Глава седьмая Снова в Москве

Есть в этом мире страна, наша Советская страна, образец благородства и честности, которую от недугов охраняют не продажные твари буржуазной полицейщины, а великолепные, преданные, стальные ребята, лучшие из лучших ее сынов, готовые жизнь свою отдать за ее целость, благополучие и безопасность.

Сергей Эйзенштейн, «Из письма к работникам советской милиции»

После возвращения из Испании Виктор получил назначение в Москву, в аппарат МУРа. Генка окончил Ленинградскую школу милиции и уехал работать в одну из центральных областей. Писал он редко и очень скупо — работа изматывала. Обстановка была достаточно напряженной, из писем было понятно, что собой парень не удовлетворен, хочет большего, однако не слишком «дальновидное», как выражался Генка, «начальство», желая жить спокойно, сдерживает его порывы, не дает выходить из рамок давно проверенного, привычного. Читая эти письма, Маша расстраивалась и каждый раз требовала от Коли, чтобы тот выкроил день-другой и съездил к сыну, помог советом, но Коля только улыбался в ответ.

— Что ты, мать, — говорил он спокойно. — Жизнь не детский сад. Он теперь не птенец, пусть сам разбирается. Вон Виктор. Пример!

— Сравнил, — вздыхала Маша. — Виктор — мужчина, закаленный и бедой и войной. А Генка еще ребенок! Себя вспомни в двадцать лет!

— Мы с тобой в двадцать уже состариться успели, — смеялся Коля. — А в Генку я верю. В грозный час он себя покажет, не сомневайся…

Шел июнь 1940 года. До начала трагедии оставался ровно год, и, конечно же, Коля даже предположить не мог, что его слова окажутся пророческими.


Утром принесли телеграмму из Москвы. Никифоров сообщал, что нарком утвердил назначение Коли на должность заместителя начальника Московского уголовного розыска.

Когда Коля вошел с телеграммой в комнату, Маша еще спала. Он сел в изголовье тахты и долго смотрел, на спокойное, по-прежнему красивое лицо жены. Время не старило ее. Она была все такая же стройная, подвижная. Никто не давал ей больше двадцати восьми, и только Коля видел, что годы берут свое.

— Вставай, мать, нас ждет великое переселение, — улыбнулся Коля.

Маша прочитала телеграмму, покачала головой:

— Надо же. Я все жду, когда тебя назначат самым главным, а тебя переводят на такую же должность. Я не согласна. Так и телеграфируй Никифорову.

— В Москву переводят! — Коля шутливо поднял палец вверх. — Будем трудиться вместе с Витькой — это раз. Второе — сама знаешь, что за эти два года произошло. В армии взводных полками командовать назначают. А у нас в Ленинграде замена мне найдется. Вот как с твоей школой быть?..

— Школ и в Москве много, — махнула рукой Маша. — Жалко будет расставаться с коллективом, люди, представь себе, один к одному… Как они поддержали меня тогда, в тридцать седьмом, помнишь?

Коля позвонил Бушмакину, рассказал о новом назначении. Старик обрадовался, а под конец разговора взгрустнул:

— Увидимся ли еще? Болезни одолели, да и возраст… Пиши, не забывай…

— О чем речь! — бодрясь, сказал Коля.

Он не верил в предчувствия и приметы, но подумал вдруг, что Бушмакин наверняка окажется прав, и они уже в самом деле больше никогда не увидятся. Надо было съездить к «бате», попрощаться, но дела завертели, замотала предотъездная суета, и Коля вспомнил о своем намерении только тогда, когда Маша закрыла чемодан и села на подоконник.

— Давай посидим на дорожку?

Коля обвел взглядом пустую комнату. Без мебели и привычных вещей она стала вдруг слишком большой, неуютной.

— Сколько мы с тобой прожили, мать?

— Двадцать один год, — вздохнула Маша. — Ты хочешь сказать, что срок длинный, а увозим с собой только один чемодан?

— Я хочу сказать, что все эти годы был очень счастлив с тобой, Маша. — Коля улыбнулся. — А ты?

— И я… — Она подошла к нему, провела ладонями по его щекам. — Все эти годы я благодарила судьбу за то, что она послала мне тебя. — Маша замолчала, потом сказала — печально и тихо: — Мы уезжаем, и мне почему-то больно. Знаешь, здесь остается частичка нас самих. Очень дорогая частичка, Коля. Наверное, теперь у нас и квартира будет большая, и мебель новая, а вот того, что было, — нет. Не будет уже никогда.

— Поехали, — Коля отвернулся, не хотел, чтобы Маша увидела вдруг навернувшиеся слезы.

Но выйти из комнаты они не успели. Ворвался с бутылкой шампанского Ганушкин, за ним — Тая.

— Ну, соседи, ну, отмочили! — орал Ганушкин. — Кабы не Таисья — я бы ничего и не узнал. Едва с работы отпросился! Выпьем за ваш отъезд, за то, что наша коммунальная дружба и впрямь оказалась долгой, да и Бирюкова помянуть надо. Хороший был мужик.

Выпили. Маша расчувствовалась, всплакнула вместе с Таей. Коля тоже расслабился и решился, наконец, позвонить Сергееву. Ответил его секретарь.

— Я передам, что вы звонили, — сказал он. — Но это будет нескоро. Товарищ Сергеев в длительной командировке.

— Где, если не секрет?

— Секрет. Попробуйте позвонить месяца через два.

Коля повесил трубку и долго ломал голову над тем, куда же мог уехать Сергеев, но так и не догадался. А Сергеев в это время находился в Германии, в составе советской экономической делегации, и от встречи с Колей его отделяли не два месяца, как предполагал секретарь, а год работы в Германии и пять лет войны…


В Москву поезд пришел рано утром. Маша выглянула в окно и радостно крикнула:

— Витька!

На перроне с букетом цветов в руках стоял улыбающийся Виктор. На нем ладно сидела новенькая, хорошо подогнанная форма капитана милиции, на поясном ремне желтела плоская кобура с пистолетом «ТТ». Обнялись. Маша отступила на шаг, всмотрелась. Изменился Витька. Глубоко под крутые надбровья ушли глаза, прорезались борозды у красиво изогнутых губ.

— А ты возмужал, — сказала Маша.

— Скажи проще: состарился, — покривил уголки рта Виктор.

— Жаль, мать тебя не увидела таким, — сказал Коля. — Она всегда тобой гордилась. На ее могиле перед отъездом мы были. Памятник в порядке, я надежных людей попросил — будут ухаживать, так что не беспокойся… Идет тебе форма.

— Это я надел, чтобы вас встретить, — улыбнулся Виктор. — Идемте, у меня «эмка».

Вышли на привокзальную площадь.

— Не женился? — спросила Маша.

— Да как сказать, — протянул Виктор. — Нет, конечно.

— Почему «конечно»? — настаивала Маша.

— За милиционера не всякая пойдет, а милиционер не всякую возьмет, — отшутился Виктор.

Маша села рядом с шофером, «эмка» свернула на Каланчевку, с нее — на Садовое кольцо.

— Как здесь все изменилось, — тихо сказала Маша. — Не узнать.

— Двадцать лет прошло, — вздохнул Коля. — Была Москва — деревня, стала — столица. У тебя, смотрю, новый пистолет? Армейский? — обратился он к Виктору.

— «ТТ», — кивнул Виктор. — Я привык. А вообще-то — для нас он не очень подходит.

— А у моего кольта патроны кончились, я его сдал. Как здесь с оружием?

— Достанем нетабельный. А может, наган возьмешь? Их в избытке.

— С перезарядкой у него плохо, — сказал Коля. — То ли дело у кольта. Ладно, увидим. Ты мне вот что скажи: куда едем?

— Домой. Вам квартиру дали в новом доме на улице Горького.

— Сколько комнат? — обрадовалась Маша.

— Три. Общая площадь сорок метров. Окна на Манежную смотрят, будете смотреть парады и демонстрации.

— Зачем нам столько двоим? — удивился Коля. — Мы еще посмотрим, ладно.

— Пока двое, а там — кто его знает, — улыбнулся Виктор.

— Ну, знаешь! — возмутилась Маша. — Я уже в том возрасте, когда эти темы неприлично даже обсуждать, не то чтобы. — Она недоговорила и вздохнула.

— Генка пишет? — спросил Виктор.

— Пишет. Старший «опер» в райцентре. Дел много, мотается, правду-матку начальству режет. А ты как? Уживаешься с начальством?

— Всяко-разно, — сказал Виктор. — Процент раскрываемости опять же мучает. Начальнику — процент, а мне — качество. Одно спасает — начальник болеет и, видать, долго еще будет болеть, а с тобой мы общий язык найдем. Вот с вышестоящим начальством совместим ли процент и качество?

— Ничего, мы — псковские, мы совместим, — улыбнулся Коля. — Вот этот дом? Скажи, пожалуйста, магазин «Стандарт». Смотри, Маша!

Въехали под арку. Квартира была со двора, во втором подъезде. Виктор вызвал лифт. Поднялись на пятый этаж.

— Вот ключи, владейте. — Виктор торжественно протянул Маше связку ключей.

Маша робко переступила порог квартиры и восхищенно вскрикнула. Двери направо вели в уютную спальню. Налево — в столовую. Вперед и направо — в кабинет. Большая, светлая кухня с балконом. И в каждой комнате новенькая, пахнущая лаком мебель из светлого дуба.

— Можно было и без мебели, — сказал Виктор. — Да я подумал: чего вам зря бегать, время тратить. А так заодно с квартплатой и рассчитаетесь. Удобно, современно.

Маша села на диван и тихо рассмеялась.

— Господи, — сказала она, — какая я счастливая. И как все хорошо.

— Хорошо, — кивнул Коля. — Спасибо нашим ребятам. Тем, кого нет с нами. В нашем счастье их золотая доля.

Виктор ушел. Коля долго стоял у окна и смотрел вниз, на улицу Горького. Напротив окон, в двухэтажном доме, была булочная и книжный магазин. А чуть правее — театр миниатюр. Еще правее возвышался серый куб Центрального телеграфа.

— Удобно-то как, — сказала Маша. — Все рядом, все под боком. Ты заметил — в нашем доме, внизу — диетический магазин. Буду кормить тебя манными котлетами. Или морковными.

— Хочу в Гнездниковский сходить, — сказал Коля. — Трепанова вспомнить, Афиногена. Надо бы нам вместе побродить по старым местам…

— А у тебя найдется время? — с недоверием спросила Маша.

— Я постараюсь найти. Мы ведь ради будущего живем. Значит, должны помнить прошлое. А то ведь порвется связь времен. — Коля улыбнулся.

Весь вечер они бродили по Москве, и прошлое возвращалось к ним случайно запомнившимся поворотом улицы, знакомым домом на перекрестке. Прошлое уводило их в заснеженную, нетопленную, голодную Москву 1919 года. И они шли среди улыбающихся, счастливых людей, среди потока новеньких, поблескивающих свежим лаком «эмок» и «зисов», мимо сверкающих витрин, но им казалось, что вот сейчас, через секунду вывернет из-за угла черный автомобиль Кутькова, и безжалостные бандитские маузеры полоснут вдоль тротуара тяжелым, не знающим пощады свинцом.

— Вот здесь мы настигли Кутькова. Помнишь?

Маша молча кивнула.

— Двадцать один год прошел, а кажется — это было вчера. А все-таки основное мы сделали. Профессиональной преступности больше нет.

— Сколько же еще времени уйдет, пока вы справитесь с непрофессиональной? — вздохнула Маша. — Когда-то ты сказал: «Вот пройдет десять лет, и мы выпустим из тюрьмы последнего жулика…»

— Нам много чего казалось десять лет назад. Не все мечты сбываются, Маша. Сейчас я скажу тебе так: полное уничтожение преступности — дело не одного поколения. Думаю, что решающее слово в этом будет принадлежать не милиции и вообще не административным органам. Социальный прогресс и только он один подорвет основы всякой преступности вообще. А мы… Мы добьем ее остатки, вот и все.

— Когда же это будет?

— А вот это в какой-то степени зависит и от нас с тобой, — улыбнулся Коля. — Работать надо, друг мой. В поте лица!

На следующий день с утра Маша уехала в гороно — нужно было подыскать работу. У Коли был в запасе еще один день — в управление он должен был явиться только завтра. И Коля решил побродить по букинистическим магазинам — вот уже пять лет он настойчиво, с любовью собирал библиотеку из академических изданий. Но его замыслу не суждено было сбыться: в тот момент, когда он, уже одетый, стоял на лестничной площадке и закрывал двери квартиры, подъехал лифт и Виктор, выйдя из лифта, крикнул:

— Николай Федорович, машина внизу, хорошо, что я вас застал… — В служебной обстановке Виктор никогда не позволял себе называть Колю на «ты».

— Случилось что-нибудь?

