5

Комиссар Мартини щелкнул длинными волосатыми пальцами, потер печаткой о черный шелковый галстук, снял колпачок с изящной перьевой ручки и вывел прописными буквами на девственной странице новенькой школьной тетради: ПО СКЛОНУ УЛИЦЫ ПОКАТИЛАСЬ ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА. Ну хорошо, а что дальше? Конкурс детективных рассказов, организованный одним крупным издательством, заканчивается через две недели, а у него только эта несчастная фраза. В дверь постучали. Он проворно захлопнул тетрадь, прорычав: «Войдите!»

Жанно. В белой футболке и в столь облегающих джинсах «Левис», что казалось, у него стоит. Комиссар потупил глаза: ну конечно, на этом невероятном типе, его подчиненном, были дорогущие кроссовки в полоску с прозрачными подошвами. Мартини пошевелил сухощавыми пальцами в своих поношенных сандалиях. При виде Жанно он всегда чувствовал себя стариком, хотя разделяли их какие-то десять лет.

— Слушаю вас, — подчеркнуто холодно произнес он, поглаживая перламутровые запонки.

«Запонки! — думал Жан-Жан. — Белая рубашка, черный галстук — вылитый гробовщик! Да и волос поубавилось! On the rock[23], как говорится. В общем, отставка на носу, друг Мартини, — так что катать тебе свои шары в другом месте!»

— Похоже, нам не избежать очередного serial killer, патрон, — уведомил он, покачиваясь на каучуковых подошвах.

— Чего вам не избежать — так это очередного повышения, дорогой Жанно! Так что там у вас стряслось? Только без лапши — у меня от нее аллергия.

«Тоже мне, остряк нашелся. Старый пентюх!»

— Нам удалось установить связь между двумя первыми жертвами, шеф. Шукрун с Аллауи посещали одно ночное заведение — «Меч-рыбу».

— Бар с потаскухами?

— Бар с джазом — цветочек, возросший на местной почве.

— По информации отдела нравов, клиенты «Меч-рыбы» скорее чисты.

Мартини вздохнул: а как бы упростило задачу простое сведение счетов!

— В субботу, двадцать пятого, ровно в четыре утра, Аллауи взял машину у сына владельца бара. С тех пор его больше не видели.

— Он один уехал?

— У него были виды на какую-то девицу. Имя и место жительства пока неизвестны. Возможно, все прояснится в субботу, если она из постоянных клиентов.

— Что с машиной?

— Вот тут — подвижка! — оживился Жан-Жан. — Костелло только что сообщил, что ее нашли на стоянке «Палм-Бич». Это старое запущенное казино. Автостоянка выходит на море.

— Была ли в салоне кровь?

— Сейчас машину как раз тщательно исследуют. Но с первого взгляда там вроде ничего нет.

— Что с юным Диазом? — спросил Мартини, стиснув ручку «Монблан».

— Пока что связать с остальными его не удается. Родные утверждают, что он только Эн-тэ-эм[24] слушал.

— Вы бы по поводу гибели молодых не очень-то ерничали. Сегодня встречаются подростки с глазами Химены, влюбленной в Сида[25], даже когда они плюют вам в лицо. К тому же не забывайте об Элен Морелли, у нее трое сыновей в возрасте от двенадцати до восемнадцати.

— Усек, шеф.

Элен Морелли была следователем и работала над этим делом вместе с ними: дама с габаритами слонихи — больше центнера весом при росте метр шестьдесят — и проворством лисицы.

— Мы собираемся пошустрить в «Меч-рыбе» и еще раз проработать марафонцев, — добавил Жан-Жан, уставившись на кургузые серые носки начальника.

На голых лодыжках кудрявились седые волоски.

— Что они собой представляли?

— Аллауи из мусульман, но религиозным его не назовешь: бегал за девками и пил спиртное. Шукрун был вегетарианцем, занимался тай-цзы, а в синагогу ни ногой. Да и Диаз, думаю, не был мальчиком из церковного хора. Даже в прошлой жизни.

