Предел прочности. Книга первая.

Глава 9

Зима в этом году удалась на славу. Морозная владычица вступила в свои права сразу, не размениваясь на мелкий снежок и осеннюю слякоть. Обильно завалила снегом казармы, так что отдел обслуживания едва успевал чистить подходы, обеспечивая нам доступ в учебные корпуса.

- Учеба - единственное, на чем вы должны сосредоточиться, - в сотый раз гундосил с трибуны Альберт Носовский, вызывая у присутствующих зевоту и непомерную скуку.

Скажите на милость, как тут не сосредоточиться, когда у нас даже игральные карты отняли. Подружка Вейзера перестала заявляться в комнату, тайно демонстрируя свои прелести, Альсон превратилась в привычную мышку, даже Авосян прекратил вечерние возлияния, окончательно перейдя на терпкий чай. Мир словно впал в спячку, заморозив веселье и конфликты до будущей весны.

Единственной, кто хоть как-то пытался нас расшевелить, была Анастасия Львовна. И речь шла ни о ее внешних достоинствах, хотя, несомненно, демонстрация их вывела бы курсантов из зимнего сна, особенно мужскую половину. Валицкая любила проводить обучающие игры и тесты, внося разнообразие в унылые учебные будни. Однажды, она изрядно позабавила группу, проведя тест на совместимость между парнями и девчонками.

Так выяснилось, что Маргарет больше всего подходит Нагуров, а малышке Альсон – Лежницкий. Характер Ловинс оказался совместим с психотипом сразу двух парней: Мэдфорда и МакСтоуна. По этому поводу в классе сразу заухали, обратив Екатерину в крайнюю степень смущения. Впрочем, на этом чудеса от научной рулетки не закончились. На следующем обороте колеса шарик с именем Джанет угодил в ячейку с фамилией Воронов.

- Я всегда знал, что ты подкаблучник, но что бы настолько, - заржал довольный МакСтоун.

- Класс, тихо, - Валицкая изящным жестом дирижера остановила нарастающий шум. – Напоминаю, что речь идет не о выборе сексуального партнера, а всего лишь о психологической совместимости. Это может быть как дружба, так и вполне обычные приятельские отношения.

- Сложно найти более заклятых друзей, чем Воронов и Ли, - выразил Мэдфорд общее мнение. – Они поубивают друг друга, стоит их одних на сутки запереть в комнате.

- Ерунда эти тесты, - пробасил Авосян. Герб был явно разочарован своей несовместимостью с Альсон и теперь всячески это демонстрировал.

Валицкая не стала спорить, одарив класс мягкой улыбкой. Серебристый корпус ручки мерно покачивался в пальчиках, завораживая плавностью движений.

- Никогда не забывайте про обстоятельства, - вкрадчиво поведала она нам. – В другое время и в другом месте эти двое вполне могли бы оказаться лучшими друзьями.

- Если бы, да кабы. Так можно про каждого из нас сказать, - засомневался МакСтоун.

- Разве? - на этот раз очаровательная улыбка предназначалась одному Тому. – Я лично не могу представить обстоятельств, при которых вы с Соми смогли бы прийти к согласию.

Класс снова наполнился смехом, а МакСтоун лишь молча пожал плечами, признавая свое поражение.

- А как же вы? - перекрывая общее веселье, задал вопрос Леженец. – С кем у вас наибольшая совместимость?

- Да, да, скажите, нам интересно, - послышался нестройный хор из мужских голосов.

Валицкая в легком замешательстве склонила голову. Для полноты образа не хватало еще сделать жест ручкой и добавить: «ах, оставьте». Так я и поверил, что насквозь прожженного психолога можно смутить столь легким вопросом.

- Я не проходила этот тест.

- Вы же психолог, вы и так знаете. Да, скажите нам, - завелись парни так, словно на кону стояла ночь любви.

- Хорошо, - согласилась Валицкая и переждав одобрительный гул голосов, продолжила: - повторюсь, что тесты я не проходила, но психотип свой знаю хорошо. Как вы правильно заметили, профессия обязывает. Ну или мне очень хочется в это верить, - уголки губ слегка дрогнули, добавив толику печали в прекрасный образ. – По характеру мне ближе всего курсант Джанет Ли, - и уже в полной тишине договорила: - на этом наше сегодняшнее занятие можно считать оконченным, хорошего всем вечера.

Джанет Ли? Стоит ли говорить, что такой ответ только запутал парней, которые тут же начали активно дешифровать таинственное послание, не успев выйти на улицу.

- Пошутила она над нами, - ответственно заявил Нагуров в раздевалке. Возле него вмиг образовался кружок из заинтересованных лиц.

- Какие шутки, - возразил Мэдфорд. – Она явно намекнула, что спит на другой стороне кровати.

- На какой? – не понял пыхтящий Соми, пытающийся натянуть форменное пальто на круглое тело.

- На такой, - передразнил его Леженец. – Девочки ей больше нравятся.

- Умей читать между строк, - пришла очередь возмутиться МакСтоуну. – Она сказала, что ей подходит больше всего Ли, а Ли с кем больше всего совпадает по психотипу?

- Правильно, и я говорю, ерунда эти ваши тесты, забава для женских журналов.

- Она совпадает с Вороновым, - перебил МакСтоун Авосяна, что было сделать весьма затруднительно, учитывая зычный бас последнего. – Вот и выходит, что раз Ли и Валицкая близки по психотипу, то и парни им одинаковые подходят. Опять же, и у той и у другой властные характеры, а Воронов известный подкаблучник.

- Это с чего это я подкаблучник.

Накал дискуссии возрастал, но тут появилась Джанет Ли и разогнала наш кружок по интересам.

Вспыхнувший огонек потух и вновь жизнь в казармах приобрела былую размеренность, похожую на один сплошной сон. Мы ели, учились, слонялись по коридорам и кидали мячик друг другу, не находя особых тем для разговоров. Во время обеда стояла такая тишина, что при желании можно было услышать звук падающего за окном снега. Стыдно признаться, я даже стал высыпаться, уходя на боковую раньше десяти. Там порою, бывало, куда интереснее, чем в унылой белой реальности.

Затишье продолжалось целый месяц, пока не наступил канун Нового Года. И наступил он для меня единственного, поскольку представители более развитых миров отмечали сие мероприятие в третий день лета. Жажда праздника была, даже ощущение праздника было, а вот самого его не было. И ведь не объяснишь никому, почему так хочется повесить бумажную гирлянду в полутемном коридоре или наклеить снежинки из салфеток на стекло. Окружающие люди были далеки от традиций моей родины, разве что Хорхе Леши смог бы понять. Но наставник исчез, привычно и безмолвно.

Поглощенный приступами ностальгии я в одиночестве сидел за столом и щелкал орешки, когда появился Герберт. Он даже не снял верхнюю одежду, как есть, в пальто и шапке ввалившись в общую залу. Была бы здесь Ли, мигом отправила бы великана обратно в коридор, но старшая по группе отсутствовала, а остальные были слишком поглощены вялотекущей рутиной обыденности. Торжественной походкой великан прошествовал ко мне и водрузил на столик припорошенную снегом коробку.

- Вот! – сказал он довольный и сделал шаг назад, словно опасаясь взрыва положительных эмоций с моей стороны.

Я безучастно посмотрел на посылку, потом на Герберта. Хотел изобразить взглядом вопрос, но даже пытаться было лень.

- Открой, - пробасил Авосян, понимая, что без очевидной подсказки никаких действий с моей стороны не дождется.

Коробка, как коробка. Небольшая, прямоугольная, слегка влажная от успевшего подтаять снега. Из опознавательных знаков лишь штамп внутренней почты, его я хорошо запомнил по входящей корреспонденции. Кто-то внутри академии решил прислать посылку? И тут внутри колыхнулось забытое чувство праздника. Вот оно, новогоднее чудо!

Я быстро снял синюю полоску клейкой ленты и распахнул края коробки, замирая в предвкушении. Внутри, присыпанные хлопьями пенопласта, лежали три бутылки из темного стекла.

