Глава 4

Человек со шрамом остановил такси далеко за городом, когда понял, что теперь сможет дойти пешком до цели своей ночной поездки.

Он расплатился, и равнодушный водитель развернул свою машину и укатил прочь.

Называвший себя Рустамом человек со шрамом огляделся. Полная и круглая, как рыхлое женское плечо, южная луна светила так ярко, что можно было читать при ее свете.

Человек со шрамом прикинул, что дойдет до места через полчаса. Он не ошибся. Память у него была хорошая, а в этих краях он бывал больше года назад.

Через полчаса перед ним возвышался освещенный южной луной, словно средневековый замок, большой особняк.

«Раньше это был особняк Седого, – подумал человек. – А теперь там заседают эти уроды – Петя Злой и Филин. Впрочем, сейчас они находятся не в особняке, а далеко отсюда – в городе, возле парка „Ривьера“, там, где им назначили встречу. Я им назначил встречу. Ждут. Еще часа два по меньшей мере ждать будут».

Он усмехнулся.

Перелезть через забор особняка было делом одной минуты. Легко. Гораздо легче, чем если бы приходилось еще и прятаться от охранников. Но теперь-то никаких охранников нет – все в городе.

И он может спокойно проникнуть в особняк и поискать то, что ему нужно.

Человек со шрамом остановился посреди двора и прислушался.

Ни звука.

Тогда он снова усмехнулся и продолжил свой путь.

Входная дверь в особняк была, конечно, заперта. Но замок – ерунда.

Он вынул из кармана связку отмычек, и через минуту дверь отворилась.

* * *

Пусто было в особняке, пусто и тихо. Тем не менее человек со шрамом двигался почти неслышно, точно крадущийся зверь. Он шел вдоль стен, не включая света, спокойно ориентируясь в темноте.

Он проходил через комнаты уверенно, словно бывал уже в этом особняке и прекрасно знал направление своего пути.

Он поднялся на пятый этаж и вдруг замер, услышав тихие шаги впереди.

«Что за черт? – прошептал он, хмурясь в темноте. – Здесь же никого не должно быть. Или Петя все-таки оставил одного человека – охранять? Не похоже на него. Очевидно, со времени нашей последней встречи он все-таки изменился».

Шаги приближались. Впереди мелькнул лучик света. Теперь можно было разобрать сонный и пьяный голос, растягивающий слова:

– Какого хрена? Куда все подевались? Вот ведь: нажрался так, что ни хрена не помню… Ни одного человека нет. Хоть бы растолкали меня, объяснили. Вообще ни одного человека. На «стрелы» двинули? Но ведь никто «стрел» не забивал.

Человек со шрамом вжался в стену. Мимо него, шаркая ногами и позевывая, отчего в коридоре пятого этажа распространялся запах сильнейшего перегара, шел полуодетый парень, неся в руках карманный фонарик.

Неровный и слабый свет фонарика прыгал по стенам.

– Пробки перегорели, – говорил сам с собой парень. – Хорошо, что фонарик нашел. А то в этом доме нетрудно и заблудиться.

Он хотел, судя по всему, добавить что-то еще, но не успел – за его спиной выступил из тени человек со шрамом. Поднял и опустил сжатый кулак – и парень, сдавленно крикнув, упал на пол. Фонарик вылетел из его рук, звякнуло разбитое стекло. Свет погас.

Парень дернулся на полу и затих.

– Пробки перегорели, – улыбаясь, повторил человек со шрамом. – Это мне на руку.

Он оттащил бесчувственного парня к стене и продолжил свой путь. Идти ему осталось совсем недолго.

* * *

Человек со шрамом остановился у одной из дверей пятого этажа. Он вытащил из кармана зажигалку, щелкнул ею и при прыгающем свете желтого пламени осмотрел дверь.

– Ага, – прошептал он. – Мне сюда.

Дверь оказалась заперта, но человек со шрамом снова достал свои отмычки, и через несколько минут дверь бесшумно отворилась.

Он вошел в небольшую комнату, судя по всему, чей-то кабинет. Там было совершенно темно. Человек пощелкал выключателем и, вспомнив о том, что перегорели пробки, с досадой качнул головой. Он подошел к окну и раздвинул тяжелые шторы, тотчас синий и мертвенный свет полной луны залил кабинет – массивный, похожий на гробницу стол, глубокое кресло, компьютер.

