Предел прочности. Книга первая.

Глава 8

Осень пролетела незаметно. По сравнению с прошлым годом так и вовсе скучно, хотя без знаковых событий не обошлось.

И начать, пожалуй, стоит с главного – из нашей группы отчислили первого курсанта. Парня, имени которого я так и не запомнил, упоминая о нем в разговорах не иначе как «тот второй». Он и был, по сути, вторым человеком в свите Рандольфа Мэдфорда, вечно выглядывающим из-за плеча его сиятельства. Первым же по праву считался Дмитрий Леженец - обладатель фильдеперсового пояса, и прочих титулов областного масштаба. Этот персонаж закрепился в моей памяти исключительно и благодаря спарингам на занятиях по самообороне. Знатно мне бока намял за год обучения, зараза.

Об отчислении заявили буднично, уложившись в несколько секунд перед занятиями. А следом исчезли любые упоминания о бывшем курсанте, словно и не было его никогда, осталось лишь зияющее пустотой место за партой. Разумеется, о причинах такого решения нам не сообщили. Учился парень хорошо, поводы к дисциплинарным взысканиям отсутствовали, разве что была небольшая стычка вначале прошлого года с МакСтоуном. Потолкались парни в коридоре, обменялись мнениями на повышенных тонах и разошлись под бдительным оком Ли. По сравнению с выходками Олли, детский сад, не более. За такое в нашей академии не исключали, максимум строгий выговор с лишением ранее присвоенных званий. Бывший жених Лианы именно таким наказанием и отделался, умудрившись перед этим разбить окно в зале и плюнуть в МакСтоуна.

Не успели мы переварить случившуюся потерю, как третья учебная группа восстановила численный состав. Наши ряды пополнил небезызвестный Нагуров, применительно к которому слово «новичок» звучало как минимум странно. Александр был на хорошем счету у преподавательского состава, а также пользовался определенным уважением среди мужской части курсантского состава благодаря фривольным связям с близняшками. Злые языки поговаривали, что именно из-за любовных похождений курсанта Нагурова подвергли переводу, наложив строгий запрет на появление в стенах бывшей казармы. Правы они были или нет, неизвестно, одно можно было сказать точно: учебные дела Александра после смены коллектива резко пошли в гору.

- Парня секса лишили, он за книжки взялся, а от твоего воздержания какой толк? Ни ума, ни бабы, - привычно зубоскалил Том.

И да, с МакСтоуном мы помирились, но без шероховатостей не обошлось.

- Ты не думай, я ту херню в паучке запомнил, - сказал он, подсев ко мне за столик во время обеда. Произошло это на следующий день после достопамятной разборки с Олли. Тяжелое было время для разговоров, и виной всему послужило не легкое сотрясение мозга, а количество выпитой ночью настойки.

- Взаимно, - ответил я, борясь с тошнотой. Мутило неимоверно, зато Авосян сиял за соседним столиком, как хорошо начищенный самовар.

- Ты хреновый напарник, но ты лучший хреновый напарник из тех, что у меня были, - признался МакСтоун.

- Если я сейчас блевану, то не из-за твоих сладких речей, а по причине вонючего паштета. Как ты его вообще есть можешь?

- Легко, - сказал Том, и проглотил ложку склизкой серой массы, от чего меня натурально едва не стошнило. Благо, желудок оказался пустым.

Напарник захохотал, а проходившая мимо Джанет заметила:

- Что, помирились, голубки? Оно и к лучшему, по отдельности от вас куда больше неприятностей.

Старшая по группе оказалась права, за минувшую осень ни одного нарекания в наш адрес не поступило. Вели себя мирно, толстяка понапрасну не цепляли, предпочитая проводить вечера за игрою в карты. Изначально колоду не пропустили, сославшись на запрет азартных игр в стенах академии. Я клятвенно заверил, что деньги на кон никто ставить не собирается, все исключительно ради тренировок памяти и мышления. Устным заверениям не поверили, заставив заполнить несколько объемных форм. Бумаги три недели бродили по извилистым коридорам канцелярии, чтобы вернуться с пометкой «разрешено со следующими ограничениями». Разумеется, речь шла о запрете всевозможных ставок, играть дозволялось исключительно на интерес.

Окрыленный успехом, я попытался подсадить на дурачка МакСтоуна.

- Хрень какая-то, - после получаса мучений заявил он. – Вечером от учебы отдохнуть хочется, а не голову ломать. Вот у меня дома настоящие игры в виртуальной реальности, а это картинки картонные.

Тогда я взялся за Вейзера, но сосед, сославшись на занятость, отвернулся к стене и задремал. На этом и закончилась бы моя карточная эпопея в иномирье, но неожиданный интерес к новой забаве проявила Маргарет. Она быстро уловила суть игры и после нескольких тренировочных заходов оставила меня в дураках. Играть с девчонкой оказалось неожиданно весело. Она одинаково эмоционально реагировала как на успехи, так и на неудачи, оглашая комнату визгами вперемешку с отборным матом.

Привлеченный подозрительным шумом, в комнату заглянул Авосян. Разочаровался из-за отсутствия выпивки, но в коридор возвращаться не стал, сначала оставшись в качестве зрителя, а потом и игрока. Правила здоровяк осваивал куда медленнее Марго, но главную фишку просек сразу, включив режим «poker face».

На следующий день исчезла занятость Вейзера, а следом подключился и МакСтоун, уставший созерцать новую забаву со стороны.

- Ерунда какая-то, - заявил он, в очередной раз набрав мелочи. – Игра паршивая, сосед твой постоянно Марго подыгрывает, а Авосян вообще мухлюет.

- Докажи, - заявил Герберт с каменным лицом.

- А я ничего доказывать не собираюсь. Получишь всю эту мелочь на следующем ходу, - пригрозил МакСтоун, избравший тактику запугивания противника одной из главных в игре.

Мускула не дрогнуло на лице Авосяна, одно лишь ледяное спокойствие во взгляде.

В связи с расширением состава участников появилось и игровое разнообразие. Я стал предлагать всевозможные виды покера, частично вспоминая, а частично додумывая подзабытые правила. Народ новшества встретил с интересом, тем более, что после появления Нагурова интереса к дураку заметно поубавилось.

Как и когда он материализовался среди играющих, теперь никто и не вспомнит. Правилам его не учили, тренировочных игр не проводили. Да и не приглашали парня вовсе, как выяснилось позже. Однако Саня в комнате появился, и с ходу начал брать партию за партией, пользуясь своей феноменальной памятью.

- Или выгоняем или прекращаем игру, - после часа издевательств заявил МакСтоун.

Тогда я и предложил впервые одну из разновидностей покера. Странно, но в новой игре успехи Нагурова оказались куда скромнее.

- Слишком высока доля случайных событий, - смущенно заявил тот.

Многие с ним согласились, а я был склонен видеть причины в ином. Нагуров подходил к игре как математик, абсолютно вычеркивая психологическую составляющую. Если поддерживает ставку, значит на руках минимум сет, если идет на повышение - флеш, а то и каре. Поучиться бы ему у Авосяна, который моргать забывал, задирая ставки до заоблачных высот.

Вечерние посиделки за картами не прошли мимо зорких глаз старшей по группе. Джанет с месяц приглядывалась, ожидая, когда увлечение новой забавой сойдет на нет. А в начале ноября подозвала меня и тоном, не терпящим возражений, заявила:

- Или играете не больше часа в день или карт своих больше не увидите.

- У меня есть разрешение.

- Воронов, хочешь со мной поспорить?

Дураков в казарме не было, карточные не в счет, поэтому мы молча приняли распоряжение к сведению. Пыла к игре новое ограничение не охладило, наоборот, последовало вполне прогнозируемое увеличение значимости каждой партии, в связи с уменьшением общего их числа.

Вот и сегодня, наблюдая пушистые хлопья снега за окном, я думал исключительно о финале турнира и шансах на успех. По всему выходило, что победы мне не видать, слишком велик был отрыв третьего места от лидера в лице Авосяна.

- Петр, не поведаешь классу, о чем задумался? – мягкий голос оторвал меня от турнирных раскладов.

Я дернулся под легкие смешки в аудитории и невинным взглядом посмотрел на Анастасию Львовну. В глубоких влажных глазах лектора играли огоньки, и было не понятно: то отблески костров инквизиции или всего лишь шуточный фейерверк.

- Если Воронов сегодня настроен на философский лад, с него мы и начнем, а в противники ему достанется, - Валицкая вышла из-за кафедры, демонстрируя прекрасные формы в обтягивающем сером костюме. Правая нога оперлась на каблук и носик туфли, слегка оторвавшись от пола, лодочкой закачался на волнах. До чего же элегантно она это делает. Кажется, начни она сморкаться, и половина парней сойдет с ума от возбуждения. – Достанется… А вот, пожалуй, что и Рандольф. Тем более, что он был сегодня внимателен, как никогда. Я права?

- Так точно, Анастасия Львовна, - голосом закоренелого служаки ответствовал Мэдфорд. Ну этот завсегда знает как прогнуться, какой бы силы ветер не подул.

- Рада слышать такую готовность, - легкая улыбка слегка коснулась краешка губ. – Дамы и господа, давайте организуем круг.

Заскрипели отодвигаемые столы, с глухим стуком упал забытый стул, отчего Марго взвизгнула, вызвав веселый смех. Спустя пару минут в центре аудитории появилась свободная площадка, в центре которой друг напротив друга расположились два участника поединка. По периметру импровизированной арены сидели зрители, среди которых особой статью выделялась распорядительница сего действа – госпожа Валицкая. Как она умудрялась сохранять столь идеальную осанку, да еще и закинув ногу на ногу, оставалось загадкой. Внимание вновь привлек покачивающийся в воздухе остроконечный носик туфли. Было в его мерном движении нечто успокаивающее и одновременно возбуждающее, магнитом притягивающее взгляд. Смотрел бы и смотрел до бесконечности, но делать это было неловко, находясь в эпицентре внимания, да еще напротив злобно ухмыляющегося Рандольфа Мэдфорда младшего или третьего, как было записано в официальных документах. То же мне, император, мать его.

- Напоминаю, что главной целью поединка является что… МакСтоун? – острый, слегка насмешливый взгляд в сторону Тома. Покачивающаяся туфля замерла в воздухе.

- Оттачивание умения наблюдателя.

- Правильно, молодец Том, - послышались едва заметные нотки сарказма в голосе. Туфелька вновь закачалась на невидимых волнах воздушного пространства. - Не умение оскорблять и унижать своего противника, а наблюдать. В чем заключаются основные принципы работы методики стороннего наблюдателя? Соми?

Толстяк неожиданно засмущался, пошел красными пятнами, но ответил, излишне суетливо, проглатывая слова:

- Основной принцип методики – участвовать в диалоге, наблюдая за ним со стороны. Сосредоточить часть внимания для контроля над ситуацией в целом, не позволяя сознанию уйти в свободное эмоциональное поле.

- И в чем заключается положительный эффект подобного метода? Продолжай, Соми, и своими словами, если можно.

- Положительный эффект заключается в умении держать себя в руках.

- Приятно удивлена, что ты заострил внимание именно на этом моменте, - последовала согревающая теплом улыбка от Валицкой. Как же, удивлена она. Не скажи толстяк об этом сам, непременно ткнула бы его носом, напомнив про последний случай с истерикой. - Но все-таки, в чем заключается главная цель стороннего наблюдателя? Соми?

- Данный метод позволят считывать модель поведения собеседника и, как следствие, помогает вести разговор в заданном русле. Конечные результаты могут разниться, в зависимости от первоначальных задач, поставленных агенту. Это может быть получение необходимой информации, провокация, убеждение…

- Хорошо, спасибо. Учебник ты читал, Соми, - вновь теплая улыбка от Валицкой. - А теперь вернемся к сегодняшним участникам. Хочу еще раз напомнить, что оскорбление и унижение не являются главной целью противостояния. Научитесь облекать свои мысли в гармоничные и изящные формы. Помните, что слова порою бьют сильнее кулака и попадают в цель быстрее пули. Умейте наносить удар и умейте держать удар. Делайте выводы из услышанных вами слов, и не затаивайте обиду. Ведь кто, как не сокурсники, живущие с вами под одной крышей, смогут рассказать о ваших проблемах и комплексах. Взгляд со стороны порою бывает так полезен.

Полезен, как же. Ну услышал Соми, что он толстый и жрет как не в себя. И что нового он вынес из этих слов МакСтоуна? Ровным счетом ничего. Еще и впал в истерику, визжа и брызгая слюной напропалую. Где уж здесь умение держать себя в руках, впору парня успокоительными отпаивать.

