Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа

Предисловие

Выбор предпосланных нашему повествованию эпиграфов не случаен. На протяжении почти шести столетий этот загадочный архипелаг, расположенный в Белом море, притягивает к себе внимание представителей самых разных социальных сословий и политических взглядов, разных культурных и духовных традиций. Соловки остаются местом, куда хочется приезжать всегда.

Порой это путешествие может носить не столько физический, сколько умозрительный характер. Так, рассматривая старинные иконы и миниатюры, гравюры и дагеротипы, всматриваясь в пожелтевшие от времени фотографии и кадры кинохроники, на которых изображена повседневная жизнь Соловков, читая памятники соловецкой книжности и воспоминания островитян, наполняешься ощущением того, что ты уже когда-то здесь был...

Например, во времена преподобных Савватия, Зосимы и Германа, или при игумене Филиппе, будущем митрополите Московском, или в годы трагического Соловецкого сидения, или во время легендарного обстрела монастыря английской эскадрой в Крымскую войну, или, наконец, в бытность нахождения на нем Соловецкого Лагеря Особого Назначения (СЛОН), или в годы Великой Отечественной войны, когда на острове располагалась знаменитая Соловецкая школа юнг...

Эта погруженность внутрь русской истории, предельно сконцентрированной на территории площадью не более 347 квадратных километров, может быть объяснена тем, что издревле Соловки играли чрезвычайно важную роль в жизни России материковой, став своего рода Россией в миниатюре, где, как на островном полигоне в Белом море, проходили «обкатку» социально-экономические, военно-политические и духовно-религиозные процессы.

А знаменитая пословица: «Сначала на Соловках — потом в России» — закрепила этот факт в народном сознании.

В своей статье «Соловки в истории русской культуры» Д. С. Лихачев писал: «Уединенный среди Белого моря на пустынном острове, избранном для скитской жизни, монастырь тем не менее распростер свою светскую — военную, феодальную и хозяйственную — власть на огромном пространстве и сыграл выдающуюся роль в феодализации общественно-хозяйственных отношений на Русском Севере. Он постепенно распространил свое влияние на западе до границ Швеции, а на Крайнем Севере до самой Печенги, где Соловецким выходцем Трифоном был основан в XVI в. Трифоно-Печенгский монастырь. Соловецкий монастырь завязал культурные и религиозные связи с Афоном, Константинополем, Сербией. Он держал военные гарнизоны в Карелии и оборонял Белое море от вторжения иноземных кораблей вплоть до середины XIX в. Сотрясаемый внутренними противоречиями, он оказался после восстания 1668—1676 гг. во власти оппозиционных господствующей церкви старообрядцев и избегших казни разинцев и восемь лет оборонялся против осаждавших его правительственных войск. Он был местом ссылки и заключения для неугодных правительству религиозных и государственных деятелей».

Прежде чем мы приступим к описанию повседневной жизни Соловков, было бы правильным посвятить несколько страниц нашего повествования самому острову, а точнее сказать, группе островов, расположенных в Белом море при входе в Онежскую губу на расстоянии около 70 километров от материка, а также его ближайшим окрестностям.

Соловецкий архипелаг включает в себя шесть крупных островов — Большой Соловецкий, Анзерский, Большая Муксалма, Малая Муксалма, Большой Заяцкий и Малый Заяцкий, а также более ста малых.

О происхождении названия архипелага споры не утихают и по сей день. Существует несколько версий.

Согласно одной из них, предложенной Ксенией Петровной Темп, выдающимся этнографом и исследователем Русского Севера, в книге «Сказ о Беломорье», Соловки «назвали по малой птице... соловьем зовут». Эту гипотезу Ксения Петровна основывает на поморской легенде, записанной ею в одной из этнографических экспедиций по Беломорью на рубеже 70—80-х годов XX века.

