Предания о неземных пришельцах

АЛЕКСАНДЕР КРЕГЕР ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

Поднося стакан к губам, Йозеф сильно запрокинул голову, потерял равновесие и упал с чурбака. Но обычного злорадного смеха не последовало. Впрочем, кое-кто все же поморщился: «Опять этот Йозеф!»

Все уставились на следующего. Пили по очереди. Последним был Старик.

Вдруг Томас натянуто рассмеялся:

— Тьфу, черт! Совсем забыли о наших трупах, надо было о них позаботиться.

Никто не отреагировал. Только Йозеф как-то странно, глуповато улыбнулся.

— Пустяки! — пробормотал Старик, и все повернулись к нему. Первобытные островитяне тоже не церемонились с покойниками, оставляли их где попало… — Он выпрямился и сказал почти весело: — Выпьем-ка еще. Упьемся, как говорится, вусмерть.

Все заулыбались, потянулись к Михаэлю, а тот, звякая горлышком бутылки о бокалы, лил щедро, до краев.

Пили с удовольствием, но продолжали молчать. Чувствовалось напряженное ожидание, хотя ждать было особенно нечего. Как объяснил Старик, перед глазами опустится черный занавес.

Старик поглядел сквозь бокал на огонь, вино заискрилось. Он был доволен и даже счастлив. Пришли все до единого. Никто ни с кем не ссорился, его терпеливо выслушали и ответили, что согласны. Даже Йозеф.

«Вот в чем все-таки преимущество, — подумал Старик. — Не нужно много слов, чтобы понять друг друга. Каждый чувствует то же, что и другой, разделяет его помыслы, потому что они ничем не отличаются от собственных».

Все получилось, как он задумал. Никто не захотел отрываться от остальных. А теперь уже и не мог. Еще четверть часа и…

«Поразительное единодушие! — Старик улыбнулся. — Хотя мы чертовски надоели друг другу за эти годы. Вечное однообразие лиц и жестов, переживаний и мыслей. Штамп, шаблон… Собственно, Йозеф должен бы радоваться».

Старик украдкой взглянул на него. Йозеф с отсутствующим видом потирал искалеченную ногу. «Видно, ноет. Наверно, муссон в этом году задует раньше обычного. Он до сих пор не простил мне, что я не уберег его от скатившегося со скалы валуна. Вас было семеро ровесников, Йозеф; за каждым не углядишь. Тебе исполнилось восемь лет, когда это произошло. Но ведь тебе повезло, мой мальчик, ты стал отличаться от нас, рос непохожим на остальных. Твой физический изъян поначалу был лишь внешним отличием. Да, ты был неуклюж. Тебя дразнили. Ты не мог соперничать с другими, когда они резвились. Ты замкнулся, ушел в себя, отгородился книгами, сделался угрюмым. А теперь ты умнее их, умнее нас, мудрее. И все — благодаря только самому себе. Я мог бы гордиться тобой».

Старик взглянул на часы. «Пора запаливать!» — подумал он.

— Пора запаливать! — крикнул Рольф.

— Давай, Старик!

Поджечь порох предоставили ему, старшему. Он хотел сам, своими руками уничтожить раз и навсегда то, с чего начались их беды. И все — по его вине.

«Жаль, но недоумки из Всемирного научного совета оказались правы. — Старик вытащил из костра головню, чтобы поджечь порох. — Впрочем, не такие уж они недоумки. — Старик усмехнулся. — Я поддался навязчивой идее, не слушал никаких доводов. Хорошо бы сообщить им, что их пророчества сбылись. У клонов нет шансов для саморазвития. Пожалуй, именно это имелось в виду, когда мне говорили об антигуманности эксперимента. А вообще-то, ребята получились что надо. — Старик скривил губы. — Если б только не наша беда».

Он посмотрел на них. Они беспечно пили вино, только слишком спешили и были молчаливей обычного. Или это ему только казалось?

Старик встретился взглядом с Йозефом, в лице которого ему почудилась насмешка. Впрочем, игра теней могла обмануть.

Головня едва тлела. Старик медлил. У него было такое чувство, будто он согласился на трудную и опасную хирургическую операцию и теперь ему предстоит лишиться какой-то важной части собственного тела… Старик перехватил пристальный взгляд Марселя и поднес головню к бороздке, которая была сложена из согнутых полосок бумаги и заполнена самодельным порохом. Бороздку они делали очень тщательно, словно боролись за свою жизнь, а не наоборот. «И вообще, — опять усмехнулся Старик, вспоминая последние часы, — это походило на религиозный ритуал. Они готовились уничтожить себя и свою мать-машину, будто это было нашим спасением».

— Так оно и есть! — сказал Старик вслух и сунул головню в бороздку. Она зашипела, дымя и разбрызгивая искры. Бумага обугливалась, желтело натриевое пламя. Огненная дорожка поползла к кустарнику, в темноту, окруженная расплывчатым синеватым ореолом. Будто куколка, спеленутая дымным коконом, превращалась в светящуюся гусеницу.

Все замерли, съежились в ожидании взрыва. Только двое сидели выпрямившись, как бы прислушиваясь к чему-то: Старик и Йозеф.

Старик напрягся. Три минуты понадобятся бегущему огню, чтобы добраться до здания, где стоят бочки с порохом. Три минуты, чтобы преодолеть шестьдесят метров. Наверное, огонь уже проник за ограду…

Никто не пошевелился. Только Йозеф взял сук и поворошил костер.

«Сейчас!» — подумал Старик и так стиснул зубы, что на скулах проступили желваки.

Старик взглянул на часы, хотя это было бессмысленно, так как он не заметил время, когда поджег порох. И все же он продолжал смотреть на циферблат.

Прошла еще минута, и Старик понял, что огонь не достиг цели.