- Готовы?

Мы синхронно кивнули головами. Мэдфорд не сводил с меня тяжелого взгляда, я же уставился в окно, наблюдая за разудалым хороводом на редкость крупных хлопьев снега.

- Монолог пять минут, не больше, после чего я останавливаю выступающего. Уложитесь быстрее, отлично. Помните, важен не объем выступления, а его суть. Первым начинает Рандольф, - грациозное движение кистью в сторону моего соперника. - Время пошло.

Мэдфорд, излишне картинно откинулся на спинку стула. Одним небрежным движением закинул ногу на ногу, частично обнажив при этом волосатую голень. Интересно, ладони сложит на животе? Сложил, все как по учебнику. Он что, всерьез рассчитывает подобным позерством повлиять на меня или это обычная игра на публику?

- Расскажи, Воронов, каково это, работать в команде? Быть ее частью, прикрывать спину напарника? Или не прикрывать, а стоять с широко открытым ртом и хлопать глазами. Пойми, для окружающих важно знать каких целей добивается товарищ, стоящий рядом. Хочет ли он победы для всей команды или только для себя одного. И я тебя не осуждаю, каждый живет согласно своим принципам. Зачем делиться победой на самом финише, когда можно «случайно» пропустить врага. И не важно, что противник целую минуту шел не скрываясь, так что слепой заметит. Не будем заострять внимание на этих мелочах, когда кубок сам плывет тебе в руки. Приятное ощущение, держать его в руках, правда? Скажи, оно того стоило? Наверное, да, раз ты на это пошел. Кто-то из присутствующих может возмутиться и возразить: «да как же так, чего ты несешь, кубок он потом вернул». – Мэдфорд наклонился вперед и громко прошептал: - вернул, как ношенную одежку, получив причитающиеся почести к награде. Кому нужна пустая железяка, когда в историю вписана именно твоя фамилия, когда каждый в академии знает, кто ее истинный обладатель. Хотя слово истинный я бы поостерегся говорить, учитывая количество пораженных целей. Напомни, сколько человек ты подстрелил: пять или шесть? Сколько, сколько? Одного, при этом прячась за деревом, пока твоего напарника окружают и расстреливают? Извини, запамятовал. Да тут и немудрено ошибиться, когда вокруг твоей персоны столько внимания. Ты же любишь внимание? О да, внимание для людей подобных тебе по ценности сравнимо с алмазами. Иначе зачем еще притаскивать разукрашенные картонки в казармы? Эту примитивную псевдоинтеллектуальную поделку на «Тарчман» (название популярной настольной игры в иномирье). От нее один итог – сжигание бесценного ресурса, - драматичная пауза в исполнении Мэдфорда, а потом вкрадчивое продолжение: - времени. Времени, которое можно было потратить на получение новых знаний. Хотя, о чем это я. Кого интересует такая мелочь, как учеба, когда ты становишься эпицентром событий. И не важно, что ты привлек их столь дешевым трюком. Способы достижения цели не важны, когда на кону стоит результат. Именно так звучит золотое правило имени Воронова… У меня все.

- Уложился в пять минут, - констатировала Валицкая. – Теперь очередь Петра. Напоминаю, выступление не должно быть прямым ответом на прозвучавшую речь. Никаких оправданий, никаких парирований, одни лишь чистые уколы. Время пошло.

Пока оппонент говорил, я лихорадочно пытался нащупать его болевые точки. На ум приходила одна лишь чванливость, но как ее высмеивать, скажите на милость, когда добрая половина присутствующих принадлежит к древним аристократическим родам. Для них заносчивость сродни нормы, усвоенной во младенчестве с грудным молоком матери. Да и остальные не увидят ничего плохого в подобного рода манерах.

Ситуация была патовая, но оппонент сам того не ведая дал подсказку, хорошую и жирную. Осталось дело за малым – облечь мыслеформу в слова и грамотно подсечь.

- Рандольф Мэдфорд… Не быть тебе первым, как и вторым. Третий - твоя граница, твой предел, данный и записанный вместе с именем при рождении. Ты никогда не был лучшим, никогда им и не будешь – обычный курсант, которых сотни. И нет ничего зазорного в этом, таких здесь большинство. И я в том числе, посмотрите на мои оценки, - виновато улыбаюсь и развожу руками. - В конце концов вся служба безопасности держится на простых работягах, вносящих своим трудом значительную долю в успех общего дела. Но вот в том-то и беда, что ты так не считаешь. «Ты другой, ты исключительный» - так внушали малышу Рандольфу с самого детства.

- Замечание, - поднял руку Мэдфорд, - переход на личное.

- Поддерживаю, - кивнула Валицкая, - штраф минус одна минута. Рекомендую впредь воздерживаться от упоминания вещей, которые косвенно или напрямую связанны с семьей оппонента.

Зараза. Не хотел же говорить об этом, само с языка сорвалось. Еще и сбился вдобавок. Не смотреть на Мэдфорда, не смотреть, его ухмылка сейчас сбивает больше всего. Забыть о присутствующих, отключиться от внешнего шума и сосредоточиться на главном. Главное… главное у нас… Стоп, нельзя сразу заходить с козыря, после фиаско с семьей хорошего эффекта не получиться. Надо играть на контрастах, удивить неожиданным ходом. Например, посмеяться, и лучше всего над собой, чего Мэдфорд никогда не сделает.

- Я хреновый напарник. Особенно я плох в играх, в которых ничего не смыслю. Так уж получилось, что правила паучка изучал по ходу действия. Природная лень и невнимательность сыграли злую шутку. Но знаешь, что при этом самое удивительное? Я выиграл, наша команда выиграла. И причина достаточно простая – у меня был напарник. Далеко не подарок, но именно что напарник. А у тебя одна сплошная свита. Чувствуешь разницу? Ты приближаешь к себе людей, снисходишь до общения, а сама дружба считается за честь и великое благо. Но проблема заключается в том, что свита из тебя хорошего детектива не сделает. Придворного – да, короля - возможно, но не сотрудника службы безопасности с профилем хищной птицы на лацкане пиджака. Они не напихают, когда ты того заслуживаешь, не сделают замечание и не приведут в чувства едкой шуткой. Они всего лишь свита, поэтому ты и проиграл и будешь проигрывать до конца жизни. Пока не поймешь одного простого правила: происхождение и знатность остались за забором, на место им пришел профессионализм и человеческие качества. У меня все.

- Уложился в четыре минуты, - произнесла Валицкая, элегантным движением поправляя браслет с часиками на запястье. – По правилам соревнований определять победителя не будем, пусть каждый сам для себя решит, кто выглядел достойнее. Хочу лишь заметить - борьба была равной, а высказанные замечания имеют место быть. Пускай и не в столь утрированной форме, как здесь преподносилось, но повод задуматься есть у каждого. Уважаемые мужчины, освобождайте свои места, пришла очередь дам. Во втором поединке встретятся: Катерина Ловинс и Лиана Альсон.

Пока я справлялся с эмоциями, переваривая словесную перепалку, оппонентки заняли положенные места. Согласно очередности первой свое выступление начала девушка с греческим профилем. Именно ее идеальный контур я и созерцал в ярком свете панелей. Что касается самой речи, то лучше всего ее опишет картина зевающего Леженца, едва не вывихнувшего челюсть. Все было скучно, без огонька, с легкими шлепками вместо уколов. Под конец так и вовсе посыпалась похвальба в адрес соседки по комнате.

- Катерина, я все понимаю, трудно найти изъяны в столь примерной девушке, - Валицкая не выдержала вопиющего нарушения правил. – Однако, это не повод забывать основные цели состязания. Здесь не раут великосветских девиц, чтобы обмениваться пустыми фразами. Плохо, очень плохо. Я засчитываю твое выступление, как неудовлетворительное и минусую десять баллов от общей отметки.

По аудитории пронеслись шепотки и сдавленные возгласы. Виновница происшествия замерла, словно не веря в случившееся, только пальцы нервно вцепились в края юбки. Ну еще бы, на моей памяти Ловинс первый раз наказывают столь низкой отметкой. Отличницу, спортсменку и просто красавицу, уступающую результатами одной лишь Джанет Ли, выпороли прилюдно.

Пока класс обсуждал невиданное событие, свою речь начала Лиана. Делала она это в своей привычной тихой манере, так что Валицкая была вынуждена остановить соревнования и попросить тишины. Лучше бы не просила. Потому что, когда до собравшихся начал доходить смысл сказанного, живая тишина превратилась в замогильную. Альсон, наша милая и скромная малышка, не просто шлепала оппонентку, она наотмашь хлестала ее по щекам.

- О каждом из нас можно сказать что-то конкретное, не важно со знаком плюс или минус, о тебе же ничего, - голос ее звучал гулким эхом в стенах аудитории. - Ловинс… Ловинс… подождите, она же хорошая девочка, учиться прилежно, весьма недурна собой и… И все. Ты никакая, словно дистиллированная вода без вкуса и запаха. Попроси любого из нас перечислить твои интересы или привычки, много не надо, достаточно списка из трех пунктов, и каждый задумается. Я прожила с тобой в одной комнате больше года, а в итоге Нагурова, появившегося три месяца назад, знаю лучше. Тебя словно и нет. Исчезни ты завтра из казармы, и через месяц никто не вспомнит о твоем существовании. И кажется глубоко внутри себя ты это чувствуешь и боишься. Поэтому и к парням тянешься ярким, вроде того горе-музыканта, чтобы хоть как-то заполнить собственную пустоту.

- Стоп, - Валицкая попыталась прервать монолог девушки, но Альсон было не остановить. Такого огня, такой экспрессии мы в ней не наблюдали до этого самого дня. Прекрасная валькирия, спустившаяся с небес, дабы покарать…

- Но и это не спасет, так как мужа ты себе выберешь под стать - столь же безликого и пустого, из числа придворных бюрократов, согласно мнению маменьки и папеньки. Лысеющего, с большим пузом и хорошими рекомендациями по службе. Выберешь и растворишься…

- Я сказала, хватит, – в этот раз голос Валицкой прозвучал подобно удару хлыста. Исчезли бархатные нотки, вместо них наружу прорвались звуки высокой частоты, свойственные больше истеричной натуре Энджи. Они неприятно резанули по барабанным перепонкам, заставляя поморщиться, а некоторых и вовсе вздрогнуть.

Подействовал звук и на Альсон, мигом обернувшейся в застенчивую малышку, словно и не было никогда образа воинственной валькирии. Только тогда я обратили внимание на ее соперницу. Цвет лица Екатерины приобрел серый оттенок, не спасал даже яркий свет потолочных панелей. По дрогнувшей щеке медленно скользит предательская слезинка, оставляя за собой изломанный мокрый след. Секунда-другая, девушка резко встает со стула и быстрым шагом направляется в сторону выхода. По коридору она уже бежала, если судить по звуку быстро удаляющихся каблучков.

- Значит так, - нарушила мертвую тишину Валицкая, - занятия на сегодня окончены, все свободны.

- Времени только три часа, - зачем-то ляпнул Луцик.

- Вот и отлично. Ты остаешься вместе с Томом, поможешь вернуть всю мебель на место.

- А я чего? – возмутился МакСтоун.

- Хочешь обсудить мое решение? Нет, тогда принимайтесь за дело. Лиана, зайди ко мне в кабинет.

Курсанты в тягостном молчании покидали свои места, редкой цепочкой растянувшись к выходу. Впрочем, в самом коридоре послышались робкие шепотки, набравшие силу на лестнице, а в гардеробной нестройный гул голосов и вовсе перерос в бурное обсуждение.

- Спятила… Дурная… Довела до слез… - долетали до меня отдельные слова, отказываясь складываться в несущие смысл фразы. Стоявшая рядом Марго активно жестикулировала, и я не сразу понял, что она просит подать ей пальто. Когда же разобрался в чем дело, меня уже опередил Вейзер, сняв одежду с вешалки и галантно предложив помощь даме.

Я развернулся и столкнулся с Леженцом, ржущим так, что был заметен запущенный кариес на восьмерке. В нос ударил неприятный запах пищевых отходов. Протиснувшись между стеной и довольным жизнью парнем, вышел в пустой коридор.

Оставшийся за спиной шум казался чем-то странным, чужеродным в восприятии окружающего мира, словно ярко-красный листок на белом снегу. Другое дело тишина впереди, глухо отражающая звуки шагов. В памяти сразу возник перестук удаляющихся каблучков и спокойное лицо Лианы, которую назвать малышкой теперь язык не поворачивался. Сквозь детские черты лица явственно проступал образ взрослой девушки, сильной и решительной. Или это просто иллюзия, очередная игра света и тени?

