Повешенный

Глава 24

— Ваше величество, есть срочные новости из Шлисса!

Бенкендорф вошел в кабинет императора без предварительного доклада флигель-адъютанта, поскольку знал, что Николай Павлович с нетерпением ожидает этих вестей. Раздражать вспыльчивого царя излишним соблюдением протокола в данном конкретном случае не стоило.

— Надеюсь, Александр Христофорович — император демонстративно отбросил в сторону перо и нетерпеливо уставился на шефа жандармов — вам, наконец-то, есть чем меня порадовать. Беглецы схвачены?

— Нет, Ваше Величество — смутился Бенкендорф — этим пока порадовать не могу. Но мои люди напали на их след. Новости из Шлисса интересные, хотя и несколько… озадачивающие.

— Докладывайте.

Надежда, вспыхнувшая было в глазах императора, угасла. Но чтобы не показать своего разочарования, он снова потянулся за отброшенным в сторону пером, делая вид, что ему необходимо что-то дописать.

— Во-первых, майор Турубанов застрелился, не дожидаясь прибытия жандармов и начала следствия. Дела Секретного дома он оставил в идеальном порядке, несмотря на то, что принимал деятельное участие в поиске беглецов. Все личные бумаги покойного майора моими людьми просмотрены, ничего подозрительного или указывающего на его связь с устроителями побега, в них не найдено. Как и в прощальном письме, оставленном сыну. Свою вину он в нем полностью признает, называет себя верным слугой престолу и потому мол, сам выносит себе строгий приговор. Далее речь в письме идет об управлении их имением и обычные для такого случая отеческие напутствия сыну.

Бенкендорф положил изъятое письмо на край стола, но Николай даже не взглянул на него. Царь с трудом сдерживал раздражение, злясь на то, что Турубанову удалось ускользнуть от наказания, которое он так тщательно для него придумывал последние два дня.

— Продолжайте про найденный след. Не стоит и далее уделять внимание этому ничтожному, трусливому человеку.

— Как прикажете, Ваше Величество — кивнул шеф жандармов и перешел к главной части из донесения своего человека.

Но чем дальше он докладывал, тем больше округлялись глаза Николая. Он ожидал чего угодно, но не помощи церковников преступникам. А появление на сцене язычников и вовсе вызвало у него изумление.

— А… вы твердо уверены, что погибший истопник был волхвом? На каком основании ваши люди сделали такие странные выводы?!

— При осмотре тела, на нем нашли весьма характерные татуировки в виде древних рун. Их смысл для нас утерян, но я распоряжусь доставить тело в инквизицию, где есть знающий человек. И уже сейчас понятно, что это был не рядовой язычник, а одаренный волхв, который несмотря на почтенный возраст, сумел оказать сопротивление и убить не только жандарма, но и гвардейца. Причем, его же оружием.

Император встал, стремительно прошел к окну, резко развернулся на каблуках сапог:

— Я все равно не могу понять, как бывшие офицеры — заговорщики могут быть связаны с монастырями, и тем более с язычниками? О которых сто лет ничего не было слышно — с тех пор, как мой прапрадед Петр Великий лишил их влияния и загнал в дремучие леса. Понятно, что среди крестьян суеверия живы, но что заставило сблизиться с волхвами представителей Церкви? Это церковный заговор?!

— Боже, упаси! — открестился шеф жандармов от богохульного предположения — О таком и помыслить невозможно. Пока речь идет лишь о том, что благочинный мужского монастыря, соблазнившись крупным пожертвованием, предоставил ночлег крайне подозрительным «паломникам». Но стяжательство отдельных монахов и заговор — это разные и совершенно не сопоставимые вещи!

— Хорошо. Предположим, все дело в деньгах, к которым монахи имеют слабость. А что говорит настоятельница женского монастыря — как простой истопник оказался волхвом?

— Настоятельница Феофания клянется, что только наняла его. Предыдущий истопник пьет, к тому же скорбен умом и немой. Его нужно было заменить. Но в женский монастырь кого либо не пустишь — и возраст нужен солидный, и чтобы нравственные качества на высоте. А тут вдруг подходящий человек сам пришел наниматься, как ему отказать?

— А вы лично, Александр Христофорович, верите в рассказ этой Феофании?!

— Пока все подтверждает ее слова, и моим людям больше нечего вменить ей в вину, как только излишнюю доверчивость. Но этот старик, и правда, выглядел благообразно и безобидно. Он пришел в монастырь незадолго до прибытия жандармов и имел недолгий разговор с настоятельницей, после чего сразу отправился к печи работать, поскольку истопник в этот день снова напился.

Николай Павлович недовольно поморщился и хмуро спросил.

— И что теперь собираетесь делать?

— Установить скрытое наблюдение за этими монастырями и искать беглецов дальше. По крайней мере, теперь понятно, что преступники не отправились на Валаам, как они уверяли благочинного. Скорее всего, они решили добраться до Новгорода, а оттуда через Тверь в Москву.

— Почему же не в Кострому, где у самозванца имение?

— Он умен и понимает, что там его ждет ловушка. А Москва — большой город, в нем гораздо легче затеряться. К тому же я думаю, что беглецы скорее всего разделятся, поскольку бывших офицеров с самозванцем ничто не связывает, а поодиночке им будет проще добираться. В любом случае, приметы беглецов уже разосланы, хоть один из них, но должен попасться.

— Усильте поиски! Объявите награду за поимку преступников. И негласно дайте понять своим людям, что беглецы не обязательно нужны живыми. С одаренными справиться непросто, и если уж силачи оказались не столь хороши в поимке… — поморщился император — при задержании допустимы любые меры. Придайте поисковым отрядам «кричащих». Помнится сын генерала Геруа… как его?

— Александр…

— Точно. Его родар меня впечатлил. Криком разрушить каменную стену.

— Она просто треснула.

— Опыты на каторжниках показали, что за сорок шагов все падали, зажимая уши. Придайте парочку «кричащих» отрядам. Я приказываю!

— Будет исполнено, Ваше величество.

Отпустив Бенкендорфа, Николай дал, наконец, выход своему гневу, запустив пресс-бюваром в стену, отчего его мраморная крышка разлетелась на куски. Проклятье… как все отвратительно складывается! И самое мерзкое — он не мог признаться шефу жандармов в истинной причине своего беспокойства. Беглые заговорщики — это всего лишь ощутимый удар по репутации, а вот самозванец представлял смертельную опасность, и его нужно уничтожить любой ценой. На самый крайний случай у императора имелась такая возможность, просто прибегать к ней не очень хотелось. Но если через пару дней их не найдут, то на это придется решиться…

…Как-то в минуту откровенности брат Александр рассказал Николаю, что три года назад ездил на Валаам к известному старцу-отшельнику с деликатным вопросом — об отсутствии наследника в монаршей семье. И тот ему для начала объяснил, почему в Тройственном договоре был прописан запрет для Романовых жениться на немецких и прочих иностранных принцессах. Кровь европейских аристократов была «гнилой» из-за практиковавшихся веками кровосмесительных браков. И небесный дар не мог ее до конца очистить.

По прямой линии у них прабабка Анна на половину немка, поскольку Петр I женился на иноземке. Но это еще полбеды — та хотя бы не была аристократкой. А вот дед Петр III уже сам на три четверти немецкий принц, плюс бабка Екатерина II тоже немецкая принцесса. То есть в их отце Павле I русской крови была уже одна восьмая. А в самом Александре и вовсе одна шестнадцатая — опять же из-за матери немки. Брату нужно было хотя бы жениться на русской княжне, чтобы восстановить кровь, но Александру опять подсунули в жены немку, причем у них с ней еще и два общих предка есть — по обеим линиям родства.

Кровь детей у императорской четы была гнилая, оттого их дочери и умерли в младенчестве. Дар Романовых не дает родиться в венценосной семье уродам, они просто не выживают. А вот если бы ребенка Александру родила русская женщина, да еще и одаренная, то он был бы здоровым. Скрепя сердце, брат вынужден был согласиться со старцем — его внебрачный сын Николай от княжны Мещерской вырос на удивление крепким, и сейчас он уже командовал Ряжским пехотным полком в чине полковника. И родар у него хороший, мощный.

Увидев беспокойство на лице Николая, император поспешил успокоить брата.

— Брось, ты же понимаешь, что все это ерунда и предрассудки? У вас с женой уже родился прекрасный наследник. Господь даст, так и еще парочку детей зачнете!

Но у их среднего брата Константина точно так же не было детей, причем от обеих законных жен. А вот от любовницы сын родился — и тоже на удивление крепким. Значит, что-то все-таки такое было в словах старца. И это не давало покоя Николаю.

А потом выяснилось, что Александр рассказал Николаю не все. Он тогда спросил отшельника, почему вопреки его словам, что у одаренных потомство обыкновенно малочисленное, в императорской семье кроме него есть еще трое сыновей и две дочери? На что последовал убийственный ответ — а это ты, государь, спроси у своей матери императрицы: как она от сильного одаренного умудрилась шестерых детей родить?

Это было намеком на то, что не все дети в их семье рождены от Павла I. И вернувшись в столицу, Александр попробовал поговорить с матерью и задать ей неудобные вопросы. Но в ответ получил такую истерику, что предпочел за благо отступить. Мать с ним два месяца не разговаривала и отказывалась встречаться, изображая оскорбленную до глубины души древне римскую матрону. Александру пришлось еще и вымаливать у матушки прощение за свои оскорбительные подозрения. Вопросы остались без ответа…

Иногда Николай останавливался у зеркала и подолгу рассматривал свое отражение, пытаясь найти в нем черты покойного отца и старших братьев. И не находил. Они с младшим братом были словно подкидышами в своей семье. Но матушка их любила гораздо больше, чем старших, словно они с Михаилом были не от опостылевшего мужа, а от любимого мужчины. Тогда получается, что прав на престол у него — Николая — нет? В это невозможно поверить! Но почему-то покойный Александр очень остерегался самозванца…

В нашей сплоченной компании третий день царило подавленное настроение, которому вполне соответствовала погода за окном. Вот вроде и дождя нет, тепло, а небо низкое, в темных тучах, и в воздухе какая-то хмарь висит. Весна встала на паузу.

Василиса, для которой Володар заменил и отца, и наставника, то и дело принималась тихо плакать, и это тоже всех нервировало. И каждый переваривал это по-своему.

Южинский дрессировал кота и читал Евангелие, что нашлось в доме. Я выходил с утра на улицу, тренировался через силу, отжимался и бегал вдоль озера. А «Маска» совсем о наших тренировках забыл. Алексей Петрович сидел, погруженный в свои тяжелые думы или стоял у окна, уставившись отсутствующим взглядом на водную гладь. Так что после завтрака я снова заваливался спать, интуитивно понимая, что долго наше заточение теперь не продлится, а значит нужно срочно набираться сил и восстанавливать форму.

Истислава вчера отправили на разведку «в мир» со строгим наказом в никакие монастыри не соваться и вообще не отсвечивать. Получится что-то узнать — очень хорошо. Нет — ни в коем случае никуда не встревать. Купить творога, сметаны и яиц, а ближе к вечеру вернуться в скит.

Всем было совершенно непонятно, что делать дальше. Со смертью Володара оборвались важные нити, связывающие моих новых товарищей с другими участниками предстоящего заговора. У них словно опустились руки. А самым ужасным было то, что Алексей Петрович не мог сейчас выйти из «подполья» и взять все управление на себя. Основная охота жандармов велась конечно же за ним, мы-то с Петей Южинским для царя были теперь мелкими сошками и давно отыгранными картами. Общества декабристов основательно разгромили, основных участников повесили или сослали — прежнему восстановлению движение уже не подлежало.

Разведка Истислава много не принесла. Да, слухи уже пошли, что жандармы рыскали по окрестным монастырям с обысками. Да, крестьяне в деревнях страшно возмущались этим, потому что авторитет у монастырей Севера в народе был огромным. Но тут нарисовалась еще одна интересная коллизия. По официальной-то версии искали жандармы в основном нас с Южинским, а неизвестного сокамерника, сбежавшего с нами, лишь за компанию. Про Алексея Петровича до сих пор никто не знал и не слышал — его имя власти вообще не афишировали.

А раз северные монастыри нас укрывали, значит что…? Значит, истинная церковь за нас. Не зря же наши веревки оборвались во время казни — тем явлен промысел божий, и никак иначе! Монастыри какую-то тайну великую ведают, просто еще не пришло время открыть ее людям. И вокруг наших имен очень быстро начал возникать героический ореол — мол, они не только пострадали за простой народ, но еще и сумели удрать из самой неприступной тюрьмы империи. Понятно, что и здесь божественное вмешательство — как иначе они бы не утонули? Так, прямо на глазах, из преступников мы с Петей начали превращаться в народных героев.

Все это было очень забавно. Конечно, так обидно щелкнуть по носу царя до нас еще никому не удавалось. Но настроения нашей компании это не добавляло. И я, решив, что пора всех растормошить, взял дело в свои руки.

Встал следующим утром, едва рассвело, и первым делом постучал в комнатку Алексея.

— Просыпайтесь, Алексей Петрович! Нас ждет бег и разминка, отказов я не принимаю. Через пять минут встречаемся во дворе.

Потом таким же образом разбудил Петю и пошел собираться дальше. А проходя мимо Василисы, которая с тоскливым видом собиралась готовить завтрак, я отдал распоряжение командным тоном, не допускающим возражений:

— Хозяйка, а почему у нас тушка тетерки до сих пор лежит без дела на леднике? Зря что ли Котофей старался?! Приготовь-ка нам с ней лапшу на обед и грибов сушеных не забудь туда добавить.

— Не рано ли вы приказы раздавать начали, Павел Алексеевич? — вспыхнула она.

— А что, прикажешь — слезы рядом с тобой лить? Не сделаешь, возьмусь готовить вместо тебя! Самой-то перед покойным Володаром не стыдно, что так расклеилась?

— Да, что ты вообще понимаешь, барин набалованый! Готовить он возьмется…! Да, ты хоть знаешь, с какой стороны к печи подходить?!

От возмущения у Василисы только что пар из ушей не пошел. Но главного я добился — вывел ее из состояния апатии. Ишь, как психанула-то…! Зато тут же бодро зазвенела чугунками и ложками — поварешками.

Вот только так с женщинами и нужно! А начнешь жалеть — просто хуже им сделаешь, это я по своим домашним знаю.

На тренировку оба моих «сокамерника» явились, как миленькие, хоть и кривились при этом недовольно. Южинский еще попробовал поворчать, но я ему погрозил кулаком, и он быстро заткнулся. А потом ничего — оба втянулись, и дело у нас пошло пободрее. Я умышленно дал сегодня нагрузку побольше, а во время бега взял такой темп, что им стало не до печальных мыслей.

Добежав до противоположного берега озера, разрешил парням немного там передохнуть и отдышаться. Заодно и высказал свое «фи», чтобы не позорить их в присутствии Василисы и Истислава.

— Утомили вы меня со своими кислыми лицами! Мы что, ради этого из крепости сбежали и чуть не утонули в Ладоге? Или, может Володар погиб для того, чтобы мы здесь потом головы себе пеплом посыпали?

— Ты не понимаешь, Павел… — начал Алексей.

— Ну, так расскажите мне, чего я не понимаю! Только четко, по пунктам, а не расплывчатыми заумными словами. Может, вместе найдем какой-то выход. План действий у вас какой? Или вообще нет никакого плана, поскольку все на волхвах было завязано? И мы будем теперь ждать неизвестно чего и слезы лить, как Василиса?

Вот тут-то я и увидел настоящего Романова… Он так на меня глянул, что у меня на загривке волосы зашевелились. Такая волна силы от него пошла, что пригнуться захотелось. Южинский бедный даже пошатнулся. Но меня такими штучками не прошибешь, видел я и пострашнее людей в своей жизни.

— Хотите поучаствовать,…Павел? Извольте! Но потом не жалуйтесь, что вас втянули в новый заговор.

— А я похож на того, кто привык жаловаться?

— Тогда поговорим после завтрака. Обстоятельно, и не на бегу.

Романов гордо развернулся и, не говоря больше ни слова, размеренным бегом направился в сторону дома. Мы с Петей переглянулись и последовали за ним.

— Петь, ты точно хочешь участвовать в новой заварушке? За нами и так охота идет.

— Семь бед, один ответ! — махнул рукой Южинский — и разве не клялись мы когда-то без страха идти до конца?

— Так-то оно так, но чувствую я, что этот заговор будет похлеще наших обществ, и люди в нем участвуют куда как посерьезнее, чем молодые офицеры.

— Я вот думаю: а может, оно и к лучшему, Паш? Мы же все тогда относились заговору, как к некой веселой игре, поэтому, наверное и проиграли.

Ого…! А Петя-то у нас взрослеет на глазах. Видно тюремные казематы хорошо прочищают юношеские мозги…

Трое суток прошло с первого донесения жандармов, но результатов так и не было. След беглецов предположительно обрывался в Старой Ладоге, а дальше они словно сквозь землю провалились. В помощь первой, была придана еще одна команда жандармов, и вместе они обшарили буквально каждую прибрежную деревню и монастырь в окрестностях Волхва, пока не добрались до самого Новгорода. От перечисления названий в донесениях у Николая уже рябило в глазах, но следы преступников все не находились, и впору уже было задуматься о том, что может, они действительно подались в сторону Валаама.

В ходе розыска жандармы наткнулись на один странный случай — загадочного исчезновения дворянина Бахметьева вместе с тремя его людьми. Но поскольку произошло это за несколько дней до побега преступников, странная пропажа уж точно не имела никакого отношения к нынешним событиям. Дознание перепоручили местным приставам, а жандармы отправились дальше. Фельдъегери сбились с ног, развозя по весенней распутице приказы императора и донесения для него.

Время шло, откладывать дальше было нельзя. И Николай решился на крайние меры. Написал короткую записку, тщательно сложил ее и запечатал в двух местах личным перстнем-печаткой. Потом вызвал дежурного флигель-адъютанта.

— Найди мне порученца, но чтобы человек был проверенный и не болтливый. У меня будет для него особое задание.

Слово «особое» император выделил голосом, и офицер понял, что шефу жандармов об этом поручении знать не нужно. Как и ему самому не стоит задавать царю уточняющие вопросы. Поэтому, просто кивнув, адъютант отправился выполнять задание.

Уже через полчаса в столицу помчалась неприметная карета, которую сопровождал офицер по особым поручениям. А когда это порученец вечером вернулся во дворец, с собой он привез весьма странного посетителя. Судя по черной маске, выглядывающей из-под глубокого капюшона плаща это был инквизитор. Но понять, молодой или старый он, было совершенно невозможно. Он странно двигался — словно плыл по коридору, и когда проходил мимо флигель — адъютанта, от него повеяло такой жутью, что захотелось перекреститься.

— Меня ни для кого нет — приказал император, стоило посетителю зайти в кабинет — вообще ни для кого, даже для императрицы!

Дверь закрылась за офицером, и Николай уже не увидел, как тот не удержался и украдкой осенил себя крестом. Все внимание императора было сосредоточено на его госте.

— Здравствуй, Амвросий. Не думал, что нам придется так быстро увидеться.

— И ты здравствуй, ваше величество! — инквизитор скинул капюшон и снял маску. На Николая глянули белые бельма глаз — Что, государь, дело не терпит, ежели ты послал за мной?

— Увы. Положение безвыходное. Все привез?

— Привез. Цену помнишь, государь? Готов ее заплатить?

— Готов. Приступай.

Белоглазый кивнул и принялся доставать из старого потертого саквояжа разные ритуальные предметы, о назначении которых Николай даже не догадывался. Лишь увидев три черных крестообразных звезды, с помощью которых инквизиторы иссушали у преступников дар, он нервно сглотнул и отвел испуганный взгляд.

Колдун, с которым познакомил его прошлой весной покойный брат, пугал до дрожи. Темное ведовство точно не было богоугодным делом, оно противоречило всем канонам Церкви и Православия. И узнать, что в инквизиции у Синода служат темные колдуны, было настоящим потрясением для Николая, который считал себя истинно верующим христианином. Он даже дал себе тогда обещание, никогда не воспользоваться их услугами. Но вот не прошло и года, как обещание это было нарушено. И теперь сколько угодно можно себя оправдывать тем, что на то была крайняя необходимость, суть поступка от этого не меняется: сейчас по его приказу умрут три человека, и скончаются они в страшных муках.

…Сам ритуал прошел для Николая как во сне. Он не хотел видеть, что и как делает этот страшный колдун. Все в нем восставало против этого богохульства, но отступать было поздно. Инквизитор заметил нервозность императора, только истолковал ее по своему.

— Не переживай, царь. Проклятье отыщет твоих врагов, и сегодняшнюю ночь они не переживут. У этого древнего ритуала не бывает сбоев.

Черные свечи, зажженные колдуном, жирно чадили, освещая пентаграмму начерченную на полу. Белоглазый начал читать вполголоса какое-то заклинание со старого, потрескавшегося от времени пергамента. И в какой-то момент у каждой из черных звезд образовалось по тонкому лучу, которые сначала пошарили по потолку, а потом устремились в сторону окна, которое в императорском кабинете выходило на восток. Из чего Николай сделал вывод, что цели ими найдены, и с даром беглецов завязалась невидимая нить, по которой вскоре на них обрушится проклятье.

— Теперь дотронься до каждой звезды и влей в них немного своего дара — приказал колдун.

— Это обязательно?

— Да. Поторопись.

И никаких объяснений. Николай почувствовал себя подростком, по глупости ввязавшимся в опасное взрослое дело, суть которого даже не понимал. Но отступать было поздно. И он выполнил приказ инквизитора, чувствуя, как звезды вытягивают из него силу.

— Достаточно. Теперь отойди подальше и прикрой ладонью глаза. А еще лучше — отвернись.

Император огромной страны, словно марионетка, последовал приказанию колдуна. Кабинет осветила яркая вспышка, которую было видно даже сквозь опущенные веки и ладонь. И еще какое-то время перед глазами Николая плавали яркие круги. А когда зрение восстановилось, он понял, что все закончилось — на месте черных звезд остались лишь три маленьких кучки пепла, которые колдун небрежно смел ладонью в полотняный мешок.

— Ну, вот и все, Ваше величество — устало прошелестел колдун — я свою часть сделки честно выполнил. Готовы за нее заплатить?

— Готов — император пытался изображать невозмутимость, но его страх выдавали трясущиеся пальцы, которыми он расстегивал мундир и ворот сорочки.

— Будет немного неприятно, но боль терпимая…

— …Делай, что должно и покончим с этим — властно оборвал он колдуна. Единственным желанием Николая было побыстрее выпроводить его, и никогда больше не видеть.

— Как скажете — склонил тот голову. И аккуратно отодвинув ткань сорочки, приложил к груди императора такую же черную крестообразную звезду, как и те, что недавно обратились в пепел.

Боль была обжигающей, но император только крепче сцепил зубы. Не хватало еще показать свою слабость перед колдуном. Всего миг, и белоглазый убрал звезду, а на Николая накатила дикая слабость. Казалось в кабинете разом погасили половину ламп.

Пока он приходил в себя, рухнув в кресло, инквизитор уже успел все убрать за собой и стереть пентаграмму куском замши. Войди кто сейчас в императорский кабинет, и он в жизни бы не поверил, что недавно тут провели темный ритуал. Об этом напоминал только едва уловимый запах свечей, но кто обратит на него внимание?

Колдун тем временем надел маску, накинул на голову капюшон и взял со стула свой потертый саквояж.

— Прощайте Ваше величество. Слабость окончательно пройдет только через пару дней, но уже утром вам станет значительно легче. Дара я забрал у вас немного, он быстро восстановится.

— Прощай, Амвросий. Надеюсь, мы с тобой больше не увидимся.

— Как знать, Ваше величество, как знать… Я скажу адъютанту, что вы приказали принести вам сладкий чай, лучше с медом. После него немного полегчает. И ложитесь сразу спать.

Николай ничего не ответил на это и, молча, проводил глазами своего гостя. Но стоило двери за ним закрыться, как император болезненно поморщился и схватился за грудь. Теперь он понял, почему все преступники вскрикивали, когда инквизиторы иссушали им дар — это было очень болезненно. И он бы предпочел никогда об этом не узнать, если бы не высокая цена, назначенная колдуном. А ведь инквизитор знал, чьи жизни он обрывает своим проклятьем. Точно знал… И именно поэтому после ритуала белоглазый стал на удивление вежливым и почтительным — понял, что другого законного претендента на трон империи больше нет.

А еще Николай догадался, что колдун по-хитрому повязал его ритуалом. Сначала сбросил на него вину, заставив влить свою силу в ритуал, а потом получил взамен звезду, наполненную его даром. И эта звезда станет теперь залогом собственной безопасности колдуна. Тронь его — и еще неизвестно, что произойдет дальше. Умно… Император в заложниках у инквизиции. Вот она — истинная цена власти, о которой никто не догадывается. И чем еще ему придется заплатить за нее…?

Разговор у нас получился долгим. Начали после завтрака, закончили только ближе к вечеру, с небольшим перерывом на обед. Лапша, кстати, получилась у нашей хозяйки зачетная! Давно я такой не ел. Но прежде, еще до завтрака, я зашел к Алексею, плотно прикрыв за собой дверь.

— Алексей Петрович, пока мы еще «на берегу», хочу выставить одно условие. Никто больше не должен знать, что я не Павел. Особенно Петя. Об этом меня предупреждал Володар, и я с ним полностью согласен. И еще личная просьба: поговорите с Василисой, чтобы она умерила свое женское любопытство — мне совсем не улыбается отвечать на ее вопросы. Как сказал мудрый Соломон: «кто умножает познания, тот умножает скорбь». И чем уже будет круг посвященных, тем безопаснее для всех. Иначе это рано или поздно приведет к персональной охоте за мной не только инквизиции, но и иностранных разведок.

Англичане, вон, императора Павла I не постеснялись помочь грохнуть, что им какой «Стоцкий»? Они как создали свою разведку в начале 16 века, так от них с тех пор России спасения нет — нос свой длинный повсюду суют. У историков есть веские подозрения считать, что англичане и к смерти Ивана Грозного руку приложили через своего лекаря, прозванного на Руси «лютый волхв». Да, и у французов — или гальцев, как их тут называют — спецслужбы тоже не дремлют, особенно перед войной 1812 года отличились.

— Согласен — кивнул Маска — «Многие знания — многие печали». Но хочу успокоить вас: в круг посвященных входило всего семь человек, и трое из них уже мертвы, увы! Кроме Володара погибли еще двое волхвов, участвовавших в ритуале вашего призыва. Остались четверо, зающих вашу тайну: Василиса, я, архимандрит Нектарий и еще один волхв, который сейчас находится в Костроме.

— Отлично. Значит, в разговоре эту тему мы не затрагиваем. Предупредите Василису…

После завтрака, пока мы с Петей помогли убирать посуду со стола, Истислав снова ушел на на болота, пообещав вернуться к ужину. Так что в разговоре принимали участие четверо — мы с Петей и Василиса с Алексеем. Так и за стол сели — по двое, напротив друг друга.

— Ну, что — откроем карты, господа? — открыл я «сходку» — Объясните нам с Петром, что вообще происходит?

И дальше мы узнали много чего нового… Об интересах разных кланов и лож, об отношениях между ними. О монастырях — особенно северных — которым давно опостылел контроль Синода, а через него и императора. О язычниках, которые и не думали исчезать, сколько бы с ними власти не боролись. Но главное — об ограничениях, которые накладывал Тройственный договор на кланы и древние рода, подписавшие его когда-то. Они не могли выступить против Романовых, а те в свою очередь не могли трогать их — нарушение клятвы грозило им всем вымиранием — зарок давал новому императору каждый патриарх лично. Именно поэтому в заговорах всегда участвовали отпрыски семей, получивших дворянство не раньше петровского времени и опоздавших к разделу пирога.

Голова пухла от лавины информации, обрушившейся на нас с Петей, и невольно возникал вопрос: А Павел Стоцкий владел ею? Верхушка декабристов, к которой он принадлежал, вообще осознавала, куда она лезет? Или их заговор был чисто офицерским и лишнего в голову они не брали? Судя по тому, как удивленно хлопал глазами Южинский, примерно так оно все и было. Заговорщики, блин!

— Давайте на сегодня прервемся — предложил я, когда подошло время ужина — теперь мне нужно все хорошо обдумать. Завтра уже я буду задавать вам вопросы, готовьтесь отвечать.

Все со мной согласились, что на сегодня и впрямь будет достаточно. Василиса принялась накрывать ужин, Истислав отправился затопить баньку, а мы с Петром вышли на улицу, чтобы немного охладить закипающие мозги.

— Петь, ты знал все это?

— Что-то знал… Но многое услышал в первый раз. Мой род же совсем молодой, мы свое дворянство только при императрице Елизавете получили. Так что в Московском клане Южинские не на первых ролях, там и знатнее нас семьи есть.

Как же это все теперь запомнить? Московский клан, западная ложа, северный союз… Одни только названий с десяток. Плюс имена патриархов — кто с кем дружит, кто против кого интригует…

— Хорошо, а наши товарищи по заговору — они были в курсе всего этого? У нас хотя бы шли разговоры о том, что нужно кланы привлечь, церковников?

Петр покачал головой… Понятно. Все решили нахрапом взять — чисто по армейски. Ввязаться в бой, а там уж, как кривая вывезет. А ведь как взрослые люди — конституции какие-то писали, план действий намечали, заседания проводили. Но стоило им выступить, и все полетело в тар-тарары.

— Петь, а как думаешь… — повернулся я к нему.

И вдруг увидел, как моего друга буквально скрутило от боли, и он, задыхаясь, начал падать на землю. Я успел только крикнуть:

— Что с тобой?!!

А следом дикая боль в груди накрыла уже и меня…

НАЧАЛО 2 ТОМА УЖЕ НА АТ =