— Значит, вы считаете, что религиозный след нас никуда не приведет?

«Как же — в тупик», — подумал Жан-Жан, промычав:

— М-м… Как и гомосексуальный. Тут что-то другое, но мы пока не можем понять что.

— Что ж, советую вам поднажать, дорогой Жанно. Кстати, у вас тут двое стажеров — так пользуйтесь ими.

— Они только стажеры.

— Отзывы о Мерье просто восторженные, а достоинства Тинарелли вы, кажется, и сами успели разгля деть.

Пустив эту парфянскую стрелу, комиссар развернул «Канар аншене»[26] и углубился в чтение, позабыв о своем подчиненном.

Марсель устроился за белым пластмассовым столиком, положил фуражку перед собой и в ожидании заказанного люля-кебаба потягивал лимонад. Сегодня во время перерыва он решил подкрепиться в «Шаверме». За стойкой ворчал и тяжело отдувался хозяин: казалось, он перегружен работой, хотя Марсель был единственным его клиентом, если не считать какого-то типа в очках «Seen»[27] с толстыми стеклами.

Лет сорока, среднего роста, худощавый, с курчавой бородкой… этакий скромный старый холостяк из тех, что семенят по жизни как мышки, изредка попискивая от злости, подумал Марсель, отметив про себя его темно-русые волосы, причесанные и зализанные как у школьников пятидесятых; отутюженные бежевые шорты, сандалии священника и рубашку с длинными рукавами — и застегнутыми манжетами! Все это время тип сосредоточенно поглощал табуле[28].

Это был тип, которому никогда в жизни не заполучить такую женщину, как Надья или Мадлен, — да что там, ему и бисквит на десерт не светит, — существо, чьи серые будни скрашивают только теленовости да вылазки за продуктами.

Вдруг забитое существо подняло карие глаза, расплывшиеся за толстыми стеклами, и встретилось взглядом с серыми глазами Марселя. Тот наклонился к принесенному сэндвичу.

— Спасибо, — сказал он хозяину заведения. — Как я погляжу, с работой не очень перенапрягаетесь.

— И не говорите! — изрыгнул тот, грустно дрогнув тройным подбородком. — Без Камеля знаете, какой кавардак! И никого взамен! Повсюду одни бездельники!

— Бедняга… не повезло парню, — вздохнул Марсель.

— Аи, не могу больше про это слышать.

— Он ни с кем не ругался?

— Ругался! Знаете, каким добряком был! Сколько раз ему говорил: с твоей доверчивостью тебя любой облапошит. И что? Покойник! Вот жизнь, а! Чего только не выкинет! Вы-то никого не знаете, чтоб здесь поработать?

— Поспрашиваю, — ответил Марсель, откусывая сэндвич. — А как насчет девушек? Ревнивцев… или чего такого не видели?

— Да что вы! Чтобы Камель на чужое рот разевал! Они сами на него, как пираньи, кидались.

— Постоянная подружка была?

— Ходила тут одна. Несколько раз его дожидалась — блондинка, Мелани зовут. Сущий ангел.

— Где-то рядом работает?

— Ну да! Вообще не работает. В лицее учится. Маленькая еще.

Марсель вздохнул. В их городе не меньше четырехсот лицеисток. Интересно, сколько среди них Мелани?

— Возраст можете назвать?

— Да как сказать… Лет шестнадцать-семнадцать… Но — все на месте. Как вспомню! Вай-вай-вай!

Застыдившись вырвавшегося откровения, он мельком взглянул на клиента в шортах. Но тот спокойно жевал, уткнувшись в тарелку, — кажется, ничего не слышал.

«Ну что, — подумал Марсель, — Мелани, блондинка, хорошо сложена… уже кое-что!»

— Где живет, не говорила?

— Куда там! Встречались на выходе. И вжик — сматывались.

— У нее было что-нибудь — скутер или мопед?

— Темно-синяя «хонда» под номером 1241 UV 06, — доложил хозяин.

Марсель не верил своим ушам. Это тупое создание помнит номер средства передвижения постоянной подружки Камеля?! Он наспех проглотил оставшийся кусок сэндвича и выдернул блокнот. Хозяин с улыбкой наблюдал эту процедуру, обмахиваясь бумажным полотенцем — оранжевым, в тон футболке.

— Может, еще фанты? — спросил он.

— Спасибо, нет времени. Сколько с меня?

— Обед за счет заведения.

— Нет, нет, что вы!

— Да, да — ради меня! Кстати, может, поможете? У меня тут штраф…

Здрасте пожалуйста, подумал Марсель, по инерции обронив «дайте посмотрю».

Патрон извлек из кармана протокол о нарушении.

Превышение скорости, шестьсот франков. Минус два пункта, на грани лишения прав. Так — посмотрим…

— Ого! Так это серьезно! Ладно, попробую. Но ничего не обещаю. Сейчас все фиксируется в компьютере.

— Чертовы компьютеры! — ругнулся хозяин. — Лишь бы народ обдирать!

Он повернулся к типу в шортах, взял у него жутко скомканную пятидесятифранковую бумажку и, брюзжа, сунул ее в карман.

Тип в шортах встал и ушел. Хозяин с отвращением понюхал кончики пальцев, затем — банкноту:

— Черт! Да от нее мочой воняет! Нате-ка, понюхайте!

Под нос не успевшему отреагировать Марселю ткнулась зловонная бумажка. Точно — моча.

— Он что, ее из горшка вытащил? Вот сука — руки теперь мой!

Хозяин отправился в помещение, и Марсель наконец-то улизнул. Владелец банкноты исчез.

Спеша в комиссариат, Марсель слепо проскочил мимо ворот, в тени которых стоял человек с сияющими глазами, обутый в сандалии священника.

— Вам всегда срочно! — пенял Сантос из службы технической документации нетерпеливому Марселю.

— Это срочно, — возразил тот, — у нас три покойника на руках.

«Нашел чем удивить, — подумал Сантос. — У меня тут жена развод просит, а он — три покойника! Тоже мне…»

— Нашел! — неожиданно гаркнул он с какой-то даже досадой от своего проворства.

— Нашел! — гаркнул Мерье, потрясая желтой липучкой. — Темно-синяя «хонда» — зарегистрирована на имя Мари Перен.

— Мать, наверное, — предположила Лола, в сотый раз прорабатывая отчеты о вскрытии. — Что с адресом?

— Живет где-то на набережной Круазет. Все.

— Позвоните Блану, — приказал Жанно. — Пусть прогуляется на место и все выяснит.

Динь-динь-дон, — пропел звонок — элегантная медная кнопочка, погруженная в мраморную табличку с надписью «М. Перен. Лечение биоэнергетикой».

Две секунды. Три секунды. Ничего. К великому изумлению парочки старушек, приклеившихся к витрине бутика «Кристиан Диор», полицейский позвонил снова. Легкий щелчок, и дверь приоткрылась. Марсель машинально снял фуражку и прошел внутрь.

Он не стал вызывать лифт и преодолел три этажа на цыпочках — нагрузка, полезная для икроножных мышц и сердца.

На четвертом этаже его ждала открытая дверь с литерой «В». Толчок. Мелодичная трель.

— Пройдите в Зеленый салон, — прокричал откуда-то женский голос, — я сейчас подойду!

В Зеленом салоне все было зеленым: кожаный диван, со вкусом подобранные кресла, ковры, шторы, низкий лакированный столик и японский букет из бамбука. Прижав фуражку локтем, Марсель, которому было не по себе, прошел внутрь с блокнотом наготове. Из широкого застекленного проема открывалась панорама рейда с разбросанными повсюду яхтами и теплоходами. Полюбовавшись красочным скольжением несущегося за катером парашюта, он обернулся к столику с аккуратно разложенными журналами: садоводство, диетология, эзотерика, «Бюллетень общества эротической поэзии», путеводитель по Венеции…

Марсель поднял глаза. Перед ним стояла женщина в сером костюме. Высокая, упитанная, с волосами, собранными в пучок, она скромно скрестила руки на животе.

— О нет! — воскликнула женщина низким голосом. Вы ошиблись — ряженые завтра!

— Ряженые? — тупо повторил Марсель.

— Костюмированный бал состоится завтра. Начало в восемь.

— Да при чем тут бал? — возразил он, теребя усы.

— Что, зудит? Это все клей! — объяснила женщина. — Сколько можно повторять: не экономьте вы на накладках! — И, подскочив, она изо всей мочи потянула за усы.

Марсель взвыл от удивления и машинально оттолкнул ее.

— У аи! — вскрикнула женщина, плюхнувшись на диван. — Да вы сумасшедший!

— Извините, — пробормотал Марсель, — я не хотел… нечаянно.

— Грубиян! Пошел вон, или я вызову полицию! «Плохо дело», — подумал Марсель, надевая фуражку.

— Марсель Блан, полиция, — представился он с тем сугубо официальным видом, какой напускал на себя, когда хотел посмешить детей. — Мне нужна Мари Перен, — добавил он.

— Хватит ломать комедию! — ответила женщина, поднявшись. — Бедняга! Это вы-то полицейский? Проваливайте!

— Речь идет об официальном расследовании, мадам. Имеющем отношение к Мелани.

Женщина побледнела и схватилась за сердце:

— Мелани! Боже! А вы действительно полицейский! Боже мой, Мелани! С ней что-то случилось? Да говорите же, говорите все!

— Вы Мари Перен?

— Что стряслось с моей крошкой? Разбилась на этом чертовом скутере, да? Это опасно? Она в больнице?

— Успокойтесь, речь идет не о ней Ваша дочь встречалась с неким Камелем Аллауи…

— Что?! Моей дочери всего шестнадцать лет, и ее юного друга зовут Шарль. Шарль де Виледье, «Миндальное печенье Казэс»…

— Похоже, у нее был еще один друг, мадам. Камель. Камель Аллауи, кебабы «Короля шавермы».

— Короля чего?

— Ливанской закусочной около рынка.

— Она связалась с наркотиками? Он выставил ее на панель? Ну не молчите же! Я снесу все.

Женщина уже была перед ним, и ее пышная грудь угрожающе ходила ходуном в такт взволнованному дыханию. Марселю хотелось утереть пот со лба.

— По поводу наркотиков нам ничего не известно. Все, что мы знаем, — это что она встречалась с Камелем. Нам нужно с ней поговорить. Как можно быстрее.

Мари Перен вернулась на диван, поправила прическу и перевела дух.

— Вы нарушили мой энергетический баланс, — холодно констатировала она. — Это гадко, гадко!

— Где я могу найти Мелани?

— Думаю, она на занятиях. Если, конечно, не кувыркается с каким-нибудь беспаспортным бродягой в его заваленной гашишем берлоге. Чего вы от меня-то хотите?

— Камель Аллауи не был беспаспортным бродягой, мадам. Он работал.

— Не был? Работал? — подскочила Мари Перен, выпучив глаза.

— Его убили. Возможно, ваша дочь в опасности, — подхватил Марсель, не удержавшись от удовольствия драматизировать ситуацию.

— Господи боже!

— Повторяю — нам нужно поговорить с ней немедленно, — вставил Марсель.

— Эта лицемерка должна явиться с минуты на минуту!

Она похлопала себя по горлу кончиками пальцев с накрашенными ногтями и вытерла капельку пота с верхней губы. «Какой красивый рот, — отметил Мар-сель, — с полными губами… Красивый рот, красивые глаза и красивая грудь».

— Кофе я вам не предлагаю — на сейчас это слишком янь, — а вот сливовый сок или холодненькую настоечку из дикого цикория — пожалуйста.

— Спасибо, пить я не хочу, — сглотнув, ответил Марсель.

«Скорей бы девчонка пришла!» — подумал он, краснея под испытующим взглядом этой аппетитной, чопорной и оттого еще более аппетитной женщины.

Она взяла с низенького столика серебряный портсигар и достала сигарету.

— Огоньку не найдется? — прозвучал ее грудной голос.

— Гм…

Марсель порылся в карманах, откопал коробок из «Короля шавермы» и, помедлив, протянул ей зажженную спичку. Не сводя с него пристального взгляда, она нежно обхватила его руку.

Марсель смутился еще пуще и, совсем заволновавшись, обжег себе пальцы. Пальцы разжались, и еще горящая спичка упала на элегантный светло-зеленый ковер. Ворс угрожающе затлел.

— Вот черт! — воскликнула Мари Перен, элегантно склонившись за спичкой.

— Простите, — промямлил Марсель, переступая с ноги на ногу.

— Вдруг она хлопнула его по руке, и салон потряс радостный вопль:

— «Фераж»!

Изумленный взгляд быка, разбуженного ревом сверхскоростного поезда.

— «Фераж»! Школа! — надрывалась Мари.

«Фераж» — его любимая школа, место, где он провел самые счастливые годы!

— Вы что, там учились? — не веря своим ушам, пробормотал Марсель.

— С первого по пятый классы! — ответила Мари Перен, вставая. — Правда, тогда моя фамилия была не Перен, а Бранколони. Мария Бранколони!

— Мария! — воскликнул Марсель. — Ты! А я-то — не узнал! Гм, прости, я…

— Марсель, ошарашка! Блан — суров, как Монблан! — прокурлыкала она. — Гляжу-гляжу на твои рыжие волосы, и вдруг — бац! — осенило. И глаза светлые. Помнишь, тебя еще англичанином называли?

— Мария Бранколони — голова макаронная! — умиленно пролепетал Марсель. — Выходит, ты вышла за какого-то господина Перена, так, что ли?

— Да. За невропатолога. Вот уж четыре года, как умер. Рак мозга.

— О, прости.

— Ничего, последние восемь лет мы в разводе были. Своим кораблем я привыкла править сама. Видишь, какой кабинет отгрохала! Дела идут! Хочешь эспрессо?

— Так ведь ты говорила…

— Забудь! У меня ямайский. Пальчики оближешь! Рассказывай новости.

Марсель было засомневался, точно ли о кофе она говорит, но согласно кивнул. Мария, малышка Мария с ужасными, вечно трясущимися косичками и кроличьими зубами. Похоже, она их выправила.

Тут же, откуда ни возьмись, возникли две чашки из китайского фарфора.

— Присаживайся. Ну, говори! — распорядилась она, указав на одно из кресел. — Как тебя в полицию-то занесло? Ты ж, кажется, в журналисты собирался!

— Ну, всякое бывает. Жизнь…

Марсель сделал глоток кофе. Жизнь! За душой — ни шиша, пьяница отец да мученье вместо ученья…

— Ты-то как? Довольна?

— Да так… Испугалась вот, когда тебя увидела. Подумала — насчет кабинета.

Он вопросительно поднял глаза.

— У меня были проблемы с полицией нравов из-за софрологического массажа.

Марсель даже не поинтересовался, что это такое. Не иначе как релаксация полная. Если чего нужно — сама попросит.

— Такие тупые! — продолжила она. — А самого чокнутого осла Руди звать… дальше не помню… Не твой друг, случайно?

Он покачал головой. С Ослом Руди дружит Козел Жанно — славная парочка.

— Уладилось? — вежливо спросил он.

Хороший кофе — крепкий, густой, как он любит.

— Уладилось.

«Значит, Осла Руди уже отрелаксировали», — понял Марсель. От всех этих метаморфоз — Мари Перен в Марию Бранколони, Марии Бранколони — в хард-массажистку и обратно — чувствовалось легкое головокружение.

— Мелани — дочь Перена? — спросил он.

— Более-менее.

— Ну…

Она с отсутствующим видом уставилась в чашку кофе.

— Как-то раз, вечером, мне сделалось очень тошно, я нарвалась на приключение с одним типом — и на тебе… Кто отец — так и не пойму: глаза одного, а нос — другого… Поди тут разберись! — подытожила она, взяв еще одну сигарету.

Она засыпала его вопросами об убийстве Аллауи, и Марсель вкратце изложил дело. Мария всегда была очень сообразительной.

— Странно, опять «Меч-рыба», — заметила она, когда Марсель закончил. — Знаешь, свое помрачение ночное я ведь там встретила. И поверь — помрачение дьявольское. Как я могла?! Крыша, должно быть, совсем съехала.

— Музыкант какой-нибудь? — спросил Марсель, почему-то ревнуя.

— Нет. Клиент один постоянный. Морда ангельская, а сам — такой извращенец! В дурном сне не привидится. — Она выдержала паузу и театрально воскликнула: — У него английские булавки на тестикулах были!

— Что? — взвизгнул Марсель, упершись в колени.

— Да-да, пионер пирсинга… А так — ни в жизнь не подумаешь… На вид — такая чистюля, такой тихоня… И само собой — преждевременная эякуляция. Мы устроились в машине на заднем сиденье. Ужас. Рада была дома оказаться. А через полтора месяца — хоп: беременна! Пока ее носила, только и делала, что молилась — хоть бы не от него.

На какое-то мгновение Марсель задумался о чувстве, с каким вынашивают ребенка от человека, к которому чувствуют омерзение.

Дверь распахнулась, и в кабинет, размахивая рюкзаком, влетела раскрасневшаяся Мелани. Она была действительно сама прелесть — с изящным прямым носиком, карими глазами и длинными светлыми волосами. На ней было хлопчатобумажное платье, теннисные туфли, джинсовая куртка и золотой крестик.

При виде сидящего в салоне Марселя она чуть попятилась.

— Ну и откуда ты? — сердито спросила Мари Перен.

— Откуда-откуда! Из лицея. Откуда ж еще?

— Не знаю. Может, от Камеля Аллауи, — предположила мать.

Девушка побледнела:

— Как…

Она повернулась к Марселю:

— Почему…

— Когда вы видели Аллауи в последний раз, мадемуазель? — поднявшись, спросил он.

— Что? Да я…

— Он мертв, его убили, — тихо проговорил полицейский.

— Камеля?! Не может быть… мы же завтра встречаемся…

— Его тело обнаружили в понедельник утром.

— Я видела его в субботу в «Меч-рыбе». Мы слушали джаз в стиле сальсы. Он довез меня до дому к двум, он… мы… нет, невозможно! — повторила она, мотая головой.

— Как давно вы знакомы?

— Два… три месяца, — выложила Мелани, опасливо взглянув на мать. — Но виделись мы не часто.

— А Шарль, — бросила Мари Перен, — Шарль в курсе?

— Нет. Шарль — это Шарль, а Камель — это Камель, — парировала дочь. Уму непостижимо… это правда?

— Увы, да.

Она разрыдалась. Мать тягостно вздохнула. Марсель что-то пробормотал в утешение.

— А я-то, я! Все воскресенье с Шарлем и его дружками резвилась! С малолетками этими, — рыдала она. — Мы тут повздорили немного. Он обижался, что я его с родителями не знакомлю…

— А почему, кстати, ты мне его не представила?! — надменно вопросила Мари.

— Хорошо бы ты его встретила! С твоими-то амбициями зажравшейся буржуйки! Да ты мне была готова «резинки» покупать, лишь бы к рукам прибрать Шарля с его шишами.

— Мелани! Как ты смеешь!

— Пошла ты! Я тебя ненавижу, я вас всех ненавижу!

Марсель взглянул на свои ботинки, затем — на часы. Ну что, кажется, девчонка уже пришла в себя.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов, — произнес он железным голосом, — прямо сейчас.

Полчаса спустя он с легким головокружением входил в полицейское управление. В его активе были показания Мелани, дополнительный эспрессо и номер мобильника Мари Перен на случай срочной необходимости в восстановлении энергетического баланса.

Если уж черпать энергию — так лучше от нее, чем от массажиста из каратистского клуба — старого, из резанного шрамами борца, мявшего своих клиентов с проворством прачки, выжимающей белье.

Загрузка...