- Воронов, как насчет нашего разговора, - пророкотавший над ухом бас заставил вздрогнуть. Повернув голову, уперся взглядом в широкую грудь Авосяна. – Помнишь ты искал выход на кирпичей? - продолжил вещать Герб с высоты своего роста. – Так вот, сейчас самое время навестить ребяток, у них в пятницу разгрузочный день.

С месяц назад Герберт заприметил бутыль самогона, спрятанного за спинкой кровати. Что и говорить, нюх у парня на алкоголь был за гранью человеческих возможностей. Тогда я и рассказал ему о проигранном споре и ожидающей своего владельца награде. Выбирал ее долго и упорно, ломая голову, чем бы таким удивить любителя ночных заплывов. Обратился за помощью к Витьку, тот и вспомнил о родном деде, гнавшем отменный самогон, исключительно для внутреннего потребления. Фронтовик дело свое знал, владел всеми степенями очистки, а конечный продукт предлагал в трех ипостасях: хреновуха, перцовка и анисовая. Последняя по словам все того же Витька была на любителя, а вот первые две обладали термоядерным сочетанием градуса и вкуса. Их я и приобрел, упаковав дуэт полулитровых бутылочек на самое дно сумки.

- Это для отца Сени, в благодарность за проживание на квартире, - ответил я на заданный вопрос друга. Витька помялся, но от дальнейших расспросов отказался. Впрочем, как и я, предав забвению историю о приобретение несовершеннолетним внуком самогона.

Герберта один вид настойки привел в состояние крайнего возбуждения духа. Он долго и упорно приставал ко меня, пытаясь выяснить технологию процесса производства. Убедившись же в моем невежестве, признался, что является давним экспертом в самогоноварении, а семья его владеет несколькими заводиками южнее Салтаны. Кто бы сомневался.

Тогда же он клятвенно пообещал найти выход на запропастившегося пловца, по одному ему известному каналу. Спустя месяц обещание исполнилось, одарив нас незабываемой прогулкой под хлопьями падающего снега.

Мы обогнули озеро, свернули за пригорок и оказались в лощине с сугробами по колено.

- Что? - не расслышал я бредущего впереди великана. Герберт бульдозером пер вперед, не только расчищая путь, но и защищая от встречного ветра

- Говорю, день сегодня плохой, - повернувшись ко мне, пробасил он. – Карликовая звезда в пятом доме.

Я посмотрел наверх, но кроме свинцовых туч и падающего снега ничего не увидел.

- А долго еще идти?

- Идти-то? – Герб повернул голову в сторону темного леса. - Считай пришли, завернем за тот пригорок и на месте.

За пригорок заворачивали минут двадцать, с трудом пробираясь по растущим на глаза сугробам. На склоне я и вовсе упал, окунувшись с головой в белую пучину.

- Звякнуло что-то. Бутылки целы? – вопросил Герб, извлекая меня из снежного плена. С товаром был полный порядок, отчего сопровождающий заметно выдохнул. – Пришли считай. -Он махнул рукой в сторону стоящих на особицу сосен.

Присмотревшись, я увидел за белой пеленой проступающую полоску забора из сетки-рабицы, а чуть дальше возвышающийся квадрат небольшого здания, больше похожего на просторный гараж. Именно из него нам навстречу вышли две фигурки, стоило только приблизиться к ограждению.

- Соскучился, белоснежка? - Феликс обнажил в улыбке крупные зубы.

- Даже не вспоминал, - ответил я на приветствие. – Если бы не долг, век тебя не видать, пловца бедового.

Феликс довольно заржал, а стоящий рядом крепыш, такой же черный, как и товарищ, нервно спросил:

- Это он?

- Он, сержант, кому же еще быть. Расслабься.

- Расслабишься, когда на толчке сидеть будешь, а сейчас забирай, зачем пришли.

Я нащупал верхние пуговицы пальто и с трудом расстегнул их, вытаскивая наружу две бутылки, одну за другой. Товарный вид продукта не впечатлили Феликса.

- Хей, а где этикетки? Ты что за херню мне подсунул? - возмутился он, даже не думая принимать подарок.

Пока я собирался с мыслями, Авосян забрал протянутую бутылку и бросил сухое:

- Не хочет, не надо, сами выпьем. Что понимают эти кирпичники в нормальных напитках.

- Эй, эй, потише, - заговорил Феликс, но его перебил стоящий рядом крепыш.

- Слишком громкие слова для обычной ищейки. Я такое пойло пробовал, что твой нежный ротик, избалованный сладкими леденцами, не выдержит.

Зараза, только драки нам и не хватало. Я с тоской посмотрел на хлипкую сетку забора, всего лишь пару минут назад казавшуюся неприступной.

- Отвечаешь за свои слова? - пробасил Герб. Ни капли угрозы в голосе, лишь интерес в голосе. Дождавшись ответной усмешки противника, протянул бутылку: - докажи.

- Сначала ты, - крепыш не соизволил даже взгляда не опустить.

Авосян молча отвинтил крышку и не выдыхая, сделал глубокий глоток, затем еще один и еще. Кадык мерно дергался, проталкивая с утробным звуком очередную порцию огненной жидкости. После третьего глотка Герберт остановился и медленно опустил бутылку. Зажмурился, постоял так с секунду, крякнул и слегка покачнувшись, наклонился, что зачерпнуть ладонью щедрую порцию снега. Вновь зажмурился, как разомлевший от солнца кот и не раздумывая поднес ко рту руку. Кажется, я услышал, как хрустит замерзшая вода на зубах великана.

В полной тишине початая бутылка перекочевала с одной стороны забора на другую. Сержант долго раздумывать не стал: запрокинул голову и совершил следом три могучих глотка. Вместе с кадыком заходили ходуном мышцы могучей шеи. Отстранившись от горлышка, он не стал повторять трюк со снегом. Размашистым жестом вытер влагу с губ и уставился на Авосяна. Глаза крепыша, и без того бывшие слегка на выкате, теперь грозили вылезти из орбит и полопаться, а некогда молочного цвета белки пошли красными прожилками.

Следом пришла очередь Феликса. Парень решил не ударить в грязь лицом и повторить подвиг товарища. Вновь последовала запрокинутая голова, глоток, затем дрогнувший второй, отчего тонкие ручейки жидкости с уголка губ потекли за шиворот, и завершающий третий, отчаянный и булькающий. Парень едва не захлебнулся, судорожно дернулся и согнулся по полам, сдерживая то ли кашель, то ли рвотные позывы. Постоял так, опираясь на колени, после чего выпрямился и обвел всех слегка осоловелым взглядом.

- Не в то горло попало, - известил он сиплым голосом и передал мне бутылку. Сам же, ни говоря ни слова, плашмя рухнул в снег.

Я посмотрел на практически пустую бутылку, где содержимое едва на донышке плескалось. Как раз на глоток, а большего и не надо. Соревноваться в выпивке с ребятами, живой массой за сто килограммов, дураков не было, разве что отдыхающий на снегу Феликс.

Собравшись с духом, осушил бутылку до дна. Настойка огнем обожгла пищевод, комом бухнула в желудок, а уже оттуда приятным теплом разошлась по организму. Передержал дед перцовочку, явно передержал или черного горошка сыпанул больше положенного. На глазах аж слезы выступили.

- Будет еще, приноси, - буркнул сержант и спрятал вторую бутылку за пазуху. Подошел к Феликсу и крякнув от напряжения, взвалил тело павшего товарища на плечи.

Мы некоторое время наблюдали за тем, как кряжистая фигура, тяжело переступая с ноги на ногу, медленно бредет к темному пятну здания, оставляя за собой глубокую траншею в снегу.

- Даже спасибо не сказали, - разочарованно протянул я, ощущая во рту резкий спиртовой привкус.

- Кирпичи одним словом, что с них взять, - Авосян шмыгнул носом и добавил неловко: - ты это, умельцу своему передай, что бы очищал лучше. Сивушные масла - душа любого крепкого напитка, но не в таком же количестве.

Я вспомнил подслеповатого деда фронтовика и его историю про трофейные немецкие сапоги, снятые с раздутого трупа путем отсечения конечностей. Отрубить ноги было полбеды, надо было еще выварить оставшееся внутри мясо и дочиста выскоблить мертвую плоть. На возмущенные возгласы отдельных слушателей старик непременно заявлял:

- Обувка на войне первое дело. У Витьки моего ботинки прямо на глазах сгорают, почитай кажный год новую пару покупаем. Это в мирное время, а мне исчо до Берлина скока топать было, - потом замолкал на полуслове и добавлял, глядя на деревянную ногу, - не дошел ведь, вон оно как вышло.

И вот как такому деду рассказывать о доли сивухе в самогоне? Нет уж, увольте, пусть кто-нибудь другой учит старшее поколение жизни.

Дорога обратно прошла на удивление легко: то ли дующий в спину ветер был подмогой, то ли алкоголь тому поспособствовал, вначале разогрев нас, а под конец и вовсе развязав языки. Особенно разоткровенничался Герберт, припоминая дневное происшествие.

- Боюсь я ее порою. Милое создание, мошки на окне не обидит, но стоит перейти черту, нанести ей обиду, как злой дух просыпается внутри. И ведь говорит такие вещи, слышать которые обиднее всего. Словно в душу тебе заглядывает.

Странно, но на языке космо не было понятия «душа». Его заменяли такие слова, как кишки или внутренности, из-за чего дословный перевод на русский звучал отчетом патологоанатома.

- И виной всему Петр Воронов, - произнес я тоном занудного профессора.

- А кто же еще? Обидел девушку, теперь пожинай плоды.

- Так Лиана не мне мстит, а Ловинс. Она-то здесь причем?

Авосян резко остановился, так что я едва не уткнулся в его широкую спину.

- Ты или дурак, или прикидываешься, - повернул он ко мне запорошенное снегом лицо. – Объяснять тебе элементарные вещи не собираюсь, для основ женской психологии у нас вон, Валицкая есть. Меня другое волнует, малышку теперь не остановить. Пока кубок мести до дна не заставит испить, не успокоится.

- Может мне поговорить с ней?

- Не вздумай даже, - великан насупил мохнатые брови. – Это тебе не с МакСтоуном языками чесать, тут деликатность нужна и тонкость, которой у тебя нету. Даже Ли не рискует встревать, хотя на что баба умная… Может потому и не вмешивается. Будем надеяться, что Анастасия Львовна успокоит малышку, - великан задрал голову и посмотрел в серую хмарь неба. – Еще и день сегодня хреновый.

Авосян, как в воду глядел. На подходе к казарме мы услышали подозрительный шум. Входная дверь была нараспашку, запуская стылый воздух внутрь помещения. Из коридора доносился звук падающих предметов, спор явно проходил на повышенных тонах.

- Нас спалили. Слышишь, кричат? - выдал великан свои опасения. Последние пять минут он только и говорил, как огребет за очередное потребление горячительного.

- Быть того не может, - я взялся за ручку приоткрытой двери и почувствовал, как она опускается вниз помимо воли. Рука ощутила толчок, а металлический лист начал стремительно приближаться к глазам. Мне бы отойти в сторону или плечо подставить, дабы не получить дверью по лбу. Но нет, я не нашел ничего лучшего, как отпрыгнуть назад. Вернее, попытаться это сделать, поскольку поехала толчковая нога, да и сам прыжок, признаться, вышел неважным. Тело взмыло в воздух и мягко приземлилось в ближайшем сугробе.

В снегу было на редкость тепло и уютно. Над головой мерцали точки первых звезд, проступивших на фоне быстро темнеющего неба. «Надо же, снег закончился», - пришла в хмельную голову несвоевременная мысль.

- Выметайся на свежий воздух, мы устали от твоей истерики, - из распахнутой двери показалась Джанет Ли. Она вышла наружу и грациозно замерла на крыльце, уперев руки в боки.

- И не подумаю, - был ответом глухой голос Вейзера из коридора. - Пусть убирается эта шлюха с милым Валентино, пока я обоих не порешил.

Тут старшая по группе заметила возвышающуюся за спиной фигуру великана и подозрительно повела носом. Почуяв неладное, Авосян невольно вытянулся и насупил брови, пытаясь придать лицу серьезности. Куда там, довольная физиономия проступала сквозь любую маску.