Человек со шрамом огляделся.

– Почти ничего не изменилось, – проговорил он. – Да, это кабинет Седого. Но все же… Если я хорошо знаю Петю, то мое предположение окажется верным.

Он подошел к столу. Под ногами что-то звякнуло. Нагнувшись, человек обнаружил полдюжины пустых бутылок, громоздящихся вокруг стола. Человек сделал еще несколько шагов – в глубоком кресле лежал пистолет «магнум». Обоймы в пистолете не было.

– У Седого, насколько я помню, были другие вкусы в оружейном вопросе, – пробормотал он. – Он всегда носил в кармане старинный «вальтер». Никогда с этим пистолетом не расставался.

Человек со шрамом открыл первый попавшийся ящик стола. Ящик был пуст. Тогда он методично и тщательно обшарил весь стол, некоторые ящики были заперты, но тут человеку со шрамом снова приходили на помощь отмычки.

Наконец он выпрямился и довольно усмехнулся – его поиски увенчались успехом, в руках он держал небольшой продолговатый «вальтер». Человек передернул затвор, при синем лунном свете заглянул в дуло, потом, сняв оружие с боевого режима, вынул обойму. Снова вставил обойму и, приблизив пистолет к глазам, начал внимательно рассматривать его.

Человек со шрамом не понаслышке был знаком с оружием, и что-то ему не нравилось во внешнем виде пистолета Седого. Или дело тут было не только во внешнем виде?

Несколько минут человек со шрамом изучал «вальтер» и вдруг вскрикнул.

– Точно! У него же боек сбит!

Он провел пальцем по стволу пистолета и кивнул головой.

– Сбит боек. Почему? Кому понадобилось сбивать боек у пистолета, с которым Седой не расставался никогда? Наверное, тому, кто не очень хотел, чтобы этот пистолет выстрелил в неподходящий момент. Итак, все сходится: скорее всего Седой не сам отошел на тот свет, а ему помогли. Кто это мог сделать?

Очевидно, человек со шрамом мысленно уже ответил на этот вопрос, потому что замолчал и кивнул на лежащий в кресле «магнум». Потом вздохнул и положил «вальтер» в тот ящик, где нашел его.

И снова переключил внимание на то, что находилось на столе. Он провел ладонью по поверхности стола, едва ли не обнюхал клавиатуру и монитор компьютера.

– Кабинет не заброшен, – прошептал человек со шрамом после этих странных действий. – Нигде не пылинки… А клавиатура пивом воняет. Да еще и эти бутылки под столом. При Седом никогда такого дерьма не было, он аккуратный старик был. Значит, кабинет кто-то занял. Кто? Лично у меня кандидатура есть…

Он сгреб валявшиеся на столе бумажки и подошел к окну, чтобы лучше рассмотреть их. Рассматривал он бумаги довольно долго, потом вернулся к столу и положил их обратно.

– Как я и предполагал, – со вздохом выговорил он. – Петя Злой теперь поселился в этом кабинете. У меня такое ощущение, что он очень долго об этом мечтал. И сделал все, чтобы Седой побыстрее отправился на тот свет. Только – вот незадача – Седой-то и не думал Петю своим преемником сделать. Он решил свою корону отписать некоему Щукину.

Выговорив эту фамилию, человек со шрамом усмехнулся.

Ему пора было уходить. Он уже выяснил все, что хотел выяснить – убедился в своих догадках, но, постояв немного у окна, он вернулся к столу. Снова достал пистолет «вальтер» со сбитым бойком, повертел его в руках и вздохнул.

– Эх, Седой, – проговорил человек со шрамом, не сводя глаз с пистолета. – У тебя ведь ни единого шанса не было. Как Петя тебя прикончил? Надо думать, яду сыпанул. Аккуратно все сделал. А эта история с гибелью врача? Не просто так он под машину попал…

Он наклонился, чтобы положить пистолет на место, и вдруг замер – рука его нащупала в ящике что-то еще. Человек со шрамом толкнул пистолет в ящик и вытащил сжатую в кулак ладонь. Разжал пальцы – и на ладони у него остался крохотный пузырек, в котором клубилась темная жидкость.

