Неизвестный летательный объект обладал странной, непонятной формой. Это было нечто настолько хаотическое, что Филер и Гарбор засомневались: действительно ли перед ними продукт деятельности внеземного интеллекта.
Каждый элемент в отдельности имел геометрическую форму, однако все сооружение в целом запутывалось в таком несметном количестве кубов, ромбов, шаров, цилиндров и квадратов, что казалось совершенно бестолковым, бессмысленным, как будто какой-то сумасшедший испробовал всю свою фантазию на игрушечном конструкторе.
И все-таки это не походило на мертвый остов. То, что попадало в поле зрения, испускало ровное зелено- фиолетовое сияние, когда локационный лазер проходил по деталям неизвестного корабля.
Корабль занимал пространство примерно в три- четыре кубических километра, рядом с ним «Тандер» Филера и Гарбора просто терялся.
Гигантское искусственное сооружение не отличалось ни красотой, ни элегантностью, и в нем не было ничего, что могло бы потенциально предвещать какую-либо радость от такой неожиданной встречи. Наоборот, штуковина эта подавляла одним своим видом.
И кто только способен сотворить подобное? Во всяком случае, эстетика сооружения резко отличается от земной.
Под каким бы углом зрения они ни рассматривали этого монстра, им никак не удавалось разобрать, каким образом он функционирует.
Не подавая признаков жизни или деятельности, он мчался прямо на «Тандер», так что им пришлось изменить курс и увеличить скорость.
Им казалось, что чуждое образование, похожее на опухоль, должно вращаться наподобие земной орбитальной станции. Однако и этого не было заметно. Мертвое, абстрактное сооружение…
Взволнованные увиденным, они вначале стали посылать ему призывные сигналы на разных частотах, но в ответ слышали лишь шум космоса, слабый, но всепроникающий.
Монстр молчал. Не реагировал на все их попытки.
Какие могли быть из этого выводы? Либо внеземная конструкция по неизвестным причинам вышла из строя, либо, будь она с экипажем или нет, не хочет отвечать. Представлялось совершенно невозможным, чтобы сигналы, посланные ими, нельзя было поймать и определить их искусственное происхождение.
К сожалению, «Тандер» находился вне досягаемости радиосигнала ближайшей радиорелейной станции.
Приходилось рассчитывать только на себя — во всяком случае, в течение предстоящих пятнадцати часов, после чего они вновь попадут в зону радиосвязи.
Что же им делать?
Непонятный монстр из неизвестного материала торчал перед ними словно вызов.
И они приняли этот вызов.
— Как ты думаешь, в таком вот лабиринте, в этом непонятном сооружении, могут находиться живые существа? — спросил Филер.
Гарбор пожал плечами.
— Я знаю не больше твоего. Пока что никто не ответил на наши сигналы. А если эта штука сохранит направление своего движения, то лишь затронет внутреннюю сферу и покинет нашу систему где-то вблизи орбиты Юпитера. Скорость ее достаточно велика. Если бы не мы, никто ее и не заметил бы.
— Скорее всего. Но, что бы это ни было, у него ведь наверняка существует какое-либо задание или какая-то цель. Он непременно нас заметил, но никак на это не реагирует.
— Что он, обязан реагировать? — Лицо Гарбора слабо мерцало, так как в центральном отсеке работали лишь оптические приборы, которые испускали лазерные лучи и принимали их отражение от неизвестного объекта. — Какое мы имеем право требовать от него ответа? Возможно, он не замечает нас, а может, у него есть приказ, запрещающий отвечать. Или выжидает, исследуя нас.
— Не думаю, — возразил Филер. — Разумные существа, вышедшие в космическое пространство, не стали бы отвергать контакты с иными цивилизациями.
— Все может быть. Вселенная бесконечна, и бесконечно должно быть число форм живой и неживой материи. Ведь до сих пор у нас не было контакта с другими цивилизациями. Это — первый. Не исключено, что их разум, стиль мышления и образ жизни принципиально отличаются от наших. Скажи честно, ведь подсознательно мы почему-то надеемся, что они должны быть похожи на нас.
— Разум должен быть повсюду одинаков, — не согласился Филер, немного рассерженный из-за того, что все остается без изменения. — Если они и отличаются от нас по внешнему виду, то разум, как высшее проявление материи, развивается по собственным законам, которые едины для всех. Они обязаны нас заметить.