- Опять тепленький, - с каким-то глухим отчаяньем в голосе произнесла Джанет, - удивительно, что не в одних трусах. Дурдом, а не академия. И этот туда же, - взгляд старшей по группе нашел мое распростертое тело. – Воронов, хватит валятся в снегу и притворятся поленом, я тебя все равно вижу. Руки в ноги, и бегом в казарму, что бы даже запаха вашего на крыльце не было через минуту. Честное слово, не до вас сейчас.

- Благодетельница вы наша, - довольный тем, что гроза миновала, Авосян подошел ко мне и одним рывком привел в вертикальное положение. – Всегда и всем говорю, если бы не милая Джанет, нахлебались бы горя досыта. Словно дети неразумные шкодим, хулиганим напропалую, а она присматривает за нами, родительница наша, не дает большой беде случиться. И ведь добра оного не ценим, продолжаем куролесить днями напролет. А все от чего происходит, от глупости нашей, от энергии неуемной.

Звучала речь несколько странно, так что встроенный в сознание космо пару раз выдавал непереводимый бред. В подвыпившем Герберте проснулся потомственный аристократ, язык которого отличался несколько большими изысками и заворотами. Интересно, а в быту они столь же велеречивы или начинают петь павлинами, только когда припекает?

Заканчивал Авосян свой великолепный монолог в коридоре. Бас раскатистым эхом звучал под сводами казармы, проникая в самые дальние углы и закоулки.

До чего же здесь мрачно, вечно они свет экономят. В сумраке я различил одинокую фигур, стоящую на пути, и преграждающую вход в зал.

Вейзер, а это был именно он, вместо дружеского приветствия схватил меня за грудки и с силой затряс.

- Скажи, ты с ней тоже спал? - хрипел он, вглядываясь мокрыми от слез глазами в мое лицо. – Как и твой дружок МакСтоун?

- С кем? – опешил я от такой встречи. Только сейчас до сознания, урывками и с разной скоростью, стала доходить информация о происходящем конфликте. Взъерошенный и весь какой-то трясущийся Вейзер, столпившиеся в зале курсанты, из-за спин которых выглядывал давнишний знакомец по паучку - Фред Валентино, и наконец Марго, странно ссутулившаяся и поникшая. Девушка стояла в конце коридора, в самом темном его закоулке, словно прячась от посторонних глаз.

- Петька единственный кристальной души человек, который с ней…, - поняв, что говорит не то, Авосян заткнулся, но было уже поздно.

Вейзер переключился на него, с трудом дотянулся до лацканов форменного пальто и начал пытаться трясти. Разумеется, великан даже не колыхнулся, с вселенской печалью во взгляде наблюдая за копошением внизу.

- И ты, ты тоже с ней спал? – надрываясь во весь голос причитал Николас.

- Вейзер, хорош ломать комедию, - гнусаво протянул из-за спин ребят Фред. - Становится скучно. Об этом знали многие, и многие к ней ходили. К чему такие драмы разыгрывать, с криками и дракой. Не собирался же ты на ней жениться, в самом деле.

- Вам всем смешно, я понял, - Николас наконец отпустил великана, и пробежался затравленным взглядом по нашим лицам. – Все это время смеялись за моей спиной: Вейзер такой осел, настолько глупый, что даже не замечает, что под носом твориться. Так ведь все было, так? Фредди, ну что же ты замолчал, скажи что-нибудь смешное, ты же у нас такой забавный. Ну же, давай, пошути.

- Да пошел ты, - буркнул в ответ Валентино.

- Я-то пойду, - неожиданно мягким, и от того необычайно жутким голосом, пообещал Вейзер, - только перед этим отрежу причиндалы одному козлу.

В руках парня блеснуло лезвие ножа, а спустя мгновение зал наполнился визгом. Больше всех верещал Луцик, неожиданно оказавшийся на пути острия. Вейзер двигался быстрым шагом к выбранной жертве, вытянув перед собой руку с холодной сталью, словно то был не нож, а длинная пика. Так бы и насадил на острие мечущегося Витора, потерявшего всякий рассудок от страха, не окажись поблизости МакСтоун. Том раньше других сбросил с себя оцепенение, сгруппировался и одним броском атаковал Вейзера. Парни живым клубком покатились по полу, а выпавшее из рук лезвие жалобно звякнуло под ногами визжащего Луцика.

- Бей его, - заорал Валентино и первым бросился к сцепившимся противникам. На ходу размахнулся и от души пнул по ребрам, то ли Тома, то ли Николаса, поди разбери в такой куче-мале. Второй раз пнуть Фреду не дали – Мэдфорд схватил его за шиворот и потащил к барной стойке.

- Разнимете же их, - закричал женский голос. И Соми тут же последовал просьбе, прыгнув немалым весом в общую кучу. Не удивлюсь, если самые серьезные ушибы и переломы будут получены после такого вот вмешательства, причем самим Соми. Единственного, чего добился толстяк – внес еще больше сумятицы и неразберихи.

- Дети малые, - вздохнул Герберт и двинулся к эпицентру событий. Я последовал было за ним, но неожиданный толчок в бок помешал осуществлению плана. Был он не сильный, в другой раз бы и не заметил, но сегодня карликовая звезда прибывала в пятом доме. Или виной всему алкоголь? Упал, причем сделал это крайне неудачно, с размахом приложившись об пол затылком. Удар наполнил голову тошнотворным звоном, наполнившим пищевод. Такое неприятное и такое знакомое чувство.

Не знаю сколько пролежал так - скрюченным, в позе зародыша, подавляя накатывающие волнами рвотные позывы. Перед глазами лежала крошка, подрагивающая от прерывистого дыхания. Дрожала, колыхалась, но не двигалась ни на йоту, крепко вцепившись краями в серого цвета линолеум. Набрать бы воздуха и дунуть на нее, что есть мочи, а следом… излить содержимое желудка. Последний фактор и останавливал от необдуманного поступка, заставляя до бесконечности созерцать опротивевшую крошку.

Я знал источник происхождения мусора. Толстяк любил расхаживать по казарме с многоэтажными бутербродами, от которых не то что кусочки хлеба, пласты ветчины на пол валились. Занять бы Соми трудотерапией, всучив в руки тряпку со шваброй.

- Воронов, вставай. Ты же не думаешь, что я тебя потащу, - голос принадлежал старшей по группе.

Говорить было больно, поэтому я пробормотал:

- Немного полежу и уйду.

Тошнота стала подкатывать такими волнами, что думалось только об одном: скорее бы Джанет свалила. Меньше всего хотелось испортить линолеумом в присутствии этой дамы. Будет потом припоминать случай с рвотой при каждом удобном и неудобном случае.

- Дмитрий, помоги ему подняться. Теперь в нашей казарме два алкоголика.

Я прохрипел, не в силах выразить протест иначе.

- Не дергайся, Воронов, мне тоже не доставляет удовольствия таскать твою пьяную тушу, - после сказанных слов меня крепко схватили за плечи и попытались приподнять. – От тебя паленым спиртом несет за милю. Какую гадость вы пили, хотелось бы знать? Вот дерьмо… Ли, у него вся башка в крови, - заорал вдруг Леженец.

Зря он это сделал. Меня стошнило прямо на его начищенные до блеска ботинка, остальное размазалось по форменным брюкам. Выругавшись, он отпустил мои плечи и на всякий случай отошел подальше. А у меня перед глазами вновь возникла крошка, чудом избежавшая участи ботинок Леженца. Столь же мелкая и столь же противная.

По голове, разламывающейся от боли, осторожно забегали пальцы. Холодная ладонь заботливо легла на лоб.

- Фред, беги за доктором. Он сейчас перевязку делает МакСтоуну в третьей комнате. Возвращайся и прихвати еще одного парня покрепче, только умоляю, не трогай Авосяна.

Удивительно дело, но узкая ладонь на лбу обладала целительной силой, успокаивала, позволяя погрузиться в легкое забытье. Хотелось попросить Джанет не уходить, посидеть со мной еще чуточку. Вместо этого я прошептал:

- Что с парнями?

- С парнями полный порядок. Отделались легкими ушибами и ссадинами, - я почувствовал, как она аккуратно поправила мои волосы на затылке. – Любишь ты, Воронов, калечить себя. Как тебя угораздило так упасть?

- Не знаю.

Не хотелось упоминать Марго. Девушке и так сейчас было не легко. А ведь именно она ринулась разнимать драку вслед за Авосяном, лишь слегка подвинув меня в сторону. Кто же знал, что Воронов окажется таким раззявой.

Джанет продолжала говорить, но я уже не слушал. Тембр ее голоса успокаивал, позволяя наконец сознанию покинуть тонкую грань между реальностью и забытьем. И чудилось мне, что проплывают в вышине кучерявые облака, медленно и величаво, отбрасывая тени на сочный травяной настил. Пахло весенним лугом, необычайно свежо и насыщенно, щекоча ноздри пряным ароматом соцветий. Хотелось дышать глубоко, полной грудью, нежась под лучами забытого летнего солнца. Как же моя кожа соскучилась по теплу за время осенней хмари. Закрыл глаза, но вместо стрекота кузнечиков услышал…

- Мало ли, что вы решили, молодая леди. Человек пятнадцать минут лежит в коридоре, и никто не подошел и не поинтересовался, нужна ли ему помощь. Ваша работа, как старшей по группе, достойна самых нелестных отзывов в связи с этим прискорбным фактом. Что значит пьяный? Алкоголя в крови пациента недостаточно, чтобы послужить причиной падения, а тем более вызвать рвотные реакции, - скрипел голос дока Луи из небытия. Я разлепил веки и с трудом смог сфокусировать плывущий взгляд все на той же клятой крошке.

- Он пришел в себя, доктор, - послышался голос Джанет, звучавший словно с потолка.

- Не знаю, молодой человек, дотяните ли вы такими темпами до конца обучения, - я не видел дока, скорее чувствовал его взгляд. – И как вас снова угораздило влипнуть в неприятную ситуацию?

- Все очень просто, док… Карликовая звезда в пятом доме.

На больничной койке я провалялся не больше суток. После положенных медицинских процедур утром следующего дня ощущал себя великолепно, готовый к новым подвигам и свершениям. Доктор проведенным осмотром остался удовлетворен, но выписывать не торопился во избежание. Чего именно, так и осталось тайной за семью печатями. Однако уже вечером Луи велел собирать вещи и отправляться обратно в казарму.

- Какие вещи, док? – изумился я. – У меня кроме штанов и рубашки нет ничего.

- Голову прихватите, молодой человек, го-ло-ву. Судя по тому, как вы с ней обращаетесь, она для вас вещь, не более того.

- Док, ну сколько можно говорить об одном и том же.

- Столько, сколько нужно, - Луи склонил голову и посмотрел на меня строгим взглядом исподлобья. – Запомните это раз и навсегда: биологическая инженерия развитых миров способна заменить любую часть тела кроме одной единственной, находящейся внутри черепной коробки. Кусочки нейронной сети легко потерять и невозможно восстановить. Что за скептицизм в глазах, молодой человек?

- Док, я видел картинки в учебниках. Ученые давно научились выращивать мозги в пробирках.

- Да-с, а позвольте узнать, кто же у вас преподает курс медицины? - доктор неожиданно перешел на русский язык.

- У нас как бы нет такого курса. В рамках ознакомления с общей истории Клод Труне рассказывал…

- Труне значит, - перебил меня старик и недовольно поджал губы, – человек столь же далекий от медицины, как и вы. Впрочем, теперь я не удивлен глубине ваших познаний. Да-с, нисколечко не удивлен. От себя лишь могу рекомендовать к самостоятельному изучению труды профессора Вазицкого. Знаете ли, способствует расширению кругозора и при должном усердии поможет сформировать новые нейронные связи. Да-с, непременно поможет заместо отбитых.

На том и попрощались. Док остался править в царстве шприцов и пробирок, я же отправился в казармы, где меня дожидалась Джанет.

- Никаких больше карт, - с порога обрадовала старшая по группе. – Можешь не искать свои разукрашенные картонки, они изъяты согласно распоряжению.

- Какому-такому распоряжению? – не понял я.

- Воронов, ты головой ударился? Хотя да, о чем это я. - Джанет ткнула себя в грудь пальцем и нарочито медленно произнесла: - колода изъята согласно моему личному распоряжению. Дисциплина была единственной причиной, почему курсантом дозволялось играть в карты. Герберт бросил пить, вы с МакСтоуном перестали куролесить и даже Маргарет забросила свои похождения. Но как показала практика, эффект оказался кратковременным.

- Странная причинно-следственная связь, - удивился я. – Играли бы мы вчера в карты, ничего бы не случилось.

- Ты хочешь оспорить распоряжение старшей по группе?

