Потерянные сокровища

Глава 17 Кейт

Галле, Шри-Ланка, наши дни.

Кому: kkirby@outnet.com

От кого: sophie.shaw@shawandsons.co.uk

Тема: ТЫ У МЕНЯ В ДОЛГУ

Содержание строки «Тема» вызвало у Кейт улыбку – в этом была вся Софи. Кейт недавно вернулась с послеобеденной прогулки по Галле и теперь сидела в гостиничном номере перед ноутбуком, раздумывая над началом статьи о драгоценностях Чипсайда. Разгуливая по ухабистым улочкам Галле и разглядывая полуразрушенные португальские церкви, изящные голландские виллы и британские пакгаузы, увитые бугенвиллиями, Кейт могла представить себе те времена, когда в местный порт заходили корабли, чтобы загрузиться экзотическими специями, редкими красителями, ценными породами черного дерева, рубинами и сапфирами.

Она взглянула на свои сапфировые сережки, лежащие на ночном столике… Маркус забронировал для них отдельные номера в разных концах отеля. Окна ее номера выходили во внутренний двор отеля с огромным бассейном, за которым открывался вид на Индийский океан. Садясь за компьютер, Кейт открыла ставни-жалюзи, и сквозь них в номер, оборудованный кондиционером, проникал влажный воздух, пропитанный запахами морской воды, соуса самбал и старой мебели из тикового дерева.

Освежившись глотком чая, Кейт посмотрела в окно, где возле бассейна на огромном шезлонге расположились Оливия и Маркус. Лив переняла у отца спортивную походку, взъерошенную шевелюру серфингиста и беспечную улыбку. Восемнадцатилетнюю девушку, казалось, ничего не обеспокоило, когда отец в аэропорту представил ей свою коллегу, которую он привез с собой на семейные каникулы папы с дочкой. Возможно, она просто привыкла.

– Рада познакомиться, Кейт. Папа сказал мне, что вы историк, – улыбаясь, сказала Оливия и пожала ей руку, отчего-то слегка смутившись. – У меня скоро экзамены. Вот бы мне ваши знания – Шекспир и Остен просто убивают меня. Я серьезно!

– Ну, мы можем как-нибудь поболтать о них. Что из Шекспира?

– «Укрощение строптивой»!

– А, о дерзкой Катарине!

– А разве бывают другие Катарины? – подначил Маркус Кейт, подхватывая рюкзак Оливии с багажного транспортера.

И теперь Оливия что-то темпераментно рассказывала отцу, дико размахивая руками и ерзая своими тощими ногами по его ногам. Кейт пожалела, что не может испытать такой австралийский кураж.

Во время перелета из Хайдарабада Маркус обмолвился, между просмотрами фильмов, что мать Оливии Джулия – его бывшая жена – пятнадцать лет назад вышла замуж за спортивного аудитора. У Лив есть десятилетние сводные братья-близнецы – Джек и Гарри, которых она обожает.

– Я всегда был в разъездах по работе и оставлял Джулию в Сиднее с крохой, страдающей газиками. Я не понимал… Был молод и неопытен, – Маркус поморщился. – Ей было тяжело. Это было нечестно. Я думал, что моя работа обеспечит нам стабильное будущее, – он вздохнул. – Так глупо! Я должен был быть рядом. Помогать. Это просто ирония – после того как мы расстались, я стал гораздо больше времени проводить с Лив. Научил ее кататься на велосипеде, ходить под парусом. И каждое лето я провожу в Сиднее не меньше двух месяцев. А пока я в разъездах, мы общаемся по скайпу, почти каждый день. Последние пару лет мы стараемся хоть раз выбираться куда-нибудь вместе. Правда, теперь выкраивать время для этого становится все труднее. Она очень занята! То музыкальные занятия, то сборы по гребле, экзамены, вечеринки, выходные с друзьями. Мальчики! – он замотал головой, изображая свое плачевное положение. – Папа опустился в конец списка.

– Нормально для подростка. А Джулия? Вы… – Кейт не договорила.

Это не ее дело, в каких отношениях Маркус со своей бывшей.

– У нас с Джулией все хорошо. Эндрю отличный парень. Добрый, по-настоящему искренен с Лив. Они живут в старомодном коттедже с видом на залив. Джулия преподает йогу в студии по соседству. Она обрела ту жизнь, которую заслуживает? – Маркус пожал плечами, задумчиво улыбаясь, и забарабанил по сенсорному экрану, выбирая следующий фильм, что означало – разговор окончен.