Читаем эту легенду:

«По ранней весне шли поморы на зверобойку. Навязали юрков. К дому пошли. Затерли их льды. Нагородило их. Торосят, грохотят. Не знают мужики, как к земле выйти. С Летнего, видно, были. Опыт не тот, как у зимников. Туды-сюды. Толку нет. Потом глядят — чернеет. Далеконько только. Шли и по льду, и по воде. Дошли. Все целы. Такая радость была. Земля — остров. Ране они его не примечали. Не был он тут. Из нашего моря Белого встал для спасения людей. Имени ему не было. Назвали остров по малой птице. Соловьем зовут. В наших лесах не живет... На картах они теперь Соловецкие. Поморское название Соловец ране карт. Монахов тоже соловянами прозывали. Всё по птице. Сказ мой твердый. От дедов идет».

Однако «твердый сказ» вызывает сомнения хотя бы по той причине, что на Соловках никогда не было соловьев (что замечено и в легенде).

Интересно, что тема Соловья-разбойника, в честь которого якобы назван архипелаг, получила свое продолжение уже во времена Соловецкого Лагеря Особого Назначения (1923—1933). «Соловьи» — «лихие люди» — обретались на острове и грабили проходящие мимо суда еще до появления преподобных Савватия, Зосимы и Германа, а их пронзительный свист якобы до сих пор звучит в вое ветра и треске ломающегося весной льда.

К лагерным временам также восходит весьма красивая, но в высшей степени фантастическая легенда о том, что именно на острове находится тайная могила легендарного разбойника Кудеяра, принявшего иноческий постриг в Соловецком Спасо-Преображенском монастыре под именем Питирим.

Еще в 1876 году вдохновленный былиной-сказом «Жили двенадцать разбойников» Н. А. Некрасов написал стихотворение «Сказание о двенадцати разбойниках», вошедшее в поэму «Кому на Руси жить хорошо» и впоследствии положенное на музыку:

Бросил своих он товарищей, Бросил набеги творить. Сам в монастырь пошел он Богу и людям служить. «Господу Богу помолимся!

Древнюю быль возвестим», -Так в Соловках нам рассказывал Сам Кудеяр-Питирим.

К числу весьма распространенных мифологических версий происхождения топонима Соловки следует отнести и так называемую «соляную». На первый взгляд она выглядит вполне убедительно, но на поверку, увы, тоже не выдерживает никакой критики. Речь идет о связи названия Соловки с соляными промыслами, которые были весьма популярны на Беломорье в XV—XVII веках.

В «Письмах с Дальнего Востока и Соловков» священника, религиозного философа и ученого Павла Флоренского (1882—1937) обнаруживаем следующую запись:

«А знаешь ли, отчего этот остров называется Соловками — от соли. В прежнее время тут были соляные варницы, соль вываривали и торговали ею или выменивали ее на другие товары. От этого, как говорят, и стал называться остров Соловецким».

Скорее всего, эту информацию отец Павел почерпнул, работая на Соловецком лагерном заводе йодной промышленности, от заключенных. Но дело в том, что традиционно монастырские соляные варницы находились на материке, а на Соловецком острове солеварением никогда не занимались.

И наконец, последняя версия, которая нам представляется наиболее достоверной.

В своей книге «Топонимы Мурмана» профессор А. А. Минкин исследует интерпретации саамского слова соул — остров и суоллы, суоллэ — острова. Вполне естественно, что в ходе фонетической адаптации и просторечного переиначивания слов с саамского языка на русский (с учетом значительного влияния поморских говоров) на место Суоловкам и Суоловейским пришли Соловки и Соловецкие острова.

Такой вариант возникновения топонима Соловки видится наиболее логичным, тем более что традиционно местные жители, а также обитатели прилегающих материковых территорий называли архипелаг просто — Острова.

Предполагая рассказывать о повседневной жизни Соловецкого архипелага, следует понимать, что природно-климатические условия, как ни в каком другом случае, играют решающую, если не определяющую роль в бытовании островитян.

