Преклони колени

ГЛАВА 10

Элайджа

Я стою на кафедре и читаю проповедь о том, как Бог прощает. Я знаю свою Беллу, и если бы мне пришлось угадать, она, скорее всего, сейчас переживает из-за своей неосторожности со мной в начале недели. Но я уверен, что никто из нас не жалеет об этом. Мы также не просим прощения, зная, что будем грешить снова и снова.

Сегодня Белла снова надела свое пудрово-голубое платье, а поскольку оно мое любимое, мне трудно оторвать от нее взгляд.

Продолжая говорить о Божьем прощении, я не могу отделаться от чувства вины и желания, когда мой взгляд падает на Беллу.

Ее пудрово-голубое платье обнимает ее изгибы во всех нужных местах, подчеркивая красоту так, что приковывает мое внимание. Мягкая ткань танцует при каждом ее движении, и мне хочется протянуть руку и прикоснуться к ней, ощутить тепло ее кожи под кончиками пальцев.

Но я должен удержаться от этого искушения перед своей паствой, ведь я — верующий человек, стоящий перед своей паствой и проповедующий о силе прощения.

Белла, похоже, тоже осознает, что между нами сохраняется напряжение. Ее глаза изредка встречаются с моими, и в эти мимолетные мгновения я вижу отражение той же тоски, что живет во мне. Это молчаливое понимание, общая тайна, которая связывает нас паутиной запретной страсти.

И все же, продолжая проповедовать, я напоминаю себе, что прощать нужно не только других, но и самих себя. Мы все несовершенны, склонны совершать ошибки и поддаваться своим желаниям. Именно в такие моменты слабости мы должны искать прощения не только у высших сил, но и внутри себя.

Я знаю, что мы с Беллой можем продолжать грешить, не в силах противостоять магнитному притяжению, которое влечет нас ближе друг к другу. Но, возможно, в глубине наших проступков мы сможем найти утешение в осознании того, что прощение всегда в пределах досягаемости.

Когда проповедь подходит к концу, я произношу последнюю молитву о прощении не только за себя, но и за всех тех, кто сошел с пути праведности. Сойдя с кафедры, я снова ловлю взгляд Беллы и молча клянусь сделать эту женщину своей во всех смыслах этого слова.

Я вижу, как Реджина Торнфилд тащит Беллу сквозь толпу, пытаясь быстрее добраться до меня, пока я провожаю всех и пожимаю руки у дверей.

Эта женщина — настоящая змея в траве. Я знаю, на что она способна, и каждый раз, когда вижу их, думаю об этом.

Приветствуя прихожан у дверей, обмениваясь любезностями и словами ободрения, я чувствую приближение Реджины Торнфилд. Ее пронзительный взгляд и расчетливая улыбка вызывают дрожь по позвоночнику, напоминая мне о тьме, скрывающейся под ее внешне невинным фасадом.

Я слишком хорошо знаю, на что готова пойти Реджина ради достижения своих желаний. Ее манипулятивная натура и хитрая тактика оставили за собой след из разбитых сердец и разрушенных жизней. За эти годы Белла запуталась в паутине ее обмана.

Груз этих знаний тяготит мой разум, бросая тень на радостную атмосферу церкви. Я не могу не беспокоиться о благополучии Беллы, зная, что влияние Реджины может направить ее по коварному пути. Мысль о том, что Беллу протащат сквозь толпу под контролем Реджины, наполняет меня чувством спешности и защищенности.

Но я должен действовать осторожно, ведь раскрытие истинной природы Реджины может привести к ужасным последствиям. Она — мастер манипуляций, способный исказить правду в угоду собственным интересам.

Пока я прощаюсь с последними прихожанами, в голове крутятся мысли о том, как защитить Беллу от лап ее матери.

Но пока что я должен изображать мужество, скрывая свои опасения за маской спокойствия. Наблюдая за приближающимися Реджиной и Беллой, я тепло улыбаюсь им, скрывая царящее внутри смятение. Это битва воль, безмолвная война, ведущаяся в глубинах моей души, пока я пытаюсь защитить Беллу от змеи в траве, которой является Реджина Торнфилд.

— Увидимся ли мы с вами на пикнике сегодня днем? — спрашивает Реджина, как только добирается до меня.

— Да, я буду там, — отвечаю я на вопрос Реджины, сохраняя видимость нормальности, несмотря на тревогу, которая живет во мне.

Когда Реджина наконец отпускает мою руку и отходит в сторону, ее присутствие все еще маячит рядом, постоянно напоминая о ее пристальном взгляде. Становится все более очевидным, что она не только испытывает ко мне чувство собственничества, но и ревнует к собственной дочери, Белле. Внимание, которое уделяется Белле, похоже, разжигает в Реджине огонь зависти, подпитывая ее манипулятивные наклонности.

Я не могу не испытывать сочувствия к Белле, попавшей под перекрестный огонь неуверенности ее матери. Это токсичная динамика, которая угрожает задушить цветущую связь между Беллой и мной. Наша близость только усиливает ревность Реджины, и она стремится контролировать все аспекты жизни Беллы.

Но я отказываюсь позволить токсичному влиянию Реджины диктовать наше счастье.

По мере приближения пикника я готовлюсь к предстоящим испытаниям. Я знаю, что Реджина будет там, ее глаза будут прикованы к нам с Беллой, готовые ухватиться за любую возможность утвердить свое господство. Но я полон решимости защитить Беллу, оградить ее от ядовитой хватки ее собственной матери.

Глубоко вздохнув, я готовлюсь встретить полдень, зная, что битва только началась.

Я прогуливаюсь по церковному пикнику, смешиваясь с присутствующими. Все хотят поговорить со священником, к несчастью для меня. Бывают дни, когда я люблю свое призвание, а бывают дни, когда я просто хочу пойти домой и закрыть дверь, но моя работа — это руки нараспашку каждый час каждого дня.

Краем глаза я вижу свою маленькую девочку, которая сидит с Линдси и ее семьей.

Линдси и Белла неразлучны с самого детства, они делятся секретами и переживаниями, как это часто делают лучшие друзья. Вполне естественно предположить, что они обсуждали те моменты, которые были у нас с Беллой.

Я подхожу к Линдси и ее семье и тепло улыбаюсь, присоединяясь к их разговору. Мне важно сохранить ощущение нормальности, чтобы показать Белле, что наша связь не определяет нас самих. Я начинаю легкомысленно шутить, расспрашивая их о том, как прошел день.

По мере того как разговор продолжается, я украдкой бросаю взгляд на Беллу, наблюдая за ее общением с Линдси. Она выглядит беззаботной, ее смех наполняет воздух. Это горько-сладкое зрелище, напоминание о невинности, которую я стараюсь сохранить в ее юном сердце, даже если я, возможно, забрал эту невинность из ее тела.

С этими мыслями я возвращаюсь к тому дню, который мы провели вместе в моей постели, когда она отдала мне свою невинность. Я мог сказать, что ей было больно от того, что я лишил ее девственности, и она истекала кровью. Однако сегодня ей, похоже, гораздо лучше.

Я пытаюсь заставить свой член подчиниться, прежде чем встать, но теперь, когда мысли о грешном теле Беллы поселились в моей голове, я знаю, что не почувствую облегчения, пока не ублажу себя мыслями о моем небесном ангеле и ее неземной киске.

Я встаю и направляюсь обратно в церковь, пока Белла наблюдает за мной. Она наверняка задается вопросом, почему я покидаю их. Если бы она только знала, что меня сводит с ума воспоминание о том, как я вхожу в нее.

Я обхожу подиум и скольжу за бассейн для крещения, где есть уголок, в котором, как я знаю, можно спрятаться, пока я глажу свою длину. Отсюда также открывается прекрасный вид на то место, где каждое воскресенье сидит моя Белла, и я могу представить ее такой, какой она была в моем сне всего несколько недель назад. Она сидит на передней скамье, поднимая платье и открывая мне вид на то, что под ним.

Я прижимаю одну ладонь к стене, а другой ускоряю темп, пока кулак сжимает мой затвердевший член. Отголоски ее стонов и вкус ее губ задерживаются в моем сознании, доводя меня до грани рассудка.

Пока я глажу себя в укромном уголке, меня одолевает чувство вины и наслаждения. Запретность моих действий только подливает масла в огонь, пылающий внутри. Я представляю себе мягкие прикосновения Беллы, ее нежные руки, исследующие каждый сантиметр моего тела, разжигающие огонь, который может потушить только она.

Я закрываю глаза и позволяю своему воображению разгуляться. Я представляю себе раскрасневшиеся щеки Беллы и то, как блестят ее глаза от желания. Мысль о том, как она отдается мне, с готовностью поддаваясь наслаждению.

— Папочка?

Я напрягаюсь, услышав ангельский голосок, доносящийся прямо у меня за спиной.