Человек со шрамом неопределенно качнул головой. Он шагнул к окну и с великими предосторожностями откупорил пузырек. Комната мгновенно наполнилась тягучим приторно-горьким запахом.

– Оба-на, – проговорил человек со шрамом.

Очнувшись от задумчивости, он поспешно закупорил пузырек, чтобы ни одна капля раствора цианистого калия не попала ему на кожу рук. Вернув пузырек на место, он, не говоря ни слова, покинул кабинет и запер его, используя свои отмычки.

Неслышно ступая, он прошел мимо неподвижного тела, лежащего у стены, спустился на первый этаж, вышел через парадный вход, запер дверь, перемахнул через высокий забор и очень скоро был уже на порядочном расстоянии от особняка.

Выйдя на проезжую часть, он остановился.

– Пешком теперь придется пилить до города, – пробормотал он. – Ничего, прогуляюсь. Ночь больно хорошая… Цианистый калий. Седого цианистым калием отравили.

Он невесело усмехнулся.

– Прямо какой-то детектив получается. Гангстерский фильм, – сказал он еще и, передернув плечами, быстро пошел по направлению к городу.

* * *

– Шесть часов утра, – объявил Филин, посмотрев на свои часы.

– Сам вижу, – сквозь зубы процедил Петя Злой. – И что?

– А то, – повысил голос Филин, – что мы тут всю ночь просидели в тачке – возле парка «Ривьера». И ни хрена нас никто не встретил. Весело! А мне ведь с самого начала не понравилась эта затея. И пацанам не понравилась!

Филин обвел высунутой из окошка автомобиля рукой несколько иномарок, притулившихся к металлической ограде парка.

Петя молчал.

Филин, последние два часа находящийся в состоянии крайней озлобленности, запыхтел, как растревоженный еж, и двинул кулаком по баранке.

– Все, – объявил он. – Я тут больше сидеть не намерен. Понял? Неужели нельзя дотумкать, что тебя просто кинули с этим ночным телефонным звонком, а?

Петя не говорил ни слова. Когда глубокой ночью на его мобильный позвонил человек, которому он заказал Щукина, Петя поднял по тревоге всех своих братков и, погрузив их в срочном порядке по машинам, вылетел в город. Где и была назначена встреча.

Всю ночь просидели они в машинах, и никто к ним не подошел. А теперь действительно пора было сматывать удочки.

– Кинул! – продолжал разоряться Филин. – Кинул! А знаешь, почему? Потому что тебе звонил вовсе не Рустам!

– А кто тогда? – откликнулся Петя.

– А я откуда знаю? – развел руками Филин. – Шутник какой-нибудь.

– Ты вообще думаешь, что говоришь? – осведомился Петя. – Какой шутник? Об этом деле никто, кроме нас с тобой, не знал. Рустам не будет трепаться. Он настоящий профессионал. О нем по всей стране легенды ходят… А ты говоришь – шутник. Постой. Так, может быть, это ты кому-нибудь успел ляпнуть?

– Я?! – возмутился Филин. – Ты что – меня первый год знаешь? Я никогда ничего никому. Я – могила!

– Ладно, ладно, – попытался успокоить его Петя. – Ну, не ты сказал… Но тогда кто мог узнать о моем… о нашем с тобой плане?

Филин пожал плечами.

– Да вообще, – сказал он, – я не о том совсем говорил.

– А о чем?

– А о том, что тот, с кем мы встречались, вовсе не Рустам, – веско проговорил Филин.

Петя остолбенел.

– А кто? – глупо спросил он.

– Не знаю, – ответил Филин. – Этого я не знаю. Но он мне сразу подозрительным показался. И помнишь еще – он вел себя совсем не так, как настоящие киллеры себя ведут. Начнем с того, что он сам – лично – явился на встречу. А Рустам Казахстанский так никогда не сделает, если верить людям.

Петя не знал, что сказать на это.

– Так что вот, – закончил Филин. – Кто-то очень умело нас кинул. Кому-то, значит, нужно было поиграть с нами, как с котятами.

– Да, – выговорил Петя, – но все это как-то… Зачем понадобилось этому неизвестно кому выдавать себя за Рустама, звонить мне ночью, поднимать шухер? Он ведь даже аванса не взял!

– Аванса не взял, – подтвердил Филин, – а полный расклад ты ему дал. Как дурак.

Петя хлопнул себя кулаком по голове.

– Так кто же это был? – спросил он, словно бы обращаясь не к Филину, а к самому себе.

– Не знаю, – снова сказал Филин.

Петя надолго задумался. Потом, глядя прямо перед собой невидящими глазами, произнес медленно:

– Неизвестно, что это за деятель нас вокруг пальца обвел, но я знаю, как мы этого деятеля вычислить сможем.

– Как? – мрачно поинтересовался Филин. – Дело ведь темное, сам сказал. Кроме меня, тебя и того мудака, который нас кинул, никто о нашем плане не знает.

– О плане не знает, – подтвердил Петя. – А вот о том, что мы Рустама искали, знает. А там уж и догадаться можно – зачем нам понадобился Рустам.

– Ты думаешь… – начал было Филин, но Петя прервал его:

– Ага. Тот посредник, через которого я пытался выйти на связь с Рустамом.

– Амир?

– Он.

– Точно! – просиял Филин. – Вот где утечка информации!

– Я уж не знаю, – продолжал Петя, – кому он там сболтнул… или чего-то сам крутить вздумал, но кроме него – больше некому. Поехали! – он даже подпрыгнул и потянулся к панели управления, будто сам хотел вести автомобиль, сидя на заднем сиденье.

– Поехали! – возбужденно повторил Филин.

– Только вот еще, – прервал порывистое свое движение Петя, – надо пацанов послать в особняк. Если нас оттуда вытащили, значит, это кому-то было нужно. Нет, надо самим туда ехать. Мы, конечно, опоздали. Но лучше, как говорится, поздно…

Филин задумчиво почесал растопыренной пятерней бритый череп.

– Не нравится мне эта пословица, – сказал он. – Лучше поздно, чем никогда. Надо Щукина скорее валить. А то потом – когда сходняк его коронует – поздно будет. Совсем поздно…

* * *

Амирана Амирбаева всю жизнь звали просто Амиром – с самого рождения и до настоящего времени, хотя ему в прошлом году исполнилось шестьдесят пять лет. Амир родился и вырос в Казахстане, в городе Целинограде, и навсегда покинул родную республику в тот самый год, когда новый президент решил переименовать Целиноград в Акмолу. Причины для переезда у Амира были весомые.

Дело в том, что специфика азиатских народов вообще и казахского в частности состоит в сохранившемся до наших времен общинном образе жизни. Амир прекрасно знал, что его народ не признает никаких авторитетов, кроме авторитетов в собственной общине – и поэтому ничего удивительного не было в том, что, когда ненавистных русских выдавили из республики, власть в области перешла в руки чистокровных казахов, а точнее – в руки одной из общин чистокровных казахов.

Семья Амирбаевых и многочисленные родичи, примыкающие к ней, с давнего времени не любили клан Семирбаевых – и враждовали с ними. Никто, наверное, ни с одной из враждующих сторон не мог уже сказать, откуда пошла эта вражда, но каждый член семьи Амирбаевых почитал за главнейшую свою обязанность навредить тем или иным способом семье Семирбаевых – и наоборот.

Когда в администрацию города Целинограда начал вливаться новый поток государственных чиновников, из тех, кого президент Казахстана Назарбаев гордо называл чиновниками новой формации, одно из ведущих мест в городской верхушке занял некто из семьи Семирбаевых. Амирбаевы забеспокоились – и, как выяснилось позже, не напрасно.

Чиновник новой формации Семирбаев, верный вековой традиции общины, делами города занимался мало, но с энтузиазмом предпринимал ряд мер, политической терминологией именуемых «набором команды», – проще говоря, тащил к себе в администрацию своих родственников, а так как таковых было едва ли не половина города, то очень скоро класс разного пошиба начальников Целинограда практически полностью состоял из членов семьи Семирбаевых.

Амир одним из первых среди своих родственников задумался о том, стоит ли ему оставаться в городе, где балом правят его заклятые враги. И решил, что не стоит.

Надо сказать, немаловажным фактором для принятия такого решения послужило переименование Целинограда в Акмолу. Амир сразу же отнес это событие в разряд нововведений, предпринятых кланом Семирбаевых для полного и окончательного искоренения семьи Амирбаевых.

Рассуждал Амир следующим образом.

«Если уж город теперь так легко переименовать, – думал он, окуная в расписную пиалу жидкие висячие усы, – то и ввести репрессии для недругов – проще простого. А что – пересажают Амирбаевых, и крышка».

Вскоре после этого и правда начались аресты. Новый главный прокурор Акмолы – дядя внучатого племянника того самого первого Семирбаева новой формации – арестовал и пересажал добрых два десятка членов семьи Амирбаевых, благо было за что. Амирбаевы издавна занимались несколько своеобразным бизнесом – выращивали и переправляли в Россию коноплю и мак.

«Так дело не пойдет, – думал Амир, – это раньше товарищ Сталин ссылал заключенных в Казахстан. На Восток, значит. А теперь Семирбаевы будут высылать заключенных Амирбаевых. Куда? На Запад?»

Не дожидаясь ареста и принудительной высылки, Амир сам переехал из республики западнее – в тот южный курортный город, где и поселился доживать свой век. Открыл здесь собственное дело – получал от своих родственников, ушедших в родной Акмоле в глубокое подполье, коноплю и продавал ее.

А также выполнял кое-какие другие поручения. Когда, например, нужно было кому-то, обходя официальные каналы, связаться с кем надо в Казахстане:

Амир давно уже не боялся ничего, кроме далекого теперь клана Семирбаевых, которых он опасался по привычке, поэтому, когда Петя Злой и Филин вызвали его на разбор, он спокойно поехал на место встречи, прихватив с собой только двух охранников – младшего брата своей двоюродной сестры Казбека и сына дочери второй жены Султана.

* * *

На пустынном морском побережье темнели две фигуры. Амир оглядел окрестности и заметил три машины на взгорье, а у машин несколько человек, напряженно вглядывавшихся в автомобиль, на котором приехал сам Амир.

Амир перевел взгляд на двух человек на побережье. Потом вздохнул и, приказав Султану и Казбеку остаться у автомашины, неторопливо начал спускаться вниз – к шумящим мягко морским волнам. Он знал правила.

* * *

– Ну, здравствуй, Амир, – проговорил Петя Злой, когда старый казах приблизился к нему и к безмолвно и мрачно стоящему рядом Филину.

– Мир вам, – проговорил Амир.

– Мир, мир, – хмыкнул Петя. – Только вот что-то не особенно мирное у нас с Филином получается настроение.

– Почему? – без всякого интереса спросил Амир.

– А потому, – встрял мрачный Филин, – что большую подлянку ты нам подкинул, старик.

– Подлянку? – удивился Амир.

– Подлянку, – подтвердил Филин. – Петя тебя о чем просил? О том, чтобы ты помог ему связаться с Рустамом. Правильно?

– Правильно, – рявкнул Петя, а Амир кивнул.

– И что же теперь получается? – продолжал Филин. – С нами связывается какой-то козел – зверского вида мужик, – выпытывает у нас ненужные для него сведения, не берет аванса, ничего не берет, кроме ориентировок на того, кого мы хотим завалить, и исчезает. А потом…

– Все правильно, – снова кивнул головой Амир. – Рустам никогда аванса не берет. Правда, такого, чтобы он сам на связь выходил, еще не бывало.

– А потом, – перебил старика Филин, – нам сегодня ночью звонит твой Рустам, или кто он там, и требует, чтобы мы срочно с ним встретились. Причем чтобы мы на встречу всех своих братков взяли. Мы, конечно, подумали, будто что-то серьезное случилось – и со всеми братками поехали на «стрелку». До утра проторчали на «стрелке», и никто к нам не подошел. Это как называется?

– Причем, – добавил Петя Злой, – у нас такое впечатление создалось, что кто-то – твой Рустам или еще кто – просто пытался выманить меня из моего… из нашего особняка. Мы ведь почти никого там не оставили.

Амир глубоко задумался.

– Из особняка что-то пропало? – спросил он после длительной паузы.

– Нет вроде, – нехотя ответил Петя. – Ничего. Все на своих местах. Пацан там оставался бухой, так он что-то тер о каких-то привидениях, которые на него напали. Ну, это ладно, это частности.

– Ерунда это, – хмуро проговорил Филин. – Серому бухать меньше надо – тогда и привидения появляться перестанут. Он же за последние полгода три раза до белой горячки допивался.

Петя зыркнул глазами в сторону Филина, и тот моментально умолк, видимо, сообразив, что не стоит выносить внутренние проблемы на всеобщее обсуждение.

– Короче, так, – закончил Петя. – Какие у нас к тебе претензии? Этот Рустам очень странно себя ведет. У нас вообще появилось такое ощущение, что никакой он не Рустам, а самозванец. А откуда берутся самозванцы?

Петя в упор посмотрел на Амира. Тот домиком сложил руки на груди и ответил ему умиротворенным взглядом старого, пресыщенного жизнью и мирской суетой человека.

– Утечка информации, – ответил Филин за Амира. – Где-то была утечка информации. Кто-то узнал о том, что мы решили дать работу Рустаму, и воспользовался этими сведениями, выдавая себя за Рустама. Чтобы нас кинуть.

Амир покачал седовласой головой.

– Мой канал связи верный. Десять лет уже работает, и никогда не было никаких сбоев. Клянусь головой своей, что и на этот раз утечки не было. Рустаму я дал знать о вашем заказе. Если кто и связывался с вами, так это либо кто-то от его имени, либо он сам. Хотя самому связываться – не в его правилах. Но кто знает. Этот мир меняется, меняются и люди, живущие в нем. К тому же дошли до меня слухи, что с Рустамом последнее время творится что-то неладное.

– Что? – в один голос спросили Петя и Филин.

– Этого я не знаю, – ответил Амир. – Но люди говорят, что устал Рустам от своей работы. Отмыться хочет вроде бы от крови, но не знает, как.

– Та-ак, – зловеще протянул Филин. – Такие, значит, у нас дела. Рустам от работы устал и посылает кого-то вместо себя. А этот кто-то…

– Нет, нет, нет! – совсем по-старчески всплеснул руками Амир. – Если Рустам взялся за заказ, то он сделает. Он ведь профессионал.

– Какой же он профессионал, если у него крыша едет? – осведомился Петя. – И, допустим, это он с нами встречался, но зачем он нас вытащил ночью из особняка? И «стрелы» пробил?

– Не знаю, – качнул головой Амир. – Это мне неизвестно. Одно могу сказать вам – ваш заказ будет выполнен в точности. Может быть, пока что-то у Рустама идет и не так, но он все сделает правильно. Нет такого человека, который бы ушел от него.

Петя и Филин переглянулись.

– Видимо, нашелся такой человек, – сквозь зубы проговорил Петя.

– Наш общий знакомый еще круче, чем мы предполагали, – сказал, обращаясь к Пете, Филин. – Неизвестно, кто кого первый замочит – он Рустама или Рустам его.

– Что вы такое говорите! – воздел руки к небу Амир. – Нет на этом свете человека, который бы превзошел Рустама в его искусстве.

– В каком искусстве? – невнимательно спросил Петя, думая о другом.

– В искусстве убивать.

Петя неизвестно от чего вздрогнул.

– Итак, – подытожил сказанное Филин. – Значит, ты, Амир, считаешь, что ничего страшного не происходит? Что Рустам, если взял заказ, его обязательно выполнит? Несмотря ни на что?

– Совершенно верно, – подтвердил Амир.

– Несмотря на то что у него крышак ползет? – вставил Петя.

Амир поморщился.

– Если с Рустамом что-то не то, – сдержанно проговорил он, – то это его личные проблемы. Зря я вам сказал это. Хотя, если сейчас дело, порученное Рустаму, продвигается не совсем так, как хотелось бы вам, вы имеете право знать. Но Рустам сделает все как надо. Мы свое слово держим.

– Кто это мы? – насторожился вдруг Петя.

– Наш народ, – ответил Амир. – Казахи.

Петя хмыкнул, но Филин вдруг нахмурился и придвинулся поближе к старику.

– Ты что, калоша старая, хочешь сказать, что мы – русские – слова держать не умеем?

– Я такого не хочу сказать, – быстро заговорил Амир, мгновенно превращаясь в обыкновенного испуганного старика. – Просто я вас хочу успокоить – все в порядке. Рустам человек верный, и я ручаюсь за то, что заказ ваш я ему передал и что он выполнит его в точности – будет так, как вы сами сказали ему. Или его человеку.