В конечном итоге жизнь на острове, который окружен не самыми дружелюбными и ласковыми водами Белого (в древнерусских летописях Дышащего) моря и находится на расстоянии 165 километров от полярного круга, подчинена простым и одновременно предельно сложным задачам выживания. Причем речь идет не только о выживании физическом, но и о сохранении духовных и морально-нравственных сил, способности не потерять человеческий облик, когда зимой продолжительность светового дня составляет четыре часа, температура воды летом не превышает плюс 15, а зимой опускается до минус 1,7 градуса, короткая и абсолютно непредсказуемая солнечная обстановка может смениться проливными дождями, густыми туманами, ураганными ветрами или снежными буранами зимой, а шести- и семибалльные штормы поздней осени отрезают остров от материка до открытия навигации лишь в июне.

Неистовство морской стихии Беломорья испытал на себе патриарх Никон, когда, по словам патриаршего клирика и ставрофора Иоанна Шушерина, «в мимо-шедшем 1639 году мы, будуще иеромонахом, творихом шествие по морю из скита Анзерского; и во время то от великого морского волнения едва не потопихомся: но, уповающе на силу Божественного Животворящего Креста, спасение получихом пред Онежским устьем, к пристанищу к Кий-острову, и славу воздахом Распеншемуся на Кресте Господу нашему Иисусу Христу об оном избавлении» (жизни на архипелаге будущего патриарха Всероссийского, а также соловецким приключениям (иначе и не скажешь) Кийского креста-мощевика будет посвящен особый раздел нашей книги).

Полярные широты и морское окружение в полной мере определяют и формируют климат на Соловках.

Так как в районе архипелага активно действуют циклоны, то для лета характерны частые вторжения арктических масс, когда парадоксальным образом совмещаются жаркое июльское солнце и по-зимнему пронизывающий штормовой ветер. При этом следует заметить, что в целом, если говорить о годовом цикле, климат на архипелаге морской с переходом к континентальному.

Здесь относительно мягкая влажная зима (средняя температура минус 10 градусов) и прохладное солнечное лето (средняя температура плюс 12), которое, впрочем, может омрачаться затяжными ливнями и даже снегом.

Зимой море вокруг Соловецких островов промерзает, образуя четырех- пятикилометровую линию припая. Например, в феврале (самый холодный месяц на архипелаге) по льду можно добраться с Большого Соловецкого острова на остров Анзер, расстояние между которыми составляет пять километров (между поселком Ребалда и мысом Кеньга).

В толще воды вне зависимости от времени года поддерживается стабильная температура плюс пять—семь градусов, именно поэтому море медленно прогревается летом и не замерзает зимой (исключая прибрежное мелководье).

Еще одной отличительной чертой соловецкого климата является предельно нестабильный и неблагоприятный ветровой режим, когда в течение часа погода может поменяться на прямо противоположную — яркое солнце уступит место грозовому фронту, а низкое пасмурное небо будет разорвано северо-восточными ветрами, дующими из открытой горловины Белого моря.

Священник Павел Флоренский писал: «Я называю Соловки Островом Ветров, припоминая, что по верованиям эллинов далеко на севере, за гипербореями, находилась Пещера Ветров, в которой Ветры живут и откуда вылетают, чтобы носиться по всему миру. Тут же ветры свистят, завывают, врываются сквозь малейшие щели в помещения».

Соловки имеют сформированный ледниковыми отложениями по преимуществу неровный, холмистый рельеф, доминантными точками которого являются четыре горы — Вербокольская (88,2 метра над уровнем моря) и Голгофа (63,8 метра) на острове Анзер, а также Секирная (73 метра) и Поднебесная (80,3 метра) на Большом Соловецком острове.

Предгорья и низины архипелага заполнены по большей части болотами и пресными озерами, имеющими ледниковое происхождение. Всего же на Соловецких островах более 400 озер.

Озера Большого Соловецкого острова в середине XVI века трудами игумена Филиппа (Колычева), впоследствии митрополита Московского, были связаны в единую озерно-канальную «питьевую систему», питающую Святое озеро (самое большое на острове); на рубеже XIX—XX веков система эта была расширена и превращена в транспортную артерию.

Несколько слов надо сказать и о соловецких окрестностях, формально не относящихся к архипелагу, но играющих значительную роль в жизни Соловков и связанных с ними исторически и географически.

