Потомки джиннов

Глава 36

Между нами был целый сад, вражеская территория. Одна ошибка, один неверный шаг могли провалить всё наше дело, но тем не менее остаться на месте стоило невероятных усилий. Притяжение было мучительнее, чем любой приказ султана.

Спускаясь по лестнице, Жинь шепнул что-то на ухо сичаньцу, тот кивнул, но мельтешащая толпа тут же скрыла их. Хотелось кинуться вперёд, пробиваясь локтями и наплевав на султана, но я сдержалась и не торопясь двинулась в сторону парадной лестницы — во всяком случае, насколько позволяло не торопиться бешено колотящееся сердце. Мимо мелькали живописные наряды чужеземцев, пёстрые мираджийские халаты, военные мундиры всех покроев и расцветок, но я их не замечала, выискивая глазами лишь одного человека.

«Неужели я снова его потеряла?»

— Амани! — Голос чуть задыхался, точно как после того последнего поцелуя — в палатке среди песков в ночь бегства из лагеря.

Я обернулась и увидела Жиня так близко, это могла бы коснуться рукой. Хотя трудно было придумать способ вернее, чтобы встретить такой же страшный конец, как глиняные принцы вокруг нас.

Его глаза обшарили меня целиком от диадемы на голове до босых позолоченных пяток — разукрашенную куклу из гарема, выставочный образец, который нельзя трогать руками. Сичанец рядом с ним занимался тем же самым, не упуская ни единой клеточки моей кожи, не прикрытой тканью. Однако Жинь, казалось, не замечал ни золотой пудры, ни всего остального.

— Ты остригла волосы, — сказал он наконец.

«Нашёл, что заметить».

Все остальные следы перенесённого мною в гареме были скрыты.

— Случайно получилось… — Не пускаться же сейчас в долгие объяснения. Впрочем, кое-что он уже и сам понял по лицу.

— Амани, они что… — Он осёкся. «Пытали тебя?» — застряло в горле.

Мне причинили боль, а его не было рядом, чтобы помочь. Как он теперь простит себя?

— С тобой всё в порядке?

«Трудный вопрос».

— Ничего, выживу.

Лицо Жиня напряглось, рука сжалась в кулак, голос зазвучал глухо и хрипло:

— Клянусь Всевышним, Амани — если тебе причинили боль, он ответит за это!

Объяснять, кто такой «он», не требовалось. Султан.

— Ты же не веришь во Всевышнего… — Ничего другого мне в голову не пришло.

Рука его дёрнулась, словно в попытке обнять, оградить от всего вокруг.

— Тогда просто клянусь!

Я судорожно сцепила пальцы, чтобы не потянуться к нему невольно. Будто снова мне десять лет, а в трясущихся руках тяжёлое ружьё. Больше всего на свете хочется разжать пальцы и уронить его, потому что держать дольше нет никаких сил… но как выжить, если не умеешь стрелять?

— Жинь, — шепнула я чуть слышно, — нам опасно здесь говорить.

— Плевал я на опасность! — прорычал он, я испугалась всерьёз. Сейчас не выдержит, схватит и потащит прочь… Но он всё же опомнился и поспешно отвесил поклон сичаньцу, отступая назад. — Я толмач принца Бао, будем говорить через него. — Услышав своё имя, тот наклонил голову и что-то неразборчиво произнёс.

— А что случилось с прежним толмачом? — кивнула я гостю, изобразив, как могла, вежливую улыбку.

— Обострение перелома рёбер помешало его присутствию на приёме, — подмигнул Жинь через плечо сичаньца, который продолжал кланяться, бормоча по-своему. — У принца слабость к красивым женщинам… Скажи ещё что-нибудь, а я как будто переведу.

Мы не виделись два месяца, в последний раз ругались, и я ощущала его руки у себя на теле… а потом его губы. Месяцы невысказанных слов — даже если не считать необходимых разговоров про сегодняшний вечер. С последними лучами заката, в которых уже вытягивались наши тени, предстояло ни много ни мало как выпустить на свободу целый выводок джиннов. Так много сказать за такое короткое время, да ещё с любезной миной!

— Ну и где же тебя носило? — выдавила я наконец, фальшиво оскалившись.

Я не видела лица Жиня, когда он повернулся к сичаньцу и что-то быстро проговорил. Я едва успела разобрать пару вежливых банальностей. Тот довольно кивнул, отвечая, и Жинь наконец повернулся ко мне.

— Искал тебя, — ответил он, всё ещё сжимая кулак.