Кейт улыбнулась, наблюдая, как рассмеялся Маркус, запрокинув голову, реагируя на рассказ дочери. Ему повезло, что удалось сохранить такие тесные отношения с Оливией, подумалось ей.

Не переставая улыбаться, она открыла сообщение от Софии:

Кейт снова посмотрела в окно – Маркус и Лив были уже в бассейне, плескались, смеялись, стараясь окунуть друг друга в воду. Смуглая и бархатистая кожа Лив, со слов Маркуса, досталась ей от Джулии, зато от отца она унаследовала высокий лоб, квадратный подбородок и заразительный смех.

Маркус обернулся и, увидев в окне Кейт, замахал руками:

– Не хочешь окунуться?

– Сейчас, – откликнулась она. – София Шоу из «Шоу и Сыновья» нашла зацепку по одному из экспонатов. Дочитаю ее письмо и присоединюсь.

– Ты все пропустишь, – выкрикнула Оливия и нырнула в бирюзовую глубь бассейна.

Кейт улыбнулась и обратилась к письму Софии, которое по содержанию было такое же спонтанное, как и рассказ ее друга на вечеринке.

Кейт открыла вложение – это была официальная жалоба в Лондонский суд.

28 апреля 1637 года.

Герхард Полман, ювелир и торговец драгоценными камнями, совершал путешествия по разным странам в поисках сырья для своего ремесла… на обратном пути домой в 1631 году он загрузился на борт английского судна Ост-Индской компании, стоявшего в Персии. При себе он имел большую коллекцию самоцветов и драгоценных камней, собранную им в течение тридцати лет.

Во время плавания Полман был отравлен Абрахамом Портером – судовым врачом, а его имущество разделено между членами экипажа корабля. Преступление вскрылось, и часть похищенного в конце концов вернулось в руки Ост-Индской компании…

Кейт просмотрела некоторые из присланных Софией копий документов. Выяснилось, что Полмана убили сговорившиеся несколько членов команды корабля через пару недель после того, как они покинули порт Маврикия. Бандиты сорвали с трупа одежду и выбросили его за борт. Затем они набили свои вещевые мешки драгоценностями и сошли на берег до того, как «Дискавери» прибыл в Лондон – еще в Грейвзенде. Но почему София решила, что драгоценности Полмана имеют отношение к коллекции Лондонского музея?

Кейт принялась просматривать описи содержимого сундуков Полмана и сверять их с подробнейшим каталогом музейной коллекции, составленным Саанви. У Полмана значились кожаные мешочки, заполненные чистейшими алмазами, бирюзой и натуральным жемчугом, приобретенными в Персии. После грабежа все это богатство было заложено или перепродано через ломбарды Чипсайда. Обращаясь то к свидетельским показаниям, то к каталогу Саанви, то к своим записям в ноутбуке, Кейт обнаружила, что описания многих колец и драгоценных камней из музейной коллекции были весьма похожи на описания из свидетельских показаний на процессе об убийстве и ограблении Полмана. Получалось, что Ост-Индская компания в конце концов все же вернула похищенные драгоценности.

Но никто не мог с уверенностью сказать, что были найдены и идентифицированы все драгоценности – уж слишком много огранщиков, ювелиров и торговцев с Голдсмит-Роу на Чипсайде приложили к ним свои руки.

Размышляя над этим, Кейт еще раз просматривала списки, пока не наткнулась на одно описание, которое заставило ее встрепенуться – зеленый самородок или изумруд почти квадратной формы с гранями в три дюйма. Она быстро произвела в уме необходимые расчеты и сравнила результат с размерами часов из музея, записанными у нее в ноутбуке. Получалось, чтобы вырезать шестигранник таких размеров, какой был у часов, нужен был самородок никак не меньше описанного. Как известно, изумруды трудно поддаются огранке из-за свойственных им дефектов – и то, что этот большой самородок выдержал такую сложную огранку, говорило о высочайшем мастерстве тех, кто создавал часы. Кейт в очередной раз восхитилась мастерами старой школы.

Она еще раз внимательно перечитала свидетельские показания… человек был убит из-за зеленого камня.

Кейт написала ответ:

Затем она просмотрела свои записи в ноутбуке и внесла несколько новых деталей в раздел – «Изумрудные часы». Закончив, Кейт потянулась к чашке с белым чаем и сделала несколько глотков. И хотя чай давно остыл, он сохранил вкус и терпкость. Кейт захотелось выпить еще чашечку, и она потянулась за чайником. В это время пришло ответное письмо от Софии. Ее подруга была просто машиной.

Кейт просмотрела копии дневниковых страниц, выискивая хоть какие-нибудь улики, связывающие изумрудный самородок Герхарда Полмана с часами из Лондонского музея.