— Я получил сообщение. Сегодня в двадцать три часа будет ограблен магазин на Масловке. Ювелирный, между прочим.

Шофер вырулил со двора, и «эмка», набирая скорость, помчалась к Петровке.

— Источник надежный? — спросил Коля. — Можно верить?

— Считаю, что можно. Это Агеев. Парню двадцать пять лет, токарь, с ворьем спутался случайно. Я пытаюсь ему помочь, да он и сам все понимает, хочет с этим делом «завязать».

— Я могу с ним встретиться?

— Исключено, — Виктор покачал головой. — Он позвонил, сказал, что на связь выйти больше не может, за ним следят, видимо, подозревают, а может, просто перестраховываются. Сказал — оторвется от группы после дела.

— Плохо. Ему нельзя принимать участие в краже. Ты запомни это, Виктор, на будущее.

— Всегда придерживался и придерживаюсь этого принципа, — сказал Виктор. — Я людей на преступление никогда не толкаю. Даже ради самой успешной реализации. Парень смелый, крепкий, выкрутится.

— Ну, дай бог! — кивнул Коля. — Чего мы стоим?

Водитель включил сирену, но регулировщик на перекрестке нервно замахал жезлом и вдруг, встав по стойке «смирно», взял под козырек. Через перекресток промчался огромный «майбах» с флажком на крыле — на красном поле белый круг с черным изломанным крестом.

— Посол Германии Шуленбург, — сказал Виктор. — Ишь, какой почет. Ты как относишься к пакту?

— Сказать по чести, — сложно, — отозвался Коля. — Я вроде и понимаю его необходимость, а сердцем принять не могу. У большевиков с фашистами не было и не может быть ничего общего.

— А я смотрю на этот пакт просто, — продолжал Виктор. — Дает он нам хоть какую-нибудь выгоду, — и спасибо! Больше он нас не касается. Разговоры о том, что-де Германия — теперь лучший наш друг, потому что Молотов с Гитлером за ручку поздоровался, — я отметаю! Я — солдат. В случае чего, я буду убивать, как бешеных собак, этих коричневых крыс, детоубийц. Я их видел в Испании. Скажу одно, Коля: их надо стереть с лица земли. — Виктор побледнел, его руки, сложенные на коленях, нервно вздрагивали. — Давай, нажми, — наклонился он к шоферу.

…«Эмка» остановилась перед роскошно оформленной витриной ювелирного магазина. Она ломилась от обилия золотой и серебряной посуды, колец, серег, часов.

— Ты жене никогда таких побрякушек не дарил? — спросил Виктор.

— Она не елка. — Коля вошел в магазин.

— Директор магазина — человек проверенный. Говорить с ним можно откровенно. Только он шутник, так что не реагируй, — Виктор постучал в дверь, на которой красовалась черная с золотом табличка: «Директор».

— Я занят! — послышалось из-за двери.

Виктор нажал затейливую бронзовую ручку. Директор сидел за огромным столом и ел сухую колбасу, запивая ее пивом.

— Вы мне помереть в случае чего дадите? — с легким раздражением спросил он. — Что стряслось?

Коля с уважением посмотрел на орден боевого Красного Знамени, прикрепленный над левым карманом директорской гимнастерки.

— За что? — Коля глазами указал на орден.

— За Перекоп. А вот теперь штурмую ювелирное дело. Мы за что боролись? За счастье? А между прочим, женщины — лучшая половина человечества! А в чем счастье любой женщины, кроме мужа, работы и детей? В украшениях! Согласны?

— Я — да, — сказал Виктор. — А Николай Федорович — нет. Он говорит, что его жена — не елка!

— Здрассьте, — в серцах произнес директор. — Раньше бриллианты императрица и ее дворянки носили. А теперь — наши женщины должны носить! И не чьи-нибудь там жены и тому подобное, а самые простые работницы!

— У них денег не хватит, — заметил Коля с улыбкой.

— А мы повысим зарплату, — парировал директор. — Короче кто вы?

Коля молча протянул служебное удостоверение.

— Понятно, — кивнул директор. — Что случилось?

— Сколько у вас товара? — спросил Коля.

— На восемьсот тысяч рублей тринадцать копеек. Это меня и погубит, — вздохнул директор. — Уже шестой день подряд в остатке получается цифра тринадцать. Пришла беда, и ваше появление подтверждает это.

— Сколько нужно машин, чтобы вывезти весь магазин? — спросил Коля.

— Каких машин? — удивился директор. — Три чемодана.

— А сколько нужно времени, чтобы их наполнить?

— То есть, очистить все полки и ящики, сломать сейф и разорить кладовую? — уточнил директор. — Три часа на все!

— Охрана?

— Колченогий Василий, — сказал директор. — У него старая одностволка и пять патронов с солью. На большее торг средств не отпускает — преступность, говорят, на убыль идет.

— Сегодня ваш магазин ограбят.

— Шутите? — Директор растерянно начал чистить колбасу. — Что же делать?

— Это наша забота, — сказал Виктор. — Позвоните в торг. Пусть они пришлют своего работника — для контроля. Мы будем ждать преступников прямо здесь, в магазине.

Коля осмотрел входные двери, зашел в прилегающий двор.

— Рассчитай необходимое количество людей, — сказал он Виктору. — Все заблокировать, чтоб комар не пролетел. Возьмем их с поличным. Кто будет внутри магазина?

— Лейтенант Олег Рудаков. Окончил нашу школу, парень боевой, надежный. Второй — лейтенант Миша Воронцов, — Виктор улыбнулся. — Они мальчишки совсем, по двадцати лет каждому. Для боевого крещения — самое подходящее дело.

— Мне казалось, нужны более опытные товарищи, — сказал Коля. — Но, раз ты решил.

— Николай Федорович, себя вспомните в девятнадцатом.

— Время было другое, — буркнул Коля.

— Не согласен, — упорствовал Виктор. — Каждый должен когда-то сделать первый шаг. А начинать, я считаю, нужно с самого трудного.


Засаду организовали с вечера. Виктор с группой оперативных работников стоял в парадном, напротив входа в магазин. Миша и Олег сидели в кабинете директора, играли в шахматы — в темноте, на ощупь. Коля устроился за прилавком, в торговом зале. К пяти утра стало ясно, что бандиты не придут — произошла какая-то накладка или у них изменились планы. Но Коля все равно не снял засаду — мало ли что.

Он вошел в кабинет директора. Воронцов и Рудаков по-прежнему играли в шахматы. За витриной, на улице, погасли фонари. Над городом повис серый рассвет.

— Чем объясняете срыв? — спросил Коля.

— Неточной информацией, — пожал плечами Воронцов.

— А может, здесь посложнее, — покачал головой Рудаков. — Может, сам источник получил заведомо неверные данные. Может, они его подозревали и заодно проверили.

— Заодно с чем? — уточнил Коля.

— Заодно с финтом в наш адрес, — сказал Олег. — Мы их ждали здесь, а они в другом месте сделали, что надо, и след простыл!

— Олег — голова! — восхищенно заметил Воронцов. — Он из нагана с двадцати шагов в пятак попадает!

— Ну, положим, к голове это не имеет отношения, — усмехнулся Коля. — Но в комплексе, так сказать, хорошо! А вот анализ ситуации у вас, Рудаков, полностью совпадает с моим, хотя скажу сразу: дай бог, чтобы мы с вами ошиблись!

Резко прозвенел входной звонок. Воронцов открыл. В зал вошел хмурый Виктор:

— Машина из управления пришла. Ограблен ювелирный магазин на Волхонке. Убит сторож и посторонний гражданин.

Олег и Коля переглянулись.

— Вот это да-а-а, — протянул Воронцов. — Лажанулись мы крепко!

— Прошу впредь жаргонных слов не употреблять! — резко сказал Коля. — Вы — оперативный работник, а не урка! Товарищ Кондаков, — обратился он к Виктору, — оставьте здесь наряд, все едем на Волхонку!

Улицы Москвы были еще пусты, поэтому не пришлось включать сирену. Через пять минут «эмка» подрулила к ювелирному.

Витрина магазина было совершенно цела, только пуста. В углу, на черном обивочном бархате, Коля заметил случайно уцелевшее золотое обручальное кольцо. Несмотря на ранний час, успела собраться изрядная толпа, и милиционеры теснили любопытных. У входа в магазин лицом вниз лежал сторож. У ворот, которые вели во двор, сидел, прислонившись спиной к стене, парень лет двадцати пяти. Он был мертв. Виктор подошел к нему, заглянул в лицо и тут же вернулся обратно:

— Агеев. Ясно, почему не позвонил и не пришел.

Коля увидел врача-эксперта:

— Причина смерти? — Он повел головой в сторону убитого парня.

— Заряд мелкой дроби, — сказал эксперт. — С расстояния метров в семь — восемь. Предполагаю, вот из этого ружья. — Он протянул Коле одностволку.

— Нашли во дворе, — козырнул пожилой лейтенант милиции. — Отпечатки пальцев сняли.

— Вы участковый? — спросил Коля.

— Так точно. Предвижу ваш вопрос, товарищ начальник. Рекомендую в первую очередь поговорить с дворником Хасановым. Доверенное лицо, ручаюсь, как за себя!

— Спасибо. — Коля вошел в магазин. Навстречу ему, заламывая короткие толстые руки, бросился мужчина лет пятидесяти в белом чесучовом костюме и широкополой соломенной шляпе. Коля машинально посмотрел на его ноги и невольно усмехнулся — белый костюм завершали ярко начищенные черные ботинки!

— Здравствуйте! — трагическим шепотом провозгласил мужчина. — Я директор, я несчастнейший человек, пусть бы я лучше умер вчера, чем видеть такое сегодня! Ужас! Я погиб! Я навеки опорочен в глазах руководства! Какой убыток! Какой кошмарный ущерб! — Он провел рукой по сейфу, который был похож на варварски вскрытую консервную банку. — И наш сторож! И прохожий, совсем еще молодой человек! Его-то за что, господи!

— Что украдено? — спросил Коля.

— Все! — Директор широким жестом обвел магазин. — До последнего колечка!

— Последнее на витрине. Пройдемте к вам в кабинет. Я — работник милиции Кондратьев.

— Смирнов, — растерянно протянул руку директор. — Ах, какое несчастье, какое несчастье. Золото! Так сказать, овеществленный труд тысяч людей… — Он сел в кресло и нервно забарабанил короткими пальчиками по стеклу.

— Почему на вас черные ботинки? — вдруг спросил Коля.

— Э-э… — растерялся Смирнов. — Дело в том, что белых у меня только одна пара, и я их… э-э-э… испачкал! А вычистить не успел. Послушайте, э-э… почему вы об этом…

— Просто так, — перебил его Коля. — Сумма похищенного?

— То есть — украденного? — тонко улыбнулся Смирнов. — Вы ведь эти два понятия четко разделяете, я знаю. Похищено — значит свои. Украдено — посторонние… Так вот, украдено на шестьсот тысяч рублей, не менее! У меня поседели последние волосы! Все выгребли, мерзавцы, все, подчистую! Комиссия уже заседает, список и приметы вещей мы вам пришлем. Кошмар! Вещей нет, одни приметы!

— Почему вы думаете, что нам понадобятся приметы?

— Детективы и мы читаем, — усмехнулся директор. — Как же вы искать вещи станете? На толкучках? Барахолках? У подозрительных лиц? Ведь все давно по карманам рассовали, ворье проклятое, небось уже и торговля «слева» началась.

— Вас допросят, — Коля встал. Этот многословный, суетливый человек утомил его. — До встречи.

— Не дай бог, — тоскливо сказал Смирнов и сделал гримасу, которая, вероятно, должна была обозначать улыбку.

В дверях Коля столкнулся с человеком лет тридцати. Добродушное, круглое, лицо, тщательно отглаженный костюм, рубашка с галстуком. Незнакомец выглядел франтом.

— Мой заместитель Борецкий Виталий Павлович, — сообщил Смирнов. — Это из милиции.

— Уже догадался, — кивнул Борецкий, пожимая руку Коле. — Есть надежда?

— Надежды нет только у мертвых, — сказал Коля и смутился. Получилось выспренно, а он не любил «высокого штиля». И добавил: — Сделаем все, что в наших силах.

— Давать советы не собираюсь, — сказал Борецкий, — но у меня ощущение, что украдено слишком много и слишком быстро. Вы не согласны?

— Что вы, собственно, имеете в виду? — Коля отлично понял, на что намекал Борецкий, но хотелось услышать не намек, а главное, посмотреть, как среагирует Смирнов. Директор действительно среагировал моментально.

— Борецкий! — крикнул он возмущенно. — О чем ты говоришь? Твои слова эти — подозрение в адрес нашего здорового коллектива! Это выпад против общественности! Не слушайте его, товарищ Кондратьев!

— Милиция во всем разберется, — мягко сказал Борецкий.