- Оно самое, отборное, - пробасил довольный Авосян и уселся напротив, сочтя мое выражение лица за высшую степень изумления. Я действительно удивился, только неизвестно чему. Не набор же шоколадных конфет ожидал там увидеть, в самом деле.

- Герб, от кого?

- Помнишь двух десантников, которых мы напоили до потери пульса? Ответный подарок прислали, - Авосян с нежностью достал одну из бутылок и погладил ее по пузатому боку.

Помнил ли я ночного пловца и его сержанта? Разумеется, тот вечер накрепко засел в памяти благодаря первому снегопаду и разбитому затылку. А еще Лиана в словесной дуэли распотрошила Ловинс, а Вейзер расстался с Марго, через что моей голове, собственно говоря, и прилетело. Урожайный на события выдался денек.

- Одного напоили, второй сам ушел, - уточнил я ради правды. Но Авосян меня не слушал, продолжая поглаживать бока из темного стекла.

- «Северное сияние», оригинальное, - с какой-то особенной любовью произнес он. Таких ноток в его голосе я не слышал, даже когда речь заходила о дьяволенке Альсон. А тут, словно младенца баюкал в огромных ладонях, только что колыбельную не мурлыкал. – Какие на сегодня планы? - наконец спросил он, уложив бутылку в картонную колыбель.

- Сегодня, дай подумать. На вечер у меня запланирован ужин, потом кидаем мячик с Вейзером, полчаса слоняюсь по коридору, следом обязательные водные процедуры и сон. Как видишь, все расписано по секундам, ни минуты свободного времени.

- Для этих малюток можно выкроить свободный вечерок.

- И ты не поедешь домой? – удивился я.

Каждые выходные курсанты разъезжались по родным гнездам. Обычное дело, ничего из ряда вон выходящего для всех, кроме Авосяна. Воспитанный в традиционных ценностях, Герберт тратил свободное время не на праздное шатание, а на официальные визиты к многочисленной родне. Одних кузин и кузенов насчитывалось за пятьдесят, стоило ли говорить про остальных родственников.

- Скажусь больным.

- Напьешься, опять Джанет ругать будет.

- В задницу Джанет.

Действительно, о чем это я. Стоит ли говорить о мнение какой-то там Ли, если Авосян решился переступить через святое: обманом отказавшись ехать к троюродной тетушке. Невиданное преступление для человека, у которого семья и все что с ней связано стоит на первом месте.

Попрощавшись до вечера, Авосян покинул зал, унося в руках драгоценную коробку с тремя пузатыми малышами. Я собрался было идти следом, но тут в проеме возникла фигура МакСтоуна. Том быстро нашел меня взглядом и спустя мгновение уже сидел напротив.

- Выкладывай, что случилось, - первым делом сказал я, пододвигая приятелю чашку с орешками. Как я сумел понять, что у напарника проблемы? Легко.

Во-первых, МакСтоун никогда не пропускает дополнительные занятия по стрельбе. Если только Камерон не изгоняет парня за излишнюю ретивость. Во-вторых, его внешний вид, а именно красные пятна по всему лицу. Такими отметинами МакСтоун покрывался только пребывая в крайне тяжелом состоянии духа. Ну и, в-третьих, надорванный конверт в руках приятеля. Том не страдал приступами эпистолярного жанра, значит речь шла о чем-то по-настоящему важном.

- Убью, суку, - подтвердил МакСтоун мои догадки и скомкал в ладони розовый конверт. От бумаги пахнуло нежным цветочным ароматом. Среди местных аристократок считалось особенным шиком, выразить свои чувства и чаяния посредством пера и чернил, а после пропитав письмо духами, направить послание любимому человеку. Или не любимому, тут как повезет.

- Алина?

МакСтоун засунул в рот горсть орехов и с отвращением прожевал их. Я не торопил приятеля, давая тому возможность собраться с мыслями.

- Представляешь, все кончено. Между нами все кончено! И она не нашла ничего лучше, чем отправить мне эту записульку, - Том потряс в кулаке скомканной бумагой, и вновь приятно пахнуло духами. – Оказывается, я нервный и несдержанный. Я, все эти годы терпевший ее многочисленные выходки и закидоны, прощавший флирт и многочисленных ухажеров, подаривший столько шмотья и бижутерии, что на них двупалубную яхту купить можно. И после этого она смеет направлять мне какую-то сраную бумаженцию, - Том бросил на стол скомканный розовый комок, отчего в ноздри буквально ударил цветочный аромат. - Ты в глаза скажи мне это сука! - неожиданно проорал он, так что вздрогнул не только я, но и прикорнувший на диване Леженец.

- Том, в первый раз что ли? Сколько вы уже расставались?

- Ты не понимаешь, теперь все серьезно. Сегодня приеду и лично посмотрю в бесстыжие глаза этой... А бумажку эту запихну…, - Том аж скрипнул зубами от злости, вновь схватив со стола злосчастное письмо.

- Тебе нельзя ехать к ней в таком состоянии. Пусть она потомится в ожидании, да и ты заодно успокоишься и подлечишься. У нас и лекарство отменное имеется по такому поводу.

МакСтоуну предложенные терапевтические меры понравились, а запланированная вечером попойка увеличилась на одного человека.

Том ушел и вновь я остался один за столом. Пододвинул к себе тарелку и покатал одинокий орешек пальцем. Съесть, не съесть… А пожалуй, что и съесть. Пока похрустывал твердым ядрышком на зубах, в голову пришла странная мысль: события в моей жизни никогда не случаются по одиночке. То затишье на пару месяцев, то как прорвет плотину, только успевай затыкать прорехи. Подумал и накликал мелкую заразу.

- Привет, - напротив уселась малышка Альсон.

- Нам не о чем с тобой разговаривать, - я старался говорить как можно более спокойным тоном.

- Это ты так думаешь, - возразила Лиана и скромно потупила взор. Спинка прямая, ладошки сложены на коленях, волнительный румянец на щечках. Примерная девочка ведет не простой разговор с отморозком из 128 параллели. Так оно выглядело со стороны, а по факту я оказался один на один с дьяволенком во обличии маленькой девочки и теперь в спешном порядке просчитывал пути к отступлению. – Прежде чем сбежишь, хочу напомнить тебе о событиях в районе Монарто, и о ваших с Ловинс обнимашках на заднем сиденье автомобиля.

- Ничего не было, - внутри меня все похолодело. Теперь отступать было поздно.

- Может и не было, - словно смущаясь, проговорила Альсон. – Только слухи на то и слухи, чтобы слегка исказить правду. Когда они распространятся по академии и обрастут новыми подробностями, истина станет уже не интересна. Тем более, что она крайне скучна и вызывает зевоту. Людям подавай горяченькое и непременно с подробностями, такова наша природа и здесь ничего не поделаешь.

Из-под длинных ресничек на меня бросили внимательный взгляд. Я же не сказал ни слова, всеми силами пытаясь сохранить каменную маску на лице. Не уверен, что с последним получилось, очень уж желваки ходили на скулах.

Не дождавшись ответной реакции, девушка вздохнула и продолжила:

- Полагаю, Ловинс заинтересуется источником распространяемых слухов. Как не крути, а она тут жертва выходит. Благородная леди обдолбалась до невменяемого состояния и отдалась обезьянке из 128 параллели. На этом с ее безупречной репутацией будет покончено раз и навсегда. Столь темные пятна позора нельзя смыть до конца жизни. И кто окажется всему виной? Давай попробуем, догадаться. Вас в салоне автомобиля было всего двое: Ловинс по понятным причина отпадает, остаешься только ты. Конечно, существует еще Джанет, с которой жертва поделилась историей, как с лучшей подругой. Но мы же понимаем, что Ли не из тех, кто любит болтать.

- Есть еще один участник событий, - сквозь стиснутые зубы процедил я.

- Кто? – удивилась девушка, даже бровки домиком сделала. – Ах, ты про малышку Альсон, которая своей тени боится и больше двух слов связать не может?

- Помнится, ты была очень разговорчивой на последнем поединке.

- У малышки иногда просыпаются приступы отваги, но так редко и на столь короткий срок, что о них все успешно забывают, - девушка тяжело вздохнула и вновь бросила кроткий взгляд в мою сторону. - Кроме того, не забывай, Альсон отсутствовала в салоне автомобиля. Поэтому, остается один лишь Воронов, который получит причитающуюся ему славу покорителя женских… частей тела.

Она замолчала, склонила голову и слегка ссутулилась, словно ожидая града ударов. Такая маленькая и беззащитная по сравнению с сидящим напротив парнем.

- У тебя все? – не дожидаясь ответа я встал, со крипом отодвигая стул. От громкого звука плечики девушки вздрогнули, будто она и вправду ожидала физической расправы с моей стороны. Это образ, всего лишь образ. Помни об этом и никогда не забывай.

Проходя мимо девушки, я наклонился и прошептал в маленькое ушко:

- Анастасии Львовне, как твоему лечащему психологу, будет очень интересна эта история, да и некоторые другие тоже. Уж она-то мне поверит, не сомневайся.

Девичьи ладошки нервно скомкали края юбки и сжались в кулачки. Голова склонилась еще ниже, так что за ширмой волос не было видно лица Альсон. Да оно и к лучшему, не хотелось смотреть в глаза этой дьяволице или просто больной на голову. Глянет она на тебя детским незамутненным взором, а после и за острый нож возьмется. От последней мысли неприятно шевельнулось внутри, так что я поспешил к выходу. Решительно, с Валицкой надо переговорить, а там пусть она сама разбирается, то болезнь душевная прогрессирует или обычная вредность характера.

Тем же вечером состоялась запланированная пьянка. Мероприятие начиналось скромно и со вкусом, под перезвон посуды, тихие разговоры и шелест разливаемого виски в опытных руках Авосяна. До чего же хорошо и покойно было в пустующей казарме. Вот так вот откинуться на спинку стула и под мерный бас Герберта ощущать тепло, охватывающее каждую клеточку организма. Слушать обычный треп ни о чем и смотреть в темный проем окна. А что особенного за окном? Ничего нового для текущего времени года. В свете фонарей кружился снег, такой же пушистый и привычный.

Я не успел осознать того момента, когда наша беседа из пустой и порожней перетекла в разговор по душам. Тут и выяснилось, что у каждого на душе скреблись громадные такие кошки. Герб признался, что испытывает непреодолимый стыд за обман любимой тетушки, МакСтоун ругал бывшую, а я хоть и молчал, но не переставал думать о разговоре с Альсон. Впрочем, какой там разговор, чистый воды шантаж со стороны малышки. Чего же она хотела, чего добивалась, угрожая распустить сплетни? Переспать, а может подружиться или просто почувствовать власть над другим человеком? Эх, поторопился я с уходом, нервы подвели, а надо было прежде требования выслушать. Тут же в сознании возник сексапильный образ госпожи Валицкой, строго грозящей пальцем. Дескать, незачем тебе Воронов в голове у больного человека копаться, предоставь решать проблему специалистам. А сам лучше расслабься, насладись хорошим виски и послушай, что приятели говорят.

- Эта сука наколку на спине сделала в виде бабочки, - Том помахал согнутыми руками, пытаясь изобразить полет насекомого. – Представляете, в виде гребаной бабочки. Мало того, что я терпеть не могу всякие там татухи, так она еще смазливую херню выбрала.

- Безобразие, - подтвердил Авосян, разливая ароматный напиток по рюмкам.

- Еще и фотографию прислала. Ща покажу, где ж мой телефон, - Том зашарил руками по карманам.

- Чего? – не понял я, пытаясь совместить не совместимое. Телефон… фотографии… переслать… В голове всплыло воспоминание о ярком экране и ловких пальчиках Альсон, листающих одну картинку за другой. Альсон, снова треклятая Альсон.

- Ах ты ж бездна, забирают их, забываю постоянно, - пробормотал МакСтоун и схватил заботливо протянутую Гербертом рюмку. – Ну что, старичок, за твой Новый год.

Выпить нам не дали. В углу звякнула посуда и следом посыпался град из мелких столовых приборов, лязганьем наполнивших пустующую залу. У барной стойки замер растерявшийся толстяк. И почему я не удивлен. В голове возникло стойкое ощущение дежавю.

Помимо нашей троицы на выходные в казарме остался Соми Энджи. И конечно же пухляш под вечер решил заняться своим любимым делом, о чем свидетельствовала горка бутербродов на широком подносе. Парня даже не остановила опасность столкнуться нос к носу с подвыпившим МакСтоуном, который на трезвую-то голову едва сдерживался, чтобы не навалять толстому засранцу. А здесь такие возможности.

Я посмотрел на приятеля и заметил, как заострились черты его лица. Один в один хищник, замерший перед броском. Надо было срочно спасать ситуацию.

- Соми, пошли выпьем. Традиции моего мира обязывают в канун Нового Года зарывать топор войны и совместно осушать кубки мира до дна.

- До дна, - Авосян принял мои слова за тост и в одно мгновенье осушил крошечную рюмочку. Может бокал предложить великану, что ему этими наперстками баловаться, сплошное расстройство.

МакСтоун с явным неодобрением уставился в мою сторону, а Энджи заблеял в углу:

- Я не пью… мне нельзя.

- Здоровье не позволяет? - пробасил Авосян.

- Нет, просто…

- Так ежели здоровье крепкое, чего тогда людей в заблуждение вводишь. Нельзя ему… Вот дяде моему нельзя, печень у него больная и то иногда пригубит, для вкуса больше. А ты традиции нарушаешь, правильно я говорю?

МакСтоун промолчал, а я подтвердил, что традиции нарушать нельзя и выпить следует, хотя бы рюмочку.

- Ну если только рюмочку, - запунцевел толстяк, словно девица, готовая отдаться.

Выпил Энджи куда больше рюмочки, то ли «Северное сияние» пришлось по вкусу, то ли смутился сверх всякой меры. Первые два тоста толстяк упорно молчал и с опаской косился на Тома. Том же косился в ответ, но надо отдать должное парню, агрессии не проявлял. А когда толстяк решился и подвинул на центр свою главную ценность – поднос с бутербродами, лед отчуждения покрылся первыми трещинами.

- Вы такие хорошие, - кричал он спустя час, стоя на занесенной снегом крыше. При этом столь обильно брызгал слюной, что я перестал вытираться. – Вы отличные ребята, я в вас ошибался.

- Ты зубы нам не заговаривай, толстый, - напомнил МакСтоун. - Прыгай давай, теперь твоя очередь.

- Давай, давай, - завел басом Авосян.

- Давай, давай, - поддержал я следом.

Глупо улыбающийся Энджи кивнул и понесся вперед груженой фурой, медленно набирая ход. Добежав до самого края, толстяк растопырил руки и звездочкой ухнул вниз. В пьяном сознании зашевелились неприятные подозрения. И не важно, что высотой казарма с одноэтажное здание, а внизу снега намело сверх меры, так что Авосяну по горло будет. С такой-то массой любое падение плашмя может закончиться серьезными травмами.

Не один я так подумал. Мы одновременно подбежали к краю крыши и с наихудшими опасениями заглянули вниз. Довольный толстяк повизгивал и похрюкивал от удовольствия, барахтаясь в глубоком сугробе.

- Тоже мне, прыжок бегемота. А теперь смотрите, как надо, - сообщил нам МакСтоун, примериваясь к месту для разбега.

- Подожди, - Авосян жестом фокусника извлек из-под полы бутылку странного серебристого цвета. – Надобно согреться.

- А где «Северное сияние», - не понял я.

- Выпили.

- Как выпили. Было же три бутылки, - я с трудом сфокусировал взгляд и обнаружил себя стоящим в полутемном коридоре. Прямо напротив, улюлюкая и завывая, бегал Соми, размахивая кухонным топориком над головой. Тело его, обнаженное по пояс, было неумело разукрашено всеми цветами радуги.

- Справа дикари, атакуют! Сплотить ряды, - заорал МакСтоун, высовывая всклокоченную голову из-за барной стойки. В руках его был пистолет. Слава вселенной, не боевой. Понял я это только когда один из выпущенных шариков угодил в массивный живот толстяка. Должно быть больно, даже очень. Но Соми лишь свирепо расхохотался, и в приступе безудержного веселья затряс руками над головой, от чего жировая прослойка на теле заходила ходуном. Выглядело это по-настоящему угрожающе. Пробрало не только меня, но и Тома, огласившего помещение диким криком:

- Кавалерия, где поддержка кавалерии.

