Порою схватываешь все на лету, легко распутывая сложный логический узел, а иногда тормозишь на ровном месте, будучи не в состоянии сопоставить элементарные вещи.
Запах крови, появление Твари – звенья одной цепи, только причем здесь Марионетка? Она-то какое отношении имеет к Кормухиной? Это мой Симбионт, а не её, значит у меня кровь должна идти носом.
Мысли груженым товарняком пронеслись в сознании, припорошив колесики «соображалки» изрядным количеством песка. Я самым натуральным образом «подвис», а открытый рот захлопнулся, так и не озвучив очевидных вопросов.
В отличии от меня Кормухина проявила куда большую активность - шарахнулась в сторону, едва не снеся по пути небольшой столик. Посуда жалобно звякнула, и ложки металлическим дождем посыпались на пол.
- Свет, не бойся, - бездумно повторил я, а потом появился он или она. Существо с перекаченным торсом и тонюсенькими ногами. Именно таким я увидел паренька из камеры напротив в далеком Дальстане. Когда тело бедолаги начало деформироваться, приобретая уродливые формы. Грудная клетка раздулась, мощные руки обзавелись жгутами мышц, что волнами гуляли под гладкой поверхностью кожи. Черные полоски вен набухли и пульсировали, словно шланги, беспрестанно качающие кровь из высохших ног.
Оставалось загадкой, как оно умудряется стоять на двух тоненьких щепках, более всего подходящих человеку, страдающему дистрофией. Хотя какому в бездну человеку, о чем это я? Стоит лишь заглянуть ему в морду, чтобы понять: никакого отношения к людскому роду данное существо не имеет. Вместо головы большой глиняный шар, из которого в беспорядочном хаосе проступало множество лиц. Словно непослушный ребенок украл заготовки у скульптура и слепил их в единый ком. Пластичная масса находилась в постоянном движении, выдавая на поверхность причудливые комбинации: линии рта на переносице, торчащие зубы в районе лба, щеки с надбровными дугами. Сколько лиц было у существа: десять, двадцать, а может целая сотня?
Сразу вспомнилось запределье с многоликой стеной клубящегося тумана. Там тоже бесконечной чередой мелькали образы, а один так и вовсе выполз наружу дождевым червем и, шмякнувшись о потрескавшийся бетон, превратился в уродливую женщину на длинных ногах.
«А я ему говорю – позвонишь, а он не звонит», - далекимиотголосками нашептывала память.
Стоящий передо мною «недокачок» молчал, но вид при этом имел не менее отталкивающий. Что ж, пришла моя пора пятиться, как это сделала Светка секундой ранее: натыкаясь на стулья, и роняя их на пол.
- Петр, познакомься – это Анатолий.
Кормухина успела прийти в себя и даже нашла силы улыбнуться. За спиной девушки массивным шкафом возвышался Палач. Он это – точно знаю, потому как больше некому.
- Почему Анатолий? - глупо переспросил я.
- Похож на одного бывшего. Дурак-дураком, но ради меня готов был горы свернуть.
Бывшего… Внутренности тонкой иглой уколола ревность – нашла место и время.
- Свет, какой Толик, какие горы?! Ты понимаешь, что несешь?!
- Я понимаю, что он мне дает, и этого вполне достаточно, - безапелляционно заявила Кормухина.
- Нихрена не достаточно. Это тварь опасна…
- Воронов, не нагнетай. Она опасна, как любое дикое животное, поэтому нуждается в заботливых руках и дрессировке.
- Это не животное, эта Тварь... она в сознании нашем копается. Она - это совсем другое, - эмоции захлестнули меня, и я принялся тараторить, глотая слова. Выходил сплошной сумбур, наполненный междометиями и обрывками фраз. Ну как можно не понимать столь очевидных вещей?
А Светка стояла и светилась одной из своих фирменных улыбок. Недавние страхи улетучились и теперь девушка чувствовала себя хозяйкой положения. Той самой хозяйкой, которая держит на поводке огромного питбуля. Палач за спиной придавал уверенности.
- Сколько он у тебя, три месяца? Лет через пять в голове начнут возникать голоса, а лет через сто начнешь заговариваться и покроешься лишаем.
- Откуда такие сведенья?
- От Михаила.
- Ой, Петр, только не надо о брате, сыта вами обоими по горло. Уж прости за сравнение, но вы словно дикари, выросшие на улицах дрянного городишки. Мира толком не видели, а все туда же: лезете свиным рылом в приличное общество. Мыслите, как тупое быдло с подворотни, поэтому не удивительно, что сами оказались на поводке.
- Свет…
- Что Свет? Судьба тебе такой шанс предоставила - место в академии, о котором другие только мечтать могли, а ты что сделал? Сплошные скандалы, пьянки, драки. Один из худших учеников на потоке - все просрал, все в унитаз спустил или думаешь, не знаю, что из патрулей не вылазишь? Воронов, ты закончил худшим курсантом на потоке, поэтому не удивительно что с ним, - девушка кивком головы указала мне за спину, - справится не смог.
- Послушай…
- Ты так ничему не научился за эти четыре года. А теперь посмотри, чего я достигла всего лишь за пару месяцев.
Десятки ножей взмыли в воздух, от маленьких десертных, до огромных – разделочных. Выстроились в кривую линию без лишних приказов и театральных взмахов рукой. Выстроились и нацелились ровно в мою сторону. Секунда другая, и лезвия вспышкой мелькнули в воздухе. По задумке Кормухиной я должен быть нашпигован столовыми приборами, словно жареный порося на разделочной доске, но не случилось – ножи застряли в невидимой стене. Тонкая полоска воздуха колебалась едва заметным маревом, искажая до неузнаваемости лицо стоящей напротив девушки.
- Свет, ты чего? – пробормотал я, ошарашенный случившимся. – Ты… ты меня убить хотела?
Кормухина была ошарашена не меньше моего. Впрочем, надо отдать должное девушке, растерянность длилась недолго. Не прошло и нескольких секунд, как она сорвалась с места и бросилась бежать в сторону коридора. Левый каблук слетел сам, правый - девушка сбросила, смешно запрыгав на одной ноге.
Она не просто убегала, она… Внезапная догадка озарила меня и я, словно ополоумевший, заорал во всю глотку:
- Лиана, беги! Лиана, прячься!
И плевать что приказы противоречили друг другу, малышка умная, малышка сообразит.
Я бросился вдогонку, но гребаная прозрачная стена возникла на пути - тонкая полоска марева, нашпигованная добрым десятком столовых приборов. Конечно, можно было бы ломануться напрямки, только что-то мне подсказывало: застрял бы в воздухе, как те же ножи. Будь неладен эффект Веспера-Вейса с его пространственно-временной деформацией.
Пришлось тратить драгоценные секунды: лазить по ящикам, прыгать по шкафам, разбрасывая посуду в разные стороны.
- База, как меня слышно? Палач у Кормухиной, - твердил я заевшей пластинкой, не имея обратной связи. Надеюсь, что у Мо с парнями хватит ума не соваться в самое пекло. Именно об этом мы договаривались, планируя операцию. Не лезть на рожон, пока не найду способа обезвредить объект.
Вылетел в пустой коридор и едва не упал, споткнувшись о лежащее ничком тело - один из слуг невовремя выбрался из коморки. Мертвый или живой, разбираться не стал – просто переступил и продолжил погоню.
Впереди стоял несусветный грохот, будто роняли тяжелые шкафы с посудой. Били стекла, долбили тяжёлым молотом по стене. Пару раз пол под ногами вздрогнул, и я едва не упал, схватившись за подвернувшийся вовремя косяк.
- Лиана, не высовывайся, - проорал во всю глотку, вбегая в комнату.