Коля вышел во двор. В углу, у помойки, подметал дворник. Коля подошел к нему и стал смотреть, как красиво и профессионально обращается тот с метлой.

— Хорошо у вас получается.

— Опыт, — улыбнулся дворник. — Хотите попробовать?

— У меня не выйдет. Вы Хасанов?

— А вы из МУРа? — снова улыбнулся дворник. — Я так скажу: во всем цыгане виноваты!

— Как так? — удивился Коля.

— Да просто… Повадился Смирнов к цыганам ездить — вот и сложил голову. Он, я так понимаю, советский директор, не купец.

— Согласен с вами. Вы мусорные ящики уже чистили?

— Нет. А что искать?

— С намека понимаете, — с уважением сказал Коля. — Белые мужские полуботинки. Вот мой телефон. — Коля записал номер на обрывке бумаги и протянул дворнику. Тот тщательно свернул бумажку и спрятал ее.

* * *

Домой Коля пришел поздно. Утром предстояло оперативное совещание, нужно было продумать версии, обмозговать возможные ходы противника. Нужно было разработать систему мероприятий, с помощью которых уголовный розыск мог выйти на банду грабителей.

— Вижу, первый день — не сахар. — Маша собрала посуду на поднос, улыбнулась: — Неси-ка на кухню, мыть будем вместе.

— Маникюр у тебя, — Коля взял ее за руку. — Сам помою. Куда назначили?

— Пока — во Дворец пионеров. Буду вести кружок французского языка и искусства. Кстати, нам бы надо с тобой на Волхонке побывать, в музее изобразительных искусств. У них отличная коллекция голландцев! Ты их помнишь в Эрмитаже?

— Как наши передвижники, — сказал Коля. — Только получше.

Маша с интересом посмотрела на мужа:

— Не слишком патриотическая точка зрения. Но, по-моему, она не лишена смысла. Так пойдем на Волхонку?

— Уже был. Не дай бог. У меня там сложнейшее дело, а голова — пустая. Ни одной идеи.

— Идеи будут завтра, — уверенно сказала Маша. — Начнешь совещание — сам не заметишь, откуда что привалит, как любила говорить Лицкая. — Маша вздохнула, задумалась. — Я часто ее вспоминаю. Может, к лучшему, что так все случилось? Что было бы с ней сейчас? Отец — бывший камергер.

— Не нужно об этом, — попросил Коля. — Я бы предпочел навсегда забыть об этих днях.

— А я уверена, что о них нужно всегда помнить, чтобы они больше никогда не повторились…

* * *

– Начнем с младших по званию, — открыл совещание Коля. — Говорят, в старину был такой обычай у военных. Пожалуйста, Рудаков.

— Я уже высказывал товарищу начальнику свою версию, — сказал Олег. — Повторю для всех. Анализ событий заставляет уверенно предположить, что члены шайки подозревали погибшего Агеева и решили проверить его. Когда убедились, что магазин на Масловке нами обставлен, — они Агеева убили, причем убили так, что это выглядело, как смерть от руки сторожа.

— Я — против, — встал Воронцов. — То, что сторож выполнял задание банды, — чушь! Для него все нападавшие на одно лицо! Выстрелил — попал в Агеева. Вот и все!

— А вы не допускаете, что бандиты умело подвели Агеева под выстрел? — спросил Виктор.

— Допускаю, — согласился Воронцов. — А как это проверить?

— Подумаем, — сказал Коля. — Лично мне версия товарища Рудакова кажется правдоподобной. У меня еще вот что. На директоре Смирнове был белый костюм. А ботинки — черные. Белые он, по его словам, накануне перепачкал. Я прошу вас, Воронцов, тщательно это проверить.

— А зачем? — удивился Воронцов.

Коля помрачнел:

— Любое дело складывается из тысячи нюансов, оттенков, по-русски сказать. Если вас этому не научили, — мне остается только пожалеть. Честно говоря, я пока и сам не знаю, Воронцов, зачем может пригодиться история с ботинками. Но жизнь меня убедила, и я хочу убедить вас в том, что в нашем деле нет мелочей или ненужных, неинтересных обстоятельств. К раскрытию ведет иной раз не то что слово, — буква!

— Предлагаю поручить Рудакову точно определить с помощью свидетелей и экспертов, когда бандиты пришли и когда ушли. Украдено очень много. Мы должны точно знать, какое реальное время затратила банда, чтобы проникнуть в магазин, собрать все вещи и унести их, — сказал Виктор.

— Принимается. Борецкий мне уже намекал, что в этом плане не все чисто и не все ясно, но я пока не имею четких предложений. Подумаем.

— И последнее, — заключил Виктор. — Я займусь всеми скупщиками золота и драгоценностей, дам ориентировку по другим городам, в Ленинград в частности.

— Принято, — согласился Коля. — Все свободны. Вас, Кондаков, прошу остаться.

Когда все ушли, Коля сказал:

— Есть хочу, как из пушки. Где буфет, покажешь?

— Покажу, — кивнул Виктор и вдруг хитро улыбнулся: — А кто мне рассказывал про кутежи в девятьсот девятнадцатом? Про «стюдень из лошадиных мослов»? Махнем.

— Э-э, была не была!

У входа в ресторан стояла длинная очередь. Толстый швейцар лениво толкал в грудь какого-то подвыпившего парня.

— Иди, иди, — увещевал он. — Иди, сказано, и значит — иди.

Похоже, швейцар обладал не слишком большим запасом слов.

— Не пройдем, — вздохнул Коля. — Не удостоверение же ему показывать. Если бы по делу — тогда, конечно. А так у меня уже был случай. Я показал, а такой вот в галунах начал на всю улицу орать. «Одним, — кричит, — все, другим — ничего!» Пойдем в буфет.

— Сейчас, — Виктор протиснулся к дверям. — Что на первое идет? — строго осведомился он. — Борщ московский?

— Так точно, — по-военному ответил швейцар. — А что?

— Подойдет, — шепотом сказал Виктор. — Николай Федорович, пройдите.

— То ись, как? — опешил швейцар.

— Ты же сам сказал «так точно», — бухнул Виктор, осторожно пропуская вперед Колю. Обалдевший швейцар закрутил головой, словно ему в уши попала вода.

Сели за столик.

— А ты, оказывается, мастер «арапа заправлять»…

— Иногда необходимо, — отозвался Виктор. — Скромность в нашем деле не всегда помощник.

— В нашем деле? — иронически спросил Коля: — А при чем здесь наше дело? Мы вроде бы не на задании.

— А кто его знает, — легкомысленно пожал плечами Виктор. — Пять минут назад — нет, а пять минут спустя — да.

— Чего да? — не понял Коля.

— На дверь взгляните…

В зал вошел Смирнов и, беспокойно оглядываясь, начал пробираться к эстраде.

— Что он здесь забыл? — удивился Коля. — Признавайся, ты когда его увидел? У входа?

— В очереди.

— Глазаст, — сдержанно похвалил Коля. — Я вот его не заметил. Как считаешь, он по делу или просто так?

— На просто так у него нынче времени нет. У него здесь какая-то встреча. Публика-то. Обратите внимание.

Публика и в самом деле была как на подбор. Расфранченные женщины в драгоценностях, с туго обтянутыми бюстами, оплывшие жиром мужчины, по внешнему виду проворовавшиеся завмаги.

— Выстроить бы всех и проверить документы, — зло сказал Виктор. — Уверен, что половину из них, как минимум, придется задержать.

— Ну, это ты, положим, перебрал, — заметил Коля. — Мы ведь теорию Ломброзо отрицаем! Нельзя судить о людях по углу челюсти и ширине лба.

— Кто его знает, — вздохнул Виктор. — Я, например, частенько убеждаюсь, что Ломброзо прав, Николай Федорович. Обеда у нас все равно не получится. Я тут за Смирновым посмотрю, а вы на всякий случай пришлите мне бригаду. Мало ли, связь появится, то да се.

— Договорились, — Коля ушел.

В управлении он приказал дежурному послать в ресторан бригаду наблюдения и поднялся к себе. В приемной уже ждали Рудаков и Воронцов. Они слушали радио — передавали постановление СНК СССР о присвоении лицам начальствующего состава РККА генеральских званий. Олег, увидев Колю, вскочил и выключил репродуктор.

— Здравия желаю, товарищ начальник! — улыбнулся Миша. — Не знаю, как вы, а я никак не могу привыкнуть, что в Красной Армии — генералы!

— Ты прав, — Коля открыл дверь своего кабинета. — Непривычно. Я тоже, когда первый раз услыхал, подумал: а как же Чапаев? Он ведь не кого-нибудь разбил, а генерала Каппеля. Заходите.

— Я все проверил, — начал докладывать Олег. — Всего украдено полторы тысячи предметов. Двести единиц — особо ценные украшения с крупными бриллиантами, сапфирами, изумрудами, от полутора до четырех каратов. Три вещи — в пять-восемь каратов. Золото высшей пробы, все камни очень высокого качества — как говорят: «первого порядка».

— Что это значит?

— Это значит, что стоимость камня повышается прогрессивно, — объяснил Олег. — Один карат — тысяча рублей, два карата — четыре тысячи и так далее. Теперь о том, как они это все унесли. Я получил на базе точно такие же предметы, все полностью. Укладываются в три чемодана среднего размера. Я разместил предметы на полках торгового зала и в кладовой, как они и лежали в момент кражи. Собирали втроем. На все ушел один час шестнадцать минут и четыре секунды. Сюда же входит время, которое потребовалось на вскрытие сейфа. Он стандартный.

— Выводы?

— Мне удалось установить и допросить двоих свидетелей, — сказал Олег и улыбнулся. — Они влюбленные. Живут в доме напротив. Ровно в три часа утра они выясняли отношения у витрины магазина. Все было спокойно, девушка любовалась украшениями, спрашивала у парня, что он ей подарит на свадьбу. Витрина была освещена, в магазине они никого не заметили. А вот в три тридцать пять дворник Хасанов уже обнаружил кражу и поднял тревогу. Что же получается? У воров ушло всего тридцать пять минут? Значит, их было не трое, а больше?

— Вывод преждевременный, — Коля отрицательно покачал головой. — Сто зайцев не делают одного слона. Слыхали такую поговорку?

— Считаете, что четыре человека ненамного быстрее сработают, чем три?

— Считаю. Что у вас, Воронцов?

— Я был у директора Смирнова, — начал Воронцов. — Он меня не узнал. Во-первых, я был переодет, во-вторых, я уверен, что тогда, в магазине, он и внимания на меня не обратил. Квартиру я осмотрел всю, кладовку, кухню, даже под кровать заглянул. Он не удивился — я работал под инспектора пожарной охраны.

— Ботинки белые нашли?

— В квартире таких ботинок нет, я ручаюсь! И еще вот что: я нашел свидетелей, которые видели, как застрелили Агеева. Стрелял сторож, это свидетели утверждают категорически! В момент выстрела сторож находился во дворе.

— По каким признакам его опознали свидетели?

— Свидетели старенькие, — Миша виновато улыбнулся. — Видели все из окна своей спальни, которое выходит во двор. Они как раз сидели у окна, мучились бессонницей. Сторожа хорошо знают, утверждают, что это был он!

Вошел дежурный, протянул Коле бланк телеграммы:

— Телеграмма из Ленинграда, просили немедленно ознакомить.

— Спасибо, — Коля развернул телеграмму. — Скажите, Воронцов, а какое расстояние от окон спальни до того места, где стоял сторож? Вы проверили?

— Метров пятьдесят, я прикидывал, — покраснел Миша. — Точно измерить нечем было.

— Неважно. А какая, по-вашему, была видимость в три тридцать?

— Слабая. — Миша покраснел еще больше.

— По всем данным: конфигурация следов крови, положение тела — сторож был зарезан около входных дверей магазина. Что же, по-вашему, он сначала был зарезан, а потом побежал во двор стрелять?

— А может быть, он сначала выстрелил — во дворе, а уж потом вернулся к магазину? — парировал Миша. — И там его убили! Могло так быть?

— Хорошо. Давайте разберемся. Значит, вначале сторож находился во дворе, заметил налетчика и выстрелил?

— Так.

— А потом побежал к магазину?

— Так.

— Почему же сторож бросил ружье? Оно же валялось во дворе? Выходит, он побежал навстречу опасности безоружным?

Миша растерянно заморгал.

— Ответа нет, — развел руками Коля. — Даже если предположить, что после выстрела сторож подошел к входным дверям просто так, для проверки, он все равно бы не выпустил ружья из рук. Это ясно. Тем более, если он, как вы считаете, побежал навстречу бандитам, которые хотели вломиться в магазин.

— Вывод ясен, — сказал Олег. — Стрелял в Агеева не сторож.

— А кто? Кто стрелял? — запальчиво выкрикнул Воронцов.

— Не знаю, — пожал плечами Олег.

— И я не знаю, — улыбнулся Коля. — Но ты, Михаил, не огорчайся. Разберемся.