— Ты мыслишь догмами. Космос бесконечен, и его формы непостоянны. На Земле муравей тоже не реагирует на человека…
— Это неубедительно. Твои сравнения не имеют смысла. Животные ведь лишены интеллекта.
— Хорошо, примирительным тоном сказал Гарбор. — В конце концов, наши с тобой споры ничего не дадут. Вполне вероятно, что там, на борту, нет никаких живых существ, все мертво, ничего не действует. И это самый простой ответ на все наши вопросы.
— Не знаю, — сказал Филер, — но у меня почему-то ощущение, что они за нами наблюдают, анализируют и оценивают, стоит ли с нами вступать в контакт. Конечно, нельзя придавать значение ощущениям, однако… Я не прочь выйти из нашего корабля и нанести им визит. Надо поискать там вход, какой-нибудь шлюз или еще что…
— Ты спятил? А если мы что-то поломаем у них? Ведь там наверняка есть средства защиты.
— Ну и пусть! Меня это только еще сильнее раззадоривает. Мы не обнаружили ни одной известной нам энергии. Уж как-нибудь туда можно влезть. Можно просто прорезать его в каком-нибудь месте.
Гарбор покачал головой.
— Я всегда считал, что ты далеко не дурак. Но сейчас ты ведешь себя, как ребенок, который обязательно хочет выйти в дверь, хотя и знает, что это окно, да еще на десятом этаже. Об этом и говорить нечего.
— Ты, что ли, здесь командир? Почему ты мне приказываешь?
— Не дури, ничего я не приказываю. Подумай сам, призови на помощь весь свой человеческий разум.
Филер ухмыльнулся.
— Человек из любопытства отправился в космос. Я— тоже. И вдруг я смирюсь, плюну на все, и куча металла, этот монстр, испугает меня, и я не утолю жажду познания! Нет уж. Через несколько минут будет поздно, неизвестный корабль покинет зону досягаемости и исчезнет.
Гарбор
Мне и в голову не приходило принимать всерьез эти дурацкие рассуждения Филера: слишком давно и хорошо я его знал. Спокойный, благоразумный Филер, чье сдержанное превосходство в критических ситуациях всегда восхищало меня, служил мне примером для подражания. Он всегда был в состоянии заранее инстинктивно взвесить все «за» и «против» и находил оптимальный вариант решения любой проблемы. Как будто обладал даром предвидения. Конечно, не на все сто процентов, но все-таки он выбирал логически наиболее вероятное. Я же, наоборот, чаще всего пребываю в сомнении и с трудом на что-либо решаюсь. Потому я и был так поражен, когда он принял такое неразумное решение, которое могло оказаться для него роковым. Нельзя же начинать налаживать взаимопонимание между двумя цивилизациями попытками разрушить незнакомый корабль, для того чтобы в него залезть. Ничего глупее нельзя себе представить.
Очень обидно было наблюдать за ним: он упрямился все сильнее. И чем больше я ему возражал, тем больше он горячился.
Хотя, в общем, я понимал его: меня тоже возбуждал вид этого абсурдного сооружения. Оно возбуждало во мне, скорее, не любопытство, а дух противоречия, потому что молчало и не отвечало на наши сигналы. Если бы мы сознательно ограничили себя шорами, то могли бы исходить из того, что на объекте нет жизни, но мы не имели права представлять себе это так просто. В любом случае поведение Филера было непростительно.
Филер
Вот наконец контакт, ставший возможным лишь благодаря невероятному стечению обстоятельств. И что же — мы летим мимо этого монстра и нас ничего не трогает. А ведь именно нам выпала на долю такая удача — встретиться с космическим кораблем иной цивилизации.
Через некоторое время станет ясно, что мы остались с носом. Меня это злило. Злость возникала не из-за сооружения, а из-за того, что мы ничего не сможем добиться.
Да, я знаю, что лучше бы не ходить туда, но я не смог себя побороть.
Гарбор, этот отличный парень, считает, что я проглотил бациллу безумия, но для меня было бы спокойнее, если бы и он проглотил хоть кусочек и встал на мою сторону. Мне было бы тогда гораздо легче.
(Так что ж нам было делать?)
Незнакомцы не отвечали на все наши сигналы, какие мы только могли придумать, и летели себе дальше, будто нас вообще не существовало. У нас не было радиоконтакта с релейной станцией, а неизвестный корабль скоро должен был покинуть Солнечную систему. Кто знает, может, он вдруг увеличит скорость и исчезнет навсегда. Ни один земной корабль не догонит его. Мы были единственные, кто находился во внешней сфере. Да, а потом мы показывали бы на Земле снимки неизвестного корабля и стояли бы как глупые мальчишки. Упустить такой шанс?! Нет, ни за что. Надо предпринять все, чтобы узнать как можно больше. Надо его заставить, и если нужно — силой, получить о нас сведения, я имею в виду не нас, двоих пилотов, а Землю, все человечество. При условии, что техника на их корабле еще функционирует. Если же это мертвый остов, хуже не будет. Беда лишь в том, что как раз этого мы и не знали.
Насилие, ужасное понятие, которое чуждо теперь нам, людям. Однако это единственное, на что можно пойти, чтобы добиться результата в такой ситуации.
Несмотря на бурный протест Гарбора, я покинул наш корабль.
Филер настоял на своем и в автономной капсуле отправился к неизвестному объекту. Он летал вокруг него и внутри конструкции, так как она не представляла собой сплошной массы.
Около часу он осторожно пытался сориентироваться и найти место для осуществления своих намерений. Однако ему никак не удавалось отыскать хоть что-то, похожее на вход.
Корабль не подавал признаков жизни, как будто все в нем вымерло. Филер уже не слишком надеялся на успех, но все же приставил свой режущий лазер к какому-то цилиндру диаметром около двадцати метров.
Материал, из которого был сделан цилиндр, с виду никак не изменился. Луч отскакивал от него, словно Филер брызгал водой, но через десять минут, когда он уже хотел отказаться от этой затеи, неизвестный материал разрушился.
Он стал мягким и, заколыхавшись, как дымовая завеса, отодвинулся в сторону. Луч лазера еще десятую долю секунды проникал во внутренность цилиндра, прежде чем Филер успел его выключить. Отверстие оказалось достаточно большим для того, чтобы спокойно проникнуть в него вместе с капсулой. Так Филер чувствовал себя увереннее.
Внутренность трубы, в которой он оказался, была темной, однако испускала, как и снаружи, ровный зелено- фиолетовый отблеск, когда на стенки падал свет фонаря. Загея Филера была тем более безумной, что отверстие снова закрылось, однако он надеялся потом выбраться наружу так же, как вошел.
Он вылез из капсулы и закрепил ее.
Фонарь на шлеме помог ему разглядеть, что он находится в каком-то прямо-таки бесконечном туннеле. Свет уходил во тьму.
Прежде чем он успел подумать, что делать дальше, неведомая сила схватила его и закружила вниз по трубе, как сухой лист. В первый момент от ужаса он хотел воспользоваться поясным двигателем своего скафандра, но тут же почувствовал, что силовое поле мешает его столкновению со стеной. Даже в тех случаях, когда его заносило на поворотах.
Тут ему пришло в голову, что без посторонней помощи он уже, скорее всего, не найдет свою капсулу. Но зато теперь он убедился, что корабль не покинут и что это отнюдь не мертвый остов.
Ему ничего не оставалось, как позволить гнать себя неизвестно куда.
Вдруг он мягко затормозил и упал.
В полном оцепенении Филер огляделся кругом.
Он находился в овальном помещении, стены слева были голые и темные. Справа на стене лепились бесформенные выпуклости. Две из них испускали зеленый свет, не освещая при этом помещения. Впереди, примерно в трид- цати-сорока метрах от себя, он увидел серебристо отсвечивающий октаэдр огромного размера. Вокруг сооружения группировались полушария, от которых шли провода, исчезающие в полу.
Он застыл на месте, не зная, что предпринять. С какой- то целью его же занесло сюда?
Тут перед ним на восьмиграннике замерцала маленькая красная точка.
Она быстро росла и испускала все более яркий свет.
Филер удивленно следил за изменениями, происходившими с пятном.
От него волнообразно исходили лучи и кольца, казалось, что пульсирует искусственный глаз.
Вдруг свет из восьмигранника дернулся и остановился на Филере. Направленные световые круги набегали на него с бешеной скоростью, как какая-то прочная материя, ослепляя и обволакивая его.