Так и подмывало сказать, что хочу. Но я уже знал на примере МакСтоуна, чем заканчиваются подобные подвиги. Том потратил несколько часов на заполнение всех официальных форм, где самым тщательным образом изложил с чем именно и почему не согласен. Спустя месяц его вызвали на ковер в учебную комиссию и столь же подробно объяснили, почему он не прав и куда следует засунуть собственное мнение, если таковое появится в следующий раз.

- Разрешите идти, старшая по группе, - вытянулся я во фрунт и глазами записного служаки преданно уставился девушке в глаза.

- Воронов, не паясничай, - неожиданно усталым голосом произнесла она. – Мне нужно с тобою поговорить и наш разговор желательно не откладывать в долгий ящик (на языке космо прозвучало, как не тянуть до второго заката). Ты свободен сейчас?

Мы прошли в комнату Джанет и разместились по разные стороны стола. Помнится я однажды бывал в этом помещении, но повод для изучения обстановки был крайне неудобный. Тогда мы с МакСтоуном с трудом дотащили пьяную Маргарет до койки. Были крайне злыми и уставшими, чтобы замечать что-то помимо собственных эмоций. Как же давно это было, кажется, многие годы назад, столько всего с тех пор произошло.

Первое, на что обратил внимание, едва пересек порог - запах. В воздухе витал аромат девичьей комнаты, такой, которым он и должен был быть в мужском представлении. Пахло парфюмом и туалетными принадлежностями: всевозможными кремами, фруктовым мылом, пудреницами, шмудреницами, прочими мелочами, о назначении которых можно было только догадываться. Мой сосед тоже не гнушался использовать оружие из женского арсенала, чего стоил один лак для ногтей. Однако это не шло ни в какое сравнение с многообразием палитры местных ароматов.

Второе, что удивило – обстановка. Не знай я заранее, где кровать веселой Марго, а где строгой Джанет, легко смог бы ошибиться. Плюшевая игрушка в виде кошки украшала место старшей по группе. Именно на ее прикроватной тумбочке стоял небольшой горшочек с цветком, а на стене висел плакат с фруктовым садом. У Маргарет же кроме пары цветастых журналов на покрывале и не было ничего. Разве что маленькая статуэтка девочки на столе, но что-то мне подсказывало, что и здесь не обошлось без Джанет.

Было и третье, и четвертое, и пятое, скрытое в мелочах и обнаруживаемое только при более длительном осмотре. Чего стоило аккуратно развешанная одежда на половине Ли и розовые трусики на стороне Марго, брошенные поверх модных журналов. Кстати, их Джанет сразу убрала, стоило мне войти в комнату. Чего я там не видел. Вернее, видел и само белье и то, что оно скрывало.

- Просьба моя будет носить частный характер, - начала говорить Джанет. – Разумеется, руководство в курсе возникшей проблемы, держит ситуацию под контролем, но официального участия в ее разрешение принимать не будет. Об этом я обязана тебя уведомить. Дальше речь пойдет о нашей однокурснице Екатерине Ловинс, вернее о ее пропаже со вчерашнего дня. После известных тебе событий она заказала частный транспорт и покинула пределы нулевого мира. С курсантами или представителями учебного персонала, девушка не общалась, с родственниками на связь не выходила. Нам удалось узнать конечный пункт назначения – город Альдан, столица западного побережья в родном мире Ловинс. А точнее, район Монарто, весьма популярное место среди представителей местной богемы. Найти ее там не составит особого труда, но для этого мне понадобится помощь двух человек. Первой будет Альсон, как первопричина возникновения конфликтной ситуации. В случае тяжелого разговора ее присутствие сможет сыграть ключевую роль. Так считает Анастасия Львовна, так считаю и я. Вторым человеком в нашей компании должен стать ты. Сразу скажу, что выступаю категорически против твоего участия в данной поездке. Не понимаю причины, по которым госпожа Валицая и Альсон настояли на твоем участии. Сама Екатерина относится к тебе, мягко говоря, прохладно.

От сказанных слов внутри неприятно кольнуло. Улыбайся, Воронов, улыбайся.

- Наши чувства взаимны, - выдавил я сквозь натянутые губы.

- Раньше я не замечала вещей, которые могли бы вас связывать, - произнесла Джанет и вдруг резко остановилась, изучая меня долгим внимательным взглядом. Эти ведьмины глаза, так хорошо знакомые по игре, парализующие и затягивающие. Внутри стало нарастать неприятное чувство, тот самый водоворот, после которого даже пальцем не шевельнуть на спусковом крючке. Миг и все резко прекратилось, а Джанет продолжила говорить, как ни в чем не бывало: - но теперь я сомневаюсь в собственных выводах. Ты каким-то образом вовлечен в эти события и поверь, Воронов, рано или поздно я докопаюсь до истины. Тогда у нас будет другой разговор.

- Закончила с угрозами?

- Это была констатация факта. Ладно, теперь перейдем к дальнейшим действиям. Существует два места…

- Стоп, стоп, - поднял я ладони, пытаясь жестами остановить набравшую ход собеседницу, – а мое согласие на участие в вашей… операции кого-нибудь интересует?

- Ты против?

- Нет, но…

- Тогда не трать драгоценное время. Так вот, существует два места, куда Катерина могла отправиться: первое – музей современного искусства Клико…

Музей в моем представлении являлся местом наискучнейшим. Этакое обветшалое здание, с побитым временем фасадом и толпами вечно галдящих школьников, радующихся лишней возможности пропустить урок. На входе непременно должна сидеть бабуля, объединяющая в одном лице кассира и вахтера. Упаси тебя вселенная, начать бегать или шуметь в ее присутствии. Для этого существовали залы с ценными экспонатами и куда менее строгими экскурсоводами. Или небольшие комнаты со всякими древними мелочами, смотреть которые устаешь на первой минуте.

Другое дело музей иномирья. Признаться, внешний вид здания внушал некоторые опасения. Этакое старинное трехэтажное здание с высокими колоннами и большими окнами-витражами. Я начал зевать еще на гранитных ступеньках, ведущих в гостеприимно распахнутые двери. Однако стоило попасть внутрь, и скука мигом испарилась.

Бесконечное пространство яркого белого цвета в одном месте, и вязкого темного, с редкими вкраплением тусклых огоньков, в другом. Испытываешь странные ощущения, переходя от одной экспозиции к другой, словно находишься внутри детского калейдоскопа. Мир вокруг то сужался до небольшого светлого пятнышка, окруженного чернотой, то разрастался до величественной залы с бесконечно высокими сводами, удивительно прозрачными и чистыми. Эффект синего неба над головой восхищал и пугал одновременно. Казалось, еще чуть-чуть, еще немного, и лишенная всяческой поддержки небесная твердь рухнет прямо на голову. Отчего хотелось спрятаться под защитой первой же статуи. Хотя нет, вру, прежде к статуе стоило присмотреться. А то была здесь одна, больше похожая на чучело птицы со вспоротым животом и выпущенными наружу кишками.

- Эта инсталляция символизирует вымирание животных редких видов. Она заставляет задуматься о губительных последствиях человеческой жизнедеятельности, как для отдельных экосистем, так и для планеты в целом, - пояснила мне Лиана, неожиданно возникшая рядом.

- Не знаю, - ответил я с сомнением, – по мне так живодерство чистой воды. И люди приходят сюда, что полюбоваться выпотрошенной птицей?

- Искусство призвано не только радовать глаза. Благодаря ему мы размышляем о важных вещах, таких как любовь и смерть.

Спорить с представительницей более высокоразвитой цивилизации я не стал. В конце концов им виднее, что есть искусство, а что фантазии больного сознания. Тем более, что в музее наличествовали и куда более приятные экспонаты. Например, обнаженная женщина, сидящая в крайне соблазнительной позе с широко разведенными ногами. Части ее тела были выполнены на редкость детализировано, со всеми анатомическими подробностями, отчего в голову закрадывалась мысль: «не живой ли человек передо мною». Каждая складочка была на своем месте, каждый пупырышек, и даже раздражение на выбритом лобке присутствовало.

- Воронов, и почему я не удивлена, - раздался за спиной голос Джанет.

- Между прочим это инсталляция, - повторил я недавно выученное слово.

- И о чем нам говорит эта инсталляция?

- О женщине и…, - хотел сказать «о ее необычайно богатом внутреннем мире», но вовремя остановился. Сказанная, меж раздвинутых ног, фраза приобретала пошловатой оттенок, и больше походила на старый и не смешной анекдот. Поэтому, не найдя ничего лучшего, добавил: - просто о женщине.

Джанет лишь презрительно сморщилась. То же мне, ценительница высокого искусства. Оно на то и высокое, что каждый видит в меру собственного понимания.

Мысль мою неожиданно развил сухопарый мужчина, возникший рядом, когда я изучал скопление разноцветных многоугольников.

- Простите за назойливость, молодой человек, но позвольте узнать, что же вас так заинтересовало в данной картине. Я уже десять минут наблюдаю за вами. Вы буквально пожираете глазами сие скромное произведение.

Сказать ему, что я пытался подслушать разговор Джанет Ли с пожилой дамой, а сие скромное произведение расположено к ним ближе всего? Вместо этого я поднес пальцы к подбородку и задумчиво произнес:

- Ничего страшного, вы нисколько не мешаете. Что же касается вашего вопроса… Знаете, это картина навивает весьма нежные и в то же время грустные переживания, которые я испытал, созерцая первый закат в ином мире. Расставание с родным домом далось непросто, с другой стороны, я был переполнен ожиданиями, связанными с переездом.

- Потрясающе, - в каком-то исступленном волнение произнес мужчина. – Я писал эту картину, потеряв прежнюю любовь. Стоял на балконе, любовался кровавым закатом и верил, понимаете, верил и надеялся, что не все еще потерянно в жизни. Странный коктейль из горечи расставания и сладостной надежды на губах. Как вы смогли это прочувствовать?

Я лишь скромно потупил взгляд.

- О, да чего же слепы порою коллеги. Знаете, как они называли сие творение? Структура, потерявшая суть. Нет, вы представляете? Потерявшая суть! Оказывается, я слишком увлекся, стирая границы между пространством и формами. Глупцы, этих границ и не существовало вовсе, только чувства, только переживания, обнаженные и без прикрас.

- Воронов, нам пора, - рядом возникла Джанет. Заметив нахмурившееся лицо художника, она поторопилась добавить: - прошу прощения, маэстро, у нашей службы свои законы.

- Так вы и есть та самая настойчивая леди из службы безопасности, что разыскивает подругу? - складки на лице творца немного разгладились. – Значит и вы тоже… Что ж, позвольте выразить свое искреннее соболезнование, молодой человек. Эта работа убьет вас. Убьет все то живое и открытое миру, что несомненно сидит внутри вас. Нельзя губить столь драгоценный дар чувственности в мрачных казематах службистов. Поверьте мне, молодой человек, легко потерять себя, идя наперекор предназначению. А найти потом… увы, такое порою не по силам даже лучшим из нас.

- Благодарю за добрые слова и наставление маэстро, - я склонил голову, ощущая, как пальцы Джанет тянут меня за майку прочь.

- Секундочку, - мужчина необычайно ловко для своего возраста прыгнул к картине и одним движением снял ее со стены. – Она всегда была лишь насмешкой в устах злопыхателей, - необычайная тоска зазвучала в голосе маэстро. – В вашем лице она приобретет настоящего ценителя, того единственного, которого она заслуживает. Так что сделайте мне одолжение, примите сей скромный дар.

- Оставила одного всего лишь на несколько минут, - кипела от ярости Джанет. – Альсон, где ты была? Я же просила присматривать за Вороновым.

- Прости, - тихо произнесла малышка, едва поспевая за нашим скорым шагом. Мы буквально бежали по булыжной мостовой, так что девушке с ее невысоким ростом приходилось тяжело.

- Картину еще эту у художника забрал, - продолжала распекать меня старшая по группе.

Не забрал, а подарили. Говорить об этом Джанет в ее теперешнем состоянии было бесполезно, да она сама все видела и слышала. Девушка просто выпускала пар, я же благоразумно помалкивал, стараясь не уронить тяжелую картину. В массивной раме произведение искусства весило килограммов десять, если не больше. Благо, маэстро заранее побеспокоился о переноске собственного творения, упаковав и снабдив его специальными ручками.

- Теперь таскай ее по городу, - Джанет и не думала успокаиваться. – Такси брать не будем, пешком прогуляемся. Здесь идти всего ничего, пешком за тридцать минут управимся. Ты же хотел ознакомиться с городами иномирья?