— Хорошо! — не сдавался Миша. — По-нашему, они Агеева раскрыли и убили? Почему же они так плохо организовали следы?

— А они не окончили спецшколу, — пошутил Олег.

— Запомните главное, ребята, — сказал Коля. — Даже если бы на преступление решился самый опытный криминалист — какой-нибудь профессор, — даже он не сумел бы сработать чисто! Следы остаются всегда — это аксиома!

Вернулся из ресторана Виктор, устало опустился в кресло.

— Бригаду я в основном отпустил, — сказал он, закуривая. — Такая чушь.

— А если подробнее?

— А подробнее — так этот Смирнов — элементарный курощуп, вот и все! Весь вечер ходил от столика к столику, приставал к женщинам. Все его отшивали, а напоследок ему повезло: клюнула одна. Сейчас они в его квартире. Патефон играет, Лещенко «У самовара я и моя Маша» поет. Смирнов с дамочкой целуются. Внизу, на улице, слышно. Я двух человек на всякий случай оставил — мало ли что.

— Что у нас со скупщиками?

— Наши, московские, в основном сидят по тюрьмам. А те, что на свободе, либо отошли от дел, либо мелковаты — такую сделку не потянут. Из других городов сообщений пока нет.

— Есть, — сказал Коля. — Читай…

В телеграмме Ленинградского уголовного розыска стояло:


«На ваш № 183 сообщаем: Магницкий Иван Карлович, 1870 года рождения, ранее неоднократно судимый за скупку и перепродажу золота и драгкамней, освободился из мест заключения 22 мая прошлого года, выехал сегодня в Москву, поезд 1, вагон 8, место 3. Особые приметы: левая нога сломана; хромает. Компрматериалы: купил 40 граммов золотой фольги у Воробьева на ювелирфабрике и 20 граммов платины у коллекционера Грушевского. Цель поездки по предположению нашего источника — закупка крупной партии золота и драгоценностей».


— Что решим? — Коля убрал телеграмму в сейф.

— По-моему, нужно Магницкого встретить, — сказал Миша. — И посмотреть за ним. А там видно будет.

— Это неактивно, — поморщился Олег. — Но лучшего, — он развел руками, — придумать не могу.

— Если бы у нас было время на подготовку, — сказал Виктор, — я бы предложил… проникнуть в банду. Вместо Магницкого.

— А я предлагаю сделать это вместе с Магницким, — спокойно сказал Коля. — Если, конечно, мы на правильном пути. — Он снял трубку телефона: — Дежурную «эмку» — к подъезду. — Коля посмотрел на часы. — Попробуем перехватить поезд где-нибудь у Калинина.

— А почему нельзя утром, на вокзале? — удивился Миша.

— Потому что Магницкого будем встречать не только мы, — снисходительно объяснил Олег.


…«Эмка» миновала «Сокол» и, увеличивая скорость, помчалась по Ленинградскому шоссе. Свет фар вырывал из темноты деревья, редкие домики. Покачиваясь на мягком сиденье, Коля погрузился в полусон. Вот как она складывается, жизнь! Как это у Маяковского? «С пулей встань, с винтовкой ложись». Дети давно уже спрашивают: а что такое гражданская война? И мамы этих детей уверены, что теперь стреляют только в тире, из пневматических ружей. Их называют «духовые». Люди спокойно ходят в театр, в кино. Сердятся на милиционеров, которые штрафуют за неправильный переход улицы. Наверное, большинство так и думает — милиция существует, чтобы переходили улицу в положенных местах. Даже Маяковский написал: «жезлом правит, чтоб вправо шел. Пойду направо — очень хорошо!» Коля улыбнулся сквозь дремоту: вот ведь — профессия! Никто о ней ничего толком не знает, сплошной секрет. Мало кто любит ее — да что там — любит! С элементарным уважением мало кто относится, вот в чем беда! Плохо у нас пропагандируют хорошее. Нагрубит кому-нибудь участковый — сразу узнает вся улица, весь квартал. И сразу — поток писем. А погибнет в схватке с бандитами милиционер или оперативный работник — о многом ли узнаешь из скупых строчек Указа. «За мужество и героизм, проявленные при задержании особо опасного преступника, наградить… посмертно».

«Эмку» встряхнуло. Коля посмотрел на часы.

— Сколько до Клина?

— Километров двадцать, — отозвался шофер.

— Можем не успеть, — заметил Олег.

— В первый раз, что ли? — лениво протянул шофер. — Будем тютелька в тютельку.

Шофер прибавил газ, и Коля снова погрузился в полудремоту. Вспомнился Агеев — парень с трудной судьбой, измотанный, нервный. Надо же! Захотел человек сойти с кривой дорожки — и тут же подкараулили его бывшие дружки, отомстили. Сложное это дело — взаимоотношения в воровской среде. Видимость какой-то морали, каких-то законов, а на деле всем движет право сильного, волчье право. Прячутся, конспирируются, иногда довольно умело, — как с ними бороться? На следствии по делу министров бывшего царского правительства кто-то из обвиняемых остроумно заметил, что против тайно совершаемых преступлений бороться только гласными, открытыми средствами невозможно. Это правильно. Мы тоже, несмотря ни на что, теперь не можем, да и никогда не сможем бороться с преступниками только открыто. Что бы там ни говорили чистоплюи и псевдоморалисты. Нет ничего плохого, ничего аморального в том, что бывший вор Агеев, оставаясь в среде бывших своих сотоварищей, пытался разрушить их преступное сообщество, разложить его изнутри и тем самым спасти всех от тюрьмы и краха. Почему же так живуче отвратительное жандармское слово «сексот»? Не потому ли, что мы боимся подчас чистоты и правды в деле, которое исстари и, конечно же, несправедливо принято считать грязным. А ведь Агеев погиб на боевом посту. Геройски погиб, защищая народное достояние. Только о нем не напишут в газетах, и орденом его не наградят.

«Эмку» встряхнуло, взвыл мотор.

— Вляпались! — в сердцах сказал шофер. — Дорогу ремонтируют. И где мы только объезд проморгали?

— Вернемся, — предложил Миша.

— Тогда явно не успеем, — сказал Олег.

«Эмка» снова набрала скорость, и все обрадовались, что участок плохой дороги остался позади, но впереди мелькнул шлагбаум и красный фонарь на нем. Взвизгнули тормоза. «Эмка» замерла, врезавшись в огромную кучу песка.

— Чтоб вам повылазило! — К машине подскочил рабочий с фонарем. — Носит тут всяких.

— Что же вы дорогу перекрыли и не предупреждаете! — в свою очередь заорал шофер.

— Это как же не предупреждаем! — завопил рабочий. — Объезд взади, глаза разуй.

— Где «взади», где? — орал шофер.

— Кончили, — приструнил его Коля. — Ехать дальше можем?

Шофер заглянул под двигатель:

— Рулевая тяга дуба дала.

Коля достал часы:

— Вот тебе и тютелька в тютельку. Железная дорога далеко?

— Железка — вона она, — злорадно сообщил рабочий. — А поезда здеся не останавливаются.

— Ты чего такой злой? — добродушно осведомился Миша. — Кто тебя обидел?

— Ничего, — не то улыбнулся, не то оскалился рабочий. — Я при случае тоже обижу. Валите, неча мне здесь с вами лясы точить.

Оперативники зашагали к насыпи.

— Его бы надо проверить, — остановился Олег. — Кулацкое отродье, не видите, что ли? Он еще поезд под откос пустит.

— Не усложняй, — успокоил Виктор. — Мало ли из-за чего у человека на душе скверно? Нельзя же во всем и везде видеть одних врагов. Не дело это.

— Меня в спецшколе учили иначе, — буркнул Олег.

— А ты не попка-дурак, — насмешливо сказал Виктор. — Ты учебу воспринимай не механически, а творчески.

Вышли к домику обходчика. В окнах было темно.

— Откройте. — Миша осторожно постучал в дверь.

— Э-э-э… — раздраженно протянул Олег. — Эдак мы здесь до утра простоим! — И он несколько раз подряд сильно ударил по дверям.

Зажегся свет, женский голос спросил тревожно:

— Ой, да кто же это?

— Милиция.

Двери открылись. На пороге стояла женщина лет сорока с «летучей мышью» в руке.

— Где хозяин? Или обходчик — вы? — спросил Коля.

— Иван Кузьмич, — сказала она неуверенно. — А он неужто снова с линии ушел? Неужто снова начелдыкался?!

— Успокойтесь. Дело у нас к вам. Как Ивана Кузьмича найти?

— Да на пути он должон быть, — махнула рукой женщина. — Всем мужик взял — и ростом и силой. И к бабам не ходит, и в местком его нынче избрали. Только вот пьет, проклятущий.

— Найдите обходчика, — приказал Коля Воронцову.

Тот шагнул к дверям и столкнулся с громадным мужиком в брезентовом дождевике.

— Иван Кузьмич? — улыбнулся Воронцов.

— Ну? — спокойно спросил мужик. — Вам чего? Не положено здесь посторонним.

— Мы из МУРа, — Коля протянул удостоверение. — Хотели перехватить московский в Калинине, да теперь и до Клина не успеем — разбили машину.

— Ну и ждите, — сказал обходчик. — Утром пойдет на Москву рабочий поезд, довезет вас.

— Нам сейчас надо, — настаивал Коля. — Да вы поняли, откуда мы?

Обходчик смерил Колю подозрительным взглядом:

— Чего ж не понять? Надысь я кино в клубе глядел. Алевтина, помнишь? Про шпионов. Так там вроде вас: форма наша, бумажки — наши. А сами субчики — из одной иностранной державы.

— Поезд можете остановить? — Коле надоело терять время с упрямым и подозрительным обходчиком.

— Зачем? — прищурился Иван Кузьмич.

— Мы сядем в нужный нам вагон.

— А я сяду в тюрьму?

— Я ведь вам показал свое удостоверение. — Коля начал закипать.

— Давай карандаш — я тебе таких красных книжечек сколько хошь нарисую, — покривился Иван Кузьмич. — Эка невидаль.

Вдалеке послышался гудок паровоза. Коля в отчаянии осмотрелся и вдруг столкнулся с сочувственным взглядом женщины.

— Вон фонарь возьмите, — сказала она. — И бегом навстречу паровозу. И крутите, крутите фонарем-то! Машинист и остановится! — Жена обходчика торопливо сняла с полки красный фонарь и подала его Виктору.

Оперативники выбежали на полотно. Прожектор паровоза был уже совсем рядом. Виктор побежал ему навстречу, отчаянно размахивая фонарем.

— Ах ты, дура, дура, — услышал Коля голос Ивана Кузьмича. — Ты знаешь, что лично тебе будет за выдачу государственной тайны?

— Сплошная у человека труха в голове, — сердито сказал Миша. — А он в чем-то на тебя похож, слышишь, Олег? Такой же сверхбдительный.

— Да отстань ты! — в сердцах крикнул Олег.

Лязгнули тормоза, зашипел пар. Машинист высунулся из окошка и что-то кричал — неразборчиво, но очень зло.

— Давайте, ребята, на паровоз, — приказал Коля Воронцову и Рудакову. — Спокойно все объясните. Виктор! Мы — в вагон.

Поезд тронулся. Коля и Виктор по переходам добрались до восьмого вагона. В отличие от рабочего на шоссе и обходчика проводник все понял с полуслова.

— Вам нужен хромой пассажир? Сейчас… — Он подошел к купе, в котором ехал Магницкий. — Попутчиков нет, он один.

— Нам крупно повезло, — сказал Виктор. — Давайте, — кивнул он проводнику. Тот постучал в дверь.

— Да-да! — послышался скрипучий голос.

— Пассажиры новые, — виновато сказал проводник.

— Житья нет, — проскрипел старческий голос.

Дверь поползла в сторону, в коридор выглянул человек лет семидесяти с выразительным лицом много пожившего и много повидавшего пройдохи.

— Спать когда прикажете?

— А вот сейчас постелем и будем спать, — бодро сказал проводник и повернулся к Виктору и Коле: — Заходите, граждане. Вот ваши места.

Проводник ушел. Магницкий подозрительно посмотрел:

— Попутчики, значит?

— Попутчики, — кивнул Коля.

Сейчас начиналось самое трудное. С первых секунд нужно было взять верный тон, найти точные, не вызывающие никаких сомнений слова и сломить, подавить сопротивление опытного жулика, заставить его поступать в дальнейшем так, как это требовалось по плану операции. Если произойдет ошибка — она повлечет крайне нежелательные последствия.

«Конечно, все, что мы связываем с Магницким, — только предположения, — думал Коля. — Он может ехать в Москву совсем не по нашему делу и вообще без дела — ленинградцы могли и ошибиться. Но разговор следует начинать уверенно и начистоту. Такие обыкновенно ценят нашу откровенность».

Коля протянул Магницкому служебное удостоверение. Тот прочитал и с улыбкой возвратил:

— С этого нужно было начинать, гражданин начальник. Сами посудите: какие попутчики садятся в экспресс посреди поля? Я сразу все понял.

— Это делает вам честь, — серьезно сказал Коля. — С какой целью едете в Москву?

— У меня в Москве целый клан родственников, — улыбнулся Магницкий. — Дядя Станислав, тетя Ядвига, племянница Алечка. Разве закон запрещает их навестить?

— А вот этот поток слов уже не делает вам чести, — все так же серьезно продолжал Коля. — Вы освободились из лагеря год с небольшим. За это время вы уже успели скупить шестьдесят граммов золота и платину у Воробьева на фабрике и у Грушевского.

— У коллекционера, — уточнил Виктор. — Почему у вас такое каменное лицо?

— Вы хотите, чтобы я скакал от радости? — пожал плечами Магницкий. — Ну, хорошо. Все это так. И что же?

— Закон от седьмого августа тысяча девятьсот тридцать второго года вам известен? — спросил Коля.

— Что-то о хищениях? — равнодушно проговорил Магницкий, но где-то глубоко в его глазах на мгновение мелькнул страх, и Коля понял, что начало разговора получилось хорошее.

— Прошу понять меня правильно, — сказал Коля. — Я не угрожаю вам, я вам разъясняю: на основании этого закона вам грозит изрядный срок, Магницкий.

— Я вас понял. Что вы хотите от меня?

— Помочь вам, — сказал Виктор. — Помочь вам хотя бы на старости лет отойти от грязных дел и остаток жизни прожить честно и спокойно.

— Он верно говорит, — подтвердил Коля. — Если вы сдадите незаконно приобретенный металл — вы можете рассчитывать на серьезное снисхождение.

Магницкий достал старинный кожаный портсигар, неторопливо раскрыл, протянул Коле и Виктору: они отказались, и тогда Магницкий закурил сам.

— И это все? — он лукаво посмотрел на Колю и с видимым удовольствием затянулся. — Я сдам металл, и мы разойдемся? И для этого вы ночью прыгали в поезд?

— Приятно иметь дело с умным человеком, — улыбнулся Виктор.

— Безусловно, — Коля подвинул Магницкому пепельницу. — Как видите, мы на вас не наседаем. Мы рассчитываем на вашу сознательность.

Магницкий рассмеялся:

— Бог с вами. В конце концов и возраст у меня критический, и устал я, да и люди вы, скажу прямо, симпатичные. Клятв я никому не давал, да и известно мне с гулькин нос. Если сумеете воспользоваться — ваше счастье.

— Я сгораю от любопытства, — шутливо сказал Виктор.

— Дело в том, что я рискнул, — продолжал Магницкий. — Люди измельчали. Два грамма, сорок граммов. Это, знаете, юнец какой-нибудь, так сказать, начинающий Ротшильд может надеяться по крохам собрать состояние. Я же искал куш! И я его нашел! Вернее сказать, куш нашел меня. О, это объяснимо. С дореволюционных времен в обеих столицах знают Магницкого как делового человека, масштабного человека. Вероятно, поэтому я и получил вот эту записку. — Он протянул Коле свернутый трубочку лист бумаги. — Это было вчера. Я шел домой. Ко мне подошел человек, я его не знаю. Сунул записку и ушел. Приметы вас интересуют? Ей-богу, спросите что-нибудь полегче.

Коля развернул листок, прочитал вслух:

— «Завтра перед обедом, Столешников, 5, ремонт часов. Хвылин…»

— Завтра — это значит уже сегодня, — вздохнул Магницкий.

— А почему вы уверены, что вас ждет куш? — спросил Виктор. — В записке об этом ни слова.

— Вы правы, — Магницкий хитро посмотрел на Виктора. — Но здесь-то и началось то, что меня и вдохновило и испугало одновременно! Уходя, этот посланный добавил на словах: «Просили передать, что речь идет об очень крупной партии ценностей. Вы должны подготовиться».

— И вы подготовились? — спросил Коля. — Достали деньги?

— За кого вы меня принимаете? — возмутился Магницкий. — Кто и когда возит с собой наличные? Слово Магницкого — вот его деньги! Я не Гобсек какой-нибудь. У меня миллиона нет. Я просто сбыл бы их товар по частям и получил комиссионные.

— Понятно. Вас могут встречать? Меня интересует ваше личное мнение.

— Впрямую, нет. Но прийти посмотреть, что к чему, — могут.

— Согласен, могут. — Коля сел рядом с Магницким. — Поэтому сделаем так: вы самостоятельно пойдете на привокзальную площадь, на стоянке вы увидите такси номер пятнадцать-тридцать один и сядете в него. Вас привезут куда надо. Прошу помнить: наши сотрудники все время будут рядом, так что ведите себя разумно.

— Бог с вами! — Магницкий всплеснул руками. — Делайте что хотите! Я кукла в ваших руках!

— Ну и чудно, — улыбнулся Коля. — Выйдем в коридор, — попросил он Виктора.

В коридоре Коля открыл окно. Ударила струя встречного воздуха, запахло паровозным дымом.

— Знаешь, что меня беспокоит? На той стороне — не дураки. Я бы на их месте взял Магницкого прямо с вокзала. К такому варианту мы не готовы.

— Почему? — Виктор пожал плечами. — Нас четверых и встречающих сотрудников будет вполне достаточно, если что. Оправдается твой прогноз — возьмем всех и будем разматывать от нуля. Не так надежно в смысле результата — согласен, но другого выхода все равно нет.

— Хорошо. Если Магницкого встретят — берем всех.

Но Магницкого никто не встретил. Старик спокойно сел в предназначенное ему такси и уже через двадцать минут был в МУРе. Шофер для верности попетлял по переулкам, но слежки не заметил.

Пришел дежурный, с улыбкой положил на стол белый мужской полуботинок:

— Дворник Хасанов принес. Вот его заявление и протокол.

— Материалы проверки Смирнова поступили?

— Да. Справки. Смирнов судился за взятку. Судимость снята за давностью. Обратили внимание, Николай Федорович, на ботинке какое-то пятно?

— Похоже на кровь. — Коля включил настольную лампу. — Направьте на экспертизу. Теперь вот что. Свяжитесь с УБХСС, попросите немедленно организовать «куклу». Восемьсот тысяч рублей.

— Есть! — Дежурный ушел.

Коля позвонил в ДПЗ и попросил доставить Магницкого. Потом позвонил домой.

— От Гены письмо. — У Маши был взволнованный голос. — Его переводят в область.

— Он доволен?

— Ничего не пишет, — вздохнула Маша. — Странное какое-то письмо. Сухое.

— Некогда ему, — успокоил Коля жену. — Сама знаешь — у нас не курорт, расписывать некогда. Женился бы он, что ли.

— В отпуск я непременно к нему поеду, — сказала Маша. — Только отпуск-то — через год. Весной. Скоро домой придешь? Ты ел?

— Ел, — соврал Коля. — Не волнуйся, я, может, сегодня домой не попаду. Совещание начинается в двадцать тридцать.

— Николай. Тренируй тембр голоса. Он тебя все время выдает. Звони, я буду волноваться.

— Ладно. — Коля положил трубку на рычаг и посмотрел на фотографию жены: она лежала на письменном столе под стеклом. «И как только Маша узнаёт? Ведь чепуха это — насчет тембра голоса. Нормальный был у меня голос». Коля приподнял стекло, поправил фотографию. «Любит она меня, вот и узнаёт», — подумал он с нежностью.

Привели Магницкого. Коля усадил его в кресло у стола и сел напротив.

— Иван Карлович, — мягко начал Коля. — Мы теперь с вами почти — сотрудники. Поэтому не нужно называть меня «гражданин начальник». Меня зовут Николай Федорович. Понятно, да?

— Вполне, гражданин… Николай Федорович.

— Курите, — Коля подвинул Магницкому его собственный кожаный портсигар. Магницкий чиркнул спичкой, неторопливо, со вкусом затянулся.

— Значит, так: я все продумал, я иду в Столешников, вы идете за мной. Я беру товар, остальное — ясно.

— Вы знаете, откуда у них этот товар? — поинтересовался Коля.

— Нашакалили по сумочкам, с людей поснимали, — пожал плечами Магницкий. — Это же бандиты — известное дело.

— И вы так спокойно об этом говорите?

— Э-э-э, гражданин… Николай Федорович. Я — деловой человек. В конце концов, те червонцы, которые вам выдают в вашей финчасти двадцатого числа, тоже вполне могли побывать в руках громил. Ну и что же? Вы их не возьмете? Ерунда! Деньги не пахнут!

— Все, что они собираются вам предложить, — они взяли в магазине Ювелирторга. Убили сторожа и постороннего гражданина. Так что есть разница, Иван Карлович.

Магницкий погасил папиросу.

— Хорошо. Что я должен делать?

— Скажете им так: «Сам я не располагаю достаточной суммой, но есть крупный человек, Николай Федорович Кондратьев, ручаюсь за него, как за себя. Он возьмет все и заплатит наличными».

— Может быть, изменим имя? — предложил Магницкий.

— А зачем? У них не будет времени проверять. А главное — вы не собьетесь. И я не собьюсь. Так как?

— Замётано. Можем двигаться, Николай Федорович?

— Можем, Иван Карлович, — улыбнулся Коля. — Еще минуту. А вы пока посидите в коридоре.

— Без конвоя? — удивился Магницкий.

— Мы же с вами порядочные люди, — сказал Коля с едва заметной усмешкой. — Я иду вслед за вами.

Магницкий вышел из кабинета. Коля снял трубку телефона, набрал номер:

— Кондратьев говорит. Как мой ботинок?

— Через пару часов все будет ясно, — ответил эксперт.

— Жаль, — Коля вздохнул. — Но у меня нет этой пары часов. Позвоните, если что, Кондакову. — Коля нажал рычаг и снова набрал номер. В трубке послышался голос Маши. Несколько секунд Коля вслушивался, улыбаясь каким-то своим мыслям, потом осторожно положил трубку на рычаг. Открыл сейф, проверил «ТТ» и сунул его в боковой карман. Маленький браунинг — подарок Никифорова укрепил на резинке в рукаве. Поднял руки, проверяя, как поведет себя пистолет. Браунинг спрятался где-то у локтя. Коля резко опустил руку, и пистолет послушно лег в ладонь.

Вошел Виктор и молча положил на стол десять плотно заделанных в банковскую упаковку денежных пачек.

— Сверху — сторублевки, а под ними — бумага. Настоящая, с Гознака. Слушай. А если они раскроют хотя бы одну пачку?

— Не раскроют. — Коля подмигнул. — Все будет ком иль фо. Ты мне вот что скажи. Вещи практически можно вынести за один час шестнадцать минут и четыре секунды. Их вынесли за тридцать пять минут. Вывод?

— Кто-то из своих с вечера остался в магазине и все подготовил, — сказал Виктор. — Банда затратила время только на то, чтобы войти, инсценировать взлом сейфа и наружных замков и вынести упакованные чемоданы.

— Значит, кто-то из работников магазина — участник банды, — предположил Коля. — Выходит, он и убил сторожа. Тот его знал и подпустил. Потом этот тип взял ружье и пристрелил Агеева — испачкал белые ботинки в крови сторожа или Агеева и выбросил их.

— Смирнов? — не очень уверенно произнес Виктор. — Сам директор?

— Попробуем доказать, что Хасанов принес именно его ботинок, — сказал Коля. — Главное, чья кровь на этом ботинке. У меня был однажды похожий случай. Провели экспертизу, а кровь оказалась самого подозреваемого. Порезался.

— Ты веришь Магницкому? — вдруг спросил Виктор.

— Должен верить, скажем так, — спокойно ответил Коля. — Иначе зачем идти? На верную гибель?

— Риск все равно девяносто девять и девять, — сказал Виктор.

— У меня преимущество, — улыбнулся Коля. — Я готов к встрече со Смирновым, если это Смирнов. А он — не готов.

— А как ты объяснишь свое появление?

— Никак, — Коля снова улыбнулся. — Предложу добровольно сдаться и вернуть вещи.

— А он в тебя из маузера. Риск почти сто.

— Маше не проболтайся, — сказал Коля сурово. — И не читай, пожалуйста, отходную. Будь начеку — в случае чего выручишь.


…Коля и Магницкий подошли к мастерской Хвылина ровно без одной минуты два. На потертой двери с треснувшим стеклом была пришпилена кнопками рукописная вывеска: «Срочный ремонт часов всех систем». Вошли. Магницкий увидел за стойкой красивую девушку лет двадцати и расплылся в улыбке.

— Откуда в этом, так сказать, захолустье такой ангел?

— Что у вас? — хмуро спросила девушка. — Я уже закрываю.

— Нам нужен Хвылин, — вмешался Коля.