Все произошло слишком быстро, чтобы успеть среагировать. От мучительной боли Филер зажмурился и бросился на пол, потому что свет проникал даже сквозь руки, которыми, защищаясь, он заслонил шлем.
Он закричал, не осознавая, что кричит.
И потерял сознание.
Когда сознание вернулось к нему, он уже не был собой.
У него больше не было ни рук, ни ног, он не мог ни до чего дотронуться. Его тело как бы растворилось. Он парил, как нечто бестелесное, в пространстве, не имеющем границ. Сознание его стало настолько свободным, что о подобном он никогда и не помышлял.
Затем ЭТО начало зондировать его, копаясь во всех извилинах его «Я», буравя и царапая, касаясь его одновременно и мягко, и жестко, агрессивно и нежно.
Когда по передаточному каналу проводился сеанс связи с исследовательским адаптером, стало очевидно, что результаты его исследований, с одной стороны, интересны, а с другой — угрожающи.
После того как «Разумные» вступили во внутренний контакт друг с другом, они решили переправить по каналу самих себя в комплексе и внедриться в адаптер.
Они видели, что их машина вторглась в неизвестную систему, обладающую интенсивным радиоизлучением на многих частотах, имевших не только природное происхождение.
Найти код к неизвестной информации не удавалось. Не в состоянии сразу были это сделать и они, так как не знали, естественного или искусственного происхождения это радиоизлучение.
Прямо на них летел неизвестный объект, и они могли лишь предполагать: то ли он управляется какой-то незнакомой им формой жизни, то ли сам представляет собой эту форму. Об этом говорило поведение корабля. Он посылал разнообразные сигналы, смысл которых невозможно было уловить. Может, это была целенаправленная информация, а может быть — естественное поведение неизвестных.
От корабля отделился маленький объект; они беспрепятственно пропустили его через защитную зону адаптера. Они были рады, что в тот момент находились внутри адаптера, иначе оборонительная система могла бы автоматически вступить в действие. Они пассивно ждали дальнейших событий. Незнакомцы должны были продемонстрировать, что они разумные существа.
Тут их пронзила боль. Незнакомец причинил адаптеру, с которым они были в духовном контакте, термошок.
Они вспомнили об агрессивных многоклеточных в Zhoon-системе, которые оставались жизнеспособными даже в вакууме. Несколько декад тому назад многоклеточные напали на адаптер, ибо материал, из которого он был сделан, служил им пищей.
Было ли и тут что-то похожее?
Они открыли угрожаемую зону. Боль тут же прошла.
Анализ показал, что незнакомец состоит из неустойчивого соединения органики и неорганики, которое может двигаться независимо.
Они решили выявить возможность установления информационного симбиоза с органической частью незнакомца. Если он представляет собой разумную форму жизни, то попытка могла увенчаться успехом.
Силовые поля доставили его в центральную исследовательскую зону.
За несколько секунд с помощью высокочувствительной аппаратуры удалось установить, что органическое тело испускает парабиоизлучение, которое идентифицировалось как эмоции низшей категории: страх, агрессивность, любопытство.
Они решили попробовать достичь обмена информацией путем прямого контакта.
Исследующие волны зоны обволокли незнакомца.
К своему ужасу, они увидели, что объект отреагировал апатией и полной потерей активности. Он оказался слишком слабым. Лишь постепенно проявились намеки на сложные индивидуальные эмоции существа.
Это длилось несколько минут, но предварительные результаты были полумены. Существо располагало памятью и информационным кодом, с помощью которого могло целенаправленно вступать в контакт со своим окружением.
Теперь не представляло особой трудности расшифровать-этот код и воспользоваться им.
— Кто ты? — спросили его «Разумные».
— Я— человек, — ответил Филер на беззвучный вопрос.
— Что такое человек?
— Человек — это разумное существо.
— Что ты под этим понимаешь?
— Мою способность познавать природу. А также способность изменять природу в своих интересах.
Они регистрировали его ответы и задались вопросом, не эгоизм ли проявляется в словах человека. Почему он изменяет природу в своих интересах?
— Зачем ты проник в мой исследовательский адаптер?
— Я хотел установить с тобой контакт, а ты не отвечал.
— Почему ты применил силу и причинил мне боль?
И Филер ощутил такую сильную боль, что скрючился.
— Это была единственная возможность, так как через несколько часов ваш корабль покинет нашу систему. Без насилия невозможно было достичь контакта. Не было никаких других вариантов, хотя мы, люди, — миролюбивые существа.
Глубокое, долгое молчание последовало в ответ.
Они знали, что он лжет. В тайниках его памяти хранились элементы неизвестной им цивилизации — и эти воспоминания являли омерзительные картины умышленных разрушений и бессмысленного уничтожения жизней. А представитель их породы силой ворвался в адаптер и утверждает, что миролюбив.
Впервые между «Разумными» не было полного согласия. Одни находили в сознании человека только инстинкты, а другие — стремление к покою и безопасности. Какие из этих качеств определяли жизнь существа? Они никак не могли решить, но наконец ответили:
— Интеллект означает разум. Не всякое существо обладает разумом. Есть существа, обладающие естественным информационным голодом, что отвечает их инстинктам. Другие производят действия в целях самосохранения, что заложено в их генетическом коде. Но они не разумны, потому что не понимают окружающего мира и не могут его изменить. В определенных обстоятельствах такие существа представляют опасность для разума. Ты являешься именно таким. Твоя настырность обеспокоила меня. Контакт означает взаимопонимание и любовь. В основе твоих действий лежит нетерпение и жажда разрушения. А потому ты представляешь собой опасность для Разума. Из соображений собственной безопасности я должен тебя ликвидировать.
Филер был потрясен. Но первоначальная подавленность прошла, и он не ощущал страха. Эти слова не дошли до его сознания. Но разбудили в нем неукротимый гнев, гнев, который он уже ощутил однажды при виде молчащего корабля.
Инстинктивно он чувствовал, что совершает еще одну ошибку, но в этот момент для него было важнее состояние гнева, так как оно будило в нем безграничную энергию, давало ему силы.
Он прорвал пустоту, окутывающую его, и вновь обрел свое тело. Он лежал в овальном помещении, перед ним в светлой дымке пульсировало сверкающее пятно. Резким движением он встал на ноги.
— А ты кто такой? Какое ты имеешь право решать мою участь: казнить или миловать? — заорал он прямо в восьмигранник. Я человек, а ты кто?
— Я не являюсь отдельным существом, как ты. Я есть сумма многих интеллектов неизвестной тебе планеты. Смерть разумна, если служит на пользу интеллекта. Твоя смерть полезна, потому что устраняет угрозу нашим исследованиям.
Филер стоял как громом пораженный.
Незнакомец, кто бы он ни был, разговаривал, используя одному ему известную логику. Он понял их, признал их логические посылки и чувствовал себя виноватым в том, что способствовал неправильному выводу. Ведь он действительно ворвался сюда силой.
— Подожди! — закричал Филер. — Прежде чем я умру, я хочу спросить.
— Спрашивай.
— Откуда ты и с какой целью ведешь свои исследования?
— В твоей памяти нет данных о нашем солнце. Оно тебе неизвестно. Название тебе ничего не скажет. С помощью адаптеров, как вот этот, мы исследуем бесконечный космос и ищем разумные существа.
— Разве ты не заметил, что в этой системе есть подобные существа? Мы тебя вызывали. Почему ты не отвечал? Все было бы тогда по-другому.
— Я регистрировал твои сигналы. Но отсутствовала основа для понимания, потому что код невозможно было сразу расшифровать. Лишь теперь я установил с тобой контакт. Но ты еще не достиг первой ступени разума. И потому адаптер отправится дальше.
— Значит, ты не считаешь меня разумным? — спросил Филер.
Потребовалась длительная пауза, прежде чем «Разумные» дали ответ. У них не было однозначной оценки для его действий. Они беседовали с неизвестным существом и обменивались информацией. Этот незнакомец, очевидно, был частью большого сообщества и пользовался вспомогательными средствами, изготовленными искусственным путем. Но где доказательства его разумности? Разве его поступки не продиктованы в огромной степени инстинктами и безрассудством? Применение силы и агрессивные эмоции являлись до сих пор единственным критерием оценки разумности живого существа.
— Нет, — наконец последовал ответ.
— Потому что я проник в адаптер путем насилия?
— Да.
— Ты мыслишь односторонне, слишком абстрактно и не даешь себе труда поразмыслить. Мир состоит не только из белого и черного. Между ними существует множество оттенков. Я лишь один человек, один из многих миллиардов. Мы, как отдельные существа, несовершенны. Мы только учимся совершенству. Война, разрушение и насилие были постоянными явлениями нашей истории, но мы их преодолели. — Филер теперь совершенно успокоился. — Но не один-единственный человек составляет земную цивилизацию, а все мы вместе. Почему ты не установишь контакт со всем человечеством в целом? Ты задаешь вопросы о разуме и хочешь быть моим наставником и судьей. При том ты сам надменный эгоцентрик. Докажи мне сначала, что ты сам разумен, прежде чем экзаменовать меня!
Ответы и вопросы незнакомца удивили их. Цивилизация несет в себе все недостатки своих членов. И если один несовершенен и слаб, то и вся цивилизация с изъяном. Как же сможет она потом, объединившись в замкнутую систему, влиять на отдельные ее части? Этот «человек», как он себя именует, показался им противоречивее всего, что они до сих пор знали. Его обвинение не обидело их. Он был полностью в их власти.
— Готов ли ты принять смерть?
Филер медлил. Вопрос был не о неизбежном, а о принципе. Жизнь — самое ценное, чем обладает человек, если он живет правильно. Не только для себя, а в интересах всех остальных. Разве его смерть принесет всем пользу? Разве этим он послужит человечеству? Он не был уверен, но все-таки должен был решиться и показать этим чужакам, что такое человек.
— Если необходимо — да.
— А когда это необходимо?
— Если в результате установится доверие между тобой и моей родиной, то я пожертвую жизнью, поскольку я виновен.
Была ли эта позиция живого существа главной чертой незнакомой им цивилизации? «Разумные» убедились в том, что отметили еще в начале контакта. Это существо могло действовать нелогично и зависело от своих эмоций, но оно было в состоянии учиться и познавать. Подобный синтез был им чужд, однако они приняли его к сведению.
Удивляло го, что существо было эгоистично в смысле чувств, но не по отношению к своему обществу.
Может быть, есть разум, отличный от их разума? Надо его исследовать.
В это мгновение они почувствовали сильные помехи в канале связи. Он был деформирован полем тяготения, вероятно, из-за гравитационных колебаний системы, которая находилась на дуге, ведущей к адаптеру. Канал был поврежден. Им надо было срочно возвращаться…
— …отправлю тебя к…
Излучение октаэдра замерцало. Голос в глубине его стал тихим и прерывистым.
— Нет. Подожди! — закричал Филер. У меня к тебе еще много вопросов.
— Не воз… связь… энергия…
— Ты вернешься?
— Если анализ… разумное…
Пятно перед ним превратилось в точку и погасло. Наступила полная темнота.
Беспокойство Гарбора росло с каждой минутой. Уже два часа прошло с тех пор, как Филер вышел из корабля и в течение часа находился внутри незнакомого объекта, не подавая никаких признаков жизни.
Ничего не происходило.
Гарбор пребывал в нерешительности. Может, ему увеличить скорость и покинуть зону, чтобы достичь места, откуда возможна радиосвязь? Он известил бы Землю и вернулся назад. Он просчитал все снова. Или все же подождать? Или поспешить на помощь Филеру? Он не знал, что делать. Гарбор был просто не в состоянии оценить происходящее и понять, что важнее. Все это было для него слишком сложно. Любое решение влекло за собой сотню вариантов, так что он совсем запутался.
Когда капсула Филера показалась на оптических приборах, он не сразу почувствовал облегчение. Слишком сильно было душевное потрясение. Время, пока Филер пристыковался и вошел в корабль, показалось ему вечностью.
Филер вошел в кабину управления корабля совершенно обессиленным. Но он знал, как жаждет Гарбор подробностей, и был так переполнен случившимся, что, несмотря на слабость, рассказывал обо всем с энтузиазмом.
— Нет, я не знаю, как там все функционирует. Этот голос, он был просто во мне. Я никого не видел. Наверное, корабль служил для связи их планеты с внеземным… мне не совсем ясно. Потом они внезапно улетели, потому что были какие-то неполадки… Не знаю…
— А что теперь будет? — спросил Гарбор. — Они полетят дальше или останутся здесь?
— Гарбор, этого я не могу сказать. Было слишком мало времени. Единственное, о чем мы успели побеседовать, был вопрос, являюсь ли я человеком разумным.
— Человеком? — спросил озадаченно Гарбор. — А разве это не видно?