Приговор воров

Глава 13

Клубы черного дыма не успели еще рассеяться, а Щукин понял, что и на этот раз по странной прихоти судьбы остался жив. Правда, нестерпимо болела правая сторона головы. Прикоснувшись к виску, Щукин неслышно чертыхнулся и стряхнул с пальцев кровь.

Но это ерунда. Легко отделался. Остальные, находящиеся в комнате, скорее всего были мертвы – Щукин успел откатиться в угол, да и всю силу взрыва с его стороны принял на себя операционный стол.

И Вероника Михайловна.

А Студент и Григорий находились на открытом пространстве – и очень недалеко от эпицентра взрыва. Следовательно…

Щукин поднялся из своего угла, сделал шаг, ничего совершенно не видя в облаке дыма, и наткнулся на изувеченные обломки взорванного операционного стола. Что-то мягкое хлюпнуло у него под ногами, но Щукин предпочел не смотреть туда. Тем более что у него были дела поважнее – надо было бежать отсюда, пока не рассеялся дым.

Двигаясь почти на ощупь, шагая осторожно, Щукин направился туда, где, по его мнению, должен был быть выход из комнаты.

Резкий звук где-то очень близко заставил его остановиться.

– Пацаны! – откашлявшись, проговорил кто-то невидимый в черных клубах гари и дыма. – Кажись, они все наповал!

– Записку ищи!

– Да где тут искать? Не видать ни хрена, дым везде и пыль. В другой комнате посмотрим!

Щукин затаил дыхание и начал дышать лишь тогда, когда услышал удаляющиеся шаги.

«Сумка, – вдруг вспомнил он. – Сумка была у Григория. Моя сумка с бабками. Жизнь, конечно, важнее, но можно попробовать взять сумку».

Теперь он изменил направление своего пути, ориентируясь по операционному столу, на который только что наткнулся. Несколько шагов – и под ногами Щукина что-то звякнуло. Он наклонился.

Это был пистолет Петровича – тот самый, из которого стрелял Григорий. Значит, сам Григорий где-то недалеко.

Дым тем временем начал понемногу рассеиваться, в спертом воздухе подвальной комнаты стало сереть – и различимы стали частицы густой белой пыли от уничтоженных гипсовых статуй.

Простреленное, пробитое в нескольких местах осколками тело Григория выплыло из клубов тумана. Щукин опустился на колени. Сумку с деньгами он нащупал сразу. Потом положил руку на горло Григория.

– Глупо, – пробормотал он. – Мертв он. Жаль. Хороший был пацан.

Николай поднялся. Сумку он закинул на плечо, а пистолет Петровича взял в руку.

И подошел к двери, ведущей в коридор. Там все еще слышались крики и ругань – очевидно, в этом подвале была не одна комната, и теперь бандиты безуспешно пытались отыскать в этом вонючем подземелье записку, которая сейчас лежала в кармане брюк Николая.

Путь к люку был свободен.

Легко перепрыгнув через трупы деда Паганини и Петровича, Щукин побежал по темному коридору. У него было немного времени на то, чтобы добежать до люка и подпрыгнуть. У люка – в комнате деда Паганини – могли оставаться еще братки, но ведь у Щукина был пистолет.

«Буду напролом пробиваться, – решил на бегу Щукин. – Прятаться и красться не буду – хватит. Мне слишком долго везло. Теперь нужно перехватить инициативу у судьбы. А то ведь она, зараза, шалавая, как баба гулящая. Гладит тебя, гладит, да вдруг как врежет!»

Не успела эта мысль отразиться в его сознании, как уже полностью реализовалась в действительность. На этот раз оплеуха судьбы заключалась в почти полностью скрытом под вонючей водой трупе одного из братков.

Налетевший с разбегу на труп Щукин не смог удержаться на ногах и с проклятиями полетел на пол.

Упал он, впрочем, только на колени и не испачкался в дерьме по уши, лишь брюки забрызгал – но вот его неосторожную ругань услышали.

Тотчас за спиной Щукина раздались крики и топот множества ног – будто проснулось в страшном гневе сказочное стоглавое чудовище.

