Повелители двух материков. Том. 1: Крымские ханы XV— XVI столетий и борьба за наследство Великой Орды

Холмы Ширвана (1577–1579)

Ханом становится Мехмед II Герай — Его отношения с братьями — Хан отправляет братьев на помощи османским войскам в Иран — Крымское войско в Ширване, плен и гибель Адиля Герая, прибытие хана на фронт — Возвращение Мехмеда II Герая в Крым вопреки воле османов

Долгое царствование Девлета Герая завершилось, и крымскому венцу предстояло перейти в руки следующего поколения правителей.

В войнах с Московией Девлет Герай потерял трех сыновей, но оставалось еще семеро: Мехмед, Адиль, Алп, Гази, Фетх, Мубарек и Селямет. Хан мог по праву гордиться своими сыновьями — и в то же время с тревогой предвидел, что после его кончины этому созвездию блистательных принцев будет трудно ужиться в мире. Утешало, по крайней мере, то, что преемник престола был определен заранее и права его были неоспоримы и по ордынским, и по османским канонам: за отсутствием у Девлета братьев, трон должен был перейти к старшему сыну хана, 45-летнему калге Мехмеду Гераю.

Мехмед был прирожденным правителем. Его царственная натура дополнялась внушительной внешностью: под весом громадной фигуры Мехмеда подгибались ноги даже у самых сильных степных жеребцов (недаром новый хан носил прозвище Семиз — «Тучный»). Будучи слишком грузен для верховой езды, Мехмед Герай предпочитал перемещаться в повозке, запряженной шестью или восемью лошадями[699] — однако это ничуть не помешало ему в свое время отлично изучить дороги к Хаджи-Тархану, Москве и к Волыни, пройденные им в боевых походах вместе с отцом и братьями. В 60-х годах Мехмед Герай побывал даже в Венгрии, где воевал по приглашению султана, а в Крыму до сих пор помнили о его первом подвиге, когда молодой Мехмед спас ханское войско из опасной переделки под Тулой. Словом, старший ханский наследник был на хорошем счету и на родине, и в Стамбуле, и крымцы уже давно привыкли видеть в калге своего будущего повелителя.

Адиль Герай, получивший при новом хане пост калги, был лишь немногим младше Мехмеда. Он пользовался не меньшей популярностью в народе и тоже прославился в отцовских походах.[700] Не совсем ясно, что стало причиной его ссоры со старшим братом: то ли Адиль Герай покусился на законные права Мехмеда Герая, то ли сам Мехмед задумал заранее отстранить его от власти, но между ними еще при жизни отца разгорелась нешуточная вражда. Адиль Герай удалился за пределы полуострова и поселился к востоку от Перекопа, на берегах реки Кальмиус, где построил себе дворец под названием Болы-Сараи и укрепился в нем.[701] Здесь он окружил себя ногайцами, прибывавшими в крымские пределы из степей Поволжья. Незадолго до смерти Девлет Герай заставил сыновей примириться, но этот вынужденный мир оказался непрочен. Возвращаться в Крым Адиль Герай не пожелал и по-прежнему оставался в Болы-Сарае. Силы его с каждым годом росли за счет ногайских переселенцев. Все это очень напоминало историю с Ислямом I, и хану следовало всеми силами предотвратить ее повторение.

После того, как Девлет Герай умер, его наследников больше стало некому мирить; им предстояло править страной самостоятельно — а время было тревожное и требующее зоркого наблюдения по всему кругу крымских рубежей.

С самого начала своего правления Мехмед II Герай недвусмысленно заявил соседям, что внешняя политика Великого Улуса остается неизменной. Мехмед II напомнил правителям Московии и Польши, что те сильно задолжали с традиционными выплатами хану. Северные соседи не возражали против того, чтобы отсчитать положенную сумму: они как раз готовились к очередному витку войны между собой и нуждались в крымской поддержке. Иван Грозный прислал Мехмеду Гераю щедрые дары, пытался польстить ему смиренноречием и даже «челобитием» в своих письмах — лишь бы хан направил войска на Польшу. Мехмед II не отверг его предложения, но потребовал соответствующей награды: за совместную победу над королем царь должен был отдать хану Престольный Край, как обещал когда-то его отцу.[702]