Фигуры задвигались. На Старика заворчали.

«Все как прежде, — подумал он удовлетворенно, — только сделанное необратимо. Они выпили свою чашу. Им осталось минут десять, не больше…»

Ворчание умолкло. Видно, все подумали о том же.

— Пойду поглядеть, в чем дело! — Старик решительно встал. — На всякий случай давайте попрощаемся. — Он улыбнулся. — Простите меня, я никому не хотел зла. Я знаю, что вы способны понять даже мои заблуждения. Это был единственный выход.

Он взял фонарик.

— Погоди, я с тобой! — крикнул Йозеф.

Старик на ходу пожал плечами, а Йозеф рванулся за ним в темноту со своим костылем. Усохшая нога болталась, словно маятник.

Старик шел быстро, освещая фонариком черный, еще дымящийся след. Он прибавил шагу, поскольку поведение Йозефа внезапно показалось ему подозрительным. Тот тяжело дышал рядом, стараясь обогнать Старика и выйти к зданию первым.

— Осторожно, Йозеф! — крикнул Старик. — Еще может рвануть!

Он имел в виду несколько минут жизни после взрыва. Ведь они могут оказаться мучительными и долгими.

В ответ послышался нечленораздельный возглас, затем смех. Пока Старик продирался сквозь живую изгородь, Йозеф уже очутился у входа. В тусклом свете луны его силуэт возник на фоне тяжелой, темной двери.

— Что это значит? — рявкнул Старик. — Припадок?

Он задыхался от ходьбы и пошатывался. От вина или начал действовать яд?

Старик подошел к зданию.

— Свихнулся? — спросил он и увидел, что пороховая дорожка оборвалась. Огонек, бежавший так резво, в этом месте погас и не смог проникнуть внутрь через продолбленный в бетоне желобок, чтобы взорвать здание. Но почему Йозеф сделал это?

Старик пытался сохранить спокойствие.

— Прочь с дороги! — тихо приказал он.

Йозеф ничего не ответил и не двинулся с места, но рука его стиснула костыль.

— Убирайся! — в голосе Старика зазвучала угроза. — Это необходимо уничтожить.

— Только через мой труп!

— Этого тебе ждать недолго, так что давай без глупостей. У меня мало времени.

— Верно! — хрипло отозвался Йозеф. — У тебя его мало, зато у меня оно есть.

Старик ужаснулся. Но нет, Йозеф пил вместе со всеми.

— Убирайся прочь! — Старик схватил его за плечо.

Йозеф стряхнул руку Старика, прислонился спиной к двери и уперся усохшей ногой в дверную раму.

— Плевать я на тебя хотел, на всех вас. Эх ты, великий неудачник, волшебник-недоучка! Ты мне больше не указчик. — Йозеф захохотал. — Разве ты не видел, как я свалился с чурбака, когда пил? — Он продолжал хохотать. — Я же выплюнул твою отраву. Я буду жить.

— Но почему? — Старик шагнул назад. По его телу уже разливалась приятная усталость. Он чувствовал, что не сможет оттеснить юношу от двери. В глазах Старика застыло безмерное удивление. — Почему ты это сделал?

Не меняя позы, Йозеф ответил:

— Ты действительно начал великое дело. Я продолжу его, так что можешь гордиться. Ведь мы у тебя получились на славу, а?

— Йозеф, умоляю! Я понял, что из этой затеи ничего не выйдет. Вы погибнете так же, как мы. Общество не примет вас, как не приняло нас. У него свои законы, и они справедливы. Откажись от своего плана, мой мальчик!

Йозеф покачал головой.

— Я учел твой опыт и знаю, в чем ошибка. Общество гуманно. Ты вырастил нас, мы стали взрослыми, а зря. Теперь мы и впрямь обречены. Но если людям подкидывать детей? А, отец? — Он подчеркнул последнее слово, так что нельзя было не заметить иронии, — Ребенка примут и без метрики. Твоя жизнь повторится тысячекратно. Разумеется, я воспользуюсь твоим генетическим банком. А о пополнении я, твой Йозеф, тоже позабочусь. В один прекрасный день власть перейдет к нам, многие будут мыслить, чувствовать, поступать точно так же, как мы.

— А потом? — закричал Старик. — Потом начнется всеобщий упадок, все опостылеют друг другу… — голос у него осекся, язык уже плохо повиновался ему, — как мы… — хрипло добавил он.

— Ха, ведь там целый мир, а не островная тюрьма. На земле установится гармония, и развитие пойдет оптимальным путем. — Глаза у Йозефа мечтательно блеснули.

— Глупец! Что же станет двигателем прогресса, если исчезнут индивидуальные противоречия? — Старик сделал просительный жест, — Поверь мне, мой мальчик. Подожги порох.

Йозеф замахнулся костылем.

— Болтун! — выдохнул он.

На мгновение Старику показалось, что этим движением Йозеф хочет заглушить свою неуверенность, сомнение в собственной правоте. Он рванулся, пытаясь вцепиться в горло Йозефа. Костыль обрушился на него, но и Старик ударил юношу о косяк.

Они упали.

Йозеф ловко вывернулся и поднялся, опираясь спиною о дверь. Оглушенный, Старик сидел на земле. Наконец он встал. Его руки бессильно висели.

— Еще хочешь? — скрипнул зубами Йозеф.

— Безумец, — сказал Старик, тяжело дыша.

— Жаль, что ты до этого не доживешь. — Голос Йозефа казался вполне искренним.

Взгляд Старика упал на бронестекло небольшого окна у двери. И прежде чем перед его глазами опустился черный занавес, он рассмотрел мерцание контрольных лампочек инкубатора, в котором по воле Йозефа ему, беспомощному и беззащитному, суждено воскресать вновь и вновь.