Прекрасное зло

Мэдди

2001

Я мчалась в свою квартиру по голой бетонной лестнице, перескакивая через ступеньки. Один раз я даже упала. Я едва попадала пальцами в отверстия телефонного диска. Продавщица сказала мне немедленно позвонить своей семье, а я вместо этого набирала номер Джо. Я не думала ни о тех ужасных вещах, которые она мне наговорила, ни о том, что она могла просто повесить трубку. Моей единственной мыслью было позвонить человеку, который был для меня важнее всех на свете. Я знала, что для Джоанны эта новость станет чем-то непостижимым. Для любого бы стала. А она вдобавок уже была в мрачном и враждебном месте, причем совершенно одна.

К моему облегчению, она ответила сразу же:

– Мэдди, о боже, Мэдди! Что происходит?

Я знала, что это было нечто, ставшее мостом через образовавшуюся между нами пропасть. Я расплакалась. Джоанна вновь стала очень милой.

– Я улетаю домой, Джо, – сказала я. – Домой, домой. Обратно в Штаты. Я могу приехать к тебе, чтобы попрощаться? Я хочу увидеться с тобой перед отлетом, если ты не против. Пожалуйста! Я хочу извиниться.

– Я тоже, – ответила Джоанна, и я поняла, что она находится на грани срыва. – Конечно же ты можешь приехать. Я не хочу, чтобы мы так и не повидались перед твоим отлетом, понимаешь? Прошу, приезжай. У меня такое ощущение, что мир вот-вот рухнет.

В те дни такое ощущение было у всех.

Я приехала в Скопье на следующий же день, двенадцатого числа. В тот вечер добрые македонцы пришли к американскому посольству с зажженными свечами. Однако им не удалось простоять там долго, потому что их менее добрые соотечественники начали швырять в них камни, выкрикивая, что мы получили то, что заслужили. Людям со свечами пришлось обратиться в бегство, в то время как разъяренная толпа стала бить окна кирпичами и бросать за ограду коктейли Молотова.

Мусульмане с Ближнего Востока только что атаковали Америку, а балканские христиане громили наше посольство, потому что мы встали на сторону мусульман в Боснии; этот альянс для ближневосточных мусульман явно не имел никакого значения. Иэн однажды сказал мне: «Знаешь, я не думаю, что балканские мусульмане общаются со своими единоверцами с Ближнего Востока». Я пребывала в полнейшем замешательстве, но одно мне было ясно точно: мы были прокляты.

Я собиралась вернуться в Болгарию, чтобы собрать свои вещи и улететь домой через четыре дня, но в итоге осталась на две недели. Джоанна даже слова не сказала о том, что я злоупотребляю ее гостеприимством. Крайний срок по туристической визе сдвинулся, так что я планировала закончить работу в Штатах. Я все время думала об Иэне, однако не пыталась выйти с ним на контакт. Он дал понять, что останется со своей девушкой, да и я не хотела обострять отношения с Джо. Мир только что рухнул. Я потеряла голову. Может, это была любовь, но мои чувства не были встречены взаимностью. Я ощущала тоску, боль и отчаяние. Так чем, спрашивается, мое состояние отличалось от происходившего вокруг? Впрочем, я убедила себя, что мне все равно. Я лелеяла в своей душе зернышко анархии. Печали. Презрения. Безразличия. Ярости. Полного и абсолютного разочарования. Иэн был для меня никем. С чего мне так из-за него переживать?

Почти все время мы с Джо проводили на диване, смотря новости и пытаясь найти хоть какой-то смысл в том, что происходило в нашем изменившемся мире. Один раз она не ездила на работу четыре дня кряду, сказываясь больной. Для Джо, которая могла позвонить Стояну посреди ночи и сказать, чтобы он отвез ее в лагерь беженцев, если там вдруг случалось что-то непредвиденное, это было чем-то совершенно немыслимым. Она перестала уходить в подвал, чтобы поплакать там, свернувшись на диване. Теперь мы тихо плакали вместе, глядя на то, как отчаявшиеся люди прыгали с верхних этажей башен навстречу неминуемой смерти. В новостях эти записи крутили вновь и вновь, так что меня не оставляло ощущение, что всему пришел конец.

Вечером накануне моего отъезда мы с Джоанной пошли в «Ирландский паб». Когда мы решили, что пора возвращаться домой, было уже совсем поздно. Я как раз расплачивалась с официантом, когда меня за задницу схватил проходивший мимо лысый мужик в выцветшем армейском камуфляже. Я хотела врезать ему, но промахнулась.

– Гребаная сука, – произнес он достаточно громко, чтобы это услышала Джоанна.

Она немедленно ринулась к нам.

– Что случилось? – потребовала ответа она.

Мужчина и я глядели друг на друга.

– Ничего, – ответила я.

В этой части света вещи очень быстро принимали дурной оборот, так что лучше всего было просто уйти.

Я сказала Джоанне, что собираюсь сходить в туалет и что скоро вернусь. Когда я оттуда вышла, то увидела беззвучно мерявшего шагами коридор Иэна. Он выглядел раздосадованным.

– Питер только что сказал мне, что ты здесь, – сердито произнес Иэн.

Я не знала, что ему на это ответить.

– Как долго ты собираешься еще здесь пробыть?

– Я уезжаю завтра.

– Господи! – шокированный, произнес он. – Ты можешь задержаться хотя бы ненадолго?

– По правде говоря, не могу. В Софии мне нужно сесть на самолет.

– Куда ты улетаешь?

– Домой, – сказала я, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. – Я улетаю домой.

– В смысле? В Штаты? Ты вернешься?

Мои глаза наполнились слезами. Я покачала головой.

– О, привет, – произнесла подошедшая к нам сзади Джоанна. – Прости, Иэн. – Ее тон был почти что дружелюбным. – Мы уже идем?

– Да, – ответила я голосом, который показался покорным даже мне самой.

Взяв меня за руку, Джоанна развернулась, чтобы уйти.

– Мэдди? – с мольбой произнес Иэн.

Джоанна показала ему средний палец.

Выйдя из «Ирландского паба», мы свернули на главную дорогу и направились домой. Бросив взгляд в переулок, я увидела там силуэты двух мужчин. Один из них держал второго за горло. На нем был длинный плащ. Как тот, что всегда носил Стоян, водитель Джоанны.

– Джо, – сказала я, хватая ее за рукав. – Я думаю, это…

– Парень, который схватил тебя? – спросила она. – Да, это он. Не останавливайся. Говнюк этого заслуживает. Ему нужно научиться держать руки при себе. Стоян его просто припугнет.

– Ладно, – ответила я.

Мой голос прозвучал так пискляво, что мне самой стало противно. Был ли это страх? Нет, решила я. Это было неприятное изумление.

Когда мы уже почти дошли до дома Джоанны, она меня внезапно спросила:

– Тебя это не волнует? То, что ты возвращаешься в Штаты?

– Нет, – искренне сказала я. – Я наконец-то возвращаюсь домой.

– Чем займешься?

– Опять сниму свою старую квартиру. Поем хорошей мексиканской еды. Отосплюсь. Устроюсь на работу.

Мы продолжили свой путь в тишине. Наконец я произнесла:

– А как ты?

– После того как мы снимем палатки, понадобится несколько месяцев на инвентаризацию и бумажную волокиту. А затем… Полагаю, я продолжу работать на Элейн. Наверное, отправлюсь куда-нибудь в Африку.

– Ты же вроде говорила, – осторожно начала я, – что больше не хочешь этим заниматься.

– Говорила. Но…

– Но что?

– Но я поняла, что эта работа – все, что у меня есть.

Я уже открыла было рот, но Джо остановила меня:

– Кое-что произошло, Мэдди. Кое-что, что должно было заставить меня оставить свою работу. Я пыталась убедить себя в том, что все это к лучшему. Но у меня не получилось. И хорошо. Я хорошо умею делать то, что делаю.

Она с шумом втянула в себя воздух. Я обняла ее. Джоанна была заметно выше меня, так что она говорила, наклонив голову к моему плечу:

– Все в порядке. Я в порядке.

– Но что случилось? Что произошло?

– Я обещаю, что расскажу тебе об этом. Когда-нибудь. Сейчас я просто не готова это обсуждать.

Было десять утра. Джоанна уже давно уехала на работу, а я собиралась ехать на автовокзал. В дверь позвонили. Я подумала, что это был вызванный мной таксист, однако, открыв дверь, увидела Иэна. На нем был костюм, который он, по его собственным словам, носил в рабочее время и в котором я его никогда до этого не видела. Он выглядел таким серьезным и таким красивым, что я почувствовала в животе знакомый трепет, из-за которого мне хотелось немедленно затащить его в постель.

Иэн приветственно кивнул, однако его губы были сжаты, а глаза – опущены. Он попытался улыбнуться, и я вдруг испугалась, что могу совсем расклеиться, схватить его за пиджак и притянуть к себе. Мне было некомфортно. Вдобавок у меня кружилась голова. Мне нужно было знать, что наши чувства взаимны, что я их не выдумала.

Так мы и стояли, не двигаясь с места и не говоря ни слова. Иэн окинул мое лицо долгим, полным сожаления взглядом, после чего прикоснулся к моей щеке и завел мне волосы за ухо. Я вздрогнула, почувствовав себя невыносимо одинокой. Я едва сдержалась, чтобы не сказать вслух: «Боже, нет. Это действительно не может быть завершением наших отношений».

– Я пришел, чтобы по-человечески с тобой попрощаться, Лепесточек.

– И все?

– И еще чтобы взять твой американский номер.

Я назвала ему номер, и он записал его в свой сотовый. Я моргнула, чувствуя себя парализованной. Я ждала, напряженно затаив дыхание.

– Я тебе позвоню.

«Я тебе позвоню». Закрыв рот рукой, я, вероятно, выглядела так, словно меня вот-вот должно было стошнить. Я знала, что все так и произойдет, однако и представить себе не могла, каково это – видеть его стоящим совсем близко и понимать: что бы ни было между нами, оно уже закончилось. Развернувшись, Иэн зашагал прочь.

Глядя ему вслед, я старалась не закричать. Я ждала, когда он вытащит сигареты и, подняв глаза, зашагает вниз по улице мимо цыганского дома, во дворе которого было не протолкнуться из-за детей, собак и разнообразного хлама. Я пыталась не закатить истерику подобно двухлетнему ребенку. Шаги Иэна были медленными и размеренными. Он смотрел себе под ноги. Обернись, мысленно умоляла я его. Остановись и сделай все правильно. Сделай все правильно, ты, скотина. Не оставляй меня. Только не так! Увижу ли я тебя когда-нибудь снова? Скажи же что-нибудь. Обернись!

Я стояла, не отрывая взгляда от его ссутуленных плеч, пока он не скрылся из виду, свернув на извилистую парковую аллею, которая вела в город. Он так и не поднял глаз и, невзирая ни на мое страстное желание, ни на то, что я встала на цыпочки, вытянув шею, ни на все мои мольбы, так ни разу и не обернулся.

Пока я дожидалась своей очереди сесть в автобус до Софии, мне позвонила Джо. Я не взяла трубку. Сидя в своем кресле и ожидая, когда автобус тронется, я прислонилась щекой к грязному стеклу и, глядя на обшарпанное здание вокзала, размышляла, вернусь ли я сюда когда-нибудь и если да, то когда.

Мой взгляд упал на каменную стену рядом со сломанной дверью кафе, на которой висела обклеенная шелестевшими на ветру некрологами пробковая доска. Портреты дорогих чьему-то сердцу людей окружало множество маленьких черных крестов, и под каждым из них была красивая памятная надпись кириллицей. Глаза на одной из фотографий показались мне особенно знакомыми, и я задумалась о том, где могла видеть эту странной красоты женщину средних лет с пухлыми губами и римским носом. В ее глазах было что-то хищное, как у ястреба; они выглядели столь пугающе выразительными, что я выпрямилась. Женщина была чем-то похожа на меня.

После последней встречи с Иэном я чувствовала себя мертвой. Мертвой, злой и опустошенной. Иэн был прав, когда назвал меня цветком, проросшим посреди кошмара, в котором он жил. «Я и глазом не успею моргнуть, как ты исчезнешь», – сказал он.

Джоанне я так и не перезвонила. Я даже не стала слушать сообщение, оставленное ею на автоответчике.

Через несколько недель, в доме моих родителей в Канзасе, мне посреди ночи пришла эсэмэска от Джо.

Вот так, значит? Ладно. Ты об этом пожалеешь.

Пройдут годы.