Потомки джиннов

Глава 23

Какой-никакой план у меня имелся. Впрочем, это сильно сказано, стратегом из нас двоих всегда была Шазад, скорее смутные контуры идеи, которая, как я надеялась, не приведёт меня в могилу.

Чего от меня вполне можно ожидать.

Обдумать детали можно и потом, пока же требуется хоть сколько-нибудь свободы. Получить доступ в остальную часть дворца. А выпустить меня может лишь один человек — султан.

— Зачем тебе туда? — Лейла мастерила уже другую игрушку, хотя непонятно для кого. Матери не разрешали детишкам притрагиваться к её движущимся моделям. Наверное, просто старалась не сойти с ума в этом совершенно не подходящем для неё месте. — Гарем — ещё не самый худший исход.

Большие глаза девочки серьёзно смотрели на меня, а крошечный человечек лежал в ладонях, раскинув глиняные ручки. Лейла мне нравилась, и очень хотелось выложить всё до конца в надежде найти настоящего союзника, но всё же она была дочерью султана. Честного невинного взгляда маловато, чтобы рисковать жизнями всех, кого я люблю. В памяти возникло лицо Жиня в сумраке шатра после оборванного поцелуя, а затем лица Шазад, Ахмеда, Далилы, близнецов, Халы…

— Мечтаю убраться подальше с глаз твоего брата, — объяснила я, помолчав. — В смысле Кадира. — Я вспомнила, что братом она считает одного Рахима, поскольку у них общая мать. Сказала ей вчера, что видела молодого офицера на приёме, но Лейла тут же перевела разговор на другое. — Не говоря уже об Айет и Узме — они меня ненавидят. — Унижение от вмешательства Шазад её только разожгло, хоть и порадовало меня. — Если султан разрешит мне выходить во дворец, легче станет их избегать.

Лейла опустила глаза и закусила губу. Я знала её уже достаточно и поняла, что она напряжённо думает. Знала также, что не стоит прерывать размышления тех, кто умнее. Узнала от Шазад, разумеется.

— Бассаму послезавтра исполняется тринадцать, — оживилась вдруг Лейла. Совсем не то, что я ожидала услышать. — Он сын султана от Таны. У отца заведено учить сыновей накануне их тринадцатилетия стрелять из лука. Обычаю положили начало ещё его дед и прадед. Мальчишкам позволено есть только то, что они сами добудут. Через это испытание прошёл каждый.

«Каждый ли? Интересно, что делали в тринадцать лет Ахмед с Жинем — уж точно не стрельбой занимались под присмотром отца-султана. Небось уже плавали по морям и даже не знали, когда отмечать день рождения». Я невольно представила совершенно невозможную сцену: братья стоят бок о бок и соревнуются, кто точнее попадёт в цель, а отец ласково кладёт руки им на плечи.

— Султан придёт в гарем к Бассаму. — Лейла принялась лепить личико своему глиняному человечку. — Вот и попросишь у него.

Самый большой из садов гарема был раза в два обширнее нашего бывшего лагеря в горах. Широкая полоса зелени тянулась от голубого пруда у стен дворца, огибая высокий утёс, обрывавшийся в море, до другой стены. Пруд усеивали сотни откормленных птиц, и их белые крылья, хлопая, поднимали в воздух фонтанчики солнечных брызг.

Наблюдая из-за чугунной решётки гарема, я невольно вспомнила картинку из книги сказок. Султан на берегу пруда и мальчик, который, как я поняла, и есть его сын. Худенький, но крепкий, юный принц явно старался выглядеть старше, скрывая дрожь от напряжения в руках, натягивавших длинный лук.

Пока я смотрела, он промахнулся раз десять. Стрелы шлёпались в воду, не причиняя дичи никакого вреда, а после каждого выстрела приходилось ещё и упражняться в терпении, приманивая птиц хлебными крошками, и ждать, пока они снова усядутся в воду.

Султан ободряюще положил руку ему на плечо, и мальчишка просто расцвёл от счастья. «Может, нарочно, — подумала я, — чтобы подольше побыть с отцом?» Юный Жинь на его месте едва ли выпрямился бы с такой гордостью — мало кто на моей памяти меньше нуждался в одобрении окружающих.

Бассам привычно спустил тетиву, но мой острый глаз сразу уловил, что этот выстрел не похож на предыдущие. Утка с пробитой шеей издала болезненный крик, и вся стая поднялась в воздух, шумно хлопая крыльями. Дежуривший неподалёку слуга кинулся в воду доставать подбитую дичь.

Султан довольно расхохотался, закинув голову, и с гордостью похлопал сына по плечу. Юный принц радостно просиял. В золотых лучах утреннего солнца на миг показалось, что передо мной обычная счастливая семья: отец и сын.

Отвернувшись от пруда, султан заметил меня у ворот. Ещё раз одобрительно сжал плечо сына и что-то ему шепнул. Довольный Бассам убежал, закинув добычу за спину, а его отец поманил меня к себе.

— В наши дни мало кто пользуется луком и стрелами, — заметила я, приблизившись, — ружья надёжнее.

— Зато на охоте лук гораздо тише, и не так распугивает дичь. Кроме того, это традиция: мой отец учил сыновей, а сам учился у своего отца.

«А один из сыновей убил своего отца, — подумала я, — и его собственные сыновья жаждут продолжить и эту традицию».

— Что ты хотела, крошка демджи?

Я нервно облизала губы. «Только бы не догадался! Всё равно, Шазад сама говорила в тот день, когда привезли Саиду, что нам нужны свои глаза во дворце. Во всём дворце».

— Разрешите мне выходить из гарема!

Дворец я покинуть всё равно не смогла бы, зато узнавала бы новости и передавала с Сэмом. Шазад стала ему платить, и все три дня, после того как Изз сбросил листовки, мы встречались на закате у Стены слёз. Ловкий воришка мог понадобиться позже для дел поважнее, но пока работал посыльным, проникая в гарем, чтобы встретиться со мной и проверить, не попалась ли я и не выдала ли остальных, — поводок у меня крепкий, а демджи не может лгать. Задание для Сэма скучное, зато легче некуда — он шутил, что получает деньги за то, что каждый вечер любуется на красивую девушку. Если мне удастся выходить во дворец, работа станет поинтереснее.

Султан задумчиво потеребил тетиву лука.

— Ты хочешь покидать гарем, чтобы…

— Потому что не могу больше терпеть! — Правда, но не вся, такой маловато. — Ваш сын…

— Который? — прищурился он, небрежно опершись на лук.

По коже у меня пробежали колкие мурашки. «Снова какая-то игра, будто у нас есть общий секрет. Нет, не может быть! Если он знает о моей связи с мятежниками Ахмеда, достаточно было бы приказать напрямую, и я бы выдала Шазад и всех остальных».

— Кадир, — призналась я, подавив болезненные опасения. — Он смотрит на меня, как на цветок, который хочет сорвать.

Тетива лука вновь задребезжала, словно струна.

— Ты моя пленница, Амани, и знаешь это. Что велю, то и сделаешь. Захочу, отрастишь корни и будешь ждать на клумбе, пока тебя… сорвут. — Он многозначительно щёлкнул тетивой, и я вздрогнула, вновь ощутив мурашки. — Однако твоя смелость поражает. Нашла меня, пришла… Скажи, крошка демджи, ты умеешь стрелять?

— Да… умею.

Как ни хотелось скрыть свои навыки с револьвером, сказать «нет» я не могла. «Пусть лучше недооценивают», — считала Шазад и была права, но любую полуправду султан почувствовал бы сразу.

Он протянул мне лук, но я не спешила брать.

— Ты пришла с просьбой, но каждый должен заработать то, чего хочет.

— Я умею зарабатывать, не во дворце росла.

— Вот и отлично, — усмехнулся он так похоже на Жиня, — значит, понимаешь. Возьми лук. — Выбора не было, хотя его слова и не звучали как приказ. — Сумеешь подбить утку, разрешу гулять по дворцу, как и всем, а если нет… ну, тогда надеюсь, что постель у тебя удобная, потому что ложиться в неё тебе придётся часто.

Я провела пальцем по жёсткой тетиве. Лук старинный, тоже из сказок. Из таких в Мирадже стреляли ещё до ружей и револьверов. В памяти всплыла легенда о лучнике, который выбил глаз рухху.

Повернувшись к воде, я наложила стрелу и стала натягивать лук.

— Не так!

Он взял меня за плечи, и я невольно напряглась, но в прикосновении не было ничего лишнего. Так же точно он поправлял позу юного принца, а отцы в Пыль-Тропе учили своих сыновей прицеливаться из ружья. Меня не учил никто, я тренировалась сама, пока мой отец валялся пьяный. То есть не отец, конечно… хотя ему было так же всё равно, жива я или нет, как и настоящему.

— Встань шире! — велел султан, легонько стукнув меня носком ноги по щиколоткам. — Лук держи прямее… вот так.

Ощущая его придирчивый взгляд, я вновь натянула тетиву и прицелилась в ближайшую утку. Как из револьвера — стрела смотрела точно на неё. В последние несколько месяцев мне частенько приходилось охотиться на птиц, что неудивительно, когда живёшь в горах.

Спущенная тетива больно хлестнула по руке, державшей лук, а стрела, не долетев, шлёпнулась в воду. Стая в панике взмыла в воздух, оглашая окрестности кряканьем и хлопаньем крыльев. Я выругалась, опустила лук и поморщилась, ощупывая пострадавшее запястье.

— Ну-ка, покажи… — Султан взял меня за руку, и я не посмела ослушаться. Кожа уже вздулась и покраснела. — Руку при стрельбе нужно защищать, — наставительно произнёс он. — Вот…

Он снял с шеи куфию цвета шафрана, который я хорошо знала по блюдам, подававшимся в гареме, и аккуратно обмотал мне запястье. Я с горечью вспомнила свою алую куфию, подарок Жиня.

— Попробуй ещё, когда утки вернутся, — добродушно кивнул он, — и в следующий раз оттягивай тетиву дальше — до самой щеки. — Он словно забыл, что с ним я, а не сын.

Мы молча ждали, пока птицы вернутся на гладь пруда. Хотелось поругать их за глупость, но тут же вспомнилось, кто сейчас стоит рядом с султаном по своей собственной воле.

Во второй раз я снова промахнулась, как и в третий. От стыда кровь бросилась в лицо. «Надо победить — только так можно выбраться из постылого гарема! Я снова, как и в Пыль-Тропе, должна спасти свою семью от отца».

— Ваше пресветлое величество! — Мы обернулись на голос слуги, поклонившегося в ноги. — Вас ожидает для переговоров галанский посланник!

Я навострила уши. «Начинается! Переговоры о новой сделке, чтобы вновь отдать чужеземцам нашу страну. Вот почему надо иметь доступ во дворец!»

— Погодите! — в отчаянии окликнула я султана, который уже двинулся к выходу из сада. — Я смогу, смогу!

Чуть подумав, он кивнул:

— Если сможешь, найди меня.

Солнце уже завершало свой дневной путь, а я всё никак не могла попасть. Пот катился градом по лицу и шее, и уже хотелось размотать шафрановую куфию и повязать на голову, но не позволяло ноющее запястье. Однако натёртые до пузырей пальцы защитить было нечем, как и мышцы, протестующие против однообразных движений.

Когда солнце поднялось высоко, слуги поставили рядом кувшин с водой и блюдо фиников, но я не стала отвлекаться. «Надо победить, и я смогу!»

Ещё одна стрела с плеском нырнула в воду, птицы разлетелись. Я выругалась себе под нос.

«Проклятье! Мне удавалось куда более трудное!»

Прежде чем стая успела улететь от берега, я потянулась и схватила новую стрелу. Быстро наложила её, навела в самую гущу машущих крыльев и выстрелила по наитию, будто из револьвера в горячке боя.

Утка отделилась от стаи, беспомощно закувыркалась в воздухе и рухнула в прибрежные камыши. Я следила за ней с радостно колотящимся сердцем.

Волоча за шею жирную тушку и оставляя за собой следы крови, я ворвалась во дворец. Султан велел найти его, и приказ гнал вперёд, словно палкой. Не вполне осознавая, что делаю и куда мчусь, я оттолкнула оторопевшего стражника, который даже не попытался меня задержать, и распахнула дверь.

Ко мне обернулись сразу десятки голов. Запоздалая мысль, что так не положено, ещё не успела оформиться, когда я, подскочив к султану, бухнула мёртвую птицу перед ним на стол, едва не свалив на пол чашку с чаем.

Султан молча воззрился на убитую утку, и только теперь до меня дошло, где я нахожусь. Зал для совещаний был набит битком людьми в мундирах, бело-золотых мираджийских и голубых галанских, и все смотрели на девчонку с диким взглядом, которая бросила на стол перед владыкой Мираджа окровавленную утку со стрелой в шее. Смотрели ошарашенно, один лишь принц Рахим почесал нос, скрывая усмешку.

Я прервала то самое совещание о военном союзе, которое должно было решить судьбу целой страны. «Наверное, это будет стоить мне головы», — подумала я.

— Ну что ж, ты, похоже, всё-таки не так плохо стреляешь, — бросил султан вполголоса, чтобы никто не слышал. — Можешь выходить из гарема, когда захочешь… — Он чуть помолчал, и у меня в сердце вспыхнула надежда, что оставшаяся лазейка позволит уйти к своим, но столь же быстро угасла. — Но не из дворца, — продолжил он. Глупо было думать, что султан проявит такую неосторожность. Он повысил голос: — Эй, кто-нибудь, отнесите дичь на кухню и отведите мою демджи туда, где ей место!

Услышав про демджи, галанская делегация дружно вскинула головы. Они называли нас демонами, но мираджийское слово знали. «Интересно, не решил ли султан нарочно их поддеть… но с какой целью? Отношения с галанами это вряд ли улучшит».

Подбежавший слуга подхватил мою утку, сдвинув бумаги на столе, и я обратила внимание на карту Мираджа, начерченную поблёкшей чёрной тушью, но со свежими синими пометками. На нашей стороне пустыни! Чтобы понять это, мне хватило одного быстрого взгляда.

Возле чёрной точки, обведённой синим кружком, было чётко выведено: «Сарамотай».

Воспоминания тут же забурлили: Самира, наш посланный на помощь отряд, юный Икар на крепостной стене, оставшиеся в городе женщины. Все они находились сейчас в центре синего кружка, словно на мишени.

Слуга взял меня за руку и потянул к двери, но я уже не могла уйти, не узнав, что случится с городом, на освобождение которого мы уже потратили столько сил. «Какой бы повод найти, чтобы задержаться? Хоть бы взглянуть разок повнимательней на эти бумаги!»

Между тем галанский посланник продолжал свою речь:

— Вместе с его величеством на Ауранзеб из нашей страны прибудет отряд числом в тысячу человек. Чтобы они могли удержать Сарамотай, их потребуется вооружить. Кроме того…

— Он лжёт! — выпалила я.

Слуга, державший меня, что-то испуганно прошипел сквозь зубы и дёрнул к двери ещё настойчивее, но султан жестом остановил его.

— В чём дело, крошка демджи?

— Он лжёт! — повторила я громче, пробуя слова на язык. — Галанов прибудет с королём гораздо меньше тысячи.

Султан задумчиво провёл мозолистым пальцем по ободку своего бокала. Сообразительностью правитель Мираджа не уступал принцу Ахмеду. Я демджи и если утверждаю, что кто-то лжёт, мне можно верить.

— Где ты умудрилась выучить галанский? — прищурился он.

Опасный вопрос. В памяти всплыл Жинь, долгий путь через пустыню и бессонные ночи у костра в дозоре.

— Наше Захолустье долго страдало от галанской оккупации… — Чистая правда, искусно обёрнутая вокруг лжи. «Почувствует или нет? С другой стороны, я оказываю ему услугу…» — А мы, демджи, всё схватываем на лету.

Палец султана описал ещё круг по краю бокала.

— Мне жаль, что вы страдали, — хмыкнул он наконец, — и не только вы, а вся наша пустыня.

Он выразительно глянул на толмача:

— Скажи посланнику: мне известно, что с королём прибудет не тысяча, и я хочу знать реальное число.

Толмач принялся лопотать по-галански, с беспокойством оглядываясь на меня. Посланник тоже бросал на меня любопытные взгляды. Дослушав, снова заговорил на своём гортанном западном языке. Я не всё поняла, но названное число уловила.

— Опять лжёт! Не будет там пяти сотен.

Султан повернулся к толмачу:

— Переведи ему: возможно, ложь в Галании более терпима, чем в Мирадже, но у нас считается грехом. Уже не первый раз наш союз терпит ущерб из-за попыток его соотечественников ввести меня в заблуждение, чтобы под прикрытием вооружения их солдат у нас в пустыне вести войны за морем. Скажи, что у него осталась только одна возможность сообщить мне истинное число, иначе я прерву переговоры в ожидании прибытия их короля!

— Две сотни, — произнёс на сей раз толмач, и глаза султана обратились ко мне вместе со всеми остальными в зале.

— Это правда, — кивнула я, и слова легко слетели с языка.

— Вот и отлично! — Султан постучал по краю бокала. — Довольно существенная разница, не правда ли, посланник? Нет, этого переводить не надо, — остановил он толмача, который уже подался вперёд. — Посланник понял и так. Мне кажется он понял, как и все здесь присутствующие, что гораздо безопаснее говорить мне правду… Присядь, Амани.

Он показал на подушку у себя за спиной, и это был приказ, который я не могла не выполнить, тем более что ни о чём другом и не мечтала. Однако мои ноги всё-таки дрожали… и лишь усевшись, я осознала, что он обратился ко мне не «крошка демджи», а по имени.

Теперь я привлекла его внимание всерьёз. Оставалось только молить Всевышнего, чтобы султан однажды не назвал меня Синеглазым Бандитом.