– Погоди-ка, – встрепенулся вдруг Петя. – А как выглядит твой Рустам?

– Он такой высокий, – встрял и Филин. – Бритый наголо, с бородой. С рожей бандитской. И шрам у него на лбу громадный?

– Никто не знает, как выглядит Рустам, – ответил Амир. – А те, кто знает, предпочитают молчать.

– Ты, например, – усмехнулся Петя.

Амир неопределенно – не говоря ни «да», ни «нет» – качнул головой.

– Ладно, – устало махнул рукой Филин. – Понятно все с тобой. Но смотри – если все-таки выяснится, что что-то не так… Ты первый под расклад попадешь. Понял?

Амир точно так же, как и несколько секунд назад, неопределенно качнул головой.

– И еще, – проговорил Петя. – Дай знать Рустаму, чтобы он снова связался с нами. Чтобы мы окончательно убедились в том, что все в порядке.

– Так не принято, – нахмурился было Амир, но Филин настолько многообещающе сжал кулаки, что тот нехотя проговорил: – Ладно.

– Ну, все, – сказал Петя. – Прощевай тогда.

– До свидания, – слегка поклонился Амир.

* * *

– И что ты думаешь? – спросил Филин у Пети, когда они усаживались в свою машину.

– О чем?

– Врал нам старик или нет?

– Нет, наверное, – ответил Петя. – Не врал. Он же знает нас. Если что – мы лавочку его прикроем. А самого – вместе с многочисленными родственниками – в расход пустим. Разговор короткий.

– А я вот не уверен, – вздохнул Филин. – Не уверен в этом старике. Какой-то он мутный. Непонятный.

– Ну, все чурки мутные и непонятные, – сказал на это Петя. – Азия, одним словом…

* * *

Убийца опустил руки в карманы плаща. Сигарета, зажатая в уголке губ, догорела почти до фильтра, и теперь убийца ощутил, как синий табачный дым ест ему глаза.

Он уронил окурок, повернулся и, сгорбившись, шагнул в подворотню.

* * *

Через час он стоял в гостиничном номере возле неразобранной кровати. На столе перед ним, как маленькие протезы, торчали две бутылки водки. Убийца минуту смотрел на бутылки, потом решительно свернул одной жестяную головку, опрокинул горлышком над стаканом и держал так до тех пор, пока уровень прозрачной жидкости не достиг краев стакана.

Потом он пил стакан за стаканом, чтобы поскорее провалиться в черную бездну, из которой он завтра утром выкарабкается и, может быть, усядется на самом краю заглядывать вниз, где будут слоиться невидимые глубины.

А утром…

Пространство за окном казалось сконструированным из кусочков стекла и готово было разлететься в осколки от малейшего толчка.

Убийца открыл глаза и посмотрел на часы, висевшие на белой стене. Было всего только половина седьмого утра.

Он рывком сел на кровати и тут же понял, что, укладываясь спать, не снял ни плаща, ни даже ботинок.

Под столом валялись две опорожненные бутылки водки. Стакан был разбит. Убийца нахмурился, но так и не смог вспомнить тот момент, когда он разбил стакан.

Там же – под столом – лежал бесформенной грудой небольшой узел. Узел был завязан, но убийца прекрасно знал, что в нем – грязная женская одежда, которая еще вчера служила ему отличной маскировкой, когда он выполнил очередной заказ, убил министра.

«Надо было избавиться от одежды еще вчера, – подумал убийца. – Я становлюсь слишком неосторожным. И из города надо было убраться вчера, а не оставаться здесь еще на одну ночь. Но не было сил… Да и спецслужбы не будут всерьез прорабатывать вероятность нахождения киллера в городских гостиницах. Уровень покушения таков, что они справедливо предполагают: работал профессионал, что не совершит тех глупостей, которые совершил я. Впрочем, я все равно – профессионал. Только вот немного ослабший, что ли?»

Начинала болеть голова. Убийца провел ладонями от лба к затылку, будто зачесывал волосы назад, и боль тут же успокоилась и сползла куда-то в основание шеи, а потом исчезла совсем.

– Что теперь? – спросил убийца у пустой комнаты.

Он поднялся и прошел в ванную. Напился из-под крана и закурил, усевшись на край ванны.

Мысли, рождавшиеся в его голове, выстраивались стройными строчками на белой кафельной стене. Убийца читал эти строчки.

«Остался еще один заказ, – буквы на белом кафеле меняли друг друга, как в строках электрической рекламы. – Нет, два: сначала один, потом другой. Тот самый, который мне так не хочется выполнять. И зачем я согласился? Из-за профессиональной чести? Да какая тут честь. Мне нужно убить человека, которого вовсе не хочется убивать. С другой стороны, убивать – это моя работа. Так какая разница – кого».

«Себя», – пришла вдруг в голову безумная мысль.

Он вздрогнул, вспомнив о недавнем своем видении.

«Да, заглядывая в глаза убитого тобой человека, ты видишь себя. Ты убиваешь самого себя. Но почему-то остаешься жив».

Убийца докурил сигарету и затушил окурок в раковине. Он заглянул в пачку – это была его последняя сигарета. Денег у него не было уже несколько дней, деньги за выполненный заказ должны были прийти на его счет в банке сегодня, но это его мало беспокоило. Вчера вечером, когда он выходил из гостиницы в город, тетенька-ларечница дала ему те сигареты, которые он у нее попросил, и взяла из его ладони оставшиеся гроши.

Он поднялся, вышел из ванной, закрыл номер на ключ, а ключ, спустившись на первый этаж, отдал портье.

Потом вышел на улицу.

* * *

Он думал о событиях многолетней давности. Когда-то, когда имя Рустам еще не гремело на всю страну, связываясь с неуловимым киллером, лица которого никто никогда не видел, он проходил службу во внутренних войсках тогда еще советской армии.

Воспоминания крутились в его голове, и он оставался в их власти все время, пока на попутках добирался до соседнего города, получал в банке причитающуюся ему за выполненный заказ сумму и располагался в очередном гостиничном номере – в городе, где он раньше никогда не был. Весь вечер он чувствовал себя будто погруженным в темную воду, незаметно для себя уснул, а проснулся ночью.

* * *

«Интересно, почему это каждой весной на меня находят воспоминания о прошлой – той – жизни? Почему я с завидной регулярностью просыпаюсь каждой второй ночью, разбуженный неожиданно возникшей в моей памяти сценой»?

Он посмотрел на часы – половина четвертого. Утро скоро. Стараясь не шуметь, он встал с казенной постели, накинул на себя рубашку и, прихватив со стола сигареты, вышел на балкон.

«А сегодня к чему этот сон был? – подумала убийца, закуривая. – Мне приснился бой за затерянную в горах деревушку с чеченским названием. Сейчас вспомню… это давно уже было, когда я воевал во всяких горячих точках. После службы во внутренних войсках. Что мне было делать? Возвращаться в родной город Алматы? Где воспоминания о погубленной возлюбленной и ее незадачливом любовнике не дадут мне покоя?.. Как же эта чеченская деревушка называлась?.. А, черт с ней, не помню…»

Тогда прижатые к скалам чеченские боевики, расстреляв все патроны и поняв, что им не уйти, один за другим принялись бросаться со скалы, пытаясь угодить на узенькую площадку, откуда мы вели огонь по их отряду. Боевики старались своим телом сломать шею хоть одному из наших солдат.

А мы, молодые тогда еще солдаты, радуясь легкой победе, смотрели, как они расшибали себе черепа о камни, так и не задев никого из нас.

А потом один из чеченцев, вместо того чтобы грузно шмякнуться о скалу, плеснув вокруг себя кровью, вдруг с грохотом разлетелся в клочья. Это мы уже после догадались, что он прыгал, зажав в руках гранату с выдернутой чекой, когда трое из нас погибли на месте, а еще один умер спустя два часа.

У убийцы до сих пор тонкий багровый шрам на плече – след от осколка той гранаты…

Он глубоко вздохнул и, сделав последнюю затяжку, щелчком отбросил окурок за балкон. Небо над незнакомым городом уже светлело.

«Да, это было давно, – думал он. – И незачем все это вспоминать. Как незачем помнить и добрую половину моей жизни. Всю жизнь я только и делал, что убивал людей. Сначала – из ненависти, мстя за нанесенные мне обиды, потом – по долгу службы; впрочем, