики прядей были розовыми и голубыми, а в локоны были вплетены крошечные серебряные колокольчики, весело звеневшие при каждом движении. Скинсьют был коротким, не имел спины и боков, а грудь прикрывали перекрещенные полоски ткани все того же розового и голубого цвета. Дополняли наряд крошечные шорты.
Хотя живот Мэвис был плоским как доска, Ева вздрогнула, вспомнив, что подруга беременна.
«Наверняка этот шедевр высокой моды для беременных создал Леонардо», – подумала Ева.
Возлюбленный Мэвис находился тут же. Огромный мулат смотрел на стильную будущую мать с таким обожанием, что Ева не удивилась бы, если бы его зрачки приняли форму сердечек.
Соммерсет сидел в передвижном кресле. Его обычно мрачное лицо сморщилось от смеха.
Ева испытала укол жалости, увидев загипсованную ногу и лубок на плече. Она знала, что такое сломанные кости, порванные мышцы и как тяжело переживает вынужденное бездействие человек, который привык все делать сам.
Она уже готова была сказать что-нибудь утешительное и даже дружелюбное, но тут Соммерсет повернул голову. В глазах старика мелькнуло удивление, а затем он с ледяной насмешкой сказал:
– Здравствуйте, лейтенант. Вам здесь что-то понадобилось?
– Даллас! – воскликнула Мэвис и раскинула руки. – Иди сюда, присоединяйся к компании!
Ева пошла к ней и увидела разноцветное полотнище с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, СОММЕРСЕТ!», висевшее между двумя элегантными шторами. «На такое способна только Мэвис», – подумала она.
– Выпьешь что-нибудь? У нас есть шипучка со льдом. – Мэвис повернулась к старинному столику на колесах, уставленному блюдечками с колотым льдом и бутылками с газированной водой и сиропами. – Все безалкогольное, – добавила она, – потому что, как сама понимаешь, наш хичхайкер[6] еще слишком мал для крепких напитков.
– Как ты себя чувствуешь?
– Великолепно. Лучше не бывает. Мы с Леонардо узнали, что случилось с Соммерсетом. Бедный лапочка, – пробормотала она, повернулась к старику и поцеловала его в макушку. – Поэтому мы взяли все, что было под рукой, и приехали составить ему компанию.
При мысли о том, что Соммерсета кто-то может называть «лапочкой», у Евы отвисла челюсть.
– Сегодня утром мы тоже были у врача, – сказал Леонардо, продолжая лучезарно улыбаться Мэвис. На нем были длинные и просторные белые брюки, а также длинная и просторная белая рубашка, которая свободно реяла вокруг внушительного тела и подчеркивала дымчато-золотистый цвет его кожи. С правого виска свисал конский хвост. Он был розово-голубым, как у Мэвис, и так же украшен колокольчиками.
– Что случилось? – Ева забыла свое отвращение к этой комнате и быстро подошла к Мэвис. – Что-нибудь с ребенком?
– Нет, все в порядке, – ответила подруга. – Очередной осмотр, только и всего. И, представь себе, мы получили фотографии!
– Чьи фотографии?
– Ребенка! – Мэвис закатила младенчески-голубые глаза. – Хочешь посмотреть?
– Гм-м… Вообще-то у меня…
– Я захватил их с собой. – Леонардо вынул папку из какой-то немыслимой щели в рубашке. – Мы взяли только те, на которых не видны интимные места. Потому что еще не решили, хотим ли мы это знать.
– По-моему, все это место достаточно интимно… – пробормотала Ева, показав на живот Мэвис.
– Давай, давай, посмотри на своего будущего крестника! – Мэвис взяла у Леонардо папку и раскрыла ее. – Ну разве он не прелесть? Просто слов нет!
Ева увидела какую-то недоразвитую безволосую обезьяну с неправдоподобно большой головой.
– Ну надо же…
– Здорово, правда? Можно даже пальчики пересчитать!
По мнению Евы, это было еще отвратительнее. Что ребенок делает этими пальчиками, сидя в утробе?
– Леонардо хочет перевести самые удачные снимки на ткань и сшить мне несколько блузок. – Мэвис сложила розовые губки бантиком и послала Леонардо воздушный поцелуй.
– Замечательно. Это будет замечательно. – Еве окончательно стало не по себе. – Собственно, я зашла посмотреть, как тут дела…
– Позволь угостить тебя чем-нибудь холодным. – Леонардо потрепал Еву по плечу.
– Спасибо. А где Рорк?
– В спальне с медсестрой. Проверяет, все ли в порядке. Мы с Мэвис пока побудем у вас.
– Конечно, побудем! – В доказательство Мэвис села на ручку кресла Соммерсета. – Мы проведем в городе еще пару недель, так что, если хотите, сможем приезжать каждый день. Если вам будет грустно или одиноко, только позвоните, и я сразу примчусь. – Она взяла здоровую руку Соммерсета и погладила ее.
Ева залпом выпила протянутую Леонардо шипучку со льдом.
– Ну, я только посмотрю, не нужно ли что-нибудь Рорку, а потом уеду. Мне нужно поработать над… – Она осеклась, увидев Рорка, вышедшего из соседней комнаты.
