Потомки джиннов

Глава 40

Вести о минувшей праздничной ночи расходились, как круги по воде, и многие в намеренно искажённом виде. Султан объявил Мирадж свободным от чужеземцев — любая страна, посягнувшая на наши границы, будет гореть в огне.

Далее сообщалось, что султим Кадир геройски погиб, защищаясь от мятежного принца и младшего брата Рахима, который коварно напал на своих родных вместе с Билалом. Эмира поймать не удалось, а Рахим схвачен при трусливой попытке к бегству. Его пресветлое величество оплакивает старшего сына, а оба принца-изменника будут прокляты навеки за покушение на родную кровь.

О казни Рахима не говорилось ни слова, но я понимала, что после истории с Широй султан не захочет рисковать ещё одним публичным скандалом. Нового наследника мираджийского трона должны были определить новые султимские состязания. Я вспомнила слова султана: у нас любят правителей, только когда за власть дерутся насмерть. Убив сына собственными руками, теперь он хотел воспользоваться его смертью, чтобы вернуть уважение людей и заставить их забыть о мятеже.

В то же время нам выпала возможность снова напомнить мираджийцам, что прошлые состязания уже определили законного наследника — принца Ахмеда.

В свете последних событий в столице объявлялся комендантский час. По ночам город будут обходить абдалы, неподвластные ни уговорам, ни подкупу, и сжигать живьём каждого, кто появится на улице между закатом и рассветом. Глашатаи на площадях объясняли, что делается это для безопасности горожан: тьма, как известно, благоприятствует только тёмным замыслам. За этими словами крылась угроза, понятная каждому стороннику мятежа. Мы оказались связаны по рукам и ногам.

Странно слышать со стороны о событиях, в которых сама принимала непосредственное участие. Протомившись целую вечность в стенах дворца, теперь я могла лишь гадать вместе со всеми, что там происходит. Однако мы не могли позволить себе действовать вслепую, особенно сейчас. В конце концов решили вновь отправить во дворец золотоглазую Имин.

— Хорошо бы всё-таки без этого обойтись, — вздохнула я, устало потирая лицо.

Мы сидели и спорили в доме Шазад, где кабинет её отца стал для мятежников своего рода штабом. Хоть и вдали от шатра Ахмеда, здесь было удобно, тем более что менять внутри ничего и не пришлось. Все стены увешаны картами и схемами, на широком столе разложен план столицы с остальными бумагами, выкраденными мною во время ужина с султаном и добытыми через Рахима.

Меня вызволили, зато молодой принц, наш союзник, оказался в плену. Как узнать, что с ним происходит, как помочь? Поэтому, возражая, я почувствовала укол вины. С другой стороны, никто лучше меня не знал, какие опасности поджидают Имин во дворце.

— Стоит ли рисковать, что ещё один демджи попадёт султану в руки?

Навид был явно со мной согласен. Он устроился в огромном мягком кресле в углу, обнимая хрупкую фигурку жены — как раз такого размера, чтобы уместиться у него на коленях. Поджав под себя ноги и прильнув к мужу, Имин казалась неотъемлемой его частью, которая наконец-то вернулась на место. Веки её были устало опущены, поспать не удавалось уже давно.

Прошедшая ночь вымотала всех. Золотокожая откровенно посапывала в другом углу. Жинь сгорбился на уголке стола в рубашке, наброшенной на плечи, позволяя Шазад осматривать пострадавший бок.

— Такое нельзя запускать, — обеспокоенно покачала она головой. — Надо обработать… только не здесь, не хватало ещё заляпать кровью кабинет. Ступай, найди Хаджару. — Во время бегства из Страны дэвов мы потеряли нашего святого отца, и пока все раны успешно штопала она.

— Ну если без меня обойдутся… — Жинь покряхтел, сползая со стола.

— Последнее время обходились, брат, — хмуро заметил Ахмед.

«Удар ниже пояса, однако». Мы с Шазад обменялись взглядами. Холодок в отношениях братьев-принцев не сулил добра нам всем.

Не сказав ни слова, Жинь поплёлся к двери. Проходя мимо меня, чуть коснулся руки и шепнул:

— Смотри, не ввяжись опять в какую-нибудь глупость, пока меня нет.

— А какой у нас выбор? — раздражённо бросила Имин, когда за Жинем закрылась дверь. — Или, может, ещё кто признается в тайном умении менять обличье? Нет никого? Вот и мне кажется, что нет.

— Я бы мог пробраться… только, боюсь, чужеземцам во дворце сегодня далеко не так рады. — Сэм взглянул на Шазад. — А обитательница гарема из меня никакая, Амани может подтвердить.

— Так и есть, — кивнула я. — Халат сидит как на корове седло.

Шазад фыркнула.

— Кому-то всё равно придётся… — Имин высвободилась из объятий мужа, вновь превращаясь в мятежницу, хоть тело и не меняла. — Если поймают, успею принять яд, пока не нашпиговали, как Амани. — Я не совсем поняла, шутит она или нет.

Только после рассвета, когда ночная суматоха в городе утихла и стало ясно, что потоки лжи из дворца иссякли, мы смогли позволить себе часок-другой сна. Шазад была у себя дома и располагала отдельными покоями, и только теперь я со всей остротой почувствовала, что нашего старого убежища больше нет, как и нашего общего шатра, который за полгода стал для меня роднее спальни у тётушки в Пыль-Тропе.

Наверное, стоило подыскать себе свободную палатку и вообще начать обустраиваться на новом месте, но я предпочла найти Жиня. Он дремал в тени раскидистого апельсинового дерева. Рубаха распахнулась на груди, обнажая краешек длинной свежезаштопанной раны. Когда я растянулась на траве под боком и устало сомкнула веки, он вздрогнул, просыпаясь, и тут же застыл, узнав меня.

Я кожей чувствовала его недоумённый взгляд. За всё время с победы при Фахали до моего ранения в Ильязе мы провели вместе множество ночей, но ни разу не спали рядом.

Он медленно повернулся на бок, наблюдая, как я с наслаждением ворочаюсь на прохладной с ночи траве, подложив ладонь под щёку. Здесь было куда приятнее, чем на сотне пуховых подушек в гареме.

— У меня пока нет своего места в лагере, — шепнул он наконец, осторожно кладя руку мне на талию. — Недавно только вернулся — искал одну знакомую девушку.

— В следующий раз получше следи за ней, — сонно пробормотала я в ответ, прижимаясь к нему.

— Уж как-нибудь постараюсь… — Жинь обнял меня, и больше я ничего не слышала, провалившись в сон.

Когда Шазад растолкала нас, волосы у неё были мокрые от купанья и скручены в узел на голове. «Интересно, спала ли моя подруга вообще?»

— Лейла пришла в себя, — сообщила она.

Насчёт цепей Шазад нисколько не преувеличивала. Тамид с Лейлой сидели в наручниках в отдельных запертых комнатах, которых в доме военачальника было множество. Я заглянула к Тамиду, но он притворился, что спит, так что разговора всё равно не получилось бы.

Лейла смотрела на нас, будто запертый в клетке зверёк. Подтянув колени к подбородку, она бросала насторожённые взгляды на нас с Жинем, Ахмеда и Шазад, словно старалась ни на миг не выпускать никого из виду.

Нет, пожалуй, наоборот. Она сама смотрела на нас, как на зверей, которые могут в любой момент разорвать в клочья. Сразу вспомнился тот день в зверинце, когда она мастерила игрушечного слонёнка, а меня окружали злобные жёны Кадира. Теперь всё иначе, только поймёт ли она?

— Так, значит, это ты, Лейла, сделала моему отцу тех механических чудищ? — лёгким тоном начал Ахмед, присаживаясь на край кровати.

Девочка сжалась ещё сильнее.

— Нет! — пискнула она. Детский голосок был еле слышен. — Я не… Пожалуйста, не бейте меня! Меня заставили, я… У меня не было выбора!

— Никто тебя не обидит, Лейла, — проговорил принц ласково.

Глядя в огромные испуганные глаза, Шазад недоверчиво фыркнула.

— Выбор есть всегда, — веско уронила она и сердито покосилась, ощутив мой пинок. Если девчонку запугать, откажется говорить совсем.

— Если бы я отказалась помогать отцу, он убил бы брата! — Звякнув цепью, Лейла в отчаянии спрятала лицо в ладонях. — Что бы ты сама выбрала на моём месте? — Плечи её затряслись, по рукам стекали слёзы.

— Твой отец угрожал Рахиму? — удивилась я, перебивая Шазад. — Сказал, что убьёт его, если ты не послушаешься?

«Рахим уверял, что сестра в опасности, а оказывается, всё было наоборот!»

— Он ничего не знал… не знал даже, что случилось с нашей матерью… — Лейла шмыгнула носом и неловко утёрлась рукавом — мешали наручники. — Тогда, давно… Она сказала отцу, что может построить машину, которая сделает его страну сильнее всех… изменит мир. — Мать Лейлы с Рахимом была из громанцев, которые научились сочетать магию с техникой. — Всё получилось, только нужна была жизненная сила… и она отдала свою. — Девочка сердито всхлипнула. — А потом стали брать у других… уже после неё.

— Таких, как Саида, — понятливо кивнула я, — и Айет.

«А ещё Мухна, Узма… все, кто исчезал из гарема, и никто не удивлялся».

— Да… на них проводили опыты. Если взять… — Лицо Лейлы болезненно сморщилось, она зажмурилась, вся дрожа. — В святых книгах сказано, что у каждого смертного есть искра от пламени джиннов, от их крови. Машина забирает эту искру и оживляет что-нибудь другое. Это не настоящая жизнь, но… в общем, то, что вы видели. Это отец уже сообразил: если можно взять силу у человека, то и у бессмертного тоже, и тогда…

— Создать целое войско из солдат, которые не боятся пуль и владеют огнём, как демджи, — закончила Шазад. Мы мрачно переглянулись. — Которые не устают и не просят есть, но защитят от любого врага.

— В том числе от нас, — с тревогой кивнула я. — Как же ими управляют, этими идеальными солдатами?

Девочка с несчастным видом пожала плечами.

— Как любыми магическими устройствами — слова, слова, слова…

— Скажи, как их остановить! — перебила Шазад, не давая ей вновь удариться в слёзы.

— Это почти невозможно… — горестно тряхнула головой Лейла. — Сначала надо уничтожить источник силы, а потом…

— То есть ту машину? — подался вперёд Жинь, и Лейла в страхе отшатнулась.

Я придержала его за руку. Пусть он ей и брат по крови, но с виду — всего лишь опасный незнакомец чужеземного вида, да ещё и разрисованный татуировками.

— Как её уничтожить? — задумчиво прищурилась Шазад. — У нас достаточно пороха, чтобы всё там…

— Нет-нет! — Девочка в страхе вытаращила глаза. — Только не взорвать — тогда сгорит весь город!

«Как в той истории про Акима и его жену, — подумала я. — Огонь джиннов…»

— Джинну нельзя просто дать вырваться, — тут же подтвердила мои мысли Лейла, — его надо отпустить словом! — Она вдруг впилась в меня взглядом. — Только тот, кто вызвал, может освободить!

Все смотрели на меня.

«Знай я раньше, что обречена на такое внимание, догадалась бы причесаться».