В ответ на призывы о помощи Соми размахнулся и запустил топорик прямо в сторону МакСтоуна. Холодная сталь мелькнула в воздухе и спустя мгновение мелко задрожала, впившись в край столешницы.

- Что ж… мать… такое, - попытался я донести Авосяну свою мысль об опасности всего происходящего. Великан был в своих знаменитых алых трусах и нелепой повязке на голове. Кажется, это был женский поясок, по крайней мере золотистая пряжка была мне смутно знакома.

- Не могу с тобою спорить, - пробасил Авосян, внимательно выслушав мои тревоги и чаяния. После чего жестом фокусника извлек из воздуха бутылку синего цвета.

- Куда же, была сереб… нету, - изумился я ловкости его рук.

Звон рюмок, здравница, смутное ощущение полета и музыка. На миг перед глазами предстала странная картина: танцующий на барной стойке толстяк, столь же разукрашенный, но без топора. Груди его, больше похожие на женские, колыхались в такт мелодии, звучащей в моей голове. Как он слышит ее? Я повернулся было расспросить об этом напарника, но тот спал, свернувшись комочком на полу. Авосяна тоже не было рядом. Великан совершал таинство за дальним столиком, расставив перед собой массу бутылок и емкостей. Смешивал жидкости, кидал в них кубики льда, ловко крошил фрукты и зелень, не забывая при этом насвистывать мелодию из моей же головы. Откуда они знают это тему? Эту гребаную слащавую песенку. Я закрыл глаза и почувствовал подступающую тошноту. Наступала неминуемая расплата.

Я глубоко заблуждался, рассчитывая, что обойдусь одним лишь хреновым состоянием здоровья. Через пару дней состоялось судилище, официально названное собранием группы.

Заставили прийти всех, даже затворника Вейзера, обидевшегося на всех и вся после громкого расставания с Марго. Парень занял дальний угол зала и теперь всем своим видом демонстрировал отстраненность, разве что к стенке не отвернулся. Хотел и я быть на его месте, но увы, меня на пару с МакСтоуном посадили в центр, недвусмысленно намекая на выбор жертвы. Остальные ребята разместились полукругом, в ожидании начала представления.

- Мы сегодня собрались здесь с целью обсудить недостойное поведение наших сокурсников Авосяна, Воронова, Энджи и МакСтоуна, - Джанет была настроена решительно. Чеканя каждое слово, она холодным взглядом изучала лица присутствующих курсантов. Всех, кроме нас с Томом, словно разбирательство уже не имело смысла. Приговор был вынесен и оглашен, а потому удостаивать вниманием осужденных не стоило. – Отвратительное гульбище, устроенное на выходных, бросает грязное пятно позора не только на нашу группу, но и на академию в целом. Вы уже в курсе подробностей случившегося, поэтому послушаем, что скажут в свою защиту главные зачинщики.

Все почему-то посмотрели на меня, даже сидящий рядом МакСтоун. Я повернул голову и встретился взглядом с Ловинс. Глаза девушки были чуть сочувствующие, чуть внимательные, а в целом безразличные, как и остальное выражение лица. Подле нее сидел вечный Энджи, словно верная собачонка у ног любимой хозяйки. Странно, по идее толстяк должен был находится рядом с нами, как и Авосян. Ну вот мы в центре, приготовились к публичной порке, а эти двое сидят среди судей. Причем Герберта порядком забавило разворачивающееся действие. Иначе чем объяснить его широкую улыбку на лице. Разве что алкоголем, но тот был полностью изъят из бара после приключившихся событий.

- Воронов, тебе есть, что сказать? – не дождавшись реакции, Джанет решила напрямую обратиться ко мне.

- Сказать о чем?

Авосян громко засмеялся и успокоился только после того, как на него прицыкнули соседи.

- Ты считаешь, что спаивать ребят нормально? А гулять в одних трусах по учебной территории, танцевать на столах и прыгать с крыши казармы? Это нормально? Хорошо, что шею себе никто не свернул, иначе сейчас бы ты сидел в другом месте и держал ответ перед другими людьми, - девушка перевела дыхание, но лишь для того, чтобы продолжить по новой. – Порча имущества, проникновение в чужие комнаты и использование личных вещей сокурсников без данного на то разрешения. Тебе этого мало? Может стоит упомянуть метание холодного оружия друг в друга? Да, Мэдфорд, представь себе, они кидались ножами и разделочными топорики. Чудо, что никого не поранило. С учетом степени опьянения у нас на утро должно было быть четыре окровавленных трупа.

- Подожди, - постарался остановить я словесный поток, - кого я спаивал?

- Меня, - крикнул Герберт и зашелся в раскатистом смехе.

- Тихо, Авосян, кому сказала, - Джанет с трудом удалось приструнить разошедшегося великана. - Всем давно известно о твоих проблемах, связанных с чрезмерным потреблением алкоголя. Поэтому между нами существовал негласный договор: всячески пресекать и не поддерживать твои больные наклонности. Тем не менее, Воронов, презрев устои нашего коллектива, втравил тебя в очередную пьянку. И слово «очередная» здесь ключевое. Месяц назад вы напились за пределами территории, а в пятницу разнесли половину казармы. Дальше что, подожжете головной офис? - Джанет выдохнула и, чуть сбавив обороты, продолжила: - лучше всего за меня скажет очевидец тех самых событий. Соми, я понимаю, тебе хотелось бы забыть о том злополучном вечере. Поверь, здесь нечего стыдиться, присутствующие однокурсники поддерживают тебя. Все, что нам необходим знать – правду, во избежание повторения подобного рода бесчинств.

Энджи густо покраснел, провел вечно потными ладошками по брюкам и заикаясь, начал бормотать что-то о традициях 128 параллели и моих навязчивых предложениях выпить. Выходило, что и отказаться он не мог, иначе быть ему непременно затравленным и битым четырьмя хулиганами, верховодил которыми главный злодей Воронов. Потом Соми резко переключился на прыжки с крыши, на холодные сугробы и моей подлой хитрости, позволившей поймать ребят на слабо.

Да, идея прыгать в снег первой пришла в мою пьяную голову, тут не поспоришь. Только вот убеждать парней особо не пришлось. Авосян разве что стол не снес, ломанувшись к лестнице, ведущей наверх, а МакСтоун так и вовсе предложил прыгать исключительно сальто. Благо, от этой идеи отказались, запив ее очередной стопочкой «Северного сияния». Или оно уже закончилось к тому времени?

- МакСтоун, откуда у тебя взялся игровой пистолет? – бушевала тем временем Джанет. Соми в своем повествовании успел дойти до момента атаки форпоста ордами диких, где и всплыл маленький такой нюанс. – Вся экипировка должна была быть сдана после окончания паучка.

- Это мой личный, - насупился Том.

- Что значит личный? С каких это пор разрешено проносить на учебную территорию стреляющие игрушки? Может ты мне поведаешь или твой дружок Воронов? Так все, больше покрывать вас я не собираюсь, каждый проступок подробно опишу в докладной. У парня все тело в синяках, хорошо глаз не выбили.

Хорошо, что этот толстый Чингачгук скальп с МакСтоуна не снял. С него сталось бы, уж больно он топорики метал ловко.

Соми что-то подобное чувствовал за собой, потому постоянно терял нить повествования, путался и запинался. Он даже не пытался оторвать взгляд от пола и правильно делал. Иначе пришлось бы посмотреть в наши с Томом глаза, да и в глаза остальных присутствующих тоже. Не наблюдалось там должного сочувствия. Равнодушие - да, презрение было и даже веселье имелось, но не сопереживание. Утешала толстяка одна лишь Ловинс, заботливо поглаживающая пухлую ладонь.

- Соми, не бойся, - поддержала выступающего Джанет, - за твои слова тебе никто ничего не сделает. Я обещала, и я свое обещание сдержу. Продолжай.

И толстяк торопливо продолжил, мешая на ходу правду с выдумкой. Напряжение в зале нарастало с каждой минутой. К искрящейся от негодования Ли прибавился мой напарник. Том разве что молнии не метал, настолько было наэлектризован вокруг него воздух. Два заряженных полюса грозили столкнуться в любой момент, вызвав неминуемый взрыв. Чувствовали это и однокурсники, наполнив зал нестройным гулом голосов. Собрание чем дальше, тем больше выходило из-под контроля, теряя внешнюю благообразность и превращаясь в обычный балаган. Даже великан Герберт потерял свою привычную веселость, нахмурив и без того кустистые брови.

- Давай, стукачок, жги, - подбодрил Том в очередной раз сбившегося толстяка.

- Ну все, МакСтоун, ты меня достал, - взъярилась Джанет. – Сегодня же объяснительную на стол.

- Да хоть две.

- Буду подавать прошение на твое исключение.

- Да хоть «оппадавайся», мне насрать.

Ловинс попыталась успокоить подругу, но куда там, старшая по группе окончательно вышла из берегов. Она орала на МакСтоуна, тыкала пальцем и требовала выметаться из казармы. Том за ответом в карман не полез и посоветовал пойти в жопу со своими приказами и требованиями.

- А ты чего молчишь и глазками стреляешь? - неожиданно переключилась на меня старшая по группе. – Сказать нечего или любишь, когда всю работу за тебя делает напарник?

Я понимал, что любой ответ вызовет лишь новую вспышку гнева, поэтому просто улыбнулся.

Это было плохим решением. Понял я это по внезапно наступившей тишине и животному страху в глазах сидящего напротив Луцика. Световые панели под потолком замигали, защелкали, а потом вдруг начали лопаться, одна за другой. Кто-то из девчонок завизжал, парни повскакивали с мест, отодвигая и роняя стулья.

Джанет безотрывно смотрела на меня, не обращая внимания на царивший кругом переполох. Глаза, гребаные ведьмины глаза стремительным водоворотом начали затягивать сознание в бездну. Не было воли ни встать, не пошевелиться, только смотреть в эти бездонные глазища. Первыми исчезли звуки, превратились в сплошной гул, сжимающий черепную коробку в крепкие тиски. Следом пришла очередь красок. Привычная картина мира смазалась в единое пятно и мигом поблекла, обернувшись в бурлящую серую массу. И не разберешься, где здесь стены, где потолок. Сквозь облепивший со всех сторон живой туман ощущался лишь взгляд Ли. Он приковывал к себе, насаживал на острие, словно булавка беспомощное тельце насекомого, не давал забыться и потерять сознание. Тянул по капли рассудок, даря взамен острую боль. Хуже этого был только нарастающий внутри гул. Пронзительный, отдающий в зубы, он становился все более невыносимым, угрожая взорвать и разметать мозг в кровавые ошметки.

И вдруг замерло… Отпустило… До того неожиданно, что сжавшееся в комочек сознание не сразу раскрылось, продолжая вопить от боли. А потом я увидел себя со стороны, сидящим на стуле, с раскрытым в безмолвном крике ртом. Руки тянулись к голове, а широко распахнутые глаза в ужасе смотрели на фурию. Копна вздыбившихся темных волос, вытянутая в броске рука, перекошенное от ненависти лицо. Джанет была прекрасна и одновременно отвратительна в образе древнегреческой богини мести. Ее главное оружие - бешенный взгляд, вызывал брезгливость, не более того, а вот лихой водоворот, лишающий силы и затягивающий в бездну, исчез. Не было в ее зрачках больше магической силы, остались лишь одни глаза на выкате.

Гибкое тело Джанет застыло в пространстве в образе фехтовальщика, совершающего выпад или колдуна, бросающего огненный шар. Только ни шпаги, ни огня в руке не наблюдалось, вытянутая ладонь была пустой. За спиной девушки темной громадиной возвышалась фигура Авосяна. Великан явно спешил к эпицентру событий, откидывая попавший под ноги стул. Но и сам великан, и начинающий свой полет стул замерли, зависли в воздухе, и не думая продолжать движение. Да что там они, каждый в зале подвергся внезапному параличу, замерев в странных, а порою самых нелепых позах. Тот же Луцик, споткнувшись, падал мордой вниз, забавно оттопырив при этом тощий зад. Энджи, раздув щеки, пытался преградить путь Ловинс, явно пытавшейся остановить подругу. А может статься, он защищал ее от неведомой опасности, крестом раскинув руки, и прикрыв необъятным телом. Сама Екатерина была явна напугана, это читалось и по лицу, и по положению ее тела, но тем не менее девушка пыталась идти вперед, туда, где бесчинствовала разгневанная фурия. Чуть дальше, у самого выхода находился дьяволенок Альсон. Малышка никуда не бежала, ни летела, ни падала, а просто сидела, прижав руки к груди. И я решительно не мог сказать, чего больше было в ее взгляде: страха или любопытства. На фоне хрупкой девчушки забавно смотрелся впавший в панику Леженец. Крепыш что было мочи ломился в сторону коридора, отталкивая с пути зазевавшегося Вейзера. Николас еще стоял, но не оставалось сомнения - после столь могучего тычка плечом, он неминуемо встретится с полом. Пока же мой сосед мог без помех смотреть в сторону визжащей от страха Маргарет. Наблюдать с невыносимой тоской и болью, которая ощущалась даже сквозь зависшее пространство.

Да, как бы это странно не звучало, само пространство и время превратились в статические единицы. Мир вокруг сгустился, стал похожим на тягучий прозрачный кисель. Стоило провести рукой по воздуху, чтобы увидеть волны, убегающие в бесконечность. Сжать ладонь и почувствовать эфир, невесомой патокой сочащийся сквозь пальцы. Я бы это непременно сделал, только не мог пошевелиться. Замер, как и все остальные, способный только наблюдать и мыслить. Последнее получалось с превеликим трудом: сознание балансировало на грани яви и сна, в любую секунду угрожая провалиться в небытие. Секунду… Забавно было именно сейчас размышлять о времени, о той мере длительности, которая утратила возможности привычного измерения. Нет здесь ни минут, ни часов, ни лет, один лишь сплошной тягучий кисель. Хотя… Какой же я баран! Секунды никуда не делись, они есть, они идут, только очень неторопливо. В пятьдесят три раза медленнее обычного. Кажется, я даже могу их ощутить, почувствовать каждой клеточкой продолжающего жить организма. И что это значит? Мой мозг синхронизировался с родным миром? Или параллельные вселенные дали трещину, сквозь которую просочилась материя иного времени?

Движение нарушило ход мыслей… Трудно было не заметить идущего человека в паноптикуме восковых фигур. Только человека ли? Уж слишком отрывистыми и неловкими были его действия, словно у сломанной марионетки, которую дергает за ниточки невидимый мастер. Правая нога резко согнулась, а рука вылета вверх, в каком-то нелепом нацистском приветствии. Странно изогнулась шея, и голова ушла в бок, крутанувшись назад. Неестественное движение для живого человека, даже смертельное, но существо лишь дернулось и сделало шаг вперед. Позвоночник изогнулся, выгибая корпус мостиком, но последовал очередной рывок невидимой нити и вот оно снова стоит. Очередной шаг, уже лучше. Еще один и еще, мастер явно привыкает к управлению новой игрушкой. Поворот корпуса и улыбающаяся физиономия смотрит в мою сторону. Моя физиономия… мое лицо… Натянутое неизвестным кукольником на деревянную заготовку. Вот оно хмурится, снова улыбается, только криво, потому как вторая половина замерла в параличе. Открывает губы и демонстрирует ряд зубов, высовывает язык, но явно не с целью подразнить. К стоящей напротив кукле трудно применить подобные термины. Оно вроде, как и живое, но не человек и даже не животное. В глазах пса больше родного и привычного, чем в глянцевых стекляшках существа. Оно совершенно иное, чужеродное привычному миру.

Губы его зашевелились, вновь показался кончик языка, а затем послышался тонкий детский голосок:

- В лунном сиянье снег серебрится, вдоль по дороге троечка мчится. Динь-динь-динь, динь-динь-динь – колокольчик звенит…

Это существо, кем бы оно ни было, умудрялось петь, беря крайне высокие ноты, с риском уйти в фальцет. На втором куплете тембр голоса начал меняться, и становился все ниже и ниже, пока окончательно не перешел в бас:

- Помнятся гости шумною толпою, личико милой с белой фатою…

Пение внезапно оборвалось, а кукла полуприсела и растопырила руки, заметно покачиваясь из стороны в сторону. И до этого было страшно, а тут вдруг такая жуть пробрала от понимания, что перед тобою не бездушная марионетка, а неведомая тварь, привыкающая к человеческому телу, как к новому костюму. Она поняла, что я понял. Улыбнулась и вдруг, пронзительно заверещав, кинулась в мою сторону. Пауком растопырив конечности, и загребая пространство вокруг, что рыхлый снег.

Я заорал и в то же мгновение мир вокруг завертелся, закрутился с противным звуком, словно забыли снять иголку с крутящейся пластинки. Вернулись привычные краски, воздух вокруг вновь стал прозрачным и невесомым. А следом пришла невыносимая боль и… забытье.

Кажется, кто-то звал маму… Может это был я, а может просто чудился собственный голос в ушах. Пару раз заботливая рука приподнимала голову и подносила стакан с водой. Пересохшие губы жадно впитывали жидкость, после чего я вновь откидывался на мягкую подушку и отключался. Были другие люди в халатах, звучали знакомые голоса и прохладные пальцы осторожно касались лба. Я видел игру света и тени на потолке, чувствовал резкий запах спирта и закрывал глаза, наслаждаясь царящей тишиной и покоем. Непривычная легкость в теле только этому способствовала. А мысли… Их и вовсе не было, лишь невнятные образы милых и родных сердцу людей.

Увы, всему рано или поздно наступает конец. Пришлось и мне в один прекрасный день очнуться в больничной палате и встретиться глазами с доктором Луи.

- Да-с, молодой человек, и почему я нисколечко не удивлен, - протянул он на чистом русском. – Вы прямо-таки целью задались, уйти раньше срока из жизни. Весьма прискорбное упорство, хочу заметить.

- Доктор, я жить буду?

Так себе шутка. Не уверен даже, что док Луи расслышал мое бормотание.

- С вами здесь жаждет пообщаться один настойчивый юноша. Рекомендую избегать волнительных тем и глупых вопросов. Организм сейчас крайне ослаблен и дополнительный стресс ему противопоказан. – Доктор пожевал по-старчески губами и уже менее официально добавил: - будь моя воля, на порог бы его не пустил. Взяли за привычку больных раньше срока тревожить. Но директивы, знаете ли, директивы.

Настойчивым юношей оказался Хорхе Леши собственной персоной. Был он чисто выбрит, причесан и в целом создавал впечатление хорошего отдохнувшего человека. От куратора прямо-таки веяло свежестью и резким запахом одеколона.

- Как самочувствие, больной? – с порога заявил Хорхе. – Тебя и на минуту нельзя одного оставить. Обязательно вляпаешься в какую-нибудь историю.

- Минуту, - я улыбнулся, - мы полгода не виделись, а может и больше.

- Там, где я был, время идет медленнее, - куратор улыбнулся в ответ и присел на стул возле койки. - Ну, рассказывай, что в этот раз натворил.

- Ты же все знаешь.

- Знаю, - не стал спорить Хорхе. – Когда меня выдернули с задания, вот такущую папку подсунули для изучения, - он показал руками толщину переданных документов, сопоставимую размерами разве что с несколькими томами «Войны и мира».

- И о чем пишут? – поинтересовался я.

- О многом, - уклончиво ответил Хорхе, - но основные темы посвящены твоей сокурснице, Джанет Ли. О ней я и хотел поговорить.

- О старшей по группе?

- Она теперь не старшая. Девушка лишена всех званий, достижений, и на время судебного разбирательства перемещена в камеру предварительного заключения. Ее куратор так же лишился должности и был уволен со службы без права последующего восстановления.

- Жестко, - удивился я.

- А ты как думал. Покушение на жизнь сотрудника службы безопасности карается по всей строгости закона. Наши умники до сих пор в толк взять не могут, как она тебе мозги не поджарила.

- Чем она меня так приложила?

- Гипноз. Думаю, ты и сам догадался.

- Я иначе представлял себе процедуру гипноза: уютное кресло, спокойная музыка, досчитайте от одного до десяти. А тут световые панели взрываются.

- Гипнотическое воздействие тоже разным бывает. Особенность таланта Ли заключается в том, что она способна оказывать влияние на цель, находясь на большом расстоянии, достаточно лишь зрительного контакта. При эмоциональном перенапряжении могут возникать побочные эффекты в виде случайного телекинеза или массового психоза.

- Поэтому народ запаниковал? – я вспомнил мечущуюся от страха толпу и Авосяна, шагающего навстречу угрозе с решительным лицом. У парня явно был иммунитет к экстрасенсорным проявлениям или яйца размером с кулак. Тут же вспомнилась Ловинс, пытавшаяся остановить подругу и Соми, заслонявший девушку от угрозы своим массивным телом.

- В том числе, - подтвердил Хорхе мою догадку. – Хотя взрывающиеся световые панели и вылетающие стекла поспособствовали общей атмосфере страха. Но главная цель моего визита заключается в другом, - наставник нарочито вздохнул, словно вынужден был продолжать крайне неприятный для него разговор. - Служба безопасности – это глубоко бюрократическая организация, где порою без лишней бумажки и дело не сдвинется. Случай с Ли тому лишнее подтверждение. Ее судьба не решится до тех пор, пока ты не подставишь подпись под одним из двух документов. Первый даст ход дальнейшему расследованию с последующим исключением главного фигуранта из стен академии, а второй спустит все на тормоза.

- И кто должен решить, какую бумажку подписывать?

- Только ты.

В другой раз я бы вспотел, пытаясь найти подводные камни в сложившейся ситуации. Они тут были, сомневаться не приходилось. В этой хитровывернутой организации ничего просто так не делалось. Даже простой визит куратора к захворавшему подопечному мог обернутся могильным крестом на карьере. Только непонятно, чье имя будет указано на холме: талантливой Ли или излишне своенравного Воронова, лишившего академию одаренного курсанта. Поводов для размышлений хватало, но не сегодня, когда душа и тело ушли в состояние близкое к нирване. Мир вокруг был слишком прекрасен, чтобы посметь покушаться на его гармонию.

- А что скажет наставник?

Хорхе одобрительно кивнул в ответ.

- Наставник посоветует не обострять ситуацию. Отдел расследований не заинтересован в том, чтобы скандал вышел за пределы его юрисдикции. Кроме того, Джанет Ли является весьма ценным кадром, обладающим несомненным талантом и было бы крайне неразумно лишиться ее даже по столь вескому поводу.

- Если я соглашусь, где гарантии, что ситуация не повторится.

- Гарантии никто дать не может. Талант Джанет подобен монете, на аверсе которой дар со всеми его плюсами, а на реверсе неустойчивое психическое состояние. Учиться контролировать его она будет всю свою жизнь, поэтому так важна роль куратора в ее случае. Предыдущий не справился и был уволен, а вот на счет нового у меня более оптимистичные прогнозы. Разумеется, если ты согласишься дать делу задний ход.

- И кто это наставник?

- Валицкая Анастасия Львовна.

Я невольно улыбнулся. Эта львица была способна угомонить любого звереныша.

- Увы, в этом случае у тебя останется только один наставник, - напомнил Леши. – Не столь умный и сексуальный, как выше названная госпожа психолог. Да и седеть он начинает раньше положенного срока.

Здесь Хорхе погорячился. Его густой черной шевелюре седина если и грозила, то только в отдаленном будущем. А вот на счет сексуальности он был абсолютно прав. У госпожи Валицкой конкурентов в этой области не наблюдалось.

- Пускай не такой красивый, - согласился я, - зато он знает результаты первых матчей одной восьмой. Как там итальянцы и их знаменитое «катеначчо», опять победили с минимальным счетом?

В казарму я вернулся спустя неделю. За время ничего неделанья успел выспаться и кажется потолстеть. На это постоянно намекал док Луи, советуя больше налегать на фрукты и меньше на мучное. Было бы оно, это мучное в больничных покоях. Даже суп без хлеба приходилось хлебать, а про булочки и вовсе забылось. Зато от бесконечных яблок и апельсинов, с утра до вечера мелькавших перед глазами, хотелось уже порядком чесаться.

- Витамины, молодой человек, потребляйте больше витаминов, - хорошо знакомые слова звучали каждый день. Как будто не в больницу иномирья попал, а к родной бабушке на каникулы съездил.

Уххх, зануда. Одолел меня своим скрипучим голосом за прошедшую неделю. Так и хочется на зло купить беляш и смачно надкусить его за румяный бок, что бы брызнуло ароматным соком во все стороны, а жирные ручейки побежали бы по пальцам и подбородку.

Однако идея с беляшом быстро забылась, стоило пересечь порог казармы.

- Старичок, надо поговорить, - шепнул мне МакСтоун и вывел на улицу к дальним скамейкам, где нас уже ждал невозмутимый Авосян.

- Соми надо наказать, - пробасил Герберт. При этом сам великан нисколько не походил на кровавого мстителя: руки его лепил из снега забавные фигурки.

- Языком много треплет, такое спускать нельзя – поддержал товарища МакСтоун. – Устроим ему темную.

- Ага, устроим, - передразнил я его, - и на нас же в первую очередь подумают, потому что больше некому.

- И что ты предлагаешь, забыть? – тут же насупился Том.

Слова приятеля были недалеки от истины. Находясь в больничной палате, я и думать не думал о Соми и его проступках. Уж больно атмосфера была умиротворяющая, да обезболивающее на редкость действенное. Что проблемы, они как мошки, вечно кружатся и мешают жить. Зачем вспоминать о раздражающих вещах, когда можно просто наслаждаться тишиной.

- Забывать нельзя, - заявил великан и поставил человечка на скамейку, пополнив снежную экспозицию из танка и кораблика.

- Он не просто настучал на нас, он врал, - начал распаляться Том. - Пил с нами, сука, за одним столом, а потом побежал к Ли и всех заложил с потрохами. Тварь…

- Мы сделаем лучше, - прервал я МакСтоуна и его обвинительную речь в самом зародыше. Похоже, парни времени зря не теряли, накручивая себя и планируя одну месть хуже другой. Взять того же Авосяна, на что был добрым и миролюбивым, теперь вот лепил воинственный фигурки из снега. – Мы похороним толстяка.

Парни удивленно переглянулись, а после Том осторожно произнес:

- Может лучше темную устроить?

- Нет, ребята, вы меня неправильно поняли. Никто никого убивать не собирается. Идея заключается в следующем…

Идея пришлась парням по душе. Для воплощения ее в жизнь требовался лишь общий ужин в зале и предварительная договоренность с Рандольфом, что бы не мешал. Да-да, именно пижон Мэдфорд после низвержения Ли стал старшим по группе со всеми причитающимися полномочиями. Он единственный мог сорвать запланированное представление из одного чувства ответственности. Как-никак новая должность обязывала.

- Рандольфа беру на себя, - пробасил великан Герб. – Драку бы он точно не одобрил, а такой ход ему понравится.

- Мэд хоть и мудила, каких поискать, но свой, - согласился МакСтоун. – Понимает, что толстяку спускать нельзя. Вчера жирный нас заложил, а завтра его подставит.

На том и порешили, только быстро разойтись не получилось. Герберт остановил меня и тихо, насколько это было возможно с его трубным басом, произнес:

- Надо поговорить.

МакСтоуна явно зацепили тайные разговоры за его спиной. Однако парень виду не подал и твердой походкой зашагал по направлению к казарме. Излишне твердой и злой.

- Альсон? – попытался угадать я предстоящую тему разговора.

- Я не знаю, чего там у вас происходит, но ты это, кончай, - начал торопливо великан и тут же засмущавшись, скомкал конец фразы. – Я не мастак говорить про такие вещи, но девчонку хорош обижать.

- Герб, поверь мне, я никого не обижаю, хотя поводы есть. Единственным разумным решением в наших с ней отношениях будет полное игнорирование друг друга, иного не дано.

- Не понимаю, - вздохнул Авосян, - хорошая же девчонка.

- Хорошая? Да ты сам проговорился, что иногда боишься ее, - я попытался поймать взгляд великана, который смотрел куда угодно, только не на меня. – Так вот, Герб, я тоже ее боюсь. Боюсь той твари, что сидит глубоко внутри малышки. И не надо меня перебивать, я знаю о чем говорю, потому как имел сомнительное удовольствие столкнуться с этим чудовищем лицом к лицу. И больше встречаться с ним не хочу. Можешь передать Лиане мои слова: пусть держится от меня подальше и Воронов не доставит никаких проблем.

Оставив Авосяна в глубокой задумчивости, я поспешил удалиться. Хотелось наконец добраться до комнаты и принять нормальный душ. Но человек предполагает, а жизнь все расставляет на свои места.

Пока искал заначку чистого белья, в дверь постучали. Разумеется, Вейзер по заведенной традиции звуковой сигнал проигнорировал. Пришлось мне в срочном порядке выбираться из недр платяного шкафа и идти встречать гостя.

- Нам нужно поговорить, - произнесла Джанет знакомые слова. Сговорились они что ли, встречать меня одной и той же фразой.

- Проходи, - я любезно распахнул дверь, приглашая войти внутрь.

Девушка приглашение приняла, но заметив Вейзера в комнате, остановилась.

- Николас, можешь оставить нас наедине.

Сосед мой пробурчал нечто невразумительное, по смыслу похожее на «убирайтесь все в бездну и эту шлюху прихватите с собой».

Ли поняла парня правильно, поэтому сказала:

- Маргарет сейчас отдыхает и ближайший час в коридоре не появится.

- Тебе почем знать, - возразил парень, - она теперь не твоя соседка.

- Не моя, - согласилась Ли, - но я успела выучить ее привычки за полтора года. Поэтому будь любезен, выйди из комнаты.

Вейзер с явной неохотой сполз с кровати, не забывая при этом бурчать и хмуриться. Неторопливо прошествовал к выходу и так хлопнул дверью на прощание, что из-за стенки послышался голос возмущенного Леженца:

- Тише нельзя? Люди отдыхают, вообще-то.

Мы постояли какое-то время в тишине, внимательно изучая друг друга. Не знаю, изменился ли я за прошедшую неделю, а вот Джанет нисколечко. И не скажешь, что неделю проторчала в камере, лишенная былого статуса величия. Ни тени усталость на лице, ни капли грусти или печали.

- Поменялись с Альсон соседками? – припомнил я недавние слова Вейзера.

- Да, и Ловинс теперь живет со мной. Только твои советы здесь ни причем.

- Конечно, - легко согласился я, – у тебя же теперь новый куратор. Знаешь, советы Валицкой мне нравятся куда больше, чем советы твоего предыдущего наставника. Как он любил говорить? Убей раздражающего тебя, разнеси мозги его и скорми сердце свиньям.

Последнюю фразу произнес излишне громко, потому как из-за стенки вновь послышался голос недовольного Леженца:

- Вы дадите поспать или нет? Будьте людьми.

Девушка никак не отреагировала на провокационное выступление. Это была какая-то другая Ли, излишне отстраненная и заторможенная. Прошлая хоть и была взрывной, нравилась мне куда больше, живостью характера и предсказуемостью поступков. Новая лишь произнесла казенным языком:

- Я приношу официальное извинение за неподобающее званию курсанта поведение. Обещаю, что впредь подобного не повторится.

Мне вдруг стало стыдно за предыдущие слова. Только вот почему, не понятно. По всему выходило, что она была виновной, она меня чуть не убила, она и этот стукач Соми, активно подливавший масло в котел. Так какого хрена у меня совесть взыграла?

Ли ушла, а я еще битый час ходил по комнате, пытаясь накрутить себя перед предстоящими похоронами. Но не получалось, никак не получалось. Вместо злости видел перед собой перекошенное от страха лицо Энджи. Толстяк не дрогнул в миг опасности, прикрыв своей необъятной тушей любимую девушку. Воинственный МакСтоун бежал, Мэдфорд поддался паники, а он остался. Картина того вечера необычайно отчетливо отпечаталась в моем сознании.

- Док, как такое может быть? - задал я мучавший меня вопрос за день до выписки.

- Чему вы удивляетесь, молодой человек. Галлюцинации, сопровождаемые гипнотической атакой, могут быть весьма яркими. Знаете ли, никому не удавалось останавливать время. Да-с, а эта марионетка с человеческим лицом, да еще и вашим. Тут впору говорить про игры подсознания, а не чудеса в решете искать. Да-с, загадка.

- Док, я могу рассказать вам про положение каждого человека, любого предмета мебели в комнате. Как такое возможно?

Доктор Луи пошамкал по-стариковски губами и проскрипел:

- Не хочу вас расстраивать, молодой человек, но в этом нет ничего нового. Проводимые эксперименты не раз доказывали способности человеческого мозга к запоминанию мельчайших деталей обстановки. Ну вот скажем, спроси я вас, сколько вчера было влажных салфеток на подносе, и что вы мне на это ответите? Ни-че-го, потому как не утруждали себя запоминанием подобных мелочей. А мозг ваш помнит и это легко доказать с помощью введения в легкий транс.

От эксперимента я тогда отказался, потому что не сомневался в словах старика. Знал и то, что отчаянная смелость Соми не была плодом моего воображения, а имела место в действительности. Как бы не хотелось верить в обратное, надо было признать – толстяк не был конченным подонком и трусом. Уж за свою любимую девушку он вцепиться в горло кому угодно, даже разгневанной фурии. Только что это меняет. Похороны состоятся в любом случае.

Произошло сие знаменательное событие тем же вечером, за ужином в общей зале. Присутствовали все, кроме затворника Николаса, исключившего даже малейшую вероятность встречи с бывшей возлюбленной.

Сама Маргарет сидела за столиком со своей новой соседкой и мило щебетала, демонстрируя окружающим ямочки на щечках. Я невольно засмотрелся и встретился взглядом с ее собеседницей. Малышка Альсон улыбнулась мне и кокетливо, совсем не по-детски, поправила прическу, отчего внутри неприятно похолодело.

- Пора, - шепнул Том на ухо.

Пора, значит пора. Я взял ложку и постучал по стакану, привлекая всеобщее внимание. Надо сказать, удалось это не с первого раза. Куда больший эффект на окружающих произвел великан Герб, замерший глыбой по левую от меня руку. Вид при этом он имел самый скорбный и печальный. По правую встал МакСтоун, не менее подавленный случившимся горем.

- Дамы и господа, у нас сегодня грустный повод, - произнес я четко и громко в наступившей тишине. – Все мы прекрасно помним нашего одногруппника Соми Энджи. Парня было трудно назвать всеобщим любимцем. Часть из нас с ним дружила, - я посмотрел на столик, за которым сидели Ловинс, Ли их вечный Санчо Панса. – Другие над ним потешались и вступали в вечные пикировки. Про Соми можно говорить долго и упорно, вспоминая как хорошее, так и плохое, но на одном бы я хотел остановиться. Самом важном, самом главном, о чем каждый из здесь присутствующих всегда знал и помнил. Он был одним из нас. Да, плохой ли, хороший, но он был наш Соми Энджи. Мы могли на него злиться, порою даже ненавидеть, но при этом продолжали считать членом большой семьи из пятнадцати человек. Пускай не самой дружной, а порою и откровенно хреновой, но семьи. И вот его не стало, - кто-то из девчонок ойкнул, а сидевший напротив Луцик довольно захихикал. – Неделю назад наша группа понесла невосполнимую потерю, навсегда лишившись этого непростого, но яркого человека. Человека, которого все мы уважали за честную и принципиальную позицию. За способность до конца отстаивать свои взгляды на жизнь, несмотря на давление, шутки и издевательства. Преклоняли голову перед его надежностью и духом товарищества. Наш Соми Энджи никогда не стучал, не бил в спину, и не клеветал ради карьеры или бабы.

Тут в зале послышались откровенные смешки, а не выдержавшая моего выступления Ловинс, громко заявила с места:

- Мэдфорд, как старший по группе, немедленно прекрати этот балаган.

На что Рандольф лишь пожал плечами:

- Не вижу никаких нарушений. Так, невинная шалость со стороны парней.

- Тогда это прекращу я, - Ловинс вскочила со своего места, только было уже поздно.

- Предлагаю выпить и помянуть доброе имя старины Соми. То самое незапятнанное имя, которое теперь никогда не вернуть. Дамы и господа, за нашего толстяка, за Соми Энджи.

Послышался смех, задвигались стулья – часть народа поддержала мой призыв, поднявшись с места. В числе первых оказалась малышка Альсон, разразившаяся легкими аплодисментами. Рядом хлопала в ладоши ее соседка Маргарет, с непременными ямочками на щеках

- За Соми, - провозгласил Леженец и нестройный хор голосов вторил ему. Но всех перекрыл зычный бас Авосяна, рокотом зазвучавший под сводами зала:

- Помянем доброе имя толстяка. Упокойся с миром, старина Энджи.

- Даааа, - азартно проорал МакСтоун и осушил стакан компота до дна.

Оглушили меня парни на оба уха. Со стороны Герба так и вовсе звенело.

Пришла и моя очередь выпить поминальную. Но донести кружку до рта не дали цепкие пальцы, обхватившие запястье. Они резко дернули руку вниз и капли компота полетели в разные стороны, орошая окружающих легким фруктовым дождем.

- Доволен? – буквально прорычала Ловинс. Часть напитка попала на лицо девушки и теперь компот тонкими ручейками сбегал по ее лицу.

- Что?

Сильная пощечина запрокинула мою голову назад. В глазах потемнело, а любые звуки кроме звона и вовсе перестали существовать. Кажется, я даже сделал шаг назад, и готов был сделать больше, но заботливая рука Герберта вовремя ухватила за плечо.

Когда в мир вернулась былая четкость, Ли с Ловинс уже выходили из зала, а следом семенил пунцовый Энджи. Даже уши толстяка приобрели малиновый оттенок, придавая его и без того забавному образу комичный вид.

- Браво, - к нам подошел сам Мэдфорд, редкими хлопками выражая свое довольство. – Представление удалось на славу. И толстяка опустили и Воронов получил по морде, что может быть лучше?

- Когда тебя попрут из академии, - предложил я свой вариант.

- Не смешно, до этого было лучше, - Рандольф взял с нашего стола яблоко и внимательно присмотрелся, выискивая малейшее пятнышко на глянцевой кожуре. – Надеюсь, тему с толстым олухом мы закрыли навсегда? Не хотелось бы омрачить вступление в новую должность неприятными инцидентами.

- Как договаривались, - прогудел Авосян.

- Хорошо, - задумчиво протянул старший по группе. – О его поступке и наказании узнают все курсанты на потоке, уж будьте покойны, я об этом позабочусь.

Наконец, найдя фрукт достойным к употреблению, Мэдфорд откусил и смачно захрустел. Кусочек мякоти попал на верхнюю губу парня, вызывая стойкое желание стряхнуть крошку одним ударом.

- Молодец, Воронов, - заговорил он с набитым ртом, так что я едва разобрал слова. – Больше тренируйся, и я разрешу выступить тебе перед моим папа.

- А чего не мама? - спросил я уже спину удаляющегося парня.

- Забудь, - успокаивающе хлопнул меня по плечу МакСтоун, - спорить с Мэдом, что ссать против ветра.

- Главное сделали, - поддержал его Авосян, – толстяка проучили и другим показали… пример… как это… поступать нельзя.

Грозный великан неожиданно смутился, вмиг растеряв весь словарный запас. К нам подходило зло во плоти – малышка Альсон. Остановившись напротив, она вытянулась на носочки и осторожно провела салфеткой по моему лицу, вытирая следы компота с лица.

- А ты говоришь, что я плохая, - прошептала она, заботливо проводя ладошкой по моей щеке. – Мы составим с тобой прекрасную пару.