– Добрый день, лейтенант. Я не был уверен, что вы сумеете выбраться.
– Я была по соседству. – «Он измучен, – подумала Ева. – Другой бы ничего не заметил, но я слишком хорошо знаю его лицо». – У меня выдался свободный часок. Вот я и решила заехать и посмотреть, не требуется ли тебе помощь.
– У нас все хорошо. Медсестра Спенс довольна здешними условиями.
Соммерсет коротко фыркнул.
– Больше всего она довольна возможностью торчать здесь целыми днями, не ударяя палец о палец, злить меня и получать за это неслыханные деньги.
– Раз так, можешь не волноваться, – любезно ответил Рорк. – Я вычту их из твоего жалованья.
– Не хочу, чтобы эта женщина вилась вокруг меня днем и ночью! Я прекрасно могу сам о себе позаботиться.
– Либо она, либо больница, – отрезал Рорк.
Ева прекрасно знала, что, когда он говорит таким тоном, с ним лучше не спорить. Однако Соммерсет не сдавался:
– Кроме того, я сам знаю, как следует лечить переломы.
– Жаль, что в больнице ему не сделали клизму и не выкачали из него все дерьмо, – проворчала Ева прежде, чем Рорк успел открыть рот.
– Ева… – Рорк потер пальцами переносицу. – Перестань.
– Ну что ж… – Из спальни вышла женщина лет пятидесяти в длинном белом халате поверх бледно-розовой блузки и брюк. У нее были объемистые грудь и бедра, круглое лицо и волосы цвета имбиря, собранные в конский хвост. Голос у нее был резкий, а тон увещевающий и фальшиво жизнерадостный, как у профессиональных нянек и начинающих полицейских. – Компания – дело хорошее, но нам пора спать.
– Мадам. – Голос Соммерсета стал колючим, как проволока. – Нам спать не пора.
– А сегодня придется, – невозмутимо ответила женщина. – Сначала мертвый час, а потом сеанс физиотерапии.
– Ева, это медсестра Спенс, – поспешно вмешался Рорк. – Она будет ухаживать за Соммерсетом. Мисс Спенс, это моя жена, лейтенант Даллас.
– Ах да, женщина-полицейский… Как интересно! – Она подошла к Еве и с жаром пожала ей руку.
«Кожа у нее нежная, – подумала Ева, – но хватка как у борца».
– Вы можете быть совершенно спокойны. Мистер Соммерсет попал в хорошие руки.
– Не сомневаюсь… Что ж, кажется, нам пора.
– Лично я не собираюсь ложиться в постель, как какой-нибудь дошкольник! Не хочу, чтобы меня кормили с ложечки и причитали надо мной, как эта… особа! – прорычал Соммерсет. – Если я не могу найти покоя в собственной квартире, то уеду куда-нибудь в другое место!
– Послушайте, Соммерсет… – Мэвис, все еще сидевшая на ручке его кресла, погладила старика по голове. – Это ведь всего на несколько дней.
– Я уже сказал все, что об этом думаю! – Соммерсет поджал губы и злобно посмотрел на Рорка.
– И я тоже, – парировал Рорк. – А поскольку ты живешь под моей крышей и находишься у меня на службе, я…
– Это можно исправить.
– Скатертью дорога!
Еву заставила шагнуть вперед даже не сама эта фраза (прозвучавшая в ее ушах музыкой), а сильный ирландский акцент, говоривший о том, что Рорк готов взорваться.
– О'кей. Все выйдите отсюда. И вы в первую очередь, – она жестом показала на Спенс.
– Я не…
– Вы в первую очередь! – повторила Ева тоном, от которого бросало в дрожь даже старых постовых полицейских. – Немедленно. Мэвис, Леонардо, дайте мне минутку побыть с ним наедине.
– Ладно. – Мэвис наклонилась и поцеловала Соммерсета в щеку. – Все будет хорошо, лапочка.
– И ты тоже! – Ева показала пальцем на Рорка. – На выход!
Его синие глаза потемнели.
– Прости, не понял.
– Я велела очистить помещение. Можешь спуститься в спортзал и поколотить андроида или пойти к себе в кабинет и купить Гренландию. После этого тебе сильно полегчает. Ступай, – сказала она и весьма чувствительно ткнула Рорка в спину.
– Отлично! – бросил он. – Я ухожу. Грызитесь, сколько влезет. Надеюсь, до перестрелки не дойдет.
Рорк вышел, хлопнув дверью.
Мрачный Соммерсет скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Ему уйти было некуда.
– Мне нечего вам сказать.
– Вот и хорошо. – Ева кивнула и сделала глоток шипучки. – Продолжайте молчать. Лично я и пальцем не пошевелила бы, если бы вы уехали отсюда прямо в кресле и попали под автобус. Но Рорку не все равно. Сколько он на вас потратил? – Она посмотрела на наручные часы. – Около тридцати часов. Он переживал за вас, старался сделать так, чтобы вы были довольны, если такое вообще возможно. Вы напугали его, а Рорка напугать не так легко.
– Я не думаю…
– Молчите! Вы не хотите в больницу? О'кей, тут я вас понимаю. Вы не хотите иметь дело с медсестрой…
– Черт побери, она слишком много улыбается!
– Ничего, скоро перестанет. Вы ее живо отучите. Мне она тоже не нравится, но из двух зол всегда приходится выбирать меньшее. Так что запомните: если я по возвращении с работы увижу, что вы оба расстраиваете Рорка, то быстро положу этому конец.
– Ему нет нужды расстраиваться из-за меня.
– Может быть, но расстраиваться он будет, и вы прекрасно это знаете. Он любит вас. И ужасно переживает, если человеку, которого он любит, плохо.
Соммерсет открыл рот, потом закрыл его и вздохнул:
– Вы правы. Мне очень не хочется это признавать, но вы правы. – Он ударил кулаком по подлокотнику кресла. – Просто я терпеть не могу, когда за мной ухаживают!
– Я вас не осуждаю… У вас здесь есть спиртное? Я имею в виду спиртные напитки.
– Может быть. – Соммерсет нахмурился. – А что?
– Думаю, Спенс собирается реквизировать все ваши запасы. Если бы мне пришлось иметь с ней дело, видеть ее лживую улыбку и слышать ее щебетание, я треснула бы ее по голове бутылкой и заставила замолчать.
Услышав сдавленный смешок, Ева сунула руки в карманы и пристально посмотрела на Соммерсета.
– На случай, если вам захочется сделать то же самое, бутылка должна лежать у вас под кроватью. Там она ее не найдет.
Соммерсет слегка приподнял уголки плотно сжатых губ.
– Отличная мысль. Благодарю вас.
– Не за что. Сейчас я позову ее, и вы с ней сможете поспать.
Она пошла к двери, но Соммерсет вдруг окликнул ее:
– Лейтенант!
– Что?
– Я боюсь, что она прогонит отсюда кота.
Ева удивленно обернулась и увидела, что смущенный Соммерсет слегка покраснел. Она тоже смутилась и уставилась взглядом в стену над его головой.
– А вы хотите, чтобы Галахад был с вами?
– Я не понимаю, почему его надо выставлять отсюда!
– Я это улажу. Достаньте бутылку, – сказала Ева. – Я задержу ее на несколько минут, чтобы вы могли побыть в одиночестве.
Выходя за дверь, она услышала скрип колес.
Ева прошла на кухню, где Рорк в чем-то убеждал Спенс. Эта женщина все еще улыбалась, но в ее улыбке чувствовалось что-то маниакальное.
– Дайте ему пару минут, чтобы прийти в себя, – сказала Ева и направилась к кофейнику. – Он хочет, чтобы кот был с ним.
– Я бы предпочла, чтобы помещение было стерильным… – начала Спенс.
– Он хочет, чтобы кот был с ним, – бесстрастно повторила Ева и сама одарила медсестру улыбкой, от которой у задержанных бежали по спине мурашки. – А вам следовало бы говорить с ним другим тоном. Ворковать не имеет смысла – во время вьетнамской войны он был фельдшером и привык подчиняться приказам. Вам придется нелегко, Спенс. От души сочувствую. – Она сделала жест кружкой. – Когда захотите сделать перерыв, чтобы постучать головой о стену, дадите нам знать.
– Что ж, ладно. – Спенс расправила плечи. – Я пошла к пациенту.
Когда Спенс вышла, Рорк забрал у Евы кружку и залпом опорожнил ее.
– Ты справилась с ней куда лучше, чем я.
– Просто я не привыкла ходить вокруг да около. Предпочитаю говорить прямо. Где Мэвис и Леонардо?
– Я предложил им поплавать в бассейне. Они хотят остаться и развлекать Соммерсета во время сеанса физиотерапии. Ты не представляешь, как я им благодарен! Если бы они не ждали ребенка, я бы, наверно, купил его им. – Он потер занывшую шею. – Расскажешь мне, о чем у вас шла речь?
– Нет.
– А он?
– Думаю, тоже. Я возвращаюсь на работу. Советую и тебе сделать то же самое. Пусть пыль немного уляжется… Да, и прими таблетку от головной боли. – Она улыбнулась. – Говорю это с величайшим удовольствием!
Рорк наклонился и поцеловал ее в лоб, в щеки и в губы.
– Я люблю тебя. Несмотря на последнюю реплику. Пожалуй, я действительно приму таблетку – хотя еще десять минут назад мне казалось, что и сотни не хватит, – и пойду работать. У меня назначено совещание в «Доче», – сказал Рорк, имея в виду убежище для жертв насилия, которое он финансировал. – Похоже, я все же сумею его провести.
– Тогда до вечера. – Ева шагнула к двери, но остановилась. – Кстати, где ты взял эту мисс Улыбку?
– Кого? Ах да… – Он рассмеялся. – Медсестру Спенс порекомендовала Луиза.
– Думаю, у нее была для этого причина.
– Скоро я ее увижу. – Рорк открыл буфет и достал пузырек с обезболивающим. – И обязательно спрошу, почему она это сделала.