Хотел, да еще как. Мое воображение рисовало футуристическую картину громадного мегаполиса с высотными шпилями зданий, в тысячу, нет, в десятки тысяч этажей, покрытых многочисленными прогулочными площадками с зеленью парков и каскадом искрящихся фонтанов. С летных площадок то и дело взмывали в воздух причудливой формы флаеры, иногда похожие на стремительные серебристые пули, а порою на двухэтажные лондонские автобусы, непременно красные, с цветастой рекламой на борту. Они встраивались в плотный воздушный трафик, уходящий бесконечно далеко, за видимую линию горизонта. Чуть выше парили громадные туши дирижаблей, величественные и не торопливые, в отличие от вечно снующей мелюзги внизу. Небесные гиганты знали себе цену и соревновались разве что с облаками белоснежностью выпуклых боков. В гондолах, напоминающих многопалубные круизные лайнеры, играла музыка, звучал смех, а столпившиеся на обзорной площадке пассажиры любовались красивыми пейзажами. Наиболее отчаянные из них, под крики и улюлюканье товарищей, перевешивались через перила, что бы увидеть внизу… А что они там могли увидеть, в далеком низу, на земле, лишенной солнца массивами небоскребов и бесконечным трафиком над головой?

Об этом футуристические картинки в журналах умалчивали, рисуя город мечты исключительно по пояс. Что там ниже, додумывайте сами, ибо зрелище выходило непристойное, в приличных изданиях не публикуемое.

Я готов был увидеть и то, что выше и то, что ниже, без прикрас и цензуры, но столкнулся с неожиданным препятствием: города не было. Того громадного мегаполиса, подпирающего шпилями небосвод, не существовало. Вместо него мне подсунули небольшие уютные улочки, украшенные цветами и кустарниками. Самое высокое здание насчитывало всего четыре этажа! Да в моем родном захолустье панельные трущобы были куда выше, чем эти домишки из развитого мира. Где масштаб, где величие?

- Небоскребы? – Альсон казалась озадачена моим вопросом. – Это если только в деловом центре, но их высота точно не достигает тысячи этажей. Мы можем проверить.

Она достала из сумочки странное прямоугольное зеркальце, провела ладошкой над темной поверхностью и о чудо, предмет из женского гардероба оказался электронным девайсом. На экране замелькали картинки, едва поспевая за быстрым танцем маленьких пальчиков.

- Самое высокое здание расположено в деловом районе и насчитывает, - вновь стремительное движение пальцем, - четыреста девятнадцать этажей.

Я разочарованно вздохнул. Нет, район Монарто выглядел симпатично. Более того, он мне нравился своей непередаваемой атмосферой уюта. Именно так должно выглядеть место, в котором всей семьей выходишь на прогулку, под ручку с вечно молодой женой, а вокруг вас крутятся неугомонные дети. Здороваешься с соседями, улыбаешься встречным прохожим и дышишь безумно аппетитным запахом свежеиспеченного хлеба и корицы. Слишком мило и уютно для места, где никогда не жить.

М-да, а так мечталось увидеть масштабы. Где горные вершины домов, где туши проплывающих в небе дирижаблей, где в конце концов летающие автобусы?

- Что это за предмет? – я кивнул на девайс в руках девушки, ошибочно принятый за зеркальце. – Электронный справочник?

- Телефон, - легко и просто ответила девушка.

- Что? По нему можно звонить?

- И звонить, и фотографировать и фильмы смотреть, - Лиана явно получала удовольствие от испытываемых мною эмоций.

- А как же, а где кнопки? – задал я вопрос и сам мысленно ответил на него. Мне удалось подсмотреть изображение клавиатуры внизу экрана.

- Все здесь, - девушка подтвердила мои догадки продемонстрировав оживший монитор чудо-девайса.

- А он может как пейджер, ну там текстовые послания принимать? - зачем спросил, сам не понял.

- Не знаю, что такое пейджер, - задумчиво сказала Альсон, - но сообщения он принимать может, как и отправлять. А разве в вашем мире нет таких телефонов?

Я вспомнил вечную красную вертушку в прихожей, только недавно замененную на базу с трубкой, и отрицательно покачал головой. Были еще спутниковые телефоны, доступные для узких слоев населения. Мы даже ходили с Витьком посмотреть на новинки в магазине.

- Как вы без них обходитесь? – пришла пора удивляться девушке.

Ответить мне помешал резкий окрик Джанет:

- Хватит болтать, не отставайте. Плететесь, как туристы на прогулке. Что, Воронов, тяжела ноша искусства?

Тащить на себе картину порядком надоело, а еще больше достали вечные подколы со стороны старшей по группе. Я подошел к углу дома и аккуратно прислонил подарок к кирпичной стене. Может быть найдется в небольшом городке истинный ценитель высокого искусства.

- Я бы на твоем месте не стала этого делать, - в своей привычной тихой манере произнесла Альсон. – Это картина стоит миллионы.

Я молча развернулся и забрал вмиг полегчавшую ношу.

- С чего ты взяла? – заметный скепсис сквозил в голосе Джанет. – Конечно, музей Клико славится своими выставками, но что бы миллионы.

- Это был маэстро Дэрнулуа, а на плече Петра картина из его раннего творчества, - все так же тихо и скромно поведала малышка Альсон.

- Великий художник, - подтвердил я, поудобнее устраивая ремешки подарка на плече.

До места назначения шли добрых пятнадцать минут. Джанет глубоко заблуждалась, рассчитывая наказать меня пешей прогулкой. Разве что малышка Альсон устала, постоянно пытаясь нагнать длинноногих сокурсников. Я же наслаждался приятной тяжестью на плече и любовался весною. Солнце грело макушку, а легкий ветерок приятно ласкал кожу под футболкой. Вселенная, до чего же я соскучился по теплым денькам.

А тут еще девчонки радовали глаз, в кои-то веки избавившись от скучной униформы. Джанет надела легкий жакет поверх светло-розового топика, обнажив идеально плоский живот. Подобранная в цвет юбка доходила до середины бедра, открывая любопытствующим взглядам виды на прекрасные фигуристые ножки. И то был не природный рельеф, а точеные мышцы, умело маскирующиеся под изгибы женского тела. Я видел, на что были способны эти конечности, стоило их обладательнице выйти на татами.

В отличие от Джанет Лиана была одета в легкий летний сарафанчик, со скромным орнаментом в виде цветков. Ребенок на прогулке, не иначе. Еще эта ее походка, местами веселая и подпрыгивающая, а местами забавная и семенящая, особенно когда приходилось догонять несущуюся вперед Ли. Вот что значит заменить неудобные каблуки на открытые босоножки с разноцветными ремешками завязок на щиколотках. Украшения в виде бабочек только усиливали эффект порхания. Малышка Альсон, наша малышка Альсон, вечно тихая и скромная вмиг превратилась в воздушную фею местных улочек. И если бы не безумная спешка со стороны Джанет, девочка перелетала бы с газона на газон, радуя встречных прохожих одним своим видом.

Я даже забыл, насколько злой и жестокой может быть сие милое создание. Не верилось, что пару дней назад это чудо буквально растоптало соседку по комнате, вскрыв грудную клетку и вытащив наружу потаенные комплексы.

- Пришли, - Джанет резко остановилась перед двухэтажным кирпичным зданием, так что я, задумавшись о демонах малышки Альсон, едва не сбил старшую по группе. Маленькие пальчики перехватили запястье и неожиданно сильно дернули назад, помогая притормозить. Тело остановилось, а вот висящая на плече картина по инерции качнулась вперед, приложив девушку массивной рамой по спине.

- Извини, - смутился я.

«Что от тебя еще можно ожидать, Воронов» - читалось в глаза Джанет. Передав мне безмолвное послание, девушка решительно открыла дверь. Колокольчик тихонько звякнул, извещая о прибытие гостей.

Холл отеля сочетал в себе странный симбиоз современности и старины. Деревянные перила соседствовали с пластиковыми ступеньками; ниспадающий поток небольшого водопада омывал стеклянные кубы под потолком, загораживая собою композицию из плетеных кресел и массивного дубового стола; паркетный пол под ногами приятно поскрипывал, но тут же замолкал, стоило лишь ступить на светившийся коврик. Да, его волокна горели странным голубоватым светом! Захотелось наклониться и пощупать материал, но я тут же отбросил эту идею, представив, как буду выглядеть в глазах окружающих.

- Доброго дня, нам необходимо знать, в каком номере остановился господин Горбаковски.

Девушка за стойкой ресепшена мило улыбнулась и произнесла:

- Простите, но мы не можем сообщать информацию о наших клиентах.

Джанет достала удостоверение из внутреннего кармана жакета и продемонстрировала его.

- Мне нужно связаться с администратором, - все с той же дежурной улыбкой ответила девушка и подняла трубку телефона. Ха, я знал! Я знал, что в этом мире есть нормальные телефоны.

- Мы ограничены во времени.

Девушка на ресепшене кивнула, давая понять, что услышала, сама же продолжила едва слышное общение с неизвестным на том конце провода.

- К вам подойдут через пять минут, можете присесть и подождать.

- Мы торопимся.

- Я все понимаю, сейчас подойдет старший смены, и вы ему все расскажете, - дежурная улыбка не сходила с губ работницы отеля. Девушка умудрялась говорить и лыбиться одновременно, обнажая ряд идеально ровных зубов.

Подождать, так подождать. Я поставил картину у стола, сам же сел на плетеное кресло, любуясь бликами воды на матово-белом потолке гостиницы. Водопад приятно шумел, успокаивая и настраивая на философский лад.

В отличие от меня Джанет не думала расслабляться, загнанным хищником расхаживая вдоль стойки ресепшена. Был бы у нее хвост, непременно бы била им себя по бокам, выгибая спину и дыбя шерсть. Тигрица в обличье человека периодически останавливалась, находила взглядом то меня, то Альсон, а после снова принималась расхаживать, заметно нервируя сотрудницу гостиницы. У той даже улыбка обмякла, превратившись в нервное подрагивание уголками губ.

- Чей это ребенок? Почему без присмотра? - раздался неожиданно громкий голос.

Малышка Альсон испуганно пискнула и слилась с тенью возле стены.

- Этот ребенок уже лет семь как несет полную уголовную ответственность, - навстречу мужчине шагнула Джанет.

- Простите, с кем имею честь разговаривать, - мужчина сложил пухлые ладони на животе, благо, его округлости этому только способствовали, и внимательно посмотрел на стоящую перед ним особу.

Джанет молча показала удостоверение и повторила:

- Нам необходимо знать, в каком номере остановился господин Горбаковски.

Если она думала смутить собеседника напором, то глубоко заблуждалась. Этот лысеющий дяденька явно обладал опытом общения с трудными клиентами, от того и вел себя уверенно и хладнокровно.

- Позвольте спросить, юная леди, с каких это пор курсанты академии имеют право на самостоятельное расследование?

- Пожалуйста, - Джанет жестом фокусника извлекла карточку и протянула ее администратору. В этот раз мужчина попытался взять документ, даже было потянулся пухлой рукой, но тот исчез столь же стремительно, как и появился.

- Простите, но мне нужно проверить допуск на подлинность, - вмиг погрустневшим голосом произнес администратор, возвращая пустую ладонь на удобное лоно из живота.

- Хорошо, - согласилась Джанет, - сделаем это в моем присутствии за стойкой ресепшена. Я так понимаю, сканер у вас находится именно там? Вот и замечательно.

Пока решались бумажные вопросы, я взвалил драгоценную ношу на плечо и подошел к Альсон.

- Ну что ребенок, готова к расследованию?

Ребенок показал кончик языка и насупился, отвернувшись в сторону водопада. Косички бы ей и большой красный бант на макушку, для завершения образа.

Долго ждать не пришлось. Ли удивительно быстро разрешила бюрократические вопросы, оставив администратора с кислой физиономией.

- Нам на второй этаж. За мной, быстро.

- А я думал, на третий.

Джанет, не дойдя до лестницы, обернулась:

- Воронов, вот твои шуточки сейчас совсем неуместны. Оставь их для своего дружка.

Прозвучало это как-то неприятно и двусмысленно. Ответная колкость была готова сорваться с губ, но там и замерла. Джанет была права: лишние разговоры стоит отложить до лучших времен.

Мы поднялись на второй этаж и проследовали в дальний конец вытянутого коридора, где находилась комната номер восемнадцать. Джанет встала перед дверью, но прежде, чем постучать, кивнула на стену. Все верно, лучше лишний раз не мельтешить перед глазком и не нервировать постояльца.

Прижался спиной к холодной поверхности и замер. Подарок маэстро мешался, сковывая движения. С таким грузом особо не повоюешь, но оставлять его в холле на ресепшене отчего-то не хотелось.

Джанет отбила короткую дробь костяшками пальцев. Тишина… Постучала вновь, громче и увереннее. За дверью послышались шорохи и следом глухой голос пробурчал:

- Кто?

- Вам подарок, господин Горбаковски, - елейным голоском прощебетала Джанет.

- Что? Какой к черным дырам подарок, я не жду никакого подарка. Убирайтесь прочь.

- Он на то и подарок, чтобы быть неожиданным. От одного весьма известного маэстро, между прочим. На этой неделе его выставка проходит в музее искусств мадам Клико.

Это она что, на мою картину намекает?

- Маэстро, какой к хренам маэстро?

Дверь сначала приоткрылась, а благодаря пинку Джанет распахнулась, пропуская девушку внутрь.

- Что за, - проорал невидимый постоялец.

- Заткнуться и мордой в пол, лежать. Работает служба безопасности.

Я вбежал в комнату следом за Альсон и обнаружил распростертого на полу парня. Был он в одних трусах и с длинными как у девчонок волосами, доходящими до середины спины. Они закрывали не только плечи, но и лицо бедолаги, без сомнения перекошенное злобой.

- Вы что себе позволяете? Да вы знаете, кто я такой? – ревел он то ли от ярости, то ли от боли. – Джанет жестко заломила руки назад, уперев колено в позвоночник.

- Где Катерина Ловинс?

- Чтооо?

- Второй, проверь комнаты. Третий, наручники.

Альсон послушно скользнула в соседнее помещение, пока я доставал браслеты. Не сразу вспомнил, куда их прикрепил, пришлось похлопать себя по поясу. Подарок маэстро только этого и ждал: ремешок соскользнул с плеча, и массивная рама с грохотом приложилась об пол.

Лежащий на полу парень дернулся и испуганно запричитал:

- Что, что вы делаете? Не имеете право. Я все расскажу, только не надо… Она позвонила вчера вечером и пришла… я здесь ни причем. Сами у нее спросите.

Наручники со щелчком закрылись на запястье, а из дверей соседней комнаты показалась головка Альсон:

- Первый, она здесь, - малышка замялась и добавила, - тебе лучше самой взглянуть на это.

- Третий, следи за пациентом.

Пока я пристраивал картину у кресла, буквально чувствовал спиной прожигающий взгляд Джанет. Нет, ну не бросать же произведение искусства на пол, а волосатик подождет.

Заняв место Ли, придавил к полу дернувшегося было парня. Тот тяжело засопел, испытывая горячительный коктейль незабываемых эмоций: ненависти вперемешку со страхом и толикой паники. Он угрожал мне ничего не говорящими фамилиями, требовал соблюдения попранных прав и адвоката, а потом и вовсе перешел на всхлипы, вопрошая в пустоту: «как теперь играть на гитаре».

Сквозь причитания парня я едва расслышал новый голос: странный, заплетающийся, выдающий отдельные звуки вместо полноценных слов. А следом из соседней комнаты вывели Ловинс или девушку похожую на Ловинс. Спутанные волосы грязными космами свисали над бледной маской лица. Черные синяки под глазами лишь оттеняли пустоту некогда прекрасных глаз, превратившихся в два застывших мертвых озера. Наспех накинутая рубашка была явно с чужого плеча и болталась на девушке беспомощным парусом, обнажая часть груди. На шее поблескивал серебряный кулон, хорошо знакомый благодаря привычке Ловинс изредка доставать украшение и катать его меж пальцев. Ноги босиком, идеально ровные и красивые, не вызывающие сейчас никакого желания, ровно как и выглядывающий из-за ворота рубахи сосок. Форменная юбка была задрана выше обычного, обнажая белые бедра на самой грани приличия. Представшая картина не возбуждала, она пугала своей необычайной дикостью и чуждостью. Это не могла быть Ловинс и в тоже самое время это была именно она, узнаваемая и не узнаваемая одновременно.

Девушка не шла, она буквально висела на шее Джанет, бессмысленно уставившись в пустоту. С другой стороны, пыталась помочь Альсон. Не в силах дотянуться до плеча, малышка поддерживала Катерину за пояс, еще больше задирая перекрученную серую юбку.

- Третий и второй, сопровождаете объект до точки прибытия, я остаюсь на месте для разрешения возможных конфликтных ситуаций, - прозвучала команда старшей.

Я встал, а почувствовавший свободу парень тут же дернулся, пытаясь вскочить следом. Джанет пинком ноги успокоила беглеца и для большей доходчивости прикрикнула:

- Лежать! – а повернувшись к нам, заметно тише добавила: - вы двое, выполнять.

От Ловинс пахло мускатным орехом вперемешку с вишневым ликером. Знакомый запах отвратного пойла за полтора года обучения успел впечататься в подкорку головного мозга. Уж очень его любили девчонки из группы, а особенно одна из них с греческим профилем. Именно ее безвольную руку я закинул на шею, одновременно обнимая за талию. Зараза, да она еле двигается.

- Шевелитесь, быстрее, - прикрикнула Ли, заметив заминку с нашей стороны.

Как тут шевелится если… Чертыхнувшись, я присел и подхватил девушку на руки. Тяжелая, зараза, как бы спину не сорвать. Это не малышка Альсон, невесомая и воздушная в ее летнем сарафане. Именно она метнулась к двери, легким ветерком открывая путь в коридор.

Держись, Петруха, дотянем. Тут идти всего ничего, вот и лестница уже под ногами. Главное головой об косяк не приложить, как это вышло в свое время с бедной Маргарет. Ступеньки, ступеньки, еще ступеньки. Отлично, дошли до холла. Слабая левая рука начала неметь, но держит, пока держит. До улицы дотянем, а там и такси. В обзор попали глаза изумленного администратора, воздевшего пухлые ладони в воздух. Дядька явно желал что-то сказать, но благоразумие взяло вверх, заставив умолкнуть. Похоже, на него подействовал волшебный документ, ранее предъявленный Джанет.

Впереди мелькнул белый сарафан и легкий ветерок вновь распахнул створки двери. Колокольчик приветливо звякнул, приглашая выйти наружу. До чего же тяжело. Я прибавил ходу и умудрился на полной скорости вписаться в дверной проем. Все, приехали, уважаемая Екатерина, дальше экипаж не повезет, ибо бессилен. Я аккуратно опустил девушку на землю, приобняв за талию вмиг онемевшими руками. Прохладный воздух наполнил заходившую ходуном грудь, остужая горящие огнем легкие.

- Я вызвала такси, через две минуты будет, - сообщила малышка и с детской непосредственностью добавила: - а ты кавалер.

- Не надо, - попросил я.

- Почему, - удивилась девочка, - вы так мило вместе смотритесь. Как думаешь, она отблагодарит тебя, когда узнает о своем спасении?

- Я ошибся, в тебе не бесы сидят, а демоны.

- Бьесы, дьемоны, кто это? – в широко распахнутых глазах ребенка читалось неприкрытое удивление. Ну да, эти слова я произнес на русском, потому как не было им аналогов на языке космо. Существовавшее выражение «злой дух», носило скорее метафорический характер и не имело никакого отношения к религии. Нельзя быть частью того, что не существует. Здесь не было ни церквей, ни веры, если не считать за таковую научный атеизм. В обществе не существовало понятия ада и рая, не было вечного противоборства небесных сил и орды темного повелителя. Отсутствовали жестокие конфессиональные войны, как и терроризм на столь благодатной почве. Был только человек и его разум, холодный и непогрешимый.

Читать лекции на сложную религиозную тематику не пришлось – на плече зашевелилась внезапно ожившая Ловинс.

- Воронов, и ты здесь? – напевным голосом произнесла она, - а где Жани, куда вы дели Жани? Хочу видеть Жани.

Голос из тягучего превратился в канючащий, с противными плаксивыми нотками. Слава вселенной, на одного ребенка у нас нашелся другой. Малышка Альсон тут же успокоила впавшую в инфантилизм Катерину, пообещав и Жани, и клубничный тортик, и лапочку Дани. Последнее было наиболее отвратно слышать, поскольку речь шла о небезразличном девичьему сердцу мужчине. А пакостница Альсон, словно считав мои эмоции, продолжила развивать тему с милым Даниэлем. И какие у него мягкие губки, и нежные объятия. Кажется, я готов был позорно сорваться и заткнуть обеих. Благо, подъехало такси, беззвучно замерев в полуметре от нас.

Девчонки разместились на заднем сиденье, я же сел спереди. Крутящийся сам по себе руль не удивлял, как и пустующее кресло водителя. Подумаешь автопилот, куда больше волновал происходящий за спиной разговор, где мельком прозвучала фамилия Воронов. Что там затевает эта дьяволица Альсон?

Местом назначения была пустая парковка на окраине города. Она предоставляла собой небольшую площадку посредине поросшего сорняками поля. Никаких знаков, извещающих об условиях и часах работы, никакой охраны. Просто кусок земли, закатанный в асфальт, в центре которого парил бесколесный транспорт службы безопасности. Безликий автомобиль темного цвета с печатью хищной птицы на борту. Одного этого было достаточно, чтобы отпугнуть потенциальных грабителей.

- Подожди нас снаружи, нам нужно кое о чем переговорить с Катей, - невинно хлопая глазами произнесла Лиана.

Я молча кивнул, только радуясь возможности держаться подальше от Ловинс. С мозгами начиналась твориться какая-то ерунда, стоило этой девчонке оказаться рядом. Словно безумный электрик обрывал внутри провода, вызывая искры эмоций, замыкание и вспыхивающее пламя чувств. Как же я так умудрился влипнуть? Что за напасть? Было же раньше все хорошо, жил нормальным человеком, пока не случилась эта… любовь. Нет не любовь, больше похоже на болезнь или одержимость. Как же хочется вырвать эту дрянь изнутри, выжечь каленым железом. Так больно и так странно сладко, стоит только задумать о ней. Боже, кажется, я схожу с ума.

А если это эксперименты умников из службы безопасности? Владеет же Джанет каким-то подобием гипноза, заставляющим неметь палец на спусковом крючке. Тогда и заболевание мое может иметь внешние причины возникновения.

- Ловинс хочет с тобой переговорить, - голос Лианы отвлек меня от тягостных размышлений. – Только будь с ней помягче, она сейчас крайне ранима.

- Что с ней?

Малышка на миг задумалась, подняв большие глаза к небу, а потом зачитала, как стишок на утреннике:

- Ловинс находится под воздействием психолептика синтетического происхождения, оказывающего успокоительный эффект и снимающего эмоциональное напряжение. В случае употребления с алкоголем может вызвать целый ряд побочных эффектов, среди которых тошнота, головокружение, резкая смена настроения.

- Молодец, возьми с полки пирожок, - похвалил я девушку. Лиана, знакомая с моими странными шутками, не стала переспрашивать. Только хлопала большими ресницами, невинно улыбаясь. Хотя какое там невинно, теперь я видел отблески адского пламени, играющего в уголках ее глаз, чувствовал спиной его жар, подходя к парящей машине.

В салоне пахло все тем же вишневым ликером и чуть слабее мускатным орехом.

- Лиана попросила… - начал я говорить едва захлопнул дверь, и тут же ощутил тепло женского тела, прижавшегося ко мне. На мгновенье сперло дыханье, а пульс пустился в бешенный пляс. Если повернуть голову и увидеть ту самую, все станет еще хуже. Поэтому я и уперся взглядом вперед, рассматривая смутные тени на лобовом стекле.

- Оставим Альсон в покое, давай поговорим о тебе, - привычный голос Ловинс слегка заплетался. Сладкая патока, сочащаяся из каждого слова, напоминала о вкусе паршивого ликера, которым успел провонять каждый миллиметр обшивки салона.

Я старался не смотреть, не поворачивать голову, чувствуя обжигающее дыхание на коже шеи. Непослушные пальчики девушки пытались расстегнуть одну из пуговиц на рубашке.

- Что ты делаешь?

- Я? - кажется Катерина даже обиделась столь дурацкому вопросу. – Награждаю своего спасителя. Ты же хочешь этого?

- Нет, - прохрипело в миг осипшее горло.

- Воронов, кого ты обманываешь. Не забывай, перед тобою детектив, - девушка глупо хихикнула. Ее пальцы наконец справились с пуговицей и ладонь скользнула под ткань рубашки, нежно поглаживая грудь. – Я же нравлюсь тебе, правда? Альсон мне все рассказала.