— Нам? — удивилась девушка. — Вы что-то путаете, гражданин, извините, я ухожу…

— Ну, мне, мне, — влез в разговор Магницкий. — Я не мог предупредить — этот человек со мной. Я Магницкий, из Питера.

— Дайте записку, — сказала она, подозрительно взглядывая в лицо Коли.

«Боже мой, — думал Коля почти с отчаянием. — Как же это несправедливо получается: такая девчонка славная — и матерая хищница. Вот тебе и Ломброзо!» — Коля даже улыбнулся.

Девушка прочитала записку и хотела ее сжечь, но в тот момент, когда она подняла листок к вспыхнувшей спичке, Коля выхватил записку и спрятал в карман.

— У вас, может, инфаркт через десять секунд будет, — сказал он зло и безжалостно. — А кто же примет нас и кто нам поверит без этой бумажки?

Девушка вздрогнула, словно от удара, и Колю вдруг резанула острая жалость. «Не надо бы ей этого говорить, — подумал он. — А с другой стороны, — как иначе сохранить записку-улику? А-а. Сама, в конце концов, виновата».

Они вышли на улицу. На другой стороне Коля сразу же заметил нескольких оперативников из группы прикрытия. «Не очень-то незаметны, — с неудовольствием подумал он. — Не отработано у нас это дело».

Двинулись в сторону Петровских линий.

— Как вас зовут? — спросил Коля. — Или секрет?

— Нет, не секрет. Меня зовут Ниной, — невесело усмехнулась девушка. — А вы, судя по возрасту, битый-перебитый? Сидели? Или как это… чалились?

Коля перехватил насмешливый взгляд Магницкого и покраснел:

— Плохо вас папа учил. Сами за себя слов не говорим. За нас, кто надо, скажет. Студентка небось?

— Я помогаю отцу. Работаю с ним.

— В смысле — тружусь или в смысле дела делаю? — улыбнулся Коля. Хотелось понять девчонку до конца, и Коля решил, что такие вот, лобовые, грубые вопросы сейчас как нельзя более к месту.

— Во всех смыслах, — ответила она жестко. — Страшно мне чего-то. Боюсь я вас.

— Зря, — добродушно сказал Коля. Он оглянулся: по другой стороне улицы шагал Воронцов, за ним — Виктор. Невольно Коля заразился тревогой девушки — впереди была неизвестность, да и Магницкий, как заметил Коля, давно уже праздновал труса. — Ну-ка, милый, улыбнись, — Коля взял старика под руку. — Ты чего скис, родной?

— Имейте в виду, — обернулась Нина, — с папочкой шутки плохи. Чуть что — и в заоблачный плес.

— Хороший стих, я читал, — подхватил Магницкий. — «Не надо, не надо, не надо, друзья…» — с чувством продекламировал он. — Как нельзя кстати эти слова, не правда ли, Николай Федорович? Вы, я думаю, особенно должны любить поэта Светлова. В конце концов это же ваш, так сказать, пролетарский поэт.

Коля изо всех сил наступил Магницкому на ногу. Тот вскрикнул, девушка удивленно оглянулась:

— Что с вами?

— Какой-то негодяй отдавил мне мозоль! — Магницкий чуть не плакал. — Я не могу идти!

— Нашли время рассуждать о поэзии, — сказал Нина. — Лирик. Мы уже пришли.

Коля понял, что она не заметила ошибки Магницкого.

Молча поднялись по лестнице на второй этаж. Нина вынула из сумочки ключ, открыла дверь:

— Проходите.

Коля начал вытирать ноги. Когда девушка и Магницкий ушли в комнату, Коля поставил замок на собачку и закрыл дверь.

— Ну, где вы там? — послышался грубый голос.

Коля вошел в комнату. Она была хорошо и уютно обставлена — старинный гарнитур красного дерева в стиле ампир, картины на стенах, цветистый фарфор на полочках. В «красном» углу висела богородица «Нечаяныя радости», перед ней теплилась лампада. А за столом сидел мужчина лет пятидесяти с бульдожьими щеками и выразительными глазами, которые зыркали по вошедшим, ввинчиваясь в них, словно два буравчика.

— Слушаю вас, — сказал мужчина. — Хвылин моя фамилия.

— Я Магницкий, — Иван Карлович шаркнул ножкой и поклонился. — Сам я не располагаю достаточной суммой. Но есть крупный человек, Кондратьев Николай Федорович, прошу любить и жаловать. — И Магницкий сделал жест в сторону Коли. — Ручаюсь за него, как за самого себя. Он не только все у вас возьмет, но и заплатит наличными!

Хвылин смотрел в упор, не мигая, и молчал.

— Не гоже вот так гостей потчевать, — тихо обронил Коля. — Не тот обычай.

— И я смотрю — не тот, — развел руками Хвылин. — Вроде бы православные люди зашли в православный дом. Икона висит, лампадка теплится. Что сделать-то надобно?

Магницкий нервно улыбнулся и торопливо перекрестился.

— Справа налево крест творить надобно, — насмешливо сказал Хвылин. — А ты что? — обратился он к Коле. — Или ты слишком крупный, чтобы лоб перекрестить?

— Я неверующий, — сухо сказал Коля.

— Какой же тогда ты блатной? — Хвылин говорил ровным, тихим голосом, словно проповедь в церкви читал. — Все блатяки крест носят, в бога веруют, он наш последний на сей земле заступник и отец. А ты носишь ли крест?

— Нет, — резко ответил Коля. — Если я не нужен — уйду.

— Ха-ха, — протянул Хвылин. — Войти сюда просто. А вот выйти… Подозреваю я тебя.

Коля сел за стол, вытянул руки.

— Иди ты? — спросил он насмешливо. — Погляди-ка: у меня руки не дрожат?

— Нет, — сказал Хвылин. — К чему ты?

— К тому, что я тебя не боюсь, — все так же насмешливо сказал Коля. — Сократись, милый, а то неровен час…

— Не грози, — вздохнул Хвылин. — Все ведь под богом ходим, и никто из нас, грешных, не знает, когда умрет. — Он посмотрел на Колю долгим взглядом, и у Коли сжалось сердце. «Где-то прокол, — подумал он. — В чем-то ошибка. Где и в чем? Теперь надо идти напролом». Коля щелкнул замком портфеля и высыпал на стол все десять пачек. Глаза Хвылина округлились. Он протянул руку к деньгам, но Коля ударил его по руке:

— Спешишь? — Коля достал из бокового кармана и положил на стол свой «ТТ». — Как видишь, я тебе верю больше, чем ты мне. Давай товар — и по щелям.

— Ладненько, — Хвылин облизнул пересохшие губы. — Вижу, ты и впрямь крупный человек, жди здесь, приду с хозяином товара, с ним все решишь. Хоп?

— Пусть вам, Хвылин, стыдно будет, — укоризненно сказал Магницкий. — Такой человек, как я, вам, Хвылин, плохого не сделает. Вы меня еще поблагодарите за то, что я привел Николая Федоровича, вот увидите!

— Ладно, — прервал его Хвылин. — Я пошел.

— Выпить — закусить найдется? — весело спросил Коля.

— Нинка сообразит, — Хвылин напялил кепку и ушел.

Вошла Нина. Она посмотрела на Колю и Магницкого с таким презрением и ненавистью, что Коле стало неприятно. Он на мгновение почувствовал себя и в самом деле каином — скупщиком краденого.

— Чем барышня недовольна? — Коля пытался говорить весело, но получилось пошло, как будто он заигрывал с девушкой.

— Всем довольна, — отозвалась она насмешливо. — Водку жрать будете?

— Не любишь пьяных? — догадался Коля.

— Пьяных стрелять надо, — сказала она яростно. — Чтобы жизнь людям не портили.

— Понял, — кивнул Коля. — Тогда неси чай.

Она удивленно взглянула на него и ушла на кухню.

— Как настроение, Иван Карлович? — нарочито бодрым голосом спросил Коля. — По-моему, сделка завершается благополучно?

— А у меня сосет под ложечкой и хочется икать. Боюсь, что все эти эксперименты уже не для меня.

— Ничего, — успокоил его Коля. — Сейчас попьем крепкого чайку, и вы придете в себя. — Коля подошел к стене, на которой висели семенные фотографии. На одной из них была запечатлена группа юношей и девушек. Среди них Коля без труда отыскал Нину. Надпись гласила: «2-й курс, 32 группа». Вошла Нина, начала расставлять чайные чашки.

— Вы крепкий любите или послабее? — спросила она.

— Крепкий. Выходит, ты студентка? Забавно.

— Это почему же забавно? — угрюмо осведомилась девушка.

— Ну как же, — Коля пожал плечами. — Отец — профессиональный уголовник, а дочь учится в советском вузе. При этом помогает отцу во всем.

— А может, она оттого и помогает во всем, что больше не студентка, — горько сказала Нина. — Вы об этом не подумали? Хотя где вам. У вас одна забота: выпить-закусить. Лоб-то — два сантиметра.

— У меня? — удивился Коля и потрогал лоб. — Неправда! У меня высокий лоб!

— Узкий, — сказала она насмешливо. — У кого он высокий и широкий — тот высоко и широко живет. А ты — гад подколодный. Садись, хлебай свой чай.

— Не очень-то вы любезны, — проскрипел Магницкий.

— Ладно, молчи, — сказала она грубо. — Мне теперь на все наплевать. Из института вышибли. А разве я виновата, что отец у меня такой? Я что, отвечаю за него? Отвечаю, скажите? Всюду говорят: дети за родителей не ответчики! А на деле другое выходит… Вот и ладно. Вот и буду воровкой — все равно правды не было и нет!

— Оно конечно, — кивнул Коля. — Согласен. Ты, конечно, им с открытой душой все выложила: так, мол, и так. Судим отец, да я-то при чем? А они вместо понимания и сочувствия — тебя за борт. Ясное дело — правды нет.

— Странно вы как-то говорите, — тихо сказала Нина. — Не пойму я чего-то. Вроде бы вы и за меня, а получается…

— А что получается? — невинно осведомился Коля.

— Я думаю вы или знали обо мне, или догадались. Я ведь скрыла отцову судимость. Может быть, если бы не скрыла… — Она махнула рукой и вздохнула. — А тон у вас был жестокий. Насмешливый был тон.

— Не знаю, не знаю, — сказал Коля. — Я так слыхал от людей: на воле товарищество крепкое, не то что у воров. Может, и врут, конечно. Но думаю: если бы ты не слукавила — студенты твои не дали бы тебя в обиду.

— Ладно, быльем все поросло, — раздраженно сказала Нина. — Пейте чай. Странный вы все же. Вроде бы и блатной. А вроде бы и нет.

— Блатырь он, доченька, — послышалось от порога. — Милицейская шавка, вот и все. Пистолетик не трогай, начальничек. Я вперед успею. Нина, возьми у него пистолет.

Девушка подошла, со страхом посмотрела на Колю. Он ответил ей грустным, укоряющим взглядом.

— Ну что же вы остановились? Раз уж помогаете во всем — делайте свое дело. — Коля отвернулся.

Она осторожно взяла «ТТ», отдала отцу.

— Господи, что же теперь будет? — всхлипнул Магницкий. — Это какое-то недоразумение, ошибка какая-то? Я клянусь вам!

— Не клянись, старая сволочь! — В комнату вошел заместитель директора ювелирного магазина Борецкий, на ходу снимая перчатки, приблизился к Магницкому. — Ссучился на старости лет? Продался? — Он неожиданно и резко ударил Магницкого под дых. Старик опрокинулся на пол, с трудом поднялся и сел. — Водки неси, — приказал Борецкий Нине. — Да поторопись, не сявку угощаешь, а самого товарища Кондратьева, из МУРа!

Коля перехватил ошеломленный взгляд девушки и улыбнулся:

— Ничего, Нина. Вы еще найдете свою правду, я в это верю. Вам, Борецкий, скажу так: старика больше не бить!

— В самом деле? — развеселился заместитель директора. — Это даже забавно! А если я все же рискну ему наподдать?

— Дом окружен, — спокойно сказал Коля. — Сдайте драгоценности и оружие, и я гарантирую вам жизнь — до суда, во всяком случае.

— А после суда? — насмешливо спросил Борецкий.

— Это будет зависеть от количества и тяжести совершенных вами преступлений.

— Выходит, могут шлепнуть? — вмешался Хвылин.

— Если заслужили, — бесспорно, — все так же спокойно сказал Коля.

— Ясно, — кивнул Борецкий. — Нина, ты чего застыла, как соляной столб? Давай, ласточка, на кухню, давай, давай. Обыщи-ка его, Хвыля.