— Ну и глупо, — хмыкнула я. Он подавил усмешку, и я вновь улыбнулась человечку в сине-зелёной мантии, который безуспешно пытался скрыть, что разглядывает мою грудь. — Я всё время была здесь.

— Да, Шазад уже высказалась по поводу моего интеллекта во всех подробностях.

— Она знает, что ты здесь?

Уже опускались сумерки, и скоро нам предстояло вновь разлучиться.

— Что в Измане, знает, а что во дворце… не очень.

«Вот она, та улыбка, за которой хочется бежать на край света!» Я еле сумела подавить ответную.

— Скажи уже что-нибудь своему принцу…

Жинь затараторил по-сичаньски. Что-то о нашем языке, который не столь лаконичен. Едва дождавшись ответа, повернулся ко мне.

— Я пришёл за тобой! — бросил он. — Даже если никого больше вытащить не удастся. Поняла?

На этот раз счастливая улыбка выскочила у меня сама собой, и принц Бао весь расцвёл, решив, что она предназначалась ему.

— Ты вернулся, чтобы меня спасти?

Он дёрнул плечом.

— Ну если можно так выразиться…

Так хотелось потянуться к нему! Больше всего на свете! Прижаться, обнять… а ещё напомнить, что идёт война, на которой, даже сражаясь бок о бок, не всегда удаётся защитить друг друга.

— Жинь…

Прежде чем я успела закончить, за спиной раздался голос, от которого стыла кровь:

— Вижу, моя демджи делает первые шаги на дипломатическом поприще?

Незаметно подкравшись, султан по-хозяйски взял меня за талию. По спине побежали мурашки. Жинь заметно напрягся, но тут же согнулся в поклоне, а за ним и принц Бао.

Снова выпрямившись, сын оказался лицом к лицу с отцом впервые с младенческих лет в гареме. Я понимала, что он видит, потому что в своё время удивилась сама: принца Ахмеда, постаревшего на два десятка лет — образы нашего вождя и нашего лютого врага, слитые воедино. Но даже представить себе не могла его чувства при виде того, кто сделал его мать рабыней в гареме, затем собственными руками убил мать брата, а теперь ещё и забрал меня. Каково стоять и улыбаться ему?

«Терпи! — мысленно повторяла я. — Не теряй голову, иначе мы оба умрём».

Он снова поклонился с приклеенной к лицу улыбкой, оглашая длинный список официальных титулов принца Бао, который благосклонно кивал.

— Твой мираджийский удивительно хорош, — поднял брови султан, обратившись к Жиню, едва удостоив взглядом чужеземного принца.

Я затаила дыхание. По слухам, передававшимся из уст в уста, Ахмед с Далилой исчезли в ночи, будто унесённые джиннами. Однако султан был не дурак, в чём я не раз успела убедиться. Ему наверняка было известно, что произошло на самом деле. Правитель не мог не связать их бегства с пропажей в ту же ночь сичаньской невольницы с её собственным сыном, даже если в слухах о нём не упоминалось.

Знал султан или нет, на лице у него ничего не отразилось. Как, впрочем, и у сына.

— Благодарю, — почтительно произнёс Жинь, — ваше пресветлое величество оказывает мне великую честь.

Однако любопытство правителя ещё не было удовлетворено.

— Наверное, твоя мать из Мираджа? — прищурился он.

Меня прошиб холодный пот.

«Только не ври! Рядом со мной нельзя, спросит, и конец!»

— Не мать, а отец, ваше пресветлое величество, — поклонился Жинь.

— Ясно, — кивнул султан. — А теперь прошу меня извинить… я должен забрать Амани — если, конечно, твой принц не возражает.

Я достаточно хорошо знала Жиня, чтобы представлять, каково ему сейчас со мной расставаться, — легче схватиться с отцом посреди сада, чем позволить забрать меня снова.

— Конечно, ваше пресветлое величество, — склонил он голову. — Я передам ваши извинения принцу Бао!

Означенный принц довольно кивал, не подозревая о кипевших вокруг него страстях. Между тем султан крепко взял меня за плечо, не обращая внимания на золотую пудру, пачкающую рукав, и повёл прочь. Нельзя было даже оглянуться.

— Тебе не положено бродить одной, — проворчал он. — Здесь слишком много чужеземцев, которые ненавидят таких, как ты. Я же просил Рахима…

— Он встретил старого друга по Ильязу, — нашлась я.