20 апреля 1631 г.

Я так долго пробыл в трюме корабля, что точно знаю, чего хочу заполучить на суше. Абсолютно точно. Я уже и не помню, когда последний раз мое общение с людьми не состояло из пощечин от судового доктора и пинков от плотника.

Моя работа – каждый вечер приносить в каюту голландца кружку бочкового пива и тарелку солонины с сыром. Но по его лицу я вижу, что он истосковался по жареному мясу с золотистым рисом, посыпанным зернами граната, точно так же, как и я.

Я единственный, кого он впускает в свою каюту. А сам целыми днями просиживает за столом, полируя голубые, красные и прозрачные камни, чтобы потом украсить ими кольца и пуговицы. А вчера его стол был завален мерными кошельками с жемчугом и драгоценными камнями, от блеска которых мне показалось, что каюта горит.

Он позволил мне подержать огромный зеленый камень, и я пережил жуткие мгновения – свет благодати и мрак проклятия одновременно.

Затем голландец вытряхнул из кожаного мешочка, что висел у него на шее, чистейший алмаз и поднес его к свету лампы. Его голос обрел мягкость и почтительность. Словно камень, который он держал в руках, обладал особой магической силой. Даже я это ощутил. И хотя алмаз был не огранен и не отшлифован, когда я посмотрел сквозь него, он светился изнутри теплым светом. Голландец прошептал, что этот самородок из Голконды…

Сопоставив описание из музейного каталога с откровениями Роберта Паркера, Кейт добавила несколько строк в свою статью и отправила последний абзац Софии, чтобы узнать ее мнение. В это время ее мысли вновь обратились к черно-белому кольцу – вполне возможно, что голкондский алмаз из Индии попал в Персию, а оттуда отправился в Лондон в одном из кожаных кошельков Полмана.

Посмотрев в окно, Кейт увидела, что Маркус уже вылез из бассейна и теперь обтирался полотенцем, стоя в тени пальм. Он призывал Лив принять душ перед ужином, но дочь не обращала на него внимания и продолжала нырять. Когда он склонился к шезлонгу за своей одеждой, Кейт разглядела на его спине солидный шрам, простирающийся от поясницы до лопаток, но когда Маркус выпрямился, шрам исчез.

Теперь он стоял и наблюдал за барахтающейся в воде дочерью с довольной и гордой улыбкой. Кейт нащупала указательным пальцем сучок на поверхности столешницы и принялась его ковырять. Нежность, с какой Маркус смотрел на Оливию, высвободила боль, засевшую в глубине Кейт, но вместе с ней всколыхнулось и нечто другое. Нечто… обнадеживающее.

Ноутбук просигнализировал о новом сообщении. Это была София:

Кейт захлопнула ноутбук и вышла из номера.

Кейт и Маркус расположились возле бассейна со своими ноутбуками. Они только что отужинали кисло-рыбным карри и теперь решили еще поработать. Лив ужинала вместе с ними, затем сразу исчезла, сославшись на подготовку к экзаменам.

– Еще пива? – спросил Маркус, подавая знаки официанту.

Кейт откинулась на спинку кресла и томно потянулась.

– Почему нет? – ответила она, поправила майку, прилипшую к влажным плечам, и заправила взбунтовавшиеся локоны обратно в хвост – ее ирландские кудри конфликтовали с местной влажностью.

Смахнув пот со лба, Кейт залюбовалась лунной дорожкой, убегающей по водам океана за горизонт. Когда принесли пиво, она приложила бокал к шее, наслаждаясь прохладой. Тяжелый от влаги воздух подслащивал аромат красного жасмина.

– После такого рая в Бостоне будет нелегко, – пошутила Кейт, но тут же ощутила, что ее тянет домой. Она скучала по своей семье.

Посмотрев на Маркуса, Кейт встретилась с его взглядом, но на его лице уже не было привычной беспечной улыбки, наоборот – оно было мрачным и глаза полны уныния.

– Что случилось? – встревожилась Кейт.

– Да вот, редактирую фотографии, которые сделал на алмазных шахтах в Гане. Я там побывал перед нашей встречей в Лондоне.

Кейт вспомнила его изможденное лицо и неопрятную одежду, но тогда она отнесла это к долгому перелету и элементарной лености. Ей и в голову не пришло поинтересоваться, откуда прилетел Маркус. Тогда ее сбила с толку доска для серфинга, которая, судя по всему, предназначалась для отдыха с Оливией. Она поднялась и встала позади Маркуса, чтобы видеть экран его ноутбука.

С экрана смело смотрел маленький мальчик – босой, в драной одежде, лицо и грудь покрывали капли грязной воды.