Мама дорогая, во что превратилась некогда уютная гостиная! Словно ураган прошелся по центру, разбрасывая и ломая мебель. От пиршественного стола остались одни обломки, а остатки ужина украсили собою стены и даже потолок. Лежащий на полу ковер оказался распоротым напополам – часть задралась и встала гребнем, другая покрылась осколками разбитой посуды и пятнами вина. Очень хочется верить, что вина, а не крови.
У камина лежал перевернутый диван, на котором некогда восседал хозяин дома. Теперь же наружу торчали две ноги, демонстрируя помимо задравшихся штанин носки ярко-желтой расцветки. Не знаю, что там приключилось с Майклом, нет времени проверять, потому как в центре бедлама стояла Светлана.
Яростный взгляд, то и дело раздуваемые крылья носа - девушка явно осматривалась в поисках чего-то или скорее кого-то. Хвала Вселенной, Альсон у нее нет, а значит та успела спрятаться - умничка малышка.
- Предлагаю поговорить, - я попытался снизить накал страстей. Даже руки развел в стороны, демонстрируя миролюбивые намерения.
- Как же ты меня достал, Воронов. Убирайся!
Нечто большое мелькнуло в воздухе и пролетев над самой макушкой, тяжело шмякнулось о стену. Кажется, это было кресло.
За спиной недовольно зацокало – а вот и Марионетка соизволила подать голос. Судя по звукам, забралась под самый потолок, откуда наблюдала за разворачивающимися событиями. Палача видно не было, но я чувствовал - здесь он, притаился в одной из тысячи теней, что возникли благодаря разбитой люстре.
- Нам надо поговорить.
- Тебе надо ты и разговаривай, а я ухожу, но прежде найду одну мелкую сучку.
Кормухина провела по верхней губе, вытирая выступившую кровь. Темная дорожка пролегла к подбородку, падая тяжелыми каплями на и без того испорченный ковер.
- У всего есть своя цена, - не преминул я высказаться по данному поводу.
- Да? Спасибо, что просветил, а то я такая глупая, не знала.
- Ты можешь…
Массивный бюст неизвестного деятеля сорвался с уцелевшей полки и пушечным ядром устремился в мою сторону. На этот раз снаряд летел в цель и непременно бы достиг ее, но в последнюю секунду изменил траекторию и резко ушел влево.
В коридоре грохнуло, а Тварь под потолком заклокотала, защелкала тетеревом на току. И тогда я увидел Палача, огромную тень в углу гостиной. Точнее, сначала услышал, потому как существо с громким скрежетом обдирало обои, точа когти о серую поверхность бетона. Ну или что оно еще там могло делать? Других аналогий на ум не приходило.
- Ты бы кастрировала своего Анатолия, а то он всю мебель попортит.
- Лучше за своей дрянью следи! Течка у нее или что там капает? – моментально вызверилась Кормухина.
Я не стал оборачиваться, рискуя потерять девушку из вида. И без того знал, что она имеет в виду – Марионетка выпустила из пасти длинный шланг языка, покрытый густым слоем слизи. И с него точно капало.
- Один-один, - признал я обмен колкостями. – По этому поводу предлагаю объявить перемирие, и обсудить сложившуюся ситуацию, как подобает двум взрослым людям: без битья посуды и крушения мебели.
- Я лучше придушу тебя.
- Придушила бы, сожгла, проткнула ножами – охотно верю. Только ты не можешь это сделать, а я не могу тебя отпустить – патовая сложилась ситуация. Продолжим разбрасываться креслами или поговорим?
- Чего ты от меня хочешь, Воронов?
- Чтобы ты свалила в глухомань и больше никогда не появлялась: ни здесь, ни в любом другом месте, где есть люди и где могут быть жертвы. И собачку свою не забудь прихватить, а то она стену начала грызть от волнения.
Я был недалек от истины. Из огромного шара (который с трудом можно было назвать головой, и то только потому, что находился на шее) вытянулось несколько лиц и принялось скрести по бетону распахнутыми пастями. Тварь хотела жрать, только я сильно сомневался, что куски застывшего цемента были способны утолить её голод. Тут бы человечинки свежей отведать, да не просто так, а чтобы ребра нараспашку, и теплые кишки исходили паром.
- Хочешь запереть меня? Превратить в затворницу?
- Не я один, нас много.
- Сейчас снова начнешь врать про Организацию, которая все знает и придет за мной? Воронов я же тебя насквозь вижу: ты или один действуешь, или с группой отщепенцев.
- Это не имеет значения.
- Нет, Воронов, имеет. Потому как вы ничего мне сделать не сможете, а жить затворницей в лесу я не хочу и не буду. Не для того всю жизнь жилы рвала, и из кожи вон лезла.
- Теперь понимаю, почему вы с Палачом сошлись. Рвать жилы и сдирать кожу это у вас семейное.
- Заткнись! Понимает он… Да нихрена ты не понимаешь и никогда не поймешь. Вырос на всем готовеньком, родители заботились, старший брат спинку прикрывал, чтобы плохие мальчики на улице не обижали. А я зубами за жизнь свою цеплялась, спала на голом полу вместе с матерью алкоголичкой, которая за бутылку была готова все продать.
- И что… это повод убивать?
- Я никого не убивала! – Кормухина сорвалась на крик.
- Ты Анатолию своему скажи, а то он скоро дыру в стене прогрызет.
- Какой же ты дурак, Воронов. Жизни нескольких людей ничего не значат, по сравнению с тем, что я могу дать миру.
- Вечно голодную Тварь.
- Я говорю о возможностях, которые позволят в одиночку расправляться с толпами террористов, освобождать заложников. Ты не понимаешь…. Ты даже представить себе не можешь, на что он способен.
- Ошибаешься. Я видел собственными глазами, во что превратился полицейский участок Дальстана. И повторения подобного не хочу.
- Апчхи, - в гостиной чихнули. Тонюсенько так, едва различимо, но Светка услышала и повернулась в сторону дальнего угла, заваленного подушками.
Нет-нет, только не это. Я толком не знал, что она планировала сделать: взять мелкую проныру в заложницы или убить. И почему не воспользовалась столь восхваляемыми сверхспособностями, не приказала действовать Палачу, а сама метнулась в сторону Альсон. Я не раздумывал об этом, а просто кинулся на перехват.
В несколько прыжков достиг цели, сбил Кормухину с ног, а потом наступило время Бездны: пропасти, в которую ухнули, вцепившись друг в друга. Я видел перекошенное от страха лицо Светки: открытые глаза и распахнутый в немом крике рот. Кровь не думала стекать по подбородку, застыв темными бусинками в пространстве. Казалось, застыло само время, и тут мне стало не по себе. А что, если суждено провести вечность в объятьях бывшей? До бесконечности созерцать перекошенные от ужаса физиономии друг друга, будучи не в силах пошевелится? Вот он, самый настоящий ад, который трудно…
Резкий удар и мы кубарем катимся по полу, сбивая остатки мебели. На мгновенье хватка разжалась, и я упустил Светку из виду. Больно приложился головой о твердую поверхность, почувствовав, как что-то острое уперлось в спину. Всего лишь ножка перевернутого стула: старого, с изогнутой спинкой, покрытого толстым слоем пыли. Пыль была здесь повсюду: на полу, на стенах, на старинное люстре, что висела прямо над головой, растопырив позолоченные рожки.
О нет, неужели снова запределье или как выразился Нагуров: межпространственная перегородка - мир клубящегося тумана и старых вещей. А это значит…
Прошлый раз, когда сюда провалился, возник гребаный эффект Веспера-Вейса. Столько народа превратилось в высохшие мумии, и Альсон… Малышка была слишком близко к точке перехода.
Неподалеку охнула Светка и жалобно застонала.
- Мое тело… я его не чувствую, ни рук, ни ног… Мамочки дорогая, я сломала позвоночник.