Город Кемь расположен в устье одноименной реки, впадающей в Онежскую губу практически на параллели Соловецкого архипелага. Именно это обстоятельство еще с середины XV века, а точнее, с 1450 года, когда новгородская посадница Марфа Борецкая даровала Кемь Соловецкой обители, определило судьбу города как своего рода стыковочного узла между Соловецким Спасо-Преображенским монастырем и Большой землей.

Из очерков К. К. Случевского «Поездки по Северу России в 1885—1886 годах»:

«В 1657 году Соловецкий монастырь, по-видимому, сильно интересовавшийся Кемью, поставил здесь острог и снабдил его пушками, пищалями и припасами. Есть сведения, что острог этот напором льда был снесен в 1764 году. С 1785 года Кемь — уездный город, и открывал его бывший в то время Олонецким губернатором Державин, едва не потонувший при этом случае».

Последнее обстоятельство вовсе не является плодом фантазии поэта и путешественника Случевского. Выполняя предписание наместника Олонецкой и Архангельской губерний генерал-губернатора Тимофея Ивановича Тутолмина — человека властного и решительного, Гаврила Романович Державин был отправлен в Кемь для торжественного открытия здесь уездного города. До Кеми в ту пору можно было добраться лишь водным путем от Сумского острога (ныне село Сумской Посад Беломорского района Республики Карелия), и составлял путь около 100 километров. Плавание было весьма рискованным, потому как в Онежской губе уже начались осенние штормы, и маститый автор знаменитых од «Гром победы, раздавайся!», «Вельможа» и «Водопад», сенатор, действительный тайный советник неоднократно оказывался на краю гибели.

В результате, благополучно добравшись до места назначения, Гаврила Романович с изумлением обнаружил, что никаких атрибутов уездного города здесь не было. На тот момент Кемь представляла собой обычный рыбацкий поселок, состоявший из нескольких дворов. Однако предписание Т. И. Тутолмина должно было быть выполнено в любом случае. Приглашенный священник отслужил молебен, а Г. Р. Державин объявил собравшимся немногочисленным жителям, что отныне поселение Кемь является уездным городом Российской империи.

В отечественной истории Кемь стала знаменита уже при совсем иных, драматических обстоятельствах.

В 1923 году в Кеми и поселке Рабочеостровске, расположенном на Поповом острове (портовая часть города), начал функционировать пересыльный пункт Соловецких Лагерей Особого Назначения, сокращенно Кемьперпункт.

Ю. Д. Бессонов, штаб-ротмистр лейб-гвардии Драгунского полка личной охраны Его Императорского величества, бывший соловецкий заключенный, вспоминал:

«Попов остров — небольшой островок, кажется, километра три в длину и два в ширину... С материком он связан дамбой и железнодорожным мостом. Прежде он служил передаточным пунктом для богомольцев и монахов, едущих на главные Соловецкие острова... Теперь это один из самых тяжелых пунктов Соловецкой каторги».

В современной Кеми почти не осталось артефактов, связанных с тем временем. Разве что здание УСЛОН и гостиница для сотрудников НКВД начала 30-х годов постройки (на пересечении Пролетарского проспекта и улицы Ленина), а также руины лагерного причала в Рабочеостровске.

Отсюда на остров осуществлялась переброска партий заключенных.

Флотилия Соловецких Лагерей Особого Назначения состояла из нескольких судов.

Самым крупным из них был бывший монастырский пароход «СЛОН», до 1931 года носивший название «Глеб Бокий» (в честь комиссара государственной безопасности, члена коллегии ОПТУ Г. И. Бокия). Он мог принять на борт около пятисот заключенных. Ходовой ресурс «СЛОНа» был давно выработан, и по этой причине он не ходил в Архангельск, чтобы не быть задержанным контролирующими органами Северного морского пароходства. Следовательно, перевозкой заключенных на остров и с острова транспорт занимался незаконно.

Еще имелись:

ледокольный пароход «Нева»; он затонул в 1932 году; баржа «Клара Цеткин», вошедшая в историю острова с усеченным названием — просто «Клара»: так ее именовали заключенные, для перевозки которых она была переоборудована (до недавнего времени остатки корпуса «Клары» догнивали под стенами монастыря в бухте Благополучия);

рыболовецкая шхуна «Новые Соловки»;

быстроходные катера — «Пионер», «Часовой» и «Чекист II», которые обслуживали лагерное начальство и высокопоставленных гостей СЛОНа.

Также существовала воздухолиния «Соловки — Кемь» с приписанным к ней гидропланом М-24 «Красный Путиловец» конструктора Д. П. Григоровича. Воспоминание об этой экзотической машине сохранил специально для нее выстроенный деревянный ангар близ Тамарина причала. К сожалению, подобное же сооружение в Рабочеостровске было утрачено.

При выходе из Кеми, в самой горловине Онежской губы, мы в первую очередь встречаем островной архипелаг Кузова, название которого восходит к саамскому кузойвэ, что в переводе означает «еловые головы» (вершины).

Поморам они стали известны раньше Соловков, примерно с середины XV века, что, впрочем, и понятно: ведь от Кузовов до материка около 20 километров, тогда как до Соловецкого архипелага — более 70. Традиционно Кузова были местом, где можно было укрыться от непогоды. Особенно подходили для этого многочисленные шхеры, которыми пользуются и нынешние мореходы, когда входят в горловину Онеги во время шторма.

Впрочем, история Кузовов, судя по сохранившимся на островах архипелага сейдам — мегалитическим ритуальным каменным сооружениям, имеет значительно более древние корни, нежели середина XV столетия.

Так, посетивший в 1904 году архипелаг поэт и путешественник Н. С. Гумилев придерживался весьма распространенной среди мистиков Серебряного века гипотезы о том, что Кузовые острова (они же легендарный остров Буян) и есть Гиперборея, а увиденные им здесь загадочные артефакты безусловно свидетельствуют о том, что некогда тут существовала великая нордическая цивилизация, восходящая к Каменной книге, более известной как петроглифы Онежского озера.

В 95 километрах на юго-восток от Соловецкого архипелага, в глубине Онежской губы, расположен еще один остров, исторически связанный со Спасо-Преображенским Соловецким монастырем, — Кондостров.

Первые упоминания об иноческой жизни на острове площадью около 12 квадратных километров относятся к 90-м годам XIX века, когда архимандрит Варлаам (Горбачев), прежде игуменствовавший тут же рядом, в Крестном Кийском монастыре, что близ Онежского устья, приступил к строительству Никольской церкви и хозяйственных построек. Интересно, что существенную помощь в устроении Кондостровского Никольского скита оказал на тот момент министр финансов С. Ю. Витте, посетивший Соловки в 1894 году.

Никольский скит на Кондострове стал одним из самых молодых и, увы, самых недолговечным из обителей, имевших статус Соловецких. Будучи освященным в 1908 году, он был закрыт в 1920 году, впрочем, не утратив при этом своей связи с островом. Здесь была сформирована так называемая «лагерная командировка» для «стукачей». На Конд во избежание самосуда и расправ ссылали провалившихся сексотов из числа заключенных, а также проштрафившихся чекистов и лагерную обслугу.

К 1926 году у соловчан Кондостров получил говорящее название — «Могилевская губерния». Именно здесь среди всех «лагерных командировок» СЛОНа был самый высокий процент смертности. Известно, что после зимы 1927 года из 560 заключенных в живых здесь не осталось вообще никого, а 15 надзирателей были в спешном порядке переведены на Большой Соловецкий остров.

Таким образом, соловецкая повседневная жизнь, а также повседневная жизнь материковых и островных окрестностей была предопределена не только общим духовным, экономическим и культурно-историческим контекстом, но и природными условиями, которые во многом сформировали соловецкий быт, соловецкий стиль жизни, соловецкое мироощущение, которые сохраняются и по сей день и о которых пойдет речь в нашей книге.

Но сначала — о предыстории Соловков, которая в какой-то степени предопределила их последующую историю.