Так Иван IV убедился, что Мехмед ни на шаг не отступит от курса Девлета, а хан, получив от Москвы отказ, заключил союз с Польшей. К тому были веские причины: во-первых, новый польский король Стефан Баторий считался сторонником мира с Турцией и Крымом, а во-вторых, в последние годы правления Девлета Герая Крым подвергся усиленным набегам украинских казаков. Мир с королем позволял рассчитывать, что Стефан запретит казакам громить Крымский Юрт — со своей же стороны Мехмед Герай обещал, что удержит своих подданных от набегов на польскую Украину. Впрочем, не все здесь зависело от Стефана: днепровские казаки ходили на Крым не столько по приказу короля, сколько по собственной воле, а порой и по просьбе Москвы, которая всячески поощряла их к этому.[703] Мехмед Герай уже не раз выступал на Украину, безуспешно пытаясь разорить казацкие гнезда. Он звал с собой и братьев — но те отказывались, что выглядело особенно подозрительным на фоне слухов о некоем союзе, который казаки собрались заключить с кем-то из крымских султанов.[704] Это не могло не беспокоить Мехмеда Герая: ведь если Болы-Сараю удастся собрать вокруг себя, вдобавок к ногайским, еще и казацкие силы, то последствия могли быть самыми непредсказуемыми.

Наверняка Мехмед Герай не раз крепко задумывался над тем, как бы ему обуздать непокорных братьев. Ответ на этот вопрос появился очень скоро — причем весьма неожиданный.

Летом 1578 года Мехмед II Герай получил от султана Мурада III приглашение в военный поход. На этот раз падишах звал хана уже не в Венгрию, а гораздо дальше — к иранским границам, где османы после недолгого перемирия возобновили войну с кызылбашами за право считаться властителями Закавказья. Основной фронт теперь проходил по землям Ширвана (нынешний Азербайджан). Война была в целом успешной для турок, но добиться решительного перевеса у них пока что не получалось. Здесь османское командование и вспомнило о крымской армии, которая могла бы сослужить добрую службу в сражениях с иранской конницей.

Мехмед Герай помнил, что его предшественники на престоле — и Сахиб, и Девлет — в свое время отказались от участия в подобных походах, считая их бессмысленной тратой сил и средств. Но в нынешних условиях султанское приглашение позволяло хану разрешить проблему, связанную с Адилем Гераем: для этого было достаточно отправить брата вместе с его ногайцами в дальний поход. Поэтому Мехмед с готовностью выполнил просьбу султана: он приказал братьям собирать войско и отправляться на помощь к туркам. Не смея оспаривать падишахский указ, Адиль Герай вместе с Мубареком и Гази Гераями двинулись в путь. Дорога им предстояла неблизкая, почти трехмесячная, она пролегала вдоль всего Кавказского хребта от Тамани к Дагестану, откуда было уже рукой подать до линии фронта. Там крымцев ожидал Осман-паша — командующий турецкими войсками в Ширване.

Сам Мехмед II никуда не пошел и остался в Крыму: бросать страну и лично идти за тридевять земель ему было незачем. Хан и без того отправил на Кавказ лучших полководцев страны в сопровождении вполне достаточных сил. Вежливо пояснив султану, что нездоров, Мехмед II Герай послал вместо себя в поход своего 26-летнего сына Саадета Герая.[705]

Четверо крымских султанов добрались до Ширвана к ноябрю. Их появление оказалось очень своевременным: силы Осман-паши были уже на исходе. Вступление в бой ханских отрядов переменило ход кампании. Уже первая их битва с неприятелем увенчалась полной победой: 25-тысячный иранский отряд был истреблен почти полностью. Подобного побоища, как свидетельствовали османы, «не видали даже глаза ангелов небесных».[706] Адиль Герай и его братья преследовали смятенных кызылбашей, и те в ужасе разбегались, даже не оказывая сопротивления. Тем не менее, иранцы были более серьезным противником, чем могло показаться вначале. Вскоре им удалось взять Осман-пашу в окружение, тот позвал к себе на помощь крымских союзников — но кызылбашам стало известно об этом, и они заранее приготовились к сражению с крымцами. Когда Адиль Герай примчался вызволять турок, шахское войско встретило его заранее подготовленным мощным ударом, отбросившим османов и крымцев далеко назад, к рубежам Дагестана. Пытаясь сломить их натиск, Осман-паша снова послал Адиля Герая в бой — и здесь кызылбаши взяли окончательный реванш за свои недавние поражения. Они навязали Адилю битву под проливным осенним дождем, когда лошади скользили и увязали в жидкой грязи, а оперение стрел намокло. Много крымских татар погибло в этой схватке, а сам Адиль Герай был ранен копьем и упал с лошади. Иранский офицер уже занес оружие, чтобы нанести ему смертельный удар — но Адиль назвал свое имя и тем самым спас свою жизнь: кызылбаши не стали убивать столь знатного пленника и немедленно доставили его к шаху.[707]

Доля Адиля Герая в иранском плену стала настоящей драмой, о которой впоследствии в Турции слагали целые романы.[708]

В эти годы Ираном правил шах Мухаммед Худабенди — полуслепой инвалид, совершенно отстранившийся от государственных дел. Всеми делами в стране заправляла его супруга Хайр-ун-Ниса — властная и коварная женщина, требовавшая абсолютного подчинения и беспощадно истреблявшая всех, кто пытался встать у нее на пути. Поскольку ее 12-летний сын Хамза-Мирза формально считался главнокомандующим иранских войск, Хайр-ун-Ниса лично присутствовала на ширванском фронте, раздавая команды шахским полководцам. В эту пору Адиль Герай и попался в руки кызылбашей. Царственного пленника с триумфом отправили к шахскому двору в Казвин и поселили там, окружив почетом, подобающим его высокому происхождению.

Вскоре вслед за ним в столицу прибыла и Хайр-ун-Ниса. Право, Адилю Гераю было бы безопаснее попасть в тюремный застенок, нежели в этот дворец. Всесильная правительница преисполнилась к пленнику страстью — и тот (надеясь, очевидно, облегчить свою участь, а может быть, и обрести свободу) ответил взаимностью. Очень скоро их тайна открылась шахским эмирам, ненавидевшим властолюбивую даму за многочисленные унижения, которым она их подвергала. Получив отличный повод избавиться от Хайр-ун-Нисы, эмиры явились к шаху и возмущенно потребовали смерти для изменницы, опозорившей своей распущенностью иранский двор. Мухаммед-шах пытался возражать, однако был бессилен спасти свою неверную жену. Эмиры задушили ее в гареме, а затем явились и к крымскому пленнику. Адиль Герай отчаянно защищался, уложив в сабельном бою семерых, но в итоге погиб от ружейной пули. Это произошло летом 1579-го — Адиль не прожил в плену и года.[709]

Иранский фронт требовал свежих войск — и Мурад III все чаще и настойчивее понуждал Мехмеда II Герая к тому, чтобы тот лично прибыл в Ширван. Это не могло вызывать у крымского государя иных чувств, кроме раздражения: хан сейчас был целиком поглощен тем, что заново выстраивал сложную систему договоренностей и баланса сил с соседними государствами. Война с иранскими недругами турок была несравнимо менее важна для хана, чем борьба за восстановление былого авторитета Крыма, сильно пошатнувшегося после падения волжских юртов и поражения Девлета Герая при Молодях. Мех-мед Герай уже договорился с польским королем о совместном выступлении на Московию[710] и был готов двинуть на север крупную экспедицию — но теперь от него требовалось отложить все свои планы в угоду султанскому желанию. Впрочем, ссориться со Стамбулом Мехмеду Гераю было тоже невыгодно, и хан решил выполнить настояние падишаха, тем более, что казаки на время утихомирились, и границы Крыма были в относительной безопасности.

Летом 1579 года Мехмед II Герай вышел из Кефе к Дагестану. Прибытие хана на фронт действительно подняло боевой дух крымцев: Гази Герай разбил иранцев в Баку, а ханские отряды разошлись по всему Ширвану, громя неприятеля и собирая богатые трофеи.[711] Сам Мехмед Герай стоял в городе Шемахе, награждая особо отличившихся воинов.[712] Долго оставаться на Кавказе хан не намеревался: его ждал Крым, куда в любую минуту могли нагрянуть казаки, — да и братья, на попечение которых был оставлен Юрт, легко могли войти во вкус самостоятельного правления страной…

Дань уважения султану была отдана — и наступала пора возвращаться домой.

Заканчивалась осень, и над холмами Ширвана понеслись холодные ветры. Верховный везирь Мустафа-паша, довольный военными успехами этого года, приказал Осман-паше оставаться с войсками в Ширване, а сам направился на зиму к Эрзуруму. По примеру везиря стал собираться домой и хан, оставив Осман-паше крымский военный отряд с Гази Гераем во главе. Но турки заявили, что крымскому правителю не дозволено покидать Ширвана. Это было явным унижением ханского достоинства: получалось, везирю можно удалиться для зимовки, а потомку Чингиз-хана надлежит всю зиму стоять на страже османских границ наравне с османскими офицерами? «Что же, разве мы — османские беи, что ли?!»[713] — писал впоследствии султану оскорбленный хан.

С презрением отбросив возмутительный запрет, Мехмед II Герай отправился в Крым, не обращая внимания на увещевания и предостережения турок. Вслед за отцом последовал и Саадет Герай.[714]

Гордое сердце (1580–1584)

Хан назначает калгой своего сына Саадета Герая — Возмущение Алпа Герая и беев — Учреждение поста нурэддиня — Отказ Мехмеда IIГерая от последующих походов в Иран — Противостояние у Кефе, свержение хана османами — Алп Герай убивает Мехмеда ІІ Герая

Покинув Кавказ под неодобрительные взгляды османских командиров, Мехмед II Герай со своим воинством вернулся в Крым. К счастью, за время отсутствия хана никаких чрезвычайных происшествий в стране не случилось: казаки держались вдали от крымских границ,[715] а остававшиеся у руля государства ханские братья оправдали оказанное им доверие. Однако вскоре встал вопрос о назначении нового калги взамен погибшего в плену Адиля, и это разрушило хрупкий мир, установившийся в ханском семействе. Главным претендентом на эту должность стал теперь Алп Герай, но Мехмед желал назначить наследником не брата, а сына, Саадета Герая.

Конечно же, Алп Герай с негодованием возразил против такого назначения: ведь пост калги по праву принадлежал ему! Возмущение Алпа разделяли и другие братья. Мехмед Герай попытался было отправить недовольных родственников подальше от Крыма, на иранский фронт, но Алп не позволил ему повторить маневр, удавшийся ранее с Адилем. Тогда хан решил расправиться с Алпом под предлогом его неповиновения приказу, однако тому удалось вовремя бежать из Крыма вместе с младшим братом Селяметом Гераем.[716]

Алп и Селямет поскакали через степи к Стамбулу, чтобы пожаловаться на Мехмеда султану Мураду III. До Турции они не добрались: на переправе через Днепр их схватили украинские казаки и доставили в Черкассы. Пленные султаны воззвали к польскому королю, прося, чтобы тот либо пропустил их в Турцию, либо дал им войск и помог захватить власть в Крыму. Взамен оба клялись, что до конца своих дней будут верными союзниками Польши. Мехмед Герай, со своей стороны, добивался выдачи братьев в Крым. Он предлагал казакам 70000 золотых монет и 400 атласных кафтанов, лишь бы те отдали Алпа и Селямета присланным от хана мирзам (которым было приказано немедленно казнить беглецов, едва те окажутся у них в руках).[717]

В Крыму начались волнения. На сторону Алпа Герая встали беи во главе с Али Ширином. Видимо, они с угрозой потребовали от хана соблюдать освященную веками традицию — и Мехмед Герай счел за лучшее отступить. Он гарантировал Алпу Гераю безопасное возвращение в Крым и присвоил ему вожделенный титул.[718] Отныне калгою при хане стал не сын, и даже не просто непокорный брат, а непримиримый враг, не простивший Мехмеду той цены, которую хан предлагал казакам за его жизнь.

Неудавшаяся затея сделать калгою сына сильно подорвала позиции хана. Тем не менее, поразмыслив, Мехмед Герай нашел выход и из этого положения. Он призвал на помощь те самые степные традиции, о приверженности которым столь решительно заявляла крымская знать. Золотая Орда издавна подразделялась на два крыла: левое (восточное) и правое (западное). В каждом крыле были свои главенствующие рода и свой начальник. Эту традицию унаследовал и Крымский Юрт, чьи правители тоже делили свою страну на два крыла:[719] левое (от Ак-Месджида до Керчи) и правое (западная часть полуострова). Начальство над левым крылом, в котором первенствовали Ширины, принадлежало калге.[720] В правом же крыле Крыма наиболее мощным кланом были Мансуры, хозяева гёзлевских степей.

И если калга собрал вокруг себя Ширинов — то хан мог противопоставить ему Мансуров и подвластных им ногайцев за пределами полуострова. До сих пор в Крыму не существовало особой должности начальника правого крыла, и Мехмед II Герай исправил это, учредив титул второго наследника престола — нурэддина, которому была подчинена западная часть государства. Как нетрудно догадаться, этот титул был присвоен Саадету Гераю.[721] Пост нурэддина издавна существовал в Ногайской Орде, откуда и был позаимствован ханом.[722] Это нововведение, очевидно, пришлось по душе крымским ногайцам, которые отныне были готовы следовать за Мехмедом и Саадетом, куда бы те их ни позвали.

Хан добился своего: равновесие сил в стране было восстановлено, и калга не отважился поднять бунта. И все же отныне Мехмеду Гераю следовало быть очень осторожным: Алп затаил смертельную обиду и лишь ожидал удобного случая, чтобы нанести мстительный удар.

Далекая война на Кавказе не утихала, и к Мехмеду Гераю поступали всё новые султанские призывы вернуться на фронт (тем более, что небольшой крымский отряд, оставленный в Ширване, лишился командира: Гази Герай попался в плен к врагу). Но Мехмед Герай неизменно уклонялся от дальнейшего участия в иранской кампании: о каком походе могла идти речь, когда Крым стоял на грани новой смуты!

Летом 1582 года в Кефе собрались османские отряды из причерно-морских областей империи. Падишах потребовал от Мехмеда Герая присоединить к ним крымские силы и сопроводить эти войска дальше на Кавказ. Хан созвал всех своих беев и мирз на совет, на котором те заявили, что не желают идти в бессмысленный поход, тем более, что приближалась осень, и длительный путь через кавказские предгорья грозил голодом.[723]

Мехмед Герай сознавал, что очередной отказ может стать причиной крупной ссоры со Стамбулом. Хан был готов на компромисс: он согласился вывести своих людей в Ширван, но попросил, чтобы в награду за это Крыму была присуждена дань, которую Стамбул получал с Молдовы, и налоги, которые султан собирал в Кефе. Эта просьба была отвергнута как возмутительное посягательство на владения падишаха.[724] Беи воззвали к гордости хана: «Падишах посылает тебя против твоей воли — а ведь ты такой же правитель, как и он сам: к тебе ежегодно присылают немалые поминки московский великий князь и король Литвы — чего тебе опасаться от султана?».[725] Это было правдой: хакан Великого Улуса не уступал рангом султану Османской империи, а если Менгли Герай когда-то и признал верховенство падишаха, то это вовсе не предусматривало, чтобы будущие султаны обращались с дарственными потомками Чингиза как с обычными армейскими командирами.

Кефинскому наместнику пришлось вести османские войска через Кавказ без хана.

Султан счел ханский отказ вызывающей дерзостью и заподозрил, что Мехмед Герай подкуплен персидским шахом и потому намеренно саботирует султанские военные кампании.[726] Мурад III решил расквитаться с непокорным крымским правителем.

Возможность к этому предоставилась скоро: в октябре 1583 года Осман-паша повел турецкие войска из Ширвана обратно в Кефе, и Мурад III приказал ему арестовать Мехмеда Герая и доставить в Стамбул. Путь паши через Кавказ был очень труден,[727] но к зиме турки добрались до Крыма, и Кефе наводнился османскими войсками. Осман-паша до поры скрывал свое поручение, султан усыпил бдительность хана примирительным тоном писем, и Мехмед Герай беспрепятственно пропустил османское войско на полуостров.[728]

Но затем Мехмед Герай все же заподозрил неладное и пригласил пашу для беседы в Эски-Кырым.[729] Отказ Османа явиться на встречу окончательно уверил Мехмеда в недобрых замыслах турок.

Что ж, если паша надеется с помощью нескольких тысяч янычар справиться с ханом, обладающим несметным войском, — то пусть попытается: Мехмед Герай принимает бой. Хан подошел к Кефе и встал у города с 40-тысячной армией.[730]

Турецкие пушки целились со стен Кефинской крепости в крымскую степь, где огромным полукругом раскинулся ханский лагерь. Крымцы и ногайцы не решались подойти близко к укреплениям — а турки не рисковали выходить за городские ворота. Шли недели, а молчаливое противостояние все продолжалось, лишь изредка прерываясь мелкими стычками.

Алпа Герая одолевали горячие мысли. Он решил, что настал удобный момент не только свести старые счеты с братом, но и пробиться к трону. Калга тайно покинул ханский лагерь и пробрался в крепость к Осман-паше. Вероятно, он убедил пашу, что ханские войска немедленно сложат оружие, если только он, Алп Герай, будет провозглашен ханом взамен Мехмеда. Осман-паша объявил крымцам, что их правителем отныне является Алп Герай, а мятежный Семиз низложен.[731] Мехмед Герай лишь усмехнулся в ответ: «Я падишах, господин хутбе и монеты — кто может смещать и назначать меня?!».[732] И действительно: кем был паша, чтобы распоряжаться престолом Великого Улуса?

Вопреки ожиданиям Алпа Герая, беи не сдвинулись с места.[733] Они остались с ханом, готовясь защищать не столько Мехмеда, сколько свое исконное право самостоятельно избирать правителя: делиться этой привилегией беи были согласны только с падишахом, но никак не с турецкими офицерами.

Будучи уверен в своей правоте, хан даже обратился к высшей судебной власти — муфтию Кефе, который был вправе давать заключения по всем вопросам государственной жизни в свете религиозного законодательства. Крымский правитель не сомневался, что суд шариата подтвердит его правоту и признает действия Осман-паши незаконными. Однако муфтий сделал свой вывод не в пользу Мехмеда Герая.[734]

Осман-паша ожидал, когда утихнут весенние шторма и в Кефе сможет прийти султанский флот с подмогой — и вот наконец, в мае 1584 года к Кефе причалили турецкие галеры с отрядами янычар.[735] С борта одной из них в крымские горизонты всматривался ханский брат Ислям Герай, уже много лет не видавший родины. В его багаже лежало почетное ханское одеяние и падишахский указ, провозглашавший его ханом вместо низложенного Мехмеда Герая.

Вряд ли Мехмеда Герая слишком обеспокоило прибытие турецкого подкрепления. Новоприбывших янычар можно было, как и Осман-пашу, запереть с суши в Кефинской крепости и не дать им ступить и шагу вглубь Крыма. Однако исход затянувшегося противостояния был решен не в битвах и не в сражениях.

Как только беи узнали, что в порту высадился новый правитель, они во главе с Али-беем Шириной перешли на его сторону.[736] (На этот раз все было законно: нового хана назначил сам падишах, и муфтий одобрил его решение). Верным Мехмеду Гераю остался лишь род Мансуров.

Присягнув Исляму II Гераю, беи обернули оружие против своего бывшего правителя — а заодно и против окружавших его мансурских мирз, уже давно раздражавших крымскую аристократию своею приверженностью хану и его сыну.

Несмотря на свою многочисленность, ногайцы не могли устоять против всего бейского ополчения, подкрепленного мощной группировкой османов. Хану оставалось лишь бежать вместе с Мансурами — бежать в Ногайскую Орду, где можно было собрать новые силы для сопротивления. Мансурский бей Эсени с братом Арсланаем, ханские сыновья Саадет, Мурад и Сафа помчались прочь от Кефе, а Алп, Селямет и Мубарек бросились в погоню за ними. Дорога была каждая минута, и беглецы на своих быстроногих конях сумели оставить преследователей далеко позади. К несчастью, этого не удалось сделать Мехмеду Семизу. Его повозка мчалась так быстро, как только могла; сверженный хан пронесся сквозь крымские степи и уже миновал Ор-Капы — но тут его настиг Алп Герай. Алп не стал препровождать брата под стражу, как того требовал султан, а приказал задушить его на месте.[737]

Тело Мехмеда Герая было привезено из степей на Азиз в бахчисарайском предместьи Эски-Юрт. На этом месте, издавна почитаемом крымскими татарами как святыня в память Малик-Аштера, легендарного полководца при халифе Али, находилась обитель дервишей и старинное кладбище. Среди прочих, здесь был похоронен Шердан Герай — сын Мехмеда, погибший еще при жизни отца (скорее всего, в битве при Молодях). Рядом с его могилой и погребли убитого хана.[738]

Над прахом Мехмеда был возведен величественный мавзолей, который стоит в Эски-Юрте поныне. Каждый день, приступая к работе над этой книгой, я вижу из своего окна высокий круглый купол, под которым покоится гордое сердце Мехмеда II Герая.