Девушка причитала, лежа на спине и уставившись испуганными глазами в потолок. Она действительно не шевелилась, разве что часто моргала, используя одну из немногих доступных двигательных функций.
Проблемы Кормухиной со здоровьем меня мало волновали. Альсон, неужели все… Поднимаюсь на ватные ноги и оглядываюсь – все та же гостиная в особняке Доусон, покрытая пылью и паутиной. Антикварные кресла, украшенные резным цветочным декором, толстые подсвечники на массивном дубовом столе, обгорелые поленья в камине. Здесь никто ничего не крушил, не сдирал обои и не грыз стены. И место, где должна была прятаться Лиана, пустовало.
- Петя, помоги. Я ничего не чувствую…
Теперь стал Петя. Не Воронов, не быдло, не тупая деревенщина, а Петя.
Хочется кричать во всю глотку, наполняя густую атмосферу потустороннего особняка хриплыми, каркающими звуками. Почему хриплыми, да потому что от количества висящей в воздухе пыли не продохнуть. Не мягкой и невесомой, а твердой, словно крошки сухарей: царапающих слизистую и причиняющих боль с каждым новым глотком воздуха.
- Петя, ты чего? – прошептала Кормухина, не сводя с меня глаз. - Ты же меня здесь не бросишь, не оставишь.
- Анатолия своего попроси.
- Петя, не надо.
- Чего не надо? Приручила собачонку, дрессировщица хренова, теперь свисти – зови на помощь, потому как я тебе помогать не намерен.
Сделал пару шагов на слабых ногах и покачнулся, едва не завалившись на пол. Прошлый раз была лестница и была финишная черта в виде бетонной площадки на уровне восьмого этажа. А сейчас куда двигаться? Во двор? Даже двери открывать не требуется, чтобы понять - туман там, клубящийся сплошной стеной. Остается особняк, бродить по которому не хочется, учитывая риск наткнуться на Тварей. И ладно Марионетка, к которой привык, и которая вроде как защищать должна. А как поведет себя вечно голодный Палач?
- Петя, пожалуйста, - продолжает скулить Кормухина, что совсем уж странно. Не похоже это на Светку с ее-то бойцовским характером. Она скорее сдохнет от боли, чем обратиться за помощью к врагу. А я для нее сейчас враг, самый что ни на есть главный.
Оборачиваюсь и вижу озорных бесенят, танцующих во взгляде девушки.
- Петенька, спаси меня. Ты же такой сильный, ты же такой герой.
Неприятный холодок пробежал по внутренностям. Ладонь слепо зашарила по столешнице, поднимая в воздух густые клубы пыли.
- Петенька, зачем тебе подсвечник? Ты им что, воевать собрался? Ты же мой герой, ты же мой защитник, - плохо сдерживаемая улыбка промелькнула на лице девушки.
Ладонь сжала холодную поверхность чего-то тяжелого – точно подсвечник: старинный, выполненный в виде морского дракона, что держит над головой чашу.
Кормухина одни прыжком оказалась на ногах и развела руки в стороны, словно рассчитывала на волну оваций от благодарной публики.
- Воронов, ты такой тупой или до тебя так долго доходит? Я едва сдерживалась, чтобы не засмеяться в голос. А этот напряженный мыслительный процесс, - девушка выпучила глаза и захлопала длинными ресницами, пытаясь изобразить меня.
- Хреновая из тебя актриса.
- Может и хреновая, но ты же повелся, - девушка сделала несколько шагов, обходя дубовый стол по периметру. Слишком легких шагов для столь густой атмосферы. – Воронов, скажи, чем ты занимался все это время? В твоем распоряжении было целых четыре года и что, каких успехов добился?
- О чем ты?
- Да все о том же. Какие способности обрел? Левитация, чтение мыслей, телепортация. М-да, судя по кислой физиономии, никаких. Ты даже в подземке еле-еле на ногах держишься.
- Какой подземке?
- Я так называю это место. Когда в него попадаешь, словно проваливаешься под землю. И путешествуешь, куда душа пожелает: хочешь – в соседний город, а хочешь – в другой мир. Чем не метро? – довольная Кормухина рассмеялась. – Судя по выпученным глазам ты и этого не знал. Вселенная, какой же тупой. Тебе жизнь шанс предоставила, а ты снова все просрал.
Очередной шаг в мою сторону.
- Не приближайся, - предупредил я и поудобнее перехватил подсвечник.
- Ты собрался воевать со мною вот этим, серьезно? – брови девушки поползли вверх. – После всего того, что я продемонстрировала, ты угрожаешь мне безделушкой? Знаешь, даже стало обидно за эволюцию, которая столько трудилась, чтобы сделать из обезьяны человека и вдруг такой регресс. Лети, Воронов.
Я почувствовал, как ноги отрываются от земли, а тело медленно поднимается в воздух. Неужели законы гравитации прекратили свое действие? Нет, дубовый стол стоит на месте, как и Кормухина, с улыбкой наблюдающая за моими трепыханиями.
- В реальном мире больше сорока килограммов поднять не смогу, а в этом столбы фонарные ворочаю. Забавно, не правда ли?
Не знаю, чего забавного она увидела в сложившейся ситуации. Если Кормухина обладает такими силами в запределье то… бездна. Где же Марионетка, когда она так нужна.
Я замахнулся, но бросить подсвечник не успел. Внезапный поток воздуха с силой толкнул в грудь, закрутил волчком - мир вокруг смазался, превратившись в одно сплошное, серое пятно. Приложился боком о твердую поверхность и со звоном вылетел в окно. Болезненный удар о землю, после которого тело подбросило в воздух, словно резиновый мячик. Пару кульбитов через голову – снова удар и все закончилось. Лежу на животе, уткнувшись носом в пожухлую траву. Комья высохшей земли острыми иглами впились в щеку.
Будь я в реальном мире, непременно что-нибудь сломал, а здесь толком боли не почувствовал, лишь ее далекие отголоски. Набитое ватой тело пошевелилось и перевернулось набок.Обветшалый особняк громадной скалой возвышался над головой. Большие окна витражи с изображениями диковинных птиц, обвитые засохшей лозой стены, скат черепичной крыши, зияющий изрядными прорехами. Крыльцо и вовсе разрушилось, превратившись в груду мусора.
Входная дверь, обитая железом, запела плохо смазанными петлями и на пороге показалась Кормухина. Посмотрела на груду мусора, лежащего под ногами, и недовольно поморщилась.
- Знаешь, в чем минус подземки? Постоянно вываливаюсь отсюда полураздетой, - девушка с сожалением посмотрела на подол красного платья, некогда великолепного, теперь же превратившегося в лохмотья. – Между прочим, последняя модель дома Ричи, обошлась в полторы тысячи золотом. Ну чего молчишь, Воронов, скажи что-нибудь?
- Не замечал раньше такой страсти к шмоткам.
- В нашем городишке продавалось исключительно барахло, поэтому и не замечал. - Светка дернула платье и ткань легко поползла, обнажая красивые длинные ноги. - Так-то лучше будет, - довольно заметила она и спрыгнула на землю.
Голые ступни, лишенные туфелек, зашагали по жухлой траве. Остановились в паре метров от меня, демонстрируя соблазнительные изгибы бедра, а еще свежие царапины на некогда безупречной коже, парочку синяков и следы грязи.
Я все ждал, когда Кормухина нанесет завершающий удар, но вместо этого девушка присела рядом, стыдливо сведя колени вместе.
- Не хочу убивать, - пожаловалась она мне и подперла подбородок кулачком.
- Тогда не убивай.
- Не могу, ты же не остановишься? Кто-то слишком глуп для этого.