Коля встал, поднял руки. Хвылин профессионально и быстро ощупал его, но браунинга в рукаве не нашел. Взял нож, вскрыл пачку с деньгами. Посыпалась белая бумага, и Борецкий огорченно зацокал языком:

— Ай-я-я-яй. Нас за это сажаете, а сами? Что за мошенничество, товарищ Кондратьев? Не к лицу, не к лицу. Садитесь, пожалуйста, и выслушайте меня внимательно: дом окружили, я понял. Вы предлагаете сдаться и сдать вещи — тоже понял. Это неприемлемо. Почему? Объясняю: чтобы сделать это дело, я потратил три года жизни, рисковал. Что же прикажете? Теперь, когда все на мази, — спасовать? Нет! Трижды нет! Выслушайте мои условия: я и Хвылин понимаем, что за убийство сторожа и этой «суки» Агеева нам так и так стенка. Неужели вы думаете, что еще один, два, три трупа нас остановят? Да и не было бы этих трупов — за восемьсот тысяч народного добра суд все равно даст «ВМН». Поэтому мы — уходим. Вы — сидите тихо. Оружия у вас нет, чуть что — мы вас пристрелим. Ясно?

— Не уйдете. Отсюда муха не пролетит.

— Пролетит, — улыбнулся Борецкий. — Смотрите-ка. — Он подошел к шкафу, начал его отодвигать. — Пособи-ка, Хвыля.

Хвылин, не спуская с Коли дула нагана, подтолкнул шкаф плечом. За шкафом, в стене, была дверь.

— Ход в подвал, — снова улыбнулся Борецкий. — Подвал ведет в другой подвал. Квартирка-то раньше охранному отделению принадлежала, все предусмотрено. Короче: отсюда можно выйти на Малую Дмитровку, скажем так. Там нет ваших людей?

— Там — нет. Только вы все равно не уйдете, не надейтесь. Давайте-ка лучше спокойно поговорим.

В глазах Борецкого мелькнула тревога:

— На пушку берешь, Кондратьев! У тебя условлено: если до пятнадцати ноль-ноль вестей не поступит — твои врываются сюда. Время хочешь протянуть?

— Хочу убедить вас в бесполезности вашей авантюры. Хвылин, вы, похоже, профессиональный полицейский, я хватку вижу.

Коля бросил взгляд на Нину и с удовлетворением отметил, что такое предположение для девушки было полной и очень неприятной неожиданностью.

— Отпираться не нужно, — забил Коля последний «гвоздь». — У вас на руке наколка, она перед революцией у многих полицейских была в ходу.

— Отец, — Нина в отчаянии посмотрела на Хвылина.

— Нина, вы, честное слово, дура! — в сердцах крикнул Борецкий. — Какая вам разница?

— Никакой, — вяло сказала она, но Коля снова почувствовал, что девушка не просто огорчена, она раздавлена, убита. «Это нужно немедленно использовать, — подумал Коля. — Немедленно. Но как?»

— Послушайте, Борецкий, — сказал он. — Кто убил сторожа в Агеева?

— Вы подозревали Смирнова? — снова развеселился Борецкий. — Беднягу Смирнова — бабника и сутенера! А он ни при чем! Вашего Агеева и сторожа…

— Не надо, — сказал Хвылин. — Молчи!

— С того света не расскажет, — усмехнулся Борецкий. — Пусть перед кончиной осознает свое ничтожество, мильтон проклятый. Я убил! Я, паршивая ты свинья! Вас всех надо вешать на фонарях вниз головой! Ну так что? Ты согласен на мое предложение? Даю тебе две секунды, у нас нет больше времени!

— Что же это будет? — Магницкий грохнулся на колени. — Это вы, Николай Федорович, вы меня втянули! Обольстили! Простите, братцы! — завыл он. — Бес меня попутал, бес! Грех я на душу взял.

— Кончать их, — с ненавистью сказал Хвылин.

— Эх, Иван Карлович, — грустно сказал Коля. — Библию помните? «Прежде, чем пропоет петух, трижды отречешься от меня».

— Простите меня, — заплакал Магницкий. — Слабый я стал. И пожить еще хочется…

Коля перехватил отчаянный взгляд Нины и подмигнул ей:

— Страшно? Ничего, девушка. Если помогаешь во всем, — учись и этому.

Нина закрыла лицо руками и выскочила из комнаты. Громыхнула входная дверь.

— Она… ничего? — тревожно спросил Борецкий. — Она ведь совсем из квартиры ушла. Как бы чего не натворила.

— Отца она не продаст, — уверенно сказал Хвылин. — Я их по одному в ванную отведу. Там ничего не слыхать и грязи меньше будет. У меня здесь мебель старинная, картины.

— Веди. Старикашку первого.

— Ой, не надо! — завопил Магницкий. — Я потом! Потом я, родненькие. — Он начал кататься по полу.

Коля встал:

— Оставьте старика. Я пойду первый…

Борецкий угадал правильно — условленное время «15.00» — истекало. Но за те пять минут, которые отделяли большую стрелку стенных часов от цифры «12», должны были произойти такие события, которые сделали бы вмешательство работников милиции уже ненужным. Коля понимал это. Он понимал, что тянуть дальше нельзя да и бесполезно — придется брать бандитов самому, а это означало, что их скорее всего придется пристрелить. И тогда украденные вещи уже не найти. По всей вероятности, никогда. Как же быть? Револьвер Хвылина — за спиной. Хвылин на профессионально выбранном расстоянии. На прием его не подловить. Вооружен и Борецкий. Можно попытаться застрелить Хвылина, но тогда Борецкий наверняка расправится с Магницким, а этого допустить нельзя. Уголовный розыск взял на себя ответственность за жизнь Магницкого. «Мы с вами сотрудники теперь», — сказал ему Коля. Такие слова не бросают на ветер.

— Иди, — подтолкнул его Хвылин. — Чего встал?

— Ждет, что войдут его люди, — насмешливо сказал Борецкий. — Прикрыл замок на собачку и рад. Не радуйся. Нинка захлопнула дверь.

Коля вышел в коридор и двинулся к ванной. «Раз… — начал он считать про себя шаги. — Два, три, четыре… Сейчас Хвылин ускорит шаг — захочет подойти поближе и выстрелить наверняка, в затылок… Пять, шесть, семь… Порог ванной. Теперь Хвылин давит на спусковой крючок. Хвост курка пополз вверх… Восьмой шаг — и я в ванной. Все. Пора».

Коля резко опустил правую руку вниз, браунинг привычно лег в ладонь. Коля уже падал, переворачиваясь на лету. Дважды ударил наган, и Коля с удовлетворением услышал, как в ванной зазвенела разбитая плитка. «Промазал, Хвылин, — подумал Коля. — Третий раз ты не промажешь, конечно, но не будет у тебя третьего раза». Коля упал на спину и в то же мгновение выстрелил. Хвылин икнул и начал оседать. Пуля ударила ему точно в открытый рот. На пол хлынула тугая черная струя.

Коля откатился к стене. Краем глаза он увидел в коридоре Борецкого. Тот выцеливал его — в доли секунды Коля успел определить, что в руке бандита малый маузер, и обращаться с ним Борецкий не умеет — держит его чересчур плотно, намертво зажав в побелевшей от напряжения руке. «А старика бросил, гад. Я все рассчитал верно», — с удовлетворением подумал Коля, нажимая спусковой крючок.

Первая пуля прошла сквозь шею Борецкого. Но он успел выстрелить и, к счастью, неприцельно. Вторая пуля ударила его в лоб. Борецкий отшатнулся к стене, выронил маузер и тяжело рухнул.

Коля поднялся, сделал несколько шагов. В комнате послышался шум отодвигаемого шкафа, голоса, потом в коридор выскочил Виктор с пистолетом в руке. В то же мгновение отлетела сорванная с петель входная дверь — в квартиру ворвались Воронцов, Рудаков и милиционеры.

— Поздно, братцы, — укоризненно сказал Коля и улыбнулся: — Где же вы были раньше?

Виктор молча показал на часы. Было ровно «15.00».

Коля вошел в комнату. Нина склонилась возле Магницкого и поила его водой. Заметив Колю, она встала и подошла к нему.

— Вы живы? — она с трудом сдерживала слезы.

— Спасибо вам, — Коля протянул ей руку. — Если бы вы не привели наших через этот ход… — Коля показал на отодвинутый шкаф.

Она осторожно дотронулась до Колиной руки:

— Отец… Хвылин, что с ним? Что ему будет?

— Он убит.

Она посмотрела на Колю долгим, сразу успокоившимся взглядом:

— Вы удивитесь, наверное, тому, что я сейчас скажу. Это хорошо, что… что он убит. И Борецкий тоже убит?

— И Борецкий тоже, — подошел Виктор. — Вам не нужно здесь оставаться, Нина. Пойдемте, я отвезу вас к родным или друзьям. У вас есть родственники?

Она отрицательно покачала головой:

— Нет. У меня никого нет… Отец… Хвылин никогда не говорил, что служил в полиции. Это правда?

— Приходите к нам на Петровку через пару дней, — сказал Виктор. — Мы найдем послужной список Хвылина, и вы убедитесь, Нина. Вас не должна мучить совесть. Вы поступили правильно.

— Возможно. Позвольте мне уйти.

Виктор переглянулся с Колей.

— Идите, — кивнул Коля. — Только непременно приходите. Я буду вас ждать.

— И я, — сказал Виктор и, перехватив Колин удивленный взгляд, покраснел.

Нина ушла.

— Начинайте обыск, — приказал Коля.

Два часа милиционеры и сотрудники опергруппы выстукивали полы и стены, перебирали вещи, осматривали ход, который вел из квартиры Хвылина в подвал. Драгоценностей не было нигде.

Пока в квартире шел обыск, Нина стояла на другой стороне Столешникова переулка и смотрела на окна своей бывшей квартиры. На смену нервному возбуждению и отчаянию пришло тупое равнодушие. Она вдруг подумала, что через три дня, когда она придет на Петровку, ее задержат и отправят в камеру. А послужной список отца — это наверняка уловка. «А, собственно, зачем? — снова подумала она. — Если бы они хотели меня арестовать — они могли бы сделать это сразу. Но они могут подумать, что я знаю, где украденные вещи. Тогда они поступили верно и будут следить три дня, а потом — посадят, — Нина горько усмехнулась. — А что ты заслужила иного, милая? Крути, не крути — обо всем догадывалась, подозрительные поручения отца и Борецкого выполняла, мелкие подарки принимала. Вот оно и возмездие!»

Вдруг Нина увидела Виктора. Он распрощался с Колей и зашагал в сторону Пушкинской улицы. Сама не понимая зачем, Нина пошла за ним. «Получается, что я за ними слежу, а не они за мной», — подумала Нина.

— Товарищ! Гражданин начальник! — крикнула она.

Виктор остановился, удивленно посмотрел:

— Вы? Почему вы не ушли? И почему «гражданин»?

— Не знаю, — девушка отвела глаза в сторону. — Меня посадят?

— За что? — спокойно спросил Виктор. — Вы в чем-нибудь виноваты? Украли? Прятали краденое? Делали что-нибудь незаконное?

— Нет. Я подумала — из-за отца. В конце концов — я носила его записки. В общем, помогала. Вы скажите мне правду.

— Куда вы пойдете? — поинтересовался Виктор. — Я провожу вас.

— Не нужно. — Она покачала головой. — О вас могут плохо подумать. Да и некуда мне идти. Родственников у нас… у меня нет, друзей, — она с отчаянием посмотрела на Виктора, — друзей у меня тоже нет. Я одна. А в квартиру я не вернусь. Да и нельзя, наверное?

— Нельзя, — согласился Виктор. — Она теперь опечатана. Что же будем делать?

— Будем? — удивилась она. — При чем здесь вы? Вы извините, что я так вот. Пристала к вам. Я пойду, вы извините.

Виктор удержал ее за руку.

— Давайте так, Нина. Вот вам ключи от моей комнаты. А вот — адрес, — Виктор написал несколько строк на обрывке бумаги. — Если соседи дома — покажите им мою записку. Они хорошие люди, приставать с вопросами не станут.

— А вы? — растерянно спросила она.

— Обо мне не беспокойтесь. У меня много товарищей, да я и у бати могу пока пожить. У него квартира на улице Горького!

— У вас есть отец? — удивилась Нина. — Как странно. А кто он?

— Кондратьев. Вы его знаете.

— Он ваш отец? — Нина даже остановилась. — Боже мой.

— Что, не похожи?

— Какой вы счастливый. У вас такой… такой отец. А у меня. А у меня — такой… — Она заплакала…

— Да что вы, — растерялся Виктор. — Не плачьте, неудобно. — Он достал платок и начал торопливо и неумело вытирать ей глаза. — Пойдемте, я провожу вас.

— Нет! — Она протянула ему ключи. — Я не пойду. Я не должна. Вы очень добрый человек, но я не могу. Вы не беспокойтесь: я приду через три дня, я не убегу. — Она горько усмехнулась. — Зачем? И куда?