Николай проворно вскочил на ноги.

Он оглянулся, и в глаза ему ударил ослепительный свет электрического фонаря.

– Один из них! – долетели до него крики. – Вали!

Втянув голову в плечи, Николай ринулся вперед. Теперь счет шел на секунды – и с каждой секундой шансов выжить у Щукина оставалось все меньше. На бегу он вытащил из-за пояса пистолет Петровича и, почти не целясь, несколько раз выстрелил в громоздящиеся позади силуэты.

Четырьмя выстрелами прогремел пистолет в руке Щукина – и смолк. Но погас и сверлящий спину Щукина луч электрического фонаря. Щукин отбросил ненужный уже пистолет и, с удовлетворением отметив родившийся сзади отчаянный крик боли, побежал дальше.

Выстрелы ненадолго остановили преследователей Щукина, и бежать ему оставалось совсем немного.

Вот еще шаг, затем еще…

Щукин ускорил бег, потом, задыхаясь от напряжения, подпрыгнул и повис на кромке открытого люка в комнату деда Паганини – как утопающий цепляется за краешек полыньи.

– Э-э, – раздался недоумевающий голос прямо над Щукиным. – Чего там? Ты кто, мужик?

Заслоняя свет, в желтом четырехугольнике открытого люка возникла перекошенная небритая харя.

«На шухере стоит! – грохнуло в голове у Щукина. – Из команды Петровича!»

Заскрипев зубами от страшного напряжения мышц всего тела, Щукин перенес свой вес на левую руку, а правой схватил небритую харю за нос – и дернул изо всех сил, одновременно подтягиваясь на левой руке. Не удержавшись на краю люка, браток рухнул вниз, прошелестев массивной тушей мимо Щукина – и звучно плюхнулся в грязную воду подвала.

Охнув, Щукин перевалился через кромку люка. Сил для того, чтобы перетащить в комнату Паганини ноги, уже не было.

«Сейчас меня за ноги схватят и стащат вниз, – подумал Щукин. – Еще бы немного… Ну…»

Обдирая ногти о старый паркет в дедовой комнате, Щукин пополз по направлению к двери. Двигался он крайне медленно, и его ноги болтались в провале люка, однако никто их не хватал – не было слышно даже выстрелов, только недоуменные и восторженные крики.

– В чем дело? – прошептал Щукин.

Шатаясь, он поднялся на ноги. Посмотрел на свою сумку, все еще висящую у него на плече, и все понял. Даже нашел в себе силы усмехнуться.

А после этого задвинул люк крышкой и поковылял прочь из комнаты, отбросив в угол пустую сумку, изорванную осколками, через дыры которой и высыпались все деньги, полученные Щукиным от Пети Злого.

А там, на дне подвала, за закрытой крышкой люка копались в кромешной темноте и вонючей грязи бандиты, напрочь забыв о Щукине и всем остальном, вырывая друг у друга из рук обгоревшие купюры. И не было главного над ними, чтобы их остановить, – Петрович с прошитой автоматной очередью грудью лежал в задымленной от недавнего взрыва комнате рядом с трупами Студента, деда Паганини, Вероники Михайловны и Григория.

Рустам более или менее успокоился только к утру – через несколько часов после встречи с Петей. И тогда же он решил, что самое разумное в его положении – связаться со своими посредниками и сообщить, что его заказ перехватили.

А потом… Рустам знал, что ему делать потом. Вернее, что делать Пете – Пете придется платить неустойку. Но ведь этот самый Петя Злой утверждает, что Щукина завалил Рустам…

Какой Рустам?

Конечно, тот самый, которому Щукина и заказывали. Кому и за что в таком случае платить неустойку?

Рустам поднял голову и оглядел внутренности ночного кафе, в котором закончилась его бездумная долгая прогулка, огляделся едва ли понимая, как он здесь оказался. Он посмотрел на пустой стол перед собой и снова поднял глаза вверх, на тусклый, словно грязный, свет дешевых желтых плафонов.

Истомившийся в ожидании официант тут же поспешил к нему.

– Водки, – заказал Рустам. – Сто… Двести граммов, – поколебавшись, исправился он.

Рустам давно не пил водки более ста граммов за раз. Но теперь…

– Графинчик? – предложил официант.

– Стакан, – сказал Рустам. – Нет, два.

– Два? – удивился официант и, когда Рустам никак на его удивление не отреагировал, спросил – Закусывать чем будем?

– Хлебом, – негромко выговорил Рустам, потирая подбородок, – черным. Черный есть?

– Есть, – ответил официант и направился выполнять заказ странного посетителя.

«Щукин мертв, – в который уже раз за последние несколько часов подумал Рустам. – Не знаю, что мне теперь делать: радоваться, что он умер не от моей руки, или горевать, что он мертв? У меня ум за разум заходит… Что все-таки произошло? Неужели я его завалил, а потом моя память услужливо стерла все воспоминания, что мучили бы меня? Как тогда – в Казахстане – очень давно… Или нет? Или все было не так? Ладно. В любом случае нужно позвонить посредникам…»

Рустам вытащил из кармана сотовый телефон и огляделся. К нему неторопливо ковылял официант, неся на подносе два стакана водки и тарелочку с нарезанным белым хлебом.

Рустам положил телефон на стол.

– Черного не было, – проговорил официант, приблизившись. – Уж извините…

Рустам кивнул ему, давая понять, что считает инцидент исчерпанным. Так как официант, составив принесенное с подноса на стол, не уходил, он достал из кармана первую попавшуюся купюру и сунул ее на поднос. Судя по изумленному лицу официанта, купюра было достаточно крупной.

– Сейчас сдачу принесу, – пробормотал он, отходя.

– Не трудись, – негромко сказал Рустам.

Официант запнулся, обернулся, посмотрел Рустаму в спину и скрылся в подсобном помещении.

Рустам помедлил, глядя на стаканы с водкой. Потом медленно поднял один, выпил до дна и, закрыв глаза, поднес к лицу кусочек хлеба. Замерев на несколько секунд, он пошевелился, словно оттаял, и аккуратно положил хлеб, которым занюхивал водку, на второй стакан – полный.

Только после этого он взял со стола телефон, набрал нужный ему номер, сказал несколько бессмысленных фраз, необходимых в качестве пароля, выслушал в ответ отзыв и сообщил в замолчавшую трубку:

– Щукин угорел.

Ему ответили что-то. Рустам поморщился и продолжал:

– Только не я его сделал. Кто-то другой. Заказчик говорит, что моих рук дело. Я тут ни при чем.

Сказав это, Рустам надолго замолчал, слушая. Когда говоривший умолк, Рустам кивнул ему – невидимому – головой и произнес:

– Неустойку бы надо… Сам похлопочу. Да, знаю… Но ведь этот мудак-заказчик и мне на хвост наступил. Как пощечину отвесил. Нет, это мое дело, и я сам с ним справлюсь… Что? Ну, ладно. Тогда вы договоритесь, а на «стрелку» я сам приду. Все.

Он отключил телефон. Потом долго смотрел на стакан, накрытый кусочком хлеба, словно колеблясь. Затем тряхнул головой и крикнул:

– Эй! Кто там есть? Еще сто граммов!

Несколько мыслей пробежали у него в голове, пока он ждал заказанной водки.

«Неустойку заломлю такую, что тот мудак взвоет, – думал Рустам. – А если платить откажется, то у нас разговор короткий. И все по правилам будет, все по понятиям. Если Щукина уже не вернуть, то и того урода-заказчика – тоже зароют. Вот так».

– И все-таки, – проговорил он вслух, уже слыша приближающиеся шаги официанта, – кажется мне, что это дело – мое последнее. Не знаю почему. Если бы кто спросил: почему? – ничего не смог бы ответить.

Щукину едва хватило сил, чтобы добраться до своего домика. Он отпер дверь, содрал с себя грязную вонючую одежду и рухнул на постель. Уснул он, как только его голова соприкоснулась с жесткой подушкой. Спал Николай, впрочем, не так долго, всего несколько часов – к вечеру он уже был на ногах. И картина происходящего – такая тяжелая и беспросветная – уже, кажется, начала проясняться в его голове.

«Итак, – думал он, – что мы имеем? Выходит, завалить меня – идея вовсе не Пети Злого и не Филина. Скорее всего было так: Седой, почувствовав скорую свою кончину, сделал на сходняке заявление – передать всю свою власть мне. То есть нет, нет!.. Никакого заявления он не делал! Может быть, допускал такую мысль или даже высказывал ее вслух, но идея передать власть Седого в мои руки родилась в головах коронованных воров, которым я стал поперек горла в самом, так сказать, разгаре своей карьеры. Это „заявление“ для правдоподобности было передано Пете и его браткам. А Петя начал собственную игру – нанял киллера. И мое счастье, что обратился он именно к Рустаму, а не к кому-нибудь другому. Так я выяснил первоначальное расположение сил. А потом мне стало известно, что власть Седого-покойника – просто-напросто ловушка для меня. Как только бы я клюнул на эту туфту и прикатил открыто в город, я точно получил бы пулю. В том случае, конечно, если бы Петя до меня раньше не добрался. Но случилось не так. И Петя остался с большим носом, и сходняк. Студент… Какой смысл ему врать мне? Я так и рассчитал, что единственный, кто может сказать мне правду, – это Студент. Только ему нечего от меня скрывать. У него своя игра была. И ведь я сразу почувствовал, что от этого решения сходняка – передать мне корону Седого – тухлятинкой несет. Ну, не может такого быть, чтобы на хлебное место посадить черт знает кого. А последняя воля уважаемого блатного воспринимается как закон, только если всем выгодна. В моем же случае… И теперь неважно, кто помог Седому отправиться на тот свет – Петя или кто-то из воровского сходняка, – важно, что Седой мертв. Не нужен стал вор старой формации, со старыми понятиями. И меня завалить хотели».

Щукин почувствовал, как на дне его опустошенной души закипает гнев. Он вскочил с кровати и сжал руками гудящую голову.

– Хрена лысого, – вслух сказал он. – Не будет этого. Седого сумели травануть, а меня – не получится.

Проговорив это, он, однако, надолго замолчал.

«А что я сделаю? – подумал он. – Против сходняка не попрешь. Это же воры-законники всего региона. Регион на меня встанет – тут и на танке не удержишься. А то, что Петя пока считает, будто меня убили – это ерунда. Разберутся. В деле серьезные люди замешаны, так что мера, которую я предпринял, – только временная. Скоро выяснится, чья рука была послана Пете в особняк. Да и Рустам не из тех, кто останавливается. Единственное, что он мог для меня сделать, – это предупредить, прежде чем начал свою игру. И я ему за это благодарен».

Николай медленно откинулся на кровать.

– Курить хочется, – пробормотал он.

Кряхтя, Щукин нагнулся, поднял с пола свои брюки и нашарил в одном из карманов полупустую пачку сигарет. В поисках зажигалки он сунул руку в другой карман, нащупал какую-то бумажку, вытащил ее, развернул и вдруг тихо охнул, мгновенно забыв про сигареты, которые тут же уронил на пол.

– Вот оно! – проговорил он. – Вот за что я могу зацепить воров! Записка того самого журналиста. Формулы, по которым можно изготавливать дешевый и эффективнейший наркотик. За этой бумажкой гонялись и братки, и ФСБ… ФСБ! А как еще можно нейтрализовать воров-законников со всего региона? Западло, конечно, с мусорами вязаться, но что еще можно сделать, если твоя жизнь на волоске висит?

Щукин подошел к окну. За грядой низеньких домиков, сдаваемых посезонно отдыхающим, плескалось южное море.

«Курорт, – проскользнула вдруг в голове Щукина ненужная мысль. – Солнышко… Сколько людей сюда гребут, чтобы денежки потратить. А кто-то – чтобы заработать. Вот и Григорий… Только ни за что погиб».

Щукин нахмурился, и мысли его приняли совсем другое направление.