Я поймал на себе ее взгляд, полный нежности и заботы. Помню… помню его. Когда мокрые и потные лежали на простынях, пытаясь усмирить сбившееся дыхание. Когда сидели на крыше, наслаждаясь летним солнцем, и потягивали теплое пиво. Внизу множеством голосов шумел двор, а верхушки тополей слабо колыхались на ветру. И нам тогда казалось, что вырвались за пределы квадратной коробки, на песчаный берег косы. Что это безбрежный океан раскинулся вокруг, а не синее небо над родным городом. И мы болтали обо всем подряд, о том же море куда непременно поедем, о светлом будущем, когда все будет хорошо.
- А я твои поделки из бумаги до сих пор храню, - неожиданно призналась Светка. – Глупо, правда? Сама не знаю почему… Столько раз собиралась выкинуть, но так и не смогла.
- Ничего, - попытался я подбодрить девушку, - сейчас убьешь и сможешь.
- Дурак, - она коснулась пальцем кончика моего носа, как делала тысячу раз раньше. – Придумай повод договориться, пожалуйста… Или соври, чтобы я смогла тебя отпустить. Ну же, Петр!
- Обещаю, забуду про тебя и твою цепную собачку. Можешь убивать людей хоть пачками, - честно оттарабанил я. – Ну как, помогло?
Девушка отрицательно покачала головой.
- Врать ты так и не научился.
Тут она ошибалась, умел я врать, только прокалывался часто. С той же Кормухиной и прокалывался.
- Будут еще варианты?
- Свет, заканчивай играть в невинного ангелочка. Пять минут назад едва ножами не нашпиговала и тут вдруг совесть взыграла? Не верю ни единому слову.
- Это я на эмоциях.
- Ага.
- Ты первый загнал меня в угол.
- Да-да, конечно.
- Какой же ты такой дурачок.
Я промолчал в ответ и зря, потому как Кормухина тут же заподозрила неладное:
- Петь, почему ты не смотришь на меня? Куда… куда пялишься постоянно? - девушка обернулась через плечо.
Бездна, слишком рано она это сделала - маска едва вытянулась из стены тумана, толком не успев приобрести форму. Теперь вот извивалась дождевым червем на пожухлом газоне.
Я помнил свой последний опыт пребывания в запределье, когда с помощью одного лишь взгляда вытащил Тварь, напоминающую женщину на ходулях. Или не ходули были, а слишком длинные ноги: нескладные, костистые, испещренные синими прожилками вен.
Сотни мельтешащих масок в тумане, ожидающих приглашения: открывали рты, пытались вытянуться навстречу, моля об одном лишь взгляде. Скрывались в серой пелене, чтобы спустя мгновенье снова вынырнуть наружу и просить, бесконечно просить.
Не знаю, зачем я это сделал. Просто хватался за любую возможность, самую призрачную, пускай и сотканную из клубов тумана. Жаль только, что Светка слишком рано это поняла.
- И на что ты рассчитывал? Остановить меня с помощью вот этого? Эх, Воронов-Воронов, снова все испортил. А я ведь почти передумала.
Секунда и по высунувшейся Твари словно кинжалом ударили. Воздушное лезвие отсекло туманную плоть от стены, и та беспомощно задергалась на траве, как дергается червяк, рассеченный лопатой
- Местные фантомы не опасны, особенно когда знаешь их слабые места, - доверительно сообщила Светка и встала на ноги. Сделала несколько шагов по направлению к агонизирующим клубкам тумана. Невидимое лезвие пару раз мелькнуло в воздухе и Тварь окончательно затихла.
- Прям Валькирия, - съязвил я.
Светка и вправду выглядела грозно, не хватало лишь соответствующих образу доспехов.
- Когда ты поняла, что они не опасны?
- В первый же день. Фантомы сотканы из дыма, а чего боится дым? Ну же, Воронов, соображай. Даже для тебя это слишком простая задачка.
- Из тумана.
- Что?
- Это не дым - туман.
- Какая разница, - девушка пожала плечами. – Главное, они боятся сильных потоков воздуха. И не только они… Здесь все боится ветра. Обратил внимание на тишину?
Давно обратил, травинки не шелохнется и звуки глухие, словно мы заперты в старом склепе.
- На третий день я научилась поднимать предметы, а на пятый - открывать проходы. Разгоняю завесу тумана и путешествую в параллельные миры. Без помощи этих ваших межпространственных двигателей, «сигм» и прочих спецсредств. И никаких досмотров на таможне.
А мы собирались запереть ее в безлюдном мире… какие же дураки.
Светлана весело рассмеялась, словно прочитав мои мысли. Сейчас она меньше всего напоминала злую героиню, одержимую неведомым существом. Скорее супердевушку, потерявшую плащ с нашивкой в виде буквы «S». Заместо красной юбки и синего топика с длинным рукавом на Кормухиной было изодранное вечернее платье. Но даже так она смотрелась великолепно: длинные ноги, обнаженные чуть больше положенного, красивая улыбка и взгляд, искрящийся смехом.
- Я не убью тебя, Воронов, - довольным тоном сообщила она. – Слишком много приятных воспоминаний нас объединяет, чтобы вот так просто…
- И не отпустишь.
Девушка молча покачала головой.
- Ты не оставил мне выбора, поэтому воспользуюсь твоим же советом и выкину в одном из ненаселенных миров, - девушка снова рассмеялась. - Надеюсь, Воронов младший сможет выжить в диких условиях.
- Не боишься, что я вернусь?
- И кто тебе в этом поможет: медведи в тайге, а может эта твоя Марионетка?
- Почему бы и нет: научусь поднимать туманный полог, путешествовать между мирами.
- С чего бы, - фыркнула девушка. - За четыре года ничему не научился и за десять не научишься. Петр, вот объясни мне, как можно все просрать, имея такие возможности? Ну, ответь… Впрочем, о чем это я - ты же Воронов, у вас это семейное. Один спятил на фоне религии и секту организовал, другой целыми днями улицы патрулирует. Эй, куда пялишься?
Я самым бесстыдным образом рассматривал трусики девушки, выглядывающие из-под лоскутов платья.
- Только не говори, что сейчас думаешь об этом? – Светка окинула взглядом остатки собственного наряда. Сменила позу на более игривую, согнув одну ногу в коленке и погрозила пальчиком. – Забудь навсегда, Воронов – дикий мир ждет. Теперь правая рука будет твоей верной спутницей, ну или горная козочка, если сумеешь поймать.
Она говорила, а я продолжал пялиться. Только бы не смотреть под ноги, где вдруг ожили остатки дождевого червя. Того хоть пять раз переруби лопатой, будет трепыхаться. Туманный собрат оказался не менее живучим, и теперь одним из отростков тянулся к щиколотке девушки.
Только бы не смотреть… только бы не опустить взгляда. Наверное, я слишком усиленно таращился или громко думал, потому как Светка снова заподозрила неладное. Обернулась, только на этот раз поздно – призрачный отросток обвился вокруг икры и с силой дернул.
Кормухина пронзительно взвизгнула и повалилась наземь. Зачем-то замолотила ногами, пытаясь отбиться от неведомой твари, даже кулаком попыталась ударить. И какой в этом смысл, сама же говорила, что их только ветром можно взять. А призрачный червяк все полз по телу, пытаясь добраться до головы. Он успел коснуться груди, когда Светка наконец пришла в себя, и двумя-тремя взмахами воздушного лезвия развеяла тварь. Осталась лишь тонкая лужица под ногами, исходящая туманом.
- Мать твою, - грязно выругалась Кормухина, вспомнив великий и могучий язык. Отряхнула ладошкой перепачканные ноги и попыталась было встать, но тут я налетел на нее или скорее упал... Планировал прыгнуть сверху, провести грамотный захват, как учили в академии, а в итоге банально повалил на землю.
Голова закружилась, почва ушла из-под ног, и я почувствовал, как острые коготки впились в мои в плечи. Мы давно должны были упасть на землю, но вместо этого продолжали лететь вниз. В бездонную темную яму, абсолютно лишенную света и звуков. Вцепившись в друг друга, словно парочка молодоженов в любовном экстазе.
Толчок, и я кубарем качусь по мягкой поверхности, напоминающей ворс ковра. Да это он и был, белый и пушистый. На сетчатку глаз вернулось изображение, а вместе с ним пришли звуки - истошный женский визг, буквально разрывающий перепонки. Настолько сильный, что я не выдержал и схватился руками за голову.
Сквозь сумрак ночи проступали очертания комнаты: большая кровать, силуэт незнакомой женщины на простыне. Мгновенье и она взрывается фонтаном брызг, обдав все вокруг липкой волной крови.
«Бездна, сколько же в человеке жидкости», - мелькнула в голове дикая мысль, а потом я увидел Кормухину. Светка стояла напротив, вся красная или точнее черная на фоне звездной ночи за окном. Одни белки глаз яростно блестели на лице. Ей досталось куда больше моего, на платье виднелись фрагменты человеческого тела: кишки, лоскуты кожи с остатками волос.
Белые зубы мелькнули на лице девушки. Не пойму, то ли оскалилась в ответ, то ли просто улыбнулась.
В темноте, под высоким потолком недовольно заклокотали, нарушая затянувшуюся паузу, и Кормухина бросилась бежать. Баланс сил резко изменился и Светка поняла это первой. Она всегда быстро соображала, когда доходило до критической ситуации. Вот и сейчас одни голые ноги мелькнули в лунном свете.
- Стой! – заорал я.
Вылетел следом и едва не ударился головой о дверцу встроенного шкаф. Бездна, до чего же все узко и компактно расположено. Нет, это не был длинный коридор, и даже не особняк семейства Доусонов – мы оказались в небольшой квартире. Где и в чьей именно, не понятно, да и не было времени разбираться. Убегали драгоценные секунды, убегала Светка на пару с Палачом.
Я ринулся в первую открытую дверь, оказавшуюся ванной. Не туда, дальше… дальше… Еще одна дверь перед глазами и, кажется, закрытая. Толкаю ее и та легко подается – падает на пол, поднимая в воздух клубы пыли.
Что за ерунда? Смотрю на петли, которых нет – одни куски ржавого металла. Впереди, на большой кровати лежат останки высохшей мумии, укрытые тряпьем. Здесь все было сплошным тряпьем и мусором - старым, разваливающимся на глазах. Первая мысль, промелькнувшая в голове была о том, что мы по-прежнему в запределье, в мире тумана и старых вещей. А потом я вспомнил про эффект Веспера-Вейса, про изменение скорости временного потока в точках перехода, и про несчастную женщину, буквально взорвавшуюся на глазах. Видимо слишком близко оказалась к эпицентру и даже в мумию не успела превратиться. Бездна, Альсон…
До ушей долетел грохот – за стеной уронили что-то тяжелое и массивное. Учитывая, что в ближайшем радиусе кроме нас со Светкой в живых никого не осталось – она это.
Пытаюсь бежать на звук и спотыкаюсь – остатки ботинка слетают с ноги. Второй продолжает держаться, при этом полностью лишившись шнурков. Я, как и Светка, облачен в сплошные обноски, прошедшие испытание временем.
С разбега налетаю на стену. Поворачиваюсь - и здесь стена, кругом сплошные стены. Иду на ощупь, вслушиваясь в звуки. Вокруг стоит тишина, учитывая обстоятельства - мертвая.
Под пальцами крошится штукатурка, босая ступня съеживается, наступая на мелкие камешки. Очень хочется верить, что несущие конструкции здания выдержат, что плиты перекрытия не пойдут трещинами, а проржавевшая арматура не лопнет раньше времени.
Вижу впереди тусклый свет, на него и иду, потому как другие ориентиры отсутствуют. Тяжелая металлическая дверь рухнула наружу, освобождая выход в подъезд. Это что же получается, мы в многоквартирном доме?
Так и есть – длинный коридор, сплошные двери по бокам, словно угодил в родной мир. Только наличие цифровых замков напоминало об иномирье, а еще отсутствие ковриков. Что поделать, запрет на размещение личных вещей в общественной зоне. О велосипедах или санках даже речи не шло.
Ближайшие панели потухли, а вот в дальнем конце коридора горел свет, обозначая четкую границу, по одну сторону которой время шло своим чередом, а по другую – сорвалось с цепи и пустилось вскачь. На какие-то доли секунды, но этого вполне хватило, чтобы состарить мир на сотни лет вперед.
Интересно, какой радиус действия у эффекта - метров тридцать, пятьдесят? И сколько людей под него угодило?
Не о том, не о том сейчас думаю. Светку надо искать и Анатолия, чтоб его…
Скидываю давно мешающий второй ботинок. Под ступнями пошла гладкая поверхность, оставив позади трещины и мелкие камешки. Появились звуки в виде гула работающих приборов: может местные счетчики, а может бытовая техника за стенкой.
Выхожу на лестничную площадку и читаю табличку, прикрепленную к стене: этаж 482. Бросаю взгляд вниз, и голова начинает кружится от высоты – цифры не обманули. В соседнем помещении идут лифтовые шахты, но только дурак рискнет воспользоваться кабинкой после всего случившегося. Светка дурой не была, скорее хреновым диверсантом или шпионом, потому как наследила по полной: отпечатки босых ног уходили цепочкой вверх по лестнице. По ним и иду, минуя пролет за пролетом.
На 493 этаже останавливаюсь, услышав странный шум. Словно гудит рассерженный рой пчел, потревоженный внезапным вторжением. Ступая осторожно, выхожу в коридор и в другом конце вижу Палача… Он это, потому как ни с кем другим не перепутаешь: тонкие ножки, перекаченный торс и голова. Не голова - осиное гнездо, раскрывшееся лепестками роз и выпустившее на волю сотни мелких мошек. Они вихрем разлетаются по этажу и исчезают, просачиваясь сквозь стены.
Гребаная Тварь, что же ты творишь?
«А разве не понятно», - издевается внутренний голос, - «Анатолий вышел на охоту. Завтра по всем каналам пройдут новости о кровавой бойне, устроенной в многоэтажке».
Тусклый свет под потолком начинает подрагивать, то высвечивая уродливую фигуру, то погружая в зыбкую тень. Черный вихрь кружит в воздухе, набирает скорость. Еще мгновенье и воронка разбивается на многочисленные рукава, не выдержав заданного темпа. Хлещет отростками по полу, по потолку, по стенам, выбивая снопы черных искр.
Насекомые разлетаются в разные стороны, и до меня с запозданием доходит, что никакие это не осы, а кусочки некогда единого кома, сотканного из тысячи лиц. Огромного шара на плечах Палача, который ошибочно принял за голову.
«Бежать прочь», – вопил воспаленный разум, но я, как последний дурак, стоял и смотрел. Зрелище завораживало потустороннею мощью – силой, находящейся за гранью человеческого понимания. Наверное, так смотришь на торнадо, что огромной воронкой соединяет меж собой землю и небо. Разбушевавшаяся природная стихия…
И тут за стенкой истошно завопили. Голос сорвался, начал булькать, захлебываясь в собственном крике.
Я перепуганным зайцем рванул с места, и побежал вверх по лестнице, прочь от страшного зрелища. Ступеньки замелькали сплошной серой линией. Я перепрыгивал их по две, по три, и в конце концов допрыгался, споткнувшись и больно ударившись коленкой.
Падение подействовало отрезвляющим способом: потерянные мысли вернулись в голову.
Светка… точно, нужно найти Светку, иначе все зря. Не смогу сбежать, не смогу бросить. Мо и парни все поставили на кон: свою работу, свое будущее, лишь бы остановить тварь. Тысячи людей погибли и Альсон… Которая жива, и которая не умерла, пока сам не удостоверюсь в обратном. Не думать и не сомневаться, двигаться вперед.
«Ну и что ты собираешься сделать с Кормухиной, когда найдешь?» - глумился внутренний голос. - «Она же четко дала понять – никаких переговоров».
Не думать.
«Воронов, ты с ней не справишься, она гораздо сильнее тебя».
Не сомневаться.
«Беги, дурак, пока есть такая возможность. Найдут под утро в небоскребе, переполненном мертвецами и всех собак повесят. Скажут, очередной маньяк из отсталого мира, выпотрошивший тысячу людей за ночь. Беги, герой херов!»
Вперед, к цели…
И внутренний голос сдался.
Последний этаж - сорванная с петель дверь валялась на полу. Надежная преграда, такую великану Гербу одолеть не под силу, а вот хрупкая Кормухина каким-то образом справилась. Я перешагнул через порог и оказался на крыше.
Над головой россыпью звезд горело ночное небо. Большая луна было настолько яркой, что я без труда различал мельчайшие трещинки под ногами. Ветер холодил голую грудь, напоминая про обноски одежды, что с трудом держались на теле.
«А ведь костюм взят напрокат», - пронеслась в голове шальная мысль. Эх, Мо и ворчать будет, когда наступит пора возвращать лоскуты и остаток галстука.
Прости, напарник, так вышло.
Кормухину долго искать не пришлось: она стояла неподалеку, обняв себя за плечи. Голое девичье тело, перепачканное грязью и кровью, била мелкая дрожь. Из одежды остались разве что трусики, да остатки бюстгальтера, давно не скрывающие грудь.
- Свет? – собственный голос эхом отразился в ушах. - Эй, ты меня слышишь? Останови своего Анатолия, пока он тут не открыл очередной филиал скотобойни.
Девушка услышала, и даже обернулась. В ее взгляде читалась обреченность и невыносимая усталость от всего и вся. Кровь перестала бежать из носа, застыв сухой корочкой на и без того грязном лице.
- … достал, - беззвучно прошептали ее губы.
- Что?
- Как же ты меня достал, Воронов! – прокричала она и обессиленной, рухнула на колени. Голова склонилась к груди, а губы все шептали и шептали, словно вспоминали слова молитвы, заученной в далеком детстве.
Я знал, что это всего лишь иллюзия. Кормухина не отличалась особой религиозностью, скорее наоборот, ее интересовала всякая чертовщина, вроде ведьм, заговоров и гаданий. Обыкновенный девчачий набор с «Мастером и Маргаритой» на книжной полке. Поэтому вряд ли она просила Всевышнего о помощи, скорее проклинала одного парня, за то что вмешался, нарушив столь удачно складывающийся расклад.
«Петруха, не верь ей! Она снова притворяется, играет в слабую и беззащитную», - твердил внутренний голос.
Верь - не верь, какое это имеет значение? Я просто не знал, что теперь с ней делать. Первоначальный план был простым: вывести Кормухину на откровенность, скрутить и отправить в мир, лишенный людей. Мир, из которого она не сможет выбраться самостоятельно. Обеспечили бы запасами на первое время и оставили на пару с Палачом, доживать отведенные годы. Разумеется, пробелов в разработанном плане хватало, но никто представить не мог, что Светка способна путешествовать между мирами: без всяких «сигм» и межпространственных двигателей. И как такую запереть? Не говоря уже про скрутить.
Я посмотрел на галстук, который чудом сохранился. Разве что заметно поблек, и обвис, ослабив узел на шее. Не было больше микрофона, да и работай он, вряд ли бы парни меня услышали. Одной Вселенной ведомо, в какой мир нас занесло и где мы сейчас находимся. Крыша жилого небоскреба и ночное небо над головой, вот и все что мог сказать по данному поводу.
- Свет, прямо сейчас твой Анатолий… эта Тварь, она убивает. Я видел внизу: голова раскрылась словно цветок, жужжащие мухи и люди кричат. Света?
Я присел рядом на корточки, пытаясь заглянуть в глаза девушки. Сделать это было не просто из-за слипшихся прядей волос, что скрывали лицо черной фатой вдовы. Лишь кончик носа торчал наружу, да беспрестанно шевелись губы.
- Свет, ладно у нас меж собою конфликт, а другие за что страдают?
- Другие? – девушка тихонько хихикнула и подняла голову. – Воронов, тебя снова заботят другие? А о себе подумать не хочешь?
Бездна, лучше бы в ее глазах плескалось безумие, или ненависть. Вместо этого столкнулся с равнодушием и, что совсем уж плохо - жалостью.
- Беги, Воронов.
- Нет.
- Какой же ты дурак… Неужели не понимаешь, тебя сейчас никто не спасет, даже эта твоя Марионетка. Когда Они сытые, их не остановить.
- Они?
- Воронов, ты сам все видел. Тысячи лиц… един в своем множестве.
- Един в множестве, что ты хочешь этим сказать? У него шизофрения, раздвоение личности?
- Дурак, - Светка снова улыбнулась, на этот раз едва заметно. – Я не смогу тебе объяснить, да и какой смысл мертвецу от информации.
- Не торопись хоронить раньше…
Закончить фразу не успел. Крыша под ногами задрожала, заходила ходуном и вдруг резко вздрогнула. Я не устоял на ногах, упал и покатился по шершавому покрытию, дурно пахнущему смолой и дегтем. В какой-то момент показалось, что все - здание рушится и мы летим в разверзшуюся пропасть. От страха и ужаса ни о чем думать не мог, разве что лежать на животе, вцепившись пальцами в твердую поверхность, которая, еще секунда, и ускользнет, исчезнет, превратившись в труху.
Но прошла секунда, две, три – и ничего не случилось: дрожание прекратилось, мир остался прежним. Я осторожно приподнял голову и первое что увидел – покореженный фанкойл. Словно ударили по нему кулаком, выбив все внутренности наружу: в виде торчащих обрывков шлангов, кусков пластмассы и покореженного металла.
По крыше пробежала сквозная трещина, так что я сумел увидеть толщину плит перекрытия и техническое помещение этажом ниже. Пройди разлом на пару метров левее, и я упал бы вниз, как упала часть антенн с оборудованием. Провода искрили, а от продолговатого металлического ящика исходил заметный дымок.
«Неужели землетрясение?» - была первая мысль, что пришла в голову, а потом я увидел его, стоящего ровно по центру. Или их, если верить Кормухиной, единых в своем множестве. В лицах, что бесконечно мелькали на глиняной поверхности шара.
Голова Палача, некогда похожая на раскрытый цветок, вновь собралась в единое целое, приобретя округлые формы. Тонюсенькие конечности набухли и превратились в массивные столпы. Накаченный верхний пояс заметно обрюзг: жгуты мышц оплыли, появился рыхлый живот, а каменная грудь обвисла, как у женщины, вскормившей десяток младенцев.
Но хуже всего было другое – Тварь буквально сочилась жидкость. Кровь обильно выделялась из пор, где булькая пузырями, а где сбегая тонкими ручейками. Огромная лужа под ногами ширилась, увеличивалась в размерах каждую секунду - дурно пахнущая липкая масса.
- Беги, - то ли прокричала, то ли прошептала за спиной Светка.
В этом мире были явные проблемы с громкостью звука. Складывалось ощущение, что невидимый хулиган похитил пульт управления от головы и теперь игрался с настройками. Изображение дрожало, шло мелкой рябью, напоминая обыкновенное марево над раскаленной полуденным солнцем крышей. Нет, не солнцем - луной, потому как именно она сейчас горела серебряным светом.
- Беги, - расслышал я снова и не выдержав, улыбнулся. Ох уж эта Кормухина, сначала пыталась убить, а теперь вдруг обеспокоилась сохранностью моей жизни.
Свет, мне уже некуда бежать, разве что ухнуть вниз с края небоскреба или в расщелину, где искрят провода.
Поднялся на покачивающихся ногах, провел пальцем под носом - ни крови, ни запаха, ни Марионетки. Нет моего постоянного защитника - сбежала. Ну и правильно сделала, потому как своя рубашка ближе к телу. Найдет себе другого симбионта, благо есть из кого выбирать.
Странное дело, но я вдруг почувствовал себя абсолютно голым и беззащитным. За последние годы сроднился с мыслью, что со мной ничего не случится, что Марионетка всегда защитит. Я словно главный герой остросюжетного боевика, который сам и снимаю. Поэтому не умру, останусь в живых при любых раскладах, даже самых паршивых, иначе фильма не выйдет.
И вот он конец… Наверное, будь я в полном уме и здравии, невыносимо бы забоялся, а так спокойствие внутри наступило. Может заехать ему по роже разок? Напоследок, чтобы уйти красиво. У него этих рож сотнями мелькает на поверхности шара, по какой-нибудь, да попаду.
Не знаю отчего эта идея показалась мне здравой. Иногда люди способны творить странные вещи на трезвую голову. Когда устал, когда отчаялся или когда загнали в угол – причин тому может быть много, да и последствий немало. Наверное, именно так рождаются герои, а может глупцы, что раньше срока уходят на тот свет. Тут с какой стороны посмотреть, кому доверить писать посмертную эпитафию.
Первый шаг сделан, за ним второй. Я бы непременно дошел до Твари и может быть даже врезал, если бы в очередной раз не подвела крыша. Поверхность под ногами затряслась, бетонные плиты разъехались, и я снова упал, едва не угодив в образовавшийся разлом.
Перекатился на бок и замер в опасной близости от края. Глубина провала увеличилась на десятки этажей. Внизу беспрестанно трещало, искрило, из разорванных артерий труб фонтаном хлестала вода. И на фоне всего этого звучала протяжная нота:
- А-н-н-н.
Плохо натянутая струна дребезжала, отдаваясь в мозгах дикой болью, так что не было возможности думать ни о чем-то другом.
- А-н-н-н.
Тянулось протяжное, раскалывая черепную коробку, что крышу пополам - на тридцать, на пятьдесят этажей вниз, достигая самого мозжечка. И вдруг все резко прекратилось.
Я приподнял голову, и сквозь гуляющее марево разглядел гигантскую тень за спиной Палача. Зализанное без глаз лицо, отдаленно напоминающее каменные изваяния Моаи, непропорционально длинное туловище и руки ему под стать. Исполин с острова Пасхи прекратил свои песнопения. Трещина рта разгладилась, превратившись в гладкую поверхность.
Но если он пришел, значит…
- Здраствуй, брат, - послышался голос Михаила. А вот и он сам, вышел из-за спины. Одет в прежнюю толстовку, только капюшон сброшен на плечи, обнажая лысый череп. Воспаленные следы экземы на коже, покрасневшие белки глаз – точно он. Да и кто бы другой отважился заявиться на крышу полуразрушенного небоскреба, еще и в такой компании.
- Ну ты и нашумел, Петруха. Такой булыжник в воду бросил, что волны аж через изнанку мира прошли.
- Это не я.
- Что значит, не ты, - удивился брат и вдруг засмеялся. – Говорит, не он это. Смешно-смешно… А если не ты, тогда кто? Кто засунул палку в осиное гнездо и принялся шерудить? Нет, брат, ты всему причина. Объясни, какого хрена к Многоликому Янусу сунулся. Я же тебе чего твердил - держись от него подальше. А ты?
- А я не помню.
- Что значит не помнишь? Совсем ничего?
- Короткие обрывки всплывают из памяти, как мы с тобой за столом сидели, на крыше были… Совсем короткие, больше на сон похожие.
- Они и должны быть сном, - брат привычно поскреб красную от раздражения шею и капельки крови моментально проступили на ней. Под толстовкой зашевелился небольшой комок, не иначе дядя Доктор разволновался. Вот уж точно кого не хотелось видеть, так это сморщенного карлика, торчащего из живота.
- Не сработало, говорит, - пожаловался брат невидимому собеседнику. – А я все понять не мог, чего он на связь не выходит. Договорились же, все обсудили – да, обсудили. Что? Нет, не в этом дело, но оно может и к лучшему.
Раздался отчетливый чавкающий звук. Я резко обернулся и стал свидетелем поистине странного зрелища. Кисть каменного исполина превратилась в крюк, или не крюк это, а длинные загнутые пальцы - вонзились в податливый глиняный шар-голову Палача. Погрузились в серое месиво по самое запястье.
- А-н-н-н, - пропел исполин и дернул на себя. Туловище грозного Палача с грохотом завалилось на кровлю.
- А-н-н-н, - повторил исполин и развернувшись, медленно зашагал прочь: в дымку тумана, что колыхалась на самом краю крыши. Следом за ним, на длинной привязи руки волочилась туша серийного убийцы. Палач безропотно принял участь жертвы и даже не предпринимал попыток к сопротивлению. Руки безвольно обвисли вдоль обрюзгшего туловища, по слоновье толстые ноги обильно сочились, оставляя лужицы крови.
Сутулая фигура исполина смотрелась сплошной фантасмагорией на фоне звездного неба. Движения существа казались замедленными, словно зажевало кинопленку в проекторе, и она того гляди порвется. Картинка дергалась, плыла легким маревом над крышей.
- Брат, кто он? – не выдержав, спросил я.
Михаил не слышал, или делал вид что не слышит, занимаясь привычным делом – расчесывая язвочки на коже.
- Палач, откуда он взялся? – повторил я вопрос.
В этот раз Михаил вопрос услышал.
- Не он, они это… они, - забормотал неразборчиво. – Сто раз объяснял, а он не понял, совсем ничего не понял. Зачем полез… Забыл, не помнит? Да знаю я, что не помнит, а должен был. Не надо, не надо... Тонкие цепочки сложно отследить, легко рвутся. Сплошные стрессы, куда не посмотри. Их влияние трудно определить. Да-да, невозможно…
Бормотание затихало, становясь все менее разборчивым. И когда я уже отчаялся получить ответ, Михаил вдруг присел на корточки, и горячо зашептал в самое ухо:
- Они брат, домой вернуться хотят, понимаешь. Нельзя им домой, никак нельзя. Не зря их изгнали, такую тюрьму отгрохав.
- О чем ты…
- Т-с-с, ни говори не слова. Они не слышат, не могут нас подслушать, но лучше молчи. Да, так будет лучше… Не существует никакого множества миров, их нет. Наш мир один единственный, вокруг расставлены клетки… камеры для Предтечи, понимаешь? Они таран хотели собрать, дверь вышибить, а получился Палач, - Михаил вдруг забулькал, захрипел. Брат всего лишь смеялся – задрав голову к небу и раскрыв рот.
- Твои симбионты создали Палача?
Хлопнув меня по плечу, Михаил тяжело поднялся.
- Подожди, ты куда? Какие клетки, кто их расставил? – множество вопросов крутилось в голове и не один не подходил под определение главного.
Твари из запределья хотят вернуться домой. Они, не он… Брат так говорил, словно сам домой не собирался или не мог. Не мог вернуться в родной город с заразой на закорках, поэтому и вынужден был скитаться по иномирью, медленно сходя с ума, сгнивая заживо. Сотни, тысячи лет - Твари не дадут ему сдохнуть, пока он окончательно не превратится в кусок мяса или не сломается.
Брат…
Михаил почти дошел до серой дымки тумана, где мгновением раньше скрылся исполин с тяжелой ношей. Но прежде, чем шагнуть следом, произнес:
- Родителям привет передавай, и это… Катьке тоже. А лучше ничего не говори, потому как мертвый я… давно мертвый.
И дрогнув смятым кадром на экране, испарился.
Бездна, что творится вокруг, что происходит? Я нашел глазами тело Кормухиной - девушка сидела, прислонившись к бортику. Голова завалена набок, глаза закрыты, но вроде бы дышит, должна дышать.
Я попытался встать, но тело не слушалось, словно мешок, под завязку набитый опилками. Все что смог сделать, проползти на локтях пару метров, а после рухнуть без сил на шершавую поверхность кровли. Последнее, что услышал, это далекий вой сирен, где-то там внизу, на переполненных светом улицах.
Сознание медленно возвращалось, наполняя мир вокруг короткими вспышками. Частота их появления все усиливалась, пока не превратилась в сплошное светлое пятно – полотно, на фоне которого двигались тени. Мерный гул в ушах затих, и я услышал пиликанье аппаратуры, сумел разобрать отдельные слова. Три – нет, четыре человека в комнате. Женщина… знакомый, бархатный тембр голоса.
Белый потолок, длинные шнуры перед глазами – я в палате «Дома». Очень на то похоже, особенно тонкое «пи-пи-пи» огромного металлического ящика, к которому был подключен прошлый раз.
- Петр, ты меня слышишь, - перед глазами возникло озабоченное лицо Валицкой.
Ну надо же, Анастасия Львовна, сколько лет сколько зим - давненько не виделись. А вы по-прежнему хороши и чертовски сексуальны, разве что морщинок в уголках глаз прибавилось.
- Петр, не пытайся разговаривать, у тебя трубка во рту. Моргни два раза, если слышишь… Прекрасно… Хотя, если честно, прекрасного мало. Никогда бы не подумала, что наш последний разговор будет таким.
Каким таким?
Я почувствовал легкое прикосновение пальцев к своей щеке. Не сексуальное, как это обыкновенно бывало с госпожой Валицкой, скорее похожее на проявление материнской заботы. Теряете хватку, Анастасия Львовна. Или зря иронизирую и дело тут вовсе не в навыках очаровательной соблазнительницы, а в эффекте лекарств, которыми напичкан под завязку.
«Никогда не думала, что наш последний разговор будет таким».
До сознания медленно, но верно дошел смысл сказанного. Подождите, что значит последний?
Легкие поглаживания закончились. Валицкая поправила край одеяла, и поудобнее устроилась на стуле, привычно закинув ногу на ногу.
Почему последний? Что за трубка торчит изо рта? Я что, умираю?
От навалившихся разом мыслей захотелось вскочить на ноги, но тело не слушалось. Все что мне оставалось – крутить глазами в разные стороны.
- В беседе нет необходимости, но я воспользовалась служебным положением, чтобы попрощаться с тобой, - голос Валицкой звучал спокойно и размеренно, словно на очередном сеансе психотерапии. - Вчера пришла секретная директива, согласно которой урожденные сто двадцать восьмой параллели будут депортированы на родину, а сам мир уйдет на бессрочный карантин: никаких перемещений, никаких контактов. Слишком много странного случилось за последнее время, особенно с тобой, - уголки губ женщины слегка дрогнули. - Знаешь, я буду скучать по нашим беседам. Вселенная, сколько экспрессии, сколько эмоции, словно вернулась во времена далекой молодости. Никогда не любила пациентов с подвижной нервной системой, но Петр Воронов – это нечто. Столько раз ошибалась на твой счет… Была уверена, что не сможешь закончить Академию, что сбежишь, бросишь учебу раньше времени. Согласно тестам вероятность нервного срыва была больше восьмидесяти процентов, а это значит гарантированный медикаментозный курс с последующим восстановлением. Но ты справился, ты хорошо справился, ты молодец.
Валицкая что, пытается меня хвалить?
- Ты постоянно удивлял. Один случай с захваченным лайнером чего стоит. Не понимаю, как смог справиться в одиночку, никто не понимает. Ах да, все забываю, эти твои невидимые друзья. Знаешь, - Валицкая нагнулась, и тихонько прошептала, - порою мне кажется, что они вправду существует. Иначе чем еще объяснить патологическое везение? – И продолжила, уже куда громче: - с тобой никогда не угадаешь. Планировали получить одно, а вышло совсем другое. Кто же знал, что из наживки для спятившего сектанта получится хороший детектив. Если бы не глупые обстоятельства и Саллей аль Фархуни, одержимый идеей создания новой человеческой расы… Ох, Петр.
Валицкая пустилась в пространные размышления о прошлом, а я искренне не понимал ее. О чем таком она говорит, какие могут быть воспоминания, когда это последний разговор. Меня отправят домой? Ну да оно так и ожидалось. Поэтому расскажите лучше, что случилось на крыше неизвестного небоскреба, что с Палачом, что с Кормухиной, что с Альсон! С малышкой, угодившей в точку перехода. Она не должна была выжить, умом понимаю это, но верить отказываюсь. Неужели все, что осталось от несносной пигалицы – высохшая мумия. Такая же маленькая, как и она сама…
- Что-то я разоткровенничалась, - Валицкая покачала головой, словно сама не верила в случившееся. – Легко общаться с человеком, который ничего не вспомнит… Петр, ну чего так разволновался, зачем усиленно моргаешь? Да, всех депортируемых лишат памяти, в том числе и тебя. Ни к чему вынужденным переселенцам знания о более развитой цивилизации. И без того постоянно воюете.
О нет, снова память…
- Ты всего лишь забудешь о летних месяцах, якобы проведенных на родине: подготовка, вступительные экзамены – было бы о чем переживать. Другие родились и прожили в Шестимирье всю сознательную жизнь. Полная амнезия с раннего детства – вот настоящий кошмар для психики, а еще крайне опасная процедура, способная нанести непоправимый ущерб нейронным связям.
Дверь за спиной Валицкой открылась. В темном проеме показалась высокая фигура.
- Время, Анастасия Львовна.
- Уже? - госпожа психолог удивилась и сделала вид, что расстроилась. А может не играла, а была абсолютно искренна. Какой смысл притворяться перед человеком, который скоро исчезнет навсегда: из иномирья, из ее жизни. Пришла, попрощалась, словно с покойником, добрых десять минут рассказывала о своих переживаниях, а с Альсон-то что?
- Хорошего сна, Петр, - чуть влажные губы коснулись лба, - нам… мне будет не хватать тебя.
А с другими поговорить? Хотя бы руку пожать ребятам – Авосяну, Нагурову, Леженцу. Или их уже того: лишили статуса детектива и тоже отправили по домам? Старину Мо оставили без пенсии, и пинком под зад? Он же не выживет на улице, со столь зловредным характером и плохим здоровьем. Да хрен бы с ним, здоровьем, как Мо обойдется без любимого борделя? Как выкарабкается Герб без работы, без денег, лишенный поддержки семьи и благословения отца… Завещание оформить, срочно… картину маэстро Дэрнулуа на…
Мне вдруг стало все равно. Совсем легко и спокойно на душе, как было когда-то давно в далеком детстве. Никаких тебе забот и волнений, только огромный светлый мир, раскинувшийся на горизонте.
В сознании мелькнул и померк знакомый до боли образ девушки, склонившейся над пианино. Летний дождь легким шелестом наполнил листву. Перезвоном колокольчиков прошелся по крышке рояля и завис прозрачными каплями на фоне синего неба.
Последнее что я увидел - парня, облаченного в форменную одежду с фигуркой хищной птицы на лацкане пиджака. Он лежал в позе покойника прямо на потолке и смотрел.
Смотрел широко распахнутыми глазами, белками сваренных в крутую яиц: ни радужки, ни зрачков. А еще он улыбался, как мог улыбаться довольный жизнью человек.
«Не человек это», - пропел далекий внутренний голос.
Не человек, да и кому какая разница - никому… Я закрыл глаза и погрузился в объятия сладкого сна.