— Похоже, не только друга, — выразительно кивнул султан на увлёкшуюся беседой троицу. У меня упало сердце. — Ещё и смазливое личико. — Я с облегчением выдохнула. Пока он не видит ничего, кроме безобидного флирта, можно не волноваться. — Хотя я подозреваю, что и ум у этой красотки под стать.

Я постоянно наблюдала, как мужчины недооценивают мою подругу. Даже Рахим сегодня усомнился, несмотря на мою рекомендацию. Проницательность султана просто пугала.

— Зачем тогда я здесь? — обернулась я к нему, чтобы отвлечь от своего легкомысленного охранника и подруги. — Если здесь так опасно…

— Потому что… — Он остановился и подтолкнул меня к нише в ограждающей сад стене. — Ты спрашивала, зачем нам союз с чужеземцами, которые ставят себя выше нас, — вот я и хочу, чтобы ты получила ответ, Амани. Оставайся здесь!

Приказ больше не подчинял моего тела, но султан явно не сомневался, что с места скорее двинется соседнее дерево, чем я.

Оставив меня, он взошёл на помост, возведённый неподалёку. Напряжение, копившееся у меня в груди с самого рассвета, достигло высшей точки. Уже сгустился сумрак, но фонарей никто не зажигал, кроме нескольких над помостом. Лица гостей внизу тонули во тьме.

Момент настал. Чтобы смыться, лучше не придумаешь.

— Я приветствую уважаемых соотечественников и гостей, почтивших нас своим присутствием!..

Голос султана разносился далеко, привлекая всеобщее внимание. Лица поворачивались, отдельные беседы гасли, как задутые спички. Гуляющая толпа стекалась в тесное кольцо вокруг помоста, а я проталкивалась им навстречу в дальний конец сада, чтобы скорее вернуться в ряды мятежников — и выбраться наконец из проклятого дворца!

Если, конечно, повезёт не сгореть заживо, как несчастная жена Акима.

Султан продолжал вещать с трибуны. Он рассуждал о мире, власти и порядке. Общие слова, банальности. От сбившихся в кучки сановных чужеземцев доносились обрывки перевода, толмачи старались вовсю.

С трудом обойдя толстую мираджийку, увешанную крупными рубинами, я наконец увидела Шазад. Не обмениваясь взглядами, мы двинулись вперёд, словно два притока, сливающиеся в одну реку. Вскоре между нами вклинился Сэм, отделившись от группы офицеров в тех же альбийских мундирах, но верных, в отличие от него, своей королеве.

Наконец мы вырвались из толпы, над нами нависала стена. Провожатый ухватил нас за руки, пачкая обшлага мундира моей золотой пылью, и шагнул вперёд между двумя глиняно-бронзовыми истуканами. Я невольно дёрнулась, подавляя желание отшатнуться от массивной каменной кладки.

— Не дышите! — предупредил Сэм и потащил нас за собой.

Серый камень опасно надвинулся, но вместо того чтобы разбить себе лоб, я вдруг погрузилась в рыхлый песок. Он был словно живой — шевелился, обволакивал и явно не хотел пускать, стараясь вернуть себе привычную твёрдость, что оставалась неизменной несчётные годы. В страхе зажмурив глаза, я упорно протискивалась вслед за альбом. Не хватало ещё, выжив в гареме и в лапах султана, закончить жизнь навеки замурованной в стенах дворца!

Камень вдруг отпустил, в лицо ударил воздух. По инерции рванувшись вперёд, я споткнулась, едва не растянувшись на плитах пола. Шумный Ауранзеб остался по ту сторону стены. Здесь, среди отполированного мрамора дворцовых коридоров, царила тишина.

— Вы где прохлаждались? — поприветствовала нас Хала. Она больше не скрывала под иллюзией свою золотую кожу и простую одежду уроженки песков. Сэм провёл её уже давно, и ожидание не улучшило обычного настроения. — Тебе не идут эти цвета, — хмыкнула она, окинув меня взглядом.

— Спасибо, мы с Имин уже обсудили. — Я сердито повернулась к Шазад. — Почему никто не сказал мне, что Жинь вернулся?

Она помолчала, разматывая пояс, под которым теснились мешочки с порохом. Заговорщицки переглянулась с Сэмом. Я болезненно осознала, как долго пробыла вдали от всех наших.

— Не лги мне, Шазад, — вздохнула я. — Только не мне и только не сейчас!

— Да, он ещё вчера вернулся, — призналась она. — Его встретил Изз, когда полетел в Пыль-Тропу по поводу фабрики. Искал там тебя, решил, что передумала и вернулась домой вместе с тёткой… идиот.