— А жить? Жить где будете? — заволновался Виктор. — Нет, я вас не отпущу. Глупости все это. Хороший человек ни про вас, ни про меня ничего худого не подумает и не скажет. А на плохих — плевать! Верно я говорю?

— Верно, — улыбнулась она сквозь слезы. — Скажите, у вас все умеют так убеждать?

— Все, — Виктор взял ее под руку.


Рано утром оперативники собрались в кабинете Кондратьева.

— Все так сложилось, — сказал Коля, — что Хвылин и Борецкий уже ничего нам об украденных вещах сообщить не могут, а у нас нет даже приблизительных данных, где их искать, эти кольца и браслеты. Заключение экспертизы — чья кровь на ботинке, чей ботинок и чьи отпечатки пальцев на ружье, из которого был убит Агеев, — это, честно говоря, последнее, на что я рассчитываю. Где товарищ Кондаков?

— Еще не приходил, — доложил Воронцов. — А почему вы так ждете этой экспертизы, товарищ начальник? Заранее можно сказать: кровь на ботинке — либо Агеева, либо сторожа. Ботинок либо Борецкого, либо Смирнова. А следы пальцев на ружье — это же ясно — Борецкого! Он же сам признался!

— Бывает, что даже перед смертью человек петляет. Отводит беду от кого-то.

— От кого? И зачем? — спросил Рудаков.

— Не знаю. Поэтому мне и нужны материалы экспертизы.

Вошел Виктор. Он был возбужден.

— Извините, что опоздал, — Виктор зажег спичку, прикурил и жадно затянулся.

— Как девушка? — спросил Коля.

— Вы разве знаете? — покраснел Виктор.

— Я знаю тебя, — спокойно сказал Коля. — Как она?

— Нормально. — Виктор смущенно улыбнулся. — Она ночевала в моей квартире, а я здесь, в комитете комсомола. Как вы догадались? Мне интересно с профессиональной точки зрения.

— Январь девятнадцатого помнишь? — тихо спросил Коля. — Как отец на фронт уходил, как мать умерла. Как Маруся Кондакова тебя, голодного и холодного, приветила. Ты через такое, браток, прошел, что никогда никакого человека без помощи не оставишь. Ты не смущайся, не красней. Ты такой. И за это мы все тебя крепко уважаем. И любим. Как, ребята?

— Само собой, — сказал Воронцов. — Я иначе и не понимаю.

— Ну, я-то, положим, не очень согласен, — протянул Рудаков. — Альтруизм это все. Нам жесткими надо быть, не расклеиваться. А начальство наше? Скажите честно, Николай Федорович, разве поступок товарища капитана наше начальство одобрит? Я, мягко говоря, не уверен. На нашем языке это называется «неразборчивые связи». Вы, товарищ капитан, не сердитесь. Я честно, глядя в глаза. Не за спиной.

— Что не за спиной, — хвалю, — сказал Коля. — Но если ты хочешь быть нам всем товарищем и вообще — если хочешь, чтобы тебя люди уважали, ты всегда поступай по совести, парень. А что скажет начальство, — это дело второе, ты мне поверь.

— Разрешите по существу? — продолжил Виктор. — У меня с Ниной Хвылиной был вполне откровенный разговор. Никакими грязными делами она себя не запятнала, раскаивается, что в чем-то была невольной пособницей отца. Я считаю, ей надо помочь: устроить на работу, не терять контакта. Если согласны — возьму это на себя.

— Согласен, — сказал Коля. — Уверен, что и начальство меня поддержит. А не поддержит, так ведь мы ничего противозаконного делать не собираемся. Что-нибудь интересное Нина рассказала?

— Кроме того, что нам известно, — ничего. Назвала одну фамилию.

— Какую? В связи с чем? — напрягся Коля. — Это крайне важно!

— Балмашов. Иван Алексеич Балмашов. Хвылин и Борецкий как-то упомянули это имя. Разговор у них шел о том, что этого Балмашова нужно как можно скорее устроить на работу. Борецкий уверял, что из этого ничего не выйдет. Балмашову-де не всякая работа будет по нутру, не сявка Балмашов. А Хвылин сказал: «Ради дела потерпит».

— Ты… — начал было Коля, но Виктор перебил:

— Я проверил эти данные по «ЦАБУ» по всем учетам и даже по трем старым адресным книжкам «Вся Москва». Числится такой человек только за девятьсот шестнадцатый год. Потомственный почетный гражданин. По архивам полиции значится с тысяча восемьсот девяностого года рождения, уроженец Самары. Купец второй гильдии, торговал универсально, в том числе ювелирными изделиями. Запрос в Куйбышев я уже направил. И даже просьбу Балмашова собственноручную о выдаче заграничного паспорта прихватил. На всякий случай.

— Спасибо, — Коля развел руками. — Говорят, часто хвалить вредно. Я не согласен с этим. Молодец, капитан! Вот сейчас и подтвердится мое предположение. И захлопнем мы этот капкан. Захлопнем, это точно!

Виктор улыбнулся:

— Я знаю, что вы предположили. Знаю!

— Держу пари — нет! — загорелся Коля. — Ребята! Служба — не предмет для игры, но мы для интереса посмотрим, кто был прав. Пиши на бумажке, и я напишу. Рудаков! Спрячь в карман, потом вернешь.

Хлопнула дверь: влетел эксперт. Он был заметно растерян:

— Борецкий носил тридцать девятый номер, а вы представили сорок второй.

Коля и Виктор переглянулись.

— Пальцы, — сказал Виктор, — пальцы на ружье кто оставил?

Эксперт развел руками:

— В том-то и дело, что не Борецкий. Неизвестно кто! А кровь — сторожа. Вторая группа. У Агеева — первая. У Смирнова — третья. Так что это сторожа кровь. Задал я вам загадку?

— А нам уже известна отгадка, — спокойно сказал Коля и снял трубку телефона: — Машину к подъезду.

…Через несколько минут «эмка» остановилась у входа в ювелирный магазин.

— Подождите меня здесь. — Коля скрылся в дверях.

В кабинете директора никого не было, и Коля зашел в бухгалтерию.

— Где директор?

— У него тяжело заболела мать, — объяснила секретарша. — Он срочно ушел.

— Письмо получил?

— Да, — удивилась секретарша. — Откуда вы знаете?

Коля вернулся к машине.

— Он получил письмо, — уверенно сказал Виктор.

— Да. Теперь я начинаю верить, что у нас с тобой действительно одинаковая идея.

— Показать? — Олег схватился за карман.

— Ни в коем случае! — крикнул Виктор. — Подождем. Я думаю, ребятам нужно остаться здесь.

— Верно, — улыбнулся Коля. — Блокируйте двери магазина и двор. Задача: Смирнова и дворника Хасанова не выпускать из виду ни на секунду! Мы вернемся через пятнадцать минут.

…Подъехали к дому Смирнова. Коля и Виктор вышли из машины, начали подниматься по лестнице.

— По-моему, он уже на пути в Винницу, — заметил Виктор. — К «больной маме».

— Не думаю, — Коля прислушался. Наверху хлопнула дверь. — Мы пришли вовремя. В самое что ни на есть время пришли.

По лестнице гулко прозвучали торопливые шаги, и на повороте появился Смирнов с чемоданом в руках. Увидев оперативников, он охнул и медленно опустился на ступеньки.

Коля и Виктор подошли к нему вплотную.

— Какой же вы ничтожный, — презрительно сказал Коля. — Дайте письмо. И побыстрее, у нас мало времени.

Смирнов послушно полез в карман и протянул Коле мятый конверт.

— Ну, ясно, — Коля протянул конверт Виктору. — По почерку все ясно, смотри сам.

«Вы скрыли судимость, — начал читать Виктор. — На вашем белом ботинке — кровь убитого сторожа. Вспомните, что Кондратьев видел на вас белый костюм и черные ботинки сразу же после убийства. У вас растрата, вы бабник и кутила, и Кондратьеву все это хорошо известно. Он пока играет с вами, как кот с мышью, но если вы промедлите, он вас определит на червонец!»

— Большая растрата? — Виктор сложил листок и спрятал его в конверт.

— Три… Три тысячи всего! — зачастил Смирнов. — Я завтра же! Я сегодня же! Я немедленно внесу все до копейки! Только вы не арестуете меня?

— За что? — Коля начал спускаться с лестницы. — За то, что вы трусливый и мелкий негодяй? Вами займется ОБХСС. Это их дело.

— Кто вам испачкал ботинки? — спросил Виктор.

— Не знаю. За два дня до кражи захожу в кабинет — у порога лужа черная налита. Я не заметил, вляпался, перепачкал ботинки. На другое утро надел черные, а эти взял с собой на работу — хотел отдать в чистку. А они исчезли. Прямо из моего кабинета и пропали.

— И вы и слова мне не сказали? — презрительно заметил Коля.

— Я сразу понял, о чем вы думаете! — крикнул Смирнов. — Я все понял и сказал себе: «Молчи! Если не хочешь сесть — молчи! Он… то есть вы. То есть Кондратьев считает тебя убийцей!» — сказал я себе.

— Идем, — Коля потянул Виктора за рукав. — Меня тошнит от этого барахла.

Рудаков и Воронцов ждали около магазина.

— Хасанов к нам подходил, — доложил Воронцов. — Спрашивал, что нового.

— А вы?

— Я сказал, что преступник практически найден, — ответил Олег. — Хасанов был очень доволен, обещал, что напишет про нас всех в «Правду». Страна, говорит, должна знать своих героев.

— Где он теперь?

— Метёт, — улыбнулся Олег. — Понятых я подготовил.

— Хорошо. Зовите их.

Хасанов и в самом деле подметал во дворе, около конторы домоуправления.

— У вас служебная площадь? — подошел Коля. — Здравствуйте. Можно к вам на минутку зайти?

— Пожалуйста, — широким жестом Хасанов распахнул дверь. — Гости — это к счастью.

Вошли в дворницкую. Она была чисто выметена и выглядела уютно. На стене Коля увидел старинные часы золоченой бронзы.

— Ваши?

— Что вы, — заулыбался Хасанов. — Откуда? Часы богатые. Их бабушка из соседнего дома выкинула, а я подобрал.

— Как фамилия бабушки-то?

— Вам зачем? — Хасанов продолжал улыбаться, но в глазах мелькнула тревога.

— Да я себе такие же подобрал бы, — рассмеялся Коля. — Хорошо, выходит, дворником работать? Выгодно?

— Ничего, — согласился Хасанов. — Слыхал, нашли вы того человека?

— Тех людей, — уточнил Коля. — Двоих — вчера. А третьего — сегодня.

— Кто же он будет такой? — подался вперед Хасанов.

— Знакомый вам человек, как ни странно. Вы куда второй ботинок Смирнова дели?

— Ох, шутник начальник! — Хасанов погрозил Коле пальцем. — Ох, шутить любишь.

— Люблю. А вы? Украли из кабинета Смирнова ботинки, один перепачкали в крови сторожа и подкинули нам? Чем плохая шутка?

Хасанов перестал улыбаться:

— Плохо говоришь, начальник. Порочишь меня. Я жаловаться стану!

— Агеева вы за что убили? — не обращая внимания на слова Хасанова, спросил Коля. — Вы лично за что убили Агеева? Он помешать вам хотел?

— Доказать надо, — спокойно сказал Хасанов. — И на этом все. Вызывай прокурора, начальник. Тебе больше ни слова не скажу!

— А что, собственно, доказывать? — вмешался Виктор. — На ружье остались отпечатки пальцев. Ваши, между прочим. Экспертиза это подтвердит.

Хасанов молчал.

— Ладно, — Коля положил на стол письмо, которое получил Смирнов, вынул из папки и положил рядом с письмом записку, которую прислали Магницкому.

Глаза Хасанова округлились.

— Это не все, — заметил Коля и небрежно бросил на стол заявление самого Хасанова по поводу найденного им ботинка.

— Но и это не все, — Олег развернул архивное заявление почетного гражданина Балмашова. Все документы были написаны одним и тем же почерком.

— Вот вам и бедный Хасанов, — встал Коля. — По-русски говорит с акцентом, а пишет — не хуже приват-доцента филологического факультета. Вещи где, Балмашов? Сами покажете или искать будем?

Балмашов равнодушно посмотрел на Колю:

— Ждете проклятий, ругани, криков? А ничего этого не будет. Я ошибся. А за ошибки надо платить. Скажу так: я бы вас, не доберись вы до меня теперь, не пожалел. А уж вы поступайте, как знаете.

Коля кивнул Воронцову. Тот вышел вместе с понятыми в коридор, заглянул на маленькую кухонку, потом — в кладовку. Там стояли три чемодана. Воронцов принес один, его открыли. Он был доверху набит золотыми украшениями.

Перед тем, как сесть в машину, Олег остановил Колю и Виктора и вынул из кармана листочки, на которых были записаны «идеи». Развернул. На обоих листках значилась одна и та же фамилия: Хасанов.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги