Право хищника

Глава 7, в которой работать под прикрытием становится опасно

— Смотри-ка, любимая, — сказал Пятак, — над нами летает скворец в костюме цыплёнка.

Маняша с трудом запрокинула голову в небеса — в отличие от своего мужа, довольно-таки подтянутого и спортивного мини-пига Пятака, она была большой и тучной свиньёй с заплывшей жиром, негнущейся шеей.

— И правда, любимый, — сказала она. — Летает. К дождю, наверное. Ишь, небо-то какое предгрозовое …

— Ну, дождь — не беда, — сообщил Пятак. — Главное, чтобы нас не зарезали.

— Ты прав, милый, — вздохнула Маняша. — Как страшно жить.

— Тебе нужно худеть, любимая, — с тревогой сказал Пятак. —

Ты восхитительно жирная, но лучше пожертвовать своей красотой, чем быть убитой и съеденной. Ты ведь знаешь, что самых прекрасных, самых жирных свиней Нина Пална запекает с орехами, яблоками и мёдом. Я не переживу, если с тобой такое случится. Я лучше буду любить тебя худенькой.

— Я стараюсь, милый, но у меня пока что не получается победить свою природную красоту. — Маняша прильнула к мужу всем телом, и он чуть не упал. — Мы должны ценить каждое мгновение, проведённое вместе. Как страшно жить. Ведь кроме Нины Палны в Охотках теперь орудует ещё Лиса-убийца. — Свинья перешла на шёпот. — И судя по всему, эта Лиса — маньяк. Убила курицу прошлой ночью без всякой цели. Она ведь её даже не съела, просто бросила во дворе!

— Ты кое-чего не знаешь об этом убийстве, Маняша, — сказал мини-пиг. — Вернее, всё, что ты знаешь, — это со слов кур и собак, сама-то ты ничего не видела, ведь у тебя такой крепкий сон, прямо как у младенца. Это потому, что твоя душа чиста и невинна. Поэтому ты так хорошо спишь. И посапываешь так сладко, прямо как …

— А сам ты разве не спал? — Маняша так удивилась, что даже не дослушала комплимент. — Ты видел, что случилось в курятнике?

— Мне, знаешь ли, любимая, не спалось. Всё думал про твой лишний вес и начинку из орехов, мёда и яблок … Поэтому я кое-что видел. Кое-что очень странное. — И он рассказал жене про всё, что видел.

— Как страшно жить! — тихо взвизгнула Маняша, выслушав мужа. — Никому нельзя верить. Кругом враги.

— Смотри-ка, любимая, скворец в костюме цыплёнка полетел прямо в курятник.

— Бедняжка! — сказала Маняша. — Они же его заклюют. Они чужих птиц не любят.

— Не заклюют, — ответил Пятак. — Они слишком тупые. Они подумают, что он настоящий цыплёнок.

Маняша проводила скворца своими маленькими глазками-бусинками, в которые так любил смотреть мини-пиг в солнечные летние дни. В лучах солнца глаза Маняши обычно сверкали, как драгоценные бисеринки …

— Слышь, Пятак, — сказала Маняша, — а этот скворец — не шпион, случайно? Зачем он вообще прилетел в курятник в костюме цыплёнка?

Скворчонок боялся, что Маняша окажется права и куры его не признают и сразу же заклюют. Но всё обошлось. Когда он влетел в курятник, Петюня, куры и цыплята скандировали: «Стоп бульон!», «Курдушат!» и «Курубивают!». Скворчонок присоединился к общему хору — и никто ничего не заподозрил.

— Курдушат! — прокричал в очередной раз Петюня.

— Курубивают! — отозвались его жёны и дети.

— Кто кур душит? Кто курдушит? Ктокурдушит? — вопросил Петюня. — Кто кур убивает? Кто курубивает? Ктокурубивает?

— Лиса курдушит! Нина Пална курубивает!

— Лиса — кошмар! — завопил Петюня. — Лиса — маньяк!

— Лиса — не подруга! — вдруг выбилась из общего хора одна из кур. — Лицо Лисы неподвижно! Оскал Лисы страшен!

Скворчонок изумлённо уставился на орущую курицу. Выглядела она точно так же, как все остальные, но Скворчонок вообще не отличался умением распознавать лица, и все куры в курятнике казались ему близняшками. Зато к распознаванию голосов у него был особый талант. И этот голос он узнал бы из миллиона других. Это была Кура-четыре. Та самая, которая склевала все его орешки в полицейском участке. Та самая, которую вроде бы убила Лиса.

— Лицо Лисы неподвижно? — повторил Скворчонок куриным голосом, но с вопросительной интонацией.

Вообще-то он умел говорить и фразы собственного сочинения, но обычно этого не делал. Потому что его старый дедушка Скворушка когда-то объяснил ему — и эти слова навсегда врезались в память, — что нет лучшего способа выведать что-то у зверя, чем повторять его собственные слова. Тогда зверю кажется, что он говорит сам с собой. А себе любой зверь доверяет безгранично. Поэтому постепенно зверь выболтает все тайны — главное, спокойно и точно повторять за ним ключевые слова.

— Лицо Лисы было абсолютно неподвижно! — подтвердила Кура-четыре. — О, это было так жутко! Увидеть каменное лицо убийцы!..

— Оскал Лисы страшен? — уточнил Скворчонок куриным голосом.

— О, очень страшен! Страшнее, чем в первый раз, когда Лиса утащила меня в Дальний Лес. В тот раз я даже не поняла, что случилось. Но этой ночью … я думала, пробил мой смертный час. — Курица разразилась квохчущими рыданиями. — Я даже упала в обморок, как только взглянула в неподвижные глаза убийцы!

— Пробил смертный час, — повторил Скворчонок и на всякий случай всхлипнул.

— О да! Наша бедная, бедная Кура-пять! Этой ночью её смертный час пробил! Её убило чудовище! Её убила чокнутая Лиса!

— Курубивают! — завопили все хором. — Курдушат! Курдушат!

— Нина Пална курубивает, — сказал Скворчонок, чтобы постепенно перевести разговор на интересовавшую его тему: чего Нина Пална боится и о чём мечтает. — Нина Пална курдушит!

Все куры вдруг затихли и, подозрительно сощурившись, уставились на Скворчонка. Он и сам понял — но было уже слишком поздно, — что повторил фразу неточно. Кажется, куры ни разу не говорили, что Нина Пална «курдушит». Только «курубивает».

— Как это? — Петюня спрыгнул с насеста и, тряся гребнем, направился к Скворчонку. — Как это как это как это как это?! Нина Пална кур не душит!

— Курнедушит! Курнедушит! Курнедушит!

— Нина Пална кур рубит, — сообщил Петюня, подойдя вплотную к Скворчонку.

— Куррубит! Куррубит! Куррубит!

Петюня вдруг вытянул шею, ухватил Скворчонка клювом за крыло и резко дёрнул. Маскировочный костюм затрещал по шву — и пушистая жёлтая ткань с одной стороны обвисла, оголив серо-бурые перья Скворчонка.

— Пр-р-р-р-р-реда-а-а-а-а-тельство, а-а-а-а-а! — завопил Петюня и крепко ухватил Скворчонка чешуйчатой жёлтой лапой. — Чужой в кур-р-р-ря-а-а-а-атнике!

— Скворчонок … — изумлённо сказала Кура-четыре. — Петюня, это Скворчонок. Он не чужой. Он из Дальнего Леса. Я его знаю.

— Скворец в кур-р-р-ря-а-а-а-атнике! — заорал Петюня ещё пронзительнее. — Скворец-убийца из Дальнего Леса-а-а-а-а! Мухтар, сюда! Полкан, сюда!

— Нету их, дядя Петя, — тоненько тявкнул кто-то из будки. — Они ушли в Дальний Лес.

— Нас тут убивают, а они ушли! — возмутился Петюня. — А ты кто вообще такой?

— Я новая собака. — Из будки вылез щенок и отряхнулся. — Охотничьей породы.

У щенка были длинные уши и непропорционально большие лапы.

— Ты что, новый Полкан? — вытаращил глаза Петюня. —

Но ты же совсем сопляк!

— Я не сопляк, а щенок, — оскалился щенок. — И зовут меня Граф. Я скоро подрасту и буду вместо Полкана. Меня Нина Пална специально завела ему на замену. Полкан уже старый, он плохой охотник. Потерял форму. А я — ужасно породистый и охотничий, у меня даже родословная есть. Со мной на лисиц ходить, на волков, на любого зверя …

— Ну, раз ты такой охотничий — давай хватай этого вот скворца-убийцу. — Петюня слегка встряхнул зажатого в лапе Скворчонка. — Пока он тут всех нас не задушил.

— Но он не убийца! — возразила Кура-четыре. — Он безобидный, я его знаю!

— Такой же безобидный, как твоя подруга Лиса? — сверкнул глазами Петюня.

— Вообще-то, я думаю, — щенок Граф наклонил голову набок, разглядывая Скворчонка, — он и правда не похож на убийцу.

— Твоё дело — не думать, а хватать и тащить Нине Палне, — строго сказал Петюня. — Если, конечно, ты и правда охотничий, а не какой-нибудь там комнатный.

— Это я-то комнатный?! — возмутился Граф. — Да я!.. — И он неуклюже ломанулся к Петюне, выхватил у него Скворчонка и, зажав его в зубах, понёсся на кухню к Нине Палне.

— Она же из него бульон сварит, — прошептала Кура-четыре, глядя вслед Графу и Скворчонку.

— Вот и хорошо, восторжествуем мы над врагами! — бодро ответил Петюня. — Ещё не хватало, чтобы всякие мерзкие лесные птицы безнаказанно у нас тут топтались.

— Восторжествуем! Восторжествуем! — подхватили куры. — Безнаказанно! Безнаказанно!