— Где пр-р-р-реступная Лиса?! — взревел Мухтар вместо приветствия. — Я же чётко пр-р-р-риказал: Лису и котохорька предоставить для р-р-растерзания! Котохорька — вижу. А Лису — нет. Что за неподчинение пр-р-р-риказу?!
— Во-первых, котохорька вы тоже не видите, — спокойно сказал Барсук Старший. — Вы видите Барсукота — Младшего Барсука Полиции Дальнего Леса. А котохорьки в Дальнем Лесу не водятся. Во-вторых, вам следует взять себя в руки и успокоиться, а то у вас пена с бороды капает. В-третьих …
— Я хочу заявить! — завопила курица.
— Подожди, — одёрнул её Барсукот.
— В-третьих, вашим приказам Полиция Дальнего Леса не подчиняется, — продолжил Барсук Старший. — Мы с Барсукотом и курицей прибыли сюда для мирных переговоров. Курица тоже имеет своё мнение.
— Какие ещё переговор-р-р-ры? — Мухтар торопливо стёр с морды пену, но от возмущения из пасти сразу же полезла новая порция. — Какое ещё мнение?! Либо вы возвращаете курицу и …
— Хочу заявить, — встряла курица.
— Молчать, дура! — рявкнул Мухтар. — Либо вы возвращаете дурицу … то есть курицу и отдаёте на растерзание виновных, либо мы устроим Большую охоту. И возглавит её великий охотничий пёс Полкан. — Он кивнул на Полкана. — Я надеюсь, в Дальнем Лесу ещё помнят его мёртвую хватку?
— Помнят, — уважительно кивнул Барсук. — Мы специально пригласили на эту встречу ветерана прошлой Лесной Охоты …
— Чую старого знакомого. — Полкан потянул носом и оскалился. — Чую старого пушного зверька …
Из чащи леса на поляну прихрамывая, но с достоинством вышел пожилой Хорёк. На груди его красовалась медаль за зверскую отвагу.
— Приветствую тебя, беспощадный Полкан, — произнёс Хорёк.
— Приветствую тебя, бесстрашный Хорёк, — ответил Полкан.
— Помню твою знаменитую мёртвую хватку, — сказал Хорёк. — Как ты вцепился в мою заднюю левую лапу … до сих пор она ноет при перемене погоды.
— Помню, как ты в ответ вонзил свои зубы мне в ухо, — усмехнулся Полкан. — Оно так и не заросло.
— Нам ведь не нужно повторение той страшной охоты, не так ли? — прищурил красные глазки Хорёк.
— Не нужно, — кивнул Полкан. — Пусть Дальний Лес выполнит наши требования — выдаст курицу и виновных в её похищении, и охоты не будет.
— Видите ли, — сказал Барсук, — выполнить ваши требования невозможно. Дело в том, что никакого похищения не было. А значит, нет и виновных.
— Как это — похищения не было? — изумился Мухтар. —
А курица?
— А курица, — Барсукот слегка пнул курицу в бок, — сейчас выскажется по этому поводу.
— Хочу заявить, — спохватилась курица, — что я ушла из курятника в Дальний Лес со своей подругой Лисой по собственному желанию и никто меня не принуждал.
— С какой это стати наши куры дружат с лисицами? — Полкан приподнял густую бровь. — И уходят из уютного курятника в дикий Дальний Лес?
— Это самое, — растерялась курица, — как его …
— Скажи своими словами, — прошептал ей на ухо Барсукот. — Скажи, почему ты не хочешь возвращаться в Охотки.
— Не хочу в Охотки! — завопила курица. — Меня там съедят! Из меня сварят суп! А собакам потом дадут мои ко-ко-ко-косточки! Я ушла из курятника в Дальний Лес со своей подругой Лисой по собственному желанию, и никто меня не принуждал! Я ушла из курятника в Дальний Лес со своей подругой Лисой по собственному желанию, и никто меня не принуждал!
— Сами видите, уважаемые собаки, никакого похищения не было, — развёл руками Барсук Старший. — А нет похищения — нет преступников.
— Хор-р-р-рошо же, — прорычал Мухтар. — Но курицу мы забираем.
— Пожалуйста, — пожал плечами Барсук. — Если она согласится с вами уйти.
— Мы не собираемся спрашивать курицу! Она принадлежит Охоткам.
— Вы сейчас находитесь на территории Дальнего Леса, — гордо сообщил Барсукот. — Тут действуют наши законы. По законам Дальнего Леса всякий зверь и всякая птица является свободным животным и самостоятельно решает, где и как жить.
— Я тебе сейчас покажу свободное животное, свинокот! — Мухтар приблизился вплотную к Барсукоту и оскалил кривые и острые, как колья покосившегося сельского забора, зубы. — От тебя несёт бездомной кошатиной. Ненавижу бездомных кошек …
Из пасти Мухтара пахло смертью и несварением желудка.
Барсукот зажмурился и прижал уши к голове.
— У меня инстинкт, — Мухтар облизнулся, — как увижу бездомную кошку — душу!
Мухтар разинул пасть и клацнул своими зубами-кольями в сантиметре от шеи Барсукота — тот едва успел отпрыгнуть в сторону.
— Ой, а мальчики из-за меня будут драться? — мечтательно поинтересовалась курица.
Мухтар издал утробный рык.
— А ну-ка фу! — закричал Барсук Старший. — Всем успокоиться! Не терзать!
Мухтар снова зарычал. Барсукот угрожающе зашипел в ответ.
— Отважный мальчик. — Красные слезящиеся глазки Хорька при взгляде на Барсукота наполнились особенно крупными слезинками.
Барсукот выгнулся дугой и распушил шерсть на спине и хвосте, чтобы казаться как можно больше.
«Однако же больше, чем эта жуткая псина, я всё равно не стану, — подумал Барсукот и выпустил все свои когти на максимальную длину. — Кажется, дело дрянь. Наши силы неравны. Эти двое, охотничий и сторожевой, преспокойно растерзают нас троих. Ведь Хорёк — инвалид, Барсук не в форме, а один я не справлюсь с двумя бешеными псами, несмотря на то что я очень ловок, провор …»
Додумать свою мысль Барсукот не успел: зубы Мухтара снова клацнули рядом с ним, и ещё, и ещё раз — а потом настала полная темнота, потому что голова Барсукота оказалась в собачьей пасти. Темнота, помойная вонь и нарастающая боль — Барсукот чувствовал, как собачьи челюсти медленно и неумолимо смыкаются на его шее. Он размахнулся и вслепую ударил Мухтара когтистой лапой по морде. Пёс взвыл, но челюстей не разжал. Из внешнего мира до Барсукота доносились звуки — глухие, едва различимые, словно из другого леса. Кудахтанье курицы. Невнятные вопли Хорька. Беспомощный, отчаянный голос Барсука Старшего:
— Фу! Отпусти его! Это нападение на сотрудника полиции!
Мухтар не отпускал, а челюсти его сжимались всё сильнее. «Сейчас раздастся хруст, — подумал Барсукот. — Сейчас он перегрызёт мне глотку. Какая позорная смерть для молодого и ловкого сотрудника полиции. Умереть в пасти сельской охранной собаки …»
«Сейчас я перегрызу ему глотку, — подумал Мухтар. — Наглый котохомяк заслужил позорную смерть …»
— Оставь его, — неожиданно вмешался Полкан. — Оставь сотрудника полиции, друг.
— Мо у мемя вэ имфпынкф, — не разжимая челюстей, отозвался Мухтар.
— Инстинкт — великая страсть, — кивнул Полкан. — Но ты должен быть сильнее своих страстей. Отпусти этого суслокота.
Мухтар на секунду задумался, а потом разжал зубы.
— Я не суслокот, — пробормотал Барсукот, шлёпнувшись на землю. — Я Младший Барсук Полиции Дальнего Леса. Между прочим, за нападение на сотрудника полиции …
— Скажи спасибо, что живой, младший суслик полиции, — ухмыльнулся Полкан. — Пойдём, Мухтар. Нам здесь больше делать нечего. А курица пусть остаётся с ними.
— А курица пусть остаётся с ними?.. — Мухтар наклонил голову набок, пытаясь постигнуть некий тайный, дополнительный смысл сказанного.
— Да, — спокойно кивнул Полкан. — Потому что это предательская курица. Она предала свой курятник. Сама сбежала, а сестёр и братьев оставила в беде. Нам в Охотках предатели не нужны. Пойдём, друг.
И собаки молча трусцой побежали к ручью.
— Я не предатель, — прошептала Кура-четыре, глядя им вслед.
— Как хорошо, что всё обошлось, — заулыбался Хорёк.
— Сынок, ты ранен? — Барсук Старший склонился над Барсукотом. — Дай я взгляну.
— Я не предатель, — снова сказала курица. — Я люблю свой курятник. Своих сестёр несушек.
— Ничего, рана не серьёзная. — Барсукот встал и отряхнулся. — Но шрам, думаю, останется.
— Шрамы украшают зверя, — сообщил хромой Хорёк.
— Я не предатель. Я должна вернуться в курятник.
— Да что ты городишь? — поморщился Барсук Старший. — В какой ещё курятник? Ты же знаешь, тебя там съедят.
— Я должна сделать всё что могу, — упёрлась курица. — Предупредить друзей об опасности. Рассказать им, что на самом деле происходит у Нины Палны на кухне по пятницам.
— Но это же просто самоубийство!..
— Не самоубийство, а подвиг, — заявила курица. — Подвигам ратным, раскинутым кры`лам скажем мы дружно: ура! Чтобы свободно в небе парила гордая птица кура`!.. Спасибо вам за помощь, друзья. На память о себе я снесу вам яичко. — И она тут же снесла яичко. — А теперь мне пора.
И курица побежала следом за двумя огромными псами, нелепо размахивая крыльями и распевая на весь лес:
— Пусть над горами и над лугами длится несушек полёт! Восторжествуем мы над врагами! Скажем: курятник — вперёд!
— Она что, думает, что летит? — спросил Барсукот, глядя ей вслед.
Хромой Хорёк кивнул.
— Зато в её жизни есть место подвигу, — уважительно прокомментировал он.
— Жалко дурёху, — печально поник усами Барсук Старший. — Погибнет она там … Смотрите, какое красивое яичко она нам снесла.
Все трое скорбно воззрились на белоснежное, ещё тёплое куриное яйцо.
— Наверное, мы должны её как-то спасти? — неуверенно поинтересовался Барсукот. — Что мы собираемся делать?
— Лично я собираюсь впасть в спячку. — Барсук устало потёр переносицу. — Невозможно спасти кого-то насильно, сынок. Мы предложили курице убежище в Дальнем Лесу, но она ушла. Это был её выбор. Мы сделали всё что могли.
— Наверняка мы можем сделать что-то ещё! — заупрямился Барсукот.
— Мы просто обязаны что-то сделать. — Хромой Хорёк с усилием выпрямил сутулую спину. — Наш долг — помочь нашим курам.
— Это не наши куры, а сельские, — поправил его Барсук.
— Не важно, — отмахнулся Хорёк. — Мы должны помочь нашим пернатым сёстрам.
— У меня нет никаких пернатых сестёр! — запротестовал Барсукот.
— Он имеет в виду кур, — объяснил Барсук.
— У меня нет сестёр кур.
— Я имею в виду, что все звери — братья. И сёстры. И надо приходить друг другу на помощь.
— Согласен! — обрадовался Барсукот. — Надо приходить на помощь.
«Спать, — подумал Барсук. — Так хочется спать. Становится холодно, всё холоднее, и пахнет зимой. И палые листья облеплены инеем, как белыми пёрышками. Зима уже близко. Зачем помогать этим сельским пернатым? Зачем мне думать о курах, когда зима уже близко, а у меня тёплый пол? Я не обязан. И я так устал. Я имею право поспать. Пускай эти куры поют героические куплеты, пускай Нина Пална варит из них бульон, а я буду спать …» А вслух он сказал:
— Какие конкретно у вас предложения?
— Ну, мы могли бы взять с собой Волка, Лису, койота и ещё с десяток наших ребят, прийти в Охотки и просто освободить всех кур из курятника, — предложил хромой Хорёк.
— И куда потом девать этих кур? — уточнил Барсук.
— Ну … не знаю. Может, взять их сюда, в Дальний Лес? Будут нести нам яички.
— А что мы будем делать с яичками?
— Как что? Кушать.
— Вообще-то, яички — это будущие куры. То есть детёныши. По законам Дальнего Леса есть как зверей, так и их детёнышей запрещено. Мы же не едим яйца соловьёв или куропаток.
— Хм. Получается, пользы от них никакой. — Хорёк погрузился в задумчивость. — Ну, тогда пусть просто себе живут. Размножаются …
— А Нина Пална, по-вашему, будет довольна, что её куры у нас в лесу размножаются? Или она захочет забрать их обратно, а на нас натравит псов и охотников с ружьями?
— Натравит … — понурился Хорёк-ветеран.
— А тогда, может быть, поступить иначе? — оживился вдруг Барсукот. — Может, с Волком договоримся? Чтобы он саму Нину Палну … так сказать … обезвредил?
— Обезвредил? Волк? Нину Палну? — переспросил Барсук Старший.
— Ну, в том смысле, что Нина Пална — она ведь не зверь, а по нашим законам нельзя есть только зверей, а незверей, получается, можно …
— Барсукот, ты — сотрудник полиции. Ты всерьёз сейчас предлагаешь, чтобы Волк сожрал Нину Палну, жительницу села Охотки? — Усы у Барсука Старшего встопорщились. — Или я просто ослышался?
— Ты ослышался, — понурился Барсукот.
— Вот и славно, — кивнул Барсук.
— Если наши варианты вам так не нравятся, предложите свой, — сварливо сказал Хорёк.
— Мой вариант — заключить с Ниной Палной честный зверский договор, — сказал Барсук Старший, — о том, что она больше не будет есть кур.
— И с какой же стати она согласится? — изумился Барсукот.
— Вот. — Барсук Старший пригладил встопорщившийся ус. — Это ключевой момент. Убедить Нину Палну. Для начала нам нужно выяснить, что Нина Пална больше всего хочет и чего она больше всего боится.
— Как же мы это выясним?
— Рискуя жизнью одного из сотрудников полиции, — хмуро сказал Барсук. — Но, я верю, он справится. Он очень талантливый малый.
— Я справлюсь, — сказал Барсукот, густо покраснев под шерстью.
— А при чём тут ты? — удивился Барсук. — Я вовсе не о тебе говорил.