— Вообще-то, — укоризненно глянул на неё Сэм, — я голосовал за то, чтобы рассказать сразу.

— Вообще-то, — язвительно бросила Шазад, — ворам не положено голосовать наравне с мятежниками!

— Стоит ли так задирать нос, пользуясь их услугами? — самодовольно хмыкнул альб, прислонившись к стене и явно наслаждаясь даже таким проявлением внимания со стороны моей подруги. — А кроме того…

— Всё это, конечно, крайне интересно, — раздражённо простонала Хала, — но только не мне! Я прикрываю вас, забыли?

Невидимые для посторонних, мы двинулись по коридорам, стараясь держаться впритирку к Хале. Я шла впереди, показывая дорогу. Видя перед собой одну пустоту, стражники на постах пропускали нас, не моргнув глазом. Впрочем, они попадались редко, большинство охраняли гостей на приёме в саду. Тихонько прокравшись уже знакомым путём, мы остановились перед мозаикой с изображением принцессы Хавы, и Сэм, не дожидаясь команды, вновь крепко ухватил за руки меня и Шазад.

Задыхаясь и пошатываясь, мы шагнули прямо на каменные ступени, ведущие под землю. Те самые, по которым вёл меня султан в первый день, освещая путь лампой. Только сегодня лампа оказалась не нужна, мерцающий свет и без того пробивался снизу.

В дворцовых подвалах мы были не одни.

Я коснулась плеча подруги, и она послушно застыла на месте. Затем мы осторожно двинулись вниз по ступеням, словно ночные гули, вглядываясь в тускло освещённый сумрак подземелья.

Впереди замаячили фигуры пленённых джиннов, каждый в своём железном кругу. Восемнадцать — столько имён я назвала по приказу султана. Даже в человеческом обличье эти столпы бессмертной власти, сверкающие бликами внутреннего огня, подавляли одним своим видом. Исходившая от них мощь давила, как напор встречного ветра.

Джинна по имени Фереште окружало с полдюжины военных с горящими факелами. Он сидел за тем же железным барьером, что и прежде, но теперь над его головой возвышалась полукруглым куполом непонятная конструкция наподобие клетки. Бронза и железо, золото и стекло переплетались сложными узорами, изогнутые металлические стержни переходили один в другой, закреплённые тысячами причудливых механических сочленений.

Другие бессмертные наблюдали со своих мест с ленивым любопытством, подобно родителям, дети которых затеяли какую-то свою непонятную игру. Взгляд Бахадура на миг метнулся к лестнице, где прятались мы, но затем вновь обратился на Фереште.

Солдаты, стоявшие вокруг, чуть сдвинулись, и я разглядела у клетки женскую фигурку. Лейлу можно было узнать даже издалека. «Вот почему никак не удавалось найти её в саду!» Руки девочки так и мелькали, передвигая и подкручивая части странной машины с той же ловкостью, что детали механических игрушек для детей в гареме.

Повернув что-то напоследок, она спрыгнула с купола и шагнула назад. Солдаты поспешно расступились, освобождая ей место.

Пару мгновений ничего не происходило, затем машина загудела и стала оживать. Металлические стержни двинулись с места и начали вращаться, поначалу медленно, потом всё быстрее.

Джинн в клетке с интересом следил за происходящим вокруг него. Он совсем не выглядел испуганным, но сердце у меня в груди внезапно сжалось. Машина вращалась всё быстрее с нарастающим гулом, блестящие, хищно изогнутые стержни описывали идеально отмеренные круги, охватывая купол, словно передвижные меридианы на глобусе. Сверкающий бронзовый рассвет и тусклый железный закат раз за разом сменяли друг друга, всё ускоряя свой бег, пока очертания клетки не превратились в зловещую туманную дымку, окружающую пленённого джинна.

Меня охватила паника. «Освободить его, пока не поздно!» Я рванулась вниз по ступенькам, забыв об опасности для себя, но мощная железная стрела, щёлкнув сочленением, уже отделилась от затуманенной сферы и взмыла по широкой дуге, зависая на миг в верхней точке. Стало понятно, что сейчас произойдёт.

Острое железо стремительно обрушилось вниз, нацеленное прямо в грудь Фереште.

Бессмертный джинн, одно из первых творений Всевышнего, возникший вместе с нашим миром и лично наблюдавший явление Разрушительницы, рождение человечества и вспышки первых звёзд, перестал существовать.