Прекращай эту игру

13

Открыла я глаза на холодном полу и попыталась подняться. Голова кружилась до тошноты, взгляд не мог фокусироваться, а во рту был привкус железа.

Я упёрлась руками в пол и попыталась сесть. Но мои руки не подчинялись мне. Казалось, я совсем не чувствовала своего тела. И мне пришлось немного полежать, чтоб постараться прийти в себя.

Я лежала, смотря в потолок и пыталась шевелить пальцами рук. А ногами никак не могла. Чувствительность слишком постепенно восстанавливалась. Прошло еще немного времени, когда я осознала, что я связана. Ног своих я с этого ракурса не видела. Но уже понимала, что они тоже обездвижены и к чему-то прицеплены.

Пытаться освободиться было глупо. Я понимала, что сил моих не достаточно для этого. Поэтому я просто приняла более удобную позу, насколько это было возможно, и принялась изучать все вокруг, чтоб предположить, где я сейчас нахожусь.

С моего ракурса мало что можно было разобрать. Это была грязная комната, обитая деревом. Все было покрыто толстым слоем пыли, по углам свисала паутина, а по ближайшей ко мне стене неспешно стекали капли с потолка. Здесь воняло сыростью и рыбой. Не удивительно, что меня так сильно тошнило.

Я еще сильнее прислушалась к своим ощущениям. И поняла, что пол едва покачивается. Скорее всего, я была в каком-то водном транспорте. И интуиция подсказывала мне, что это совсем не тот катер, на котором мы вчера начали свой круиз. Хотя, я могла и ошибаться.

Я задумалась. Интересно, где остальные мои попутчики? И, главное, где Пудинг? Его местонахождение меня сейчас волновало больше, чем жизни друзей. Все же, Пудинг был щенком. И его могли обидеть или потерять.

Послышались шаги, которые прервали мои размышления и заставили меня замереть.

— Это та самая? — раздался хриплый мужской голос.

По звуку, дверь за моей спиной открылась, но я приложила все усилия, чтоб продолжать изображать себя без сознания. Что-то мне подсказывало, что это будет безопаснее.

— Мне описывали ее, как бабу с офигенной фигурой, — продолжил незнакомец, сделал пару шагов в моем направлении и замер. — Какая-то она слишком простая, учитывая цену, которую за нее предложили.

— А она универсальная! — подошел ещё кто-то, шовгая по полу. — Говорят, ее продают, как люкс бабу: и для работы, и для любви.

— А она соглашалась на такое? — с сомнением спросил первый.

— Ты совсем баран!? — послышался негромкий удар. — Лежит баба на полу, привязанная к железной колонне. Наверно, сама себя привязала, как подарок.

— Тёмыч, мне не нравится это, — шаги начали отдаляться. — Я не хочу, чтоб на нас бабу повесили. Вдруг, найдут нас ее родственники?

— Балбес, никаких имен! — вновь послышался удар. — Я — Хромой, а ты — Брежнев. Вдруг в себя придет. А так, сдадим ее скоро, и руки умоем.

— Хватит меня пинать! — застонал первый. — Это не моя была идея, в конечном счете.

Дверь хлопнула и мои неожиданные посетители удалились. А я продолжила лежать на полу, с ужасом осознавая свои будущие перспективы. Как так вышло? Кто мог со мной такое сделать. А главное, где все? Где мой жених? Где Маша? Может, они где-то в соседних комнатах так же валяются связанные по рукам и ногам без сознания? А вдруг кто-то уже лакомится моим Пудингом Хотя, нет. Последнее больше похоже на абсурд. Хотя, разве, нормально осознавать то, что тебя собрались продавать в рабство в двадцать первом веке? Рабу они нашли универсальную? Больше ничего не придумали? Ну, честно, маразм какой-то. Надо попытаться высвободиться от этих веревок и бежать отсюда.

Вот, только, мечтать об освобождении и освободиться — было совсем разными вещами. Я старалась изо всех сил. Но у меня ничего не получалось. Сколько бы я не пыталась, мои руки и ноги все также были крепко зафиксированы.

Состояние становилось жутко-невыносимым. Еще и тошнота усиливалась. Ну, как так? Неужели меня сейчас продадут так же, как я продаю в своем салоне трусы? Все же, надо попытаться выбраться.

Я продолжила ерзать всем телом, в надежде на чудо, но чудо не произошло. Зато меня вновь посетили. И я вновь претворилась спящей.

— Ты собираешься приходить в себя? — раздался уже знакомый голос Брежнева. — Мы через несколько часов причаливаем. Я не хочу тащить тебя до машины, в которую мы погрузим тебя и твоего друга. Давай, просыпайся.

Он пхнул меня ботинком. И мне пришлось очень сильно постараться, чтоб продолжать изображать отсутствующее сознание. Было противно и мерзко от такого обращения. С тех пор, как я выпустилась из интерната, я не позволяла обижать себя. И данное обращение было для меня ужасным.

— Эх, далеко уедешь отсюда, — сам с собой вел монолог мужик. — Наверно, в Дубай повезут. Будешь там чьей-то третьей или пятой женой. Но ты не бойся. Младших в семьях больше любят.

Он вновь удалился. А я осталась лежать на полу, понимая, что нет смысла пытаться освободиться.