Тело превратилось в глину, голова поплыла в хмельном тумане, но слова… последние сказанные слова, крючком зацепили сознание, потянули из тумана сладкого блаженства.

Я положил свою ладонь поверх ее, останавливая волнительные поглаживания и наконец отважился посмотреть в глаза. В глаза пьяной и обдолбанной неизвестной дрянью девчонки. И тут мигом все встало на свои места. Как будто в ноздри ударил резкий запах нашатыря, приводящего в чувства. Я отодвинулся от Ловинс, попутно снимая женскую ладошку с груди.

- Ууу ти-ти, - издала странную серию звуков девушка и захихикала. Резко остановилась и неожиданно трезвым голосом сказала: - Воронов, другого шанса не будет, никогда. Ты это понимаешь? Или сейчас или ни-ког-да.

- Если мы это сделаем, что будет потом? – чужим для себя голосом произнес я.

- Трахнемся. Ты хотел сказать, что будет, когда мы трахнемся, - девушка вновь захихикала. - Воронов, ты как благородная девица из аристократической семьи, боишься называть вещи своими именами. Что будет, когда ты отдерешь меня на заднем сиденье служебного авто, как последнюю шлюху, - девушка сделала вид, что задумалась. – А знаешь, ничего. Ты мне не нравишься и никогда не нравился. Было в тебе что-то такое любопытное, как в экзотической обезьянке из зоопарка. Но чем больше я на тебя смотрела, тем больше разочаровывалась. Ты такой же клоун, как остальные, как этот вечный придурок МакСтоун, корчащий из себя настоящего мужика. – Брезгливое выражение на лице девушки неожиданно стало мягким и заботливым. Она протянула ладонь ко мне, и я ощутил ласковое прикосновение пальцев к щеке, а чуть погодя легкое, едва заметное поглаживание. – Воронов, у тебя есть последний шанс трахнуть девушку, которую ты любишь. Другой возможности я тебе не предоставлю, ни-ког-да.

- Значит я упустил свой шанс.

Когда захлопывал за собою дверь, из салона доносилось довольное пьяное хихиканье. Что за адское представление происходит, что за чертова карусель? Кажется, я знал механика, который привел механизм в действие. Альсон в своем детском белом сарафанчике стояла на краю асфальтовой площадки, и все так же невинно улыбалась, хлопая ресницами.

Ноги сами понесли к ней, а пальцы до бои сжались в кулаки. Чувствовал, как всепоглощающая ярость начинает захватывать изнутри, пожирать и поглощать плоть огромными кусками, заглатывать, не давясь. Я радовался ей, предвкушая скорую расправу. С радостью отдавал сознание на откуп этой огромной твари, но та неожиданно замерла, пытаясь раскусить гранитный булыжник, возникший из небытия.

- Вы можете представить себе все, что угодно, - говорила Валицкая на одной из многочисленных лекций, – последний день собственной жизни или что происходящее вокруг всего лишь сон. Любой вариант, в который ваше сознание должно поверить, безотлагательно и в ту же секунду. Результат удивит вас. Пускай и не сразу, но вы увидите, насколько сложен и многогранен мир, сколько в нем звуков цветов и запахов, которые вы упускаете поглощенные ежедневной рутиной. Поразитесь пустым и мелким эмоциям, постоянно одолевающим и портящим жизнь. Выйдите за рамки обыденности, меняйте мышление, развивайте и тренируйте свою нейронную сеть. И в какой-то момент этот механизм станет срабатывать помимо воли и не важно: радуетесь ли вы, обнимая любимого человека или злитесь, готовые сказать обидное слово. Новый прием позволит вам не только контролировать чувства и держать ситуацию под контролем, он заложит фундамент в будущее развитие личности. Да, это не панацея и не спасение, а всего лишь маленький кирпичик в основании или необходимый инструмент в руках хирурга, как вам будет угодно.

В тот день Анастасия Львовна не открыла для меня ничего нового. Даже в самом горячем споре я не забывался, краешком сознания наблюдая за ситуацией и мог остановиться, стоило только захотеть. Проблема была в другом - я не всегда этого хотел.

Как и сейчас не желал останавливаться, наблюдая впереди фигурку в белом сарафане. Чувствовал, что придушу мелкую заразу, стоит только подойти на расстоянии вытянутой руки. Шел и слышал произнесенные когда-то Лианой слова: «ты ее любишь». Напрочь лишенные эмоций, звучавшие приговором ей самой в первую очередь. Вспомнил волосатого Горбаковски, распростертого на полу, которому готов был сломать руку только от одной мысли, что он мог обладать той самой.

Интересно, Альсон испытывает схожие с моими чувства, смотрит на меня ровно так же, как и я на Ловинс? Сладостная боль близкая к мазохизму или другому психическому расстройству, название которого мне неведомо. Мы больны, мы серьезно больны одним и тем же, только симптомы болезни проявляются у каждого по-разному.

Все ушло, когда я остановился напротив и посмотрел в широко распахнутые глаза Лианы. Нет, не от страха, а от ожидания или скорее любопытства. Да-да, неприкрытого детского любопытства, порою забавного, а иногда жестокого, способного оторвать стрекозе крылья и бросить заживо в кишащий муравейник.

- Я подготовила тебе такой подарок, а ты все испортил, - с долей обиды в голосе произнесла она и замерла, ожидая дальнейших моих действий.

Рука потянулась к лицу девушки, и часть сознания не без удовлетворения отметила, как дрогнули мышцы ее лица, мелко и быстро для человеческого глаза, но я все же заметил. Протянул ладонь и коснулся щеки девушки, ровно так же, как это делала пару минут назад Ловинс. И не было в этом жесте ни капли эротизма, ни жалости, одно лишь сочувствие.

Вечером того же дня я сидел на собственной койке и лениво перекидывался мячиком с Вейзером. Отскок от пола… поймал. Сжал в руке резиновую сферу и запустил обратно, с обязательным рикошетом от коврика салатовой расцветки. Украшательством в нашей комнате занимался исключительно Вейзер, именно он и притащил эту тряпку в первый год обучения, заботливо постелив ее под свою койку. Коврик полгода наслаждался видом босых пяток хозяина, после чего переместился ближе к ванне, полежал там три месяца и ушел ко входной двери, однако впитав в себя излишек уличной грязи, был вынужден постираться и занять окончательное место в центре комнаты.

Мячик, кстати, тоже принадлежавший моему соседу, долгое время лежал на полке поверх книг, дожидаясь своего часа. И вот этот час настал, грустный и унылый.

После расставания с Марго Вейзер заметно скис, превратился в серую тень. Он и до того был не особо заметен, обращая на себя внимание лишь в присутствии гиперактивной подруги. Теперь же и вовсе не выходил из комнаты, запираясь изнутри на замок. Делал он это в попытках избавиться от общения с бывшей любимой, которая пару раз порывалась расставить все точки над «и». Николас молча выгонял девушку в коридор, а потом щелкал задвижкой, блокируя дверь. Не понимаю, чего он больше боялся: простить ее или окончательно разругаться. Все попытки разговорить соседа ни к чему не приводили и тогда я нашел медитативное занятие, позволяющее отвлечься от неприятных мыслей. Пусть и не столь изобретательное, подумаешь - мячик кидают друг другу, зато действенное. Николас впервые после известного конфликта связал больше двух слов в одном предложении.

- Нет нужды огораживать портальные площадки за чертой города.

- Как это нет, - возразил я, - когда транспорт переносится из параллельного мира, он расщепляет на атомы все в радиусе нескольких метров. А если там ребенок будет бегать?

Бросок с моей стороны вышел излишне сильным, так что Николас был вынужден вытянуть руку, чтобы поймать мяч.

- Воронов, ты сам подумай, чего говоришь. Какой ребенок будет находится на пустыре за городом, да еще без родителей.

- Ну хорошо, тогда просто человек. Выпил, забрел случайно на площадку, а тут бац и разметало кишки на субатомные частицы.

Очередной бросок и я ловлю мячик, ощущая приятную упругость в ладони. Из чего же он сделан, явно не из резины. Какой-нибудь иномирный полимер с супердобавками, иначе чем объяснить повышенную прыгучесть от любой поверхности. Взять хотя бы этот выцветший коврик в центре комнаты. Я запустил мячик точнехонько в его центр и тот упруго отскочив, оказался в руке Николаса.

- Я о смертельных случаях не слышал, - после небольшого раздумья сообщил тот. – Вероятность существует, но она ровно такая же, как и вашем мире, когда переходишь железнодорожные пути.

- Сравнил кота с ежом. Там я издалека вижу идет поезд или нет.

Вейзер замер и этого мгновения было достаточно, чтобы получить мячиком в лицо. Он недовольно потер щеку и спросил:

- Слушай, Воронов, а ты хоть раз видел портал со стороны, не находясь внутри транспорта?

Я честно признался, что нет.

- С ума сойти, за полтора года так ни разу и не увидеть портала, - поразился Вейзер.

- Мне здесь и без этих ваших порталов весело живется, - с обидой в голосе заявил я. Тоже мне нашли чудо света. Тут одна мелкая зараза в белом сарафане мозги выносит куда больше, чем любые перемещения меж мирами.

- Если бы увидел, то не задавал глупых вопросов. Секунд за пятнадцать до появления портала пространство начинает искажаться, так что любой здравомыслящий человек успеет отойти в сторону.

- Хорошо, допустим, - продолжил я развивать тему. – Мы рассматривали стационарную точку, но существую варианты перемещения транспорта на скорости. При таких…

В дверь осторожно постучали, оборвав меня на полуслове. Вопроса, кому идти открывать, не возникло. После того, как Вейзер стал затворником, я примерил на себя роль камердинера. Даже горячий ужин соседу приносил в комнату, что правилами категорически воспрещалось. Старшая по группе разрешила сделать исключение, но в первый и последний раз. Именно она и оказалась тем нежданным гостем, стоило мне открыть дверь.

Ни сказав не слова, Джанет молча показала глазами в сторону Вейзера.

- Нормально, - тихо произнес я.

- Тогда держи, ты кое-что оставил в Альдане, - девушка протянула мне картину. А я и забыл про нее со всей этой чехардой последних часов.

- Через порог не передают.

Разумеется, Ли не поняла меня. Я вздохнул и вышел в коридор, закрывая за собой дверь. Проще самому сделать шаг на встречу, чем объяснять суеверия родного мира. Драгоценная картина, ценой в несколько миллионов, легко перекочевала из одних рук в другие.

- Спасибо, - искренне поблагодарил я, ощущая знакомую тяжесть искусства. – Как там Ловинс?

- Отсыпается, - Джанет не стала вдаваться в подробности. – Послушай, Воронов, а почему Катерина считает тебя своим спасителем? Чего такого ты успел ей наговорить?

- Я наговорил? Может стоит спросить об этом Альсон.

Легкая тень недовольства промелькнула на лице Джанет. Она быстро обернулась через плечо, и убедившись, что нас никто не подслушивает, проговорила:

- Они только помирились с Катей и задавать неудобные вопросы было бы несвоевременно.

- Подожди, - я тряхнул головой, приводя мысли в порядок. – Ты же собиралась поселить Ловинс в свою комнату, а Маргарет отправить к Альсон. Что изменилось?

- Я же говорю, у них все наладилось.

- Послушай меня, Джанет, - перебил я девушку. – Ты оставила крольчиху наедине с удавом, который сожрет ее и не подавится. Наименьшее, что ты можешь сделать в сложившейся ситуации - переселить Ловинс в другую комнату, а лучше в другую казарму.

- Ты сгущаешь краски.

- Если тебе дорога твоя подруга, просто поверь мне.

Старшая по группе хмыкнула. Трудно найти человека, который доверял бы мне меньше, чем Джанет. Прозвучавший следом вопрос лишь подтвердил ранее сделанные выводы:

- В чем твой интерес, Воронов?

Рассказать ей правду? Человеку, который норовит влезть в душу своим гипнотическим взглядом. Который искренне и от души презирает меня и не стесняется об этом открыто говорить? Сделать это ради… В жопу Ловинс и в жопу ее волосатого ухажера Даниэля. Пусть ищут романтических героев в других казармах, с меня хватит этой пустоголовой дуры с греческим профилем. Внутри снежным комом нарастала гневная тирада, с нецензурной бранью и заковыристыми оборотами. Сдержав воздух, едва выдавил:

- Я все сказал, а ты услышала.

Выдохнул только, когда вернулся в свою комнату. Вейзер успел поднять с пола мячик и теперь подкидывал его в воздух, тренируя левое запястье.

- А скажи-ка мне, уважаемый сосед, как ты относишься к живописи?