– Ему не больше четырех, – покачала головой Кейт.

Она представила себе Эмму, уютно устроившуюся на персидском ковре в детской комнате и деловито разбирающую лего-машину, которую так усердно собирала для нее Молли.

– Этому мальчишке еще несказанно повезло, – сказал Маркус и отрыл следующее фото.

Кейт сразу вспомнила фотографии окопной жизни времен Первой мировой с утопающими в грязи солдатами. И здесь – измазанные грязью люди, стоя на коленях на дне огромного котлована, запустили руки по локоть в глиняную жижу. Среди них много женщин, у некоторых привязаны к спинам младенцы. Наряду с ними трудятся и дети, похожие, скорее, на комки желтой грязи.

На следующем фото – группа молодых людей в оранжевых жилетах со светоотражающими полосами молятся, опустившись на колени посреди красной пустыни.

– Я предложил эти фото «Нэшнл Джеографик», – пояснил Маркус, открывая файл за файлом. – Подожди, это еще не все!

Показывая все новые фотографии, Маркус рассказывал о шахтах, где они были сделаны, о людях, которые были на них запечатлены. Вот мужчина, карабкающийся по веревке в колумбийской скальной шахте с налобным фонариком и киркой в руке. Его глаза налиты кровью, веки воспалены от черной пыли, которая заполняет шахту, когда он долбит породу в поисках изумрудов. На следующем снимке – мужчина толкает по снегу груженную породой тачку на высоте двух тысяч метров в горах Каракорум на севере Пакистана.

– Этот парень надеется отыскать рубины, кварц или аквамарин. Если повезет, то отыщет топаз.

На последнем фото – человек с сетью на шее и с деревянными пробочками в ноздрях погружался в бирюзовые воды моря.

– Ловец жемчуга, – догадалась Кейт.

Маркус тяжело вздохнул и закрыл ноутбук. Кейт положила руки ему на плечи, чтобы успокоить растревоженное фотографиями воображение. Они оба замерли, умиротворенные шумом прибоя.

Маркус накрыл ее ладони своими и через какое-то время стал поглаживать их пальцами. Из звуков остались лишь шелест волн и их дыхание.

Первым порывом Кейт было уйти. Вернуться в свой номер и попытаться уснуть, попытаться забыть эти фотографии. Забыть Маркуса.

Она должна была спокойно убрать руки, попрощаться и запереть дверь в номере. Но Маркус не только погладил ей руки, он тронул ее сердце своей душевной теплотой. Кейт ощутила ее, когда рассматривала сделанные им снимки. Особенно ее тронула фотография черноглазого колумбийского мальчика с россыпью зеленых минералов на грязной ладошке. Восторг на его лице вызвал у Кейт бурю эмоций. Ее сердце пело, когда она любовалась другим снимком, где мать баюкает своего малыша прямо в грязном котловане, не сводя глаз с его личика и сжимая его крохотную ручку в своей ладони.

Островки любви и надежды. Маркус умудрялся выхватить такие моменты жизни, которые возвышали человека над самыми ужасными обстоятельствами.

Кейт вспомнила хранилище Лондонского музея, и в ее воображении выстроилась вереница из людей и драгоценных камней – люди вырывают минералы из недр земли, вырубают их из скал высоко в горах, поднимают с морского дна, везут горными тропами, через пустыни и моря. Ей виделись загрубелые руки, создающие золотые оправы, ограняющие и шлифующие бриллианты для прекрасных колец, которые потом станут кому символом любви, а кому – напоминанием об утрате.

– Мне жаль, извини, – вымолвила Кейт, высвобождая руки.

Она искренне сожалела о той глобальной несправедливости, которая творилась во всем мире и во все времена. Жаль маленького мальчика из Ганы и парнишку из Колумбии, жаль прабабушку Эсси с ее секретами, которые, как подозревала Кейт, не позволили ей вернуться в Лондон, а еще ей было жаль саму себя.

Она сожалела о разбитом сердце Маркуса. Глядя на тени под его глазами, она поняла – под гладкой загорелой кожей и жизнерадостным поведением он скрывает свои залежи горя, сожалений и ошибок. Какими словами он мог выразить все это? Светом и тенью.

Кейт оценила сильные плечи Маркуса, изящные линии спины. Она восхищалась его стойкостью и целеустремленностью. Его камера повидала многое – и обыденность, и красоту, и жестокость, но он не разочаровался и сумел сохранить внутри себя надежду и великодушие. Не довольствуясь наблюдением жизни со стороны, он сам ушел с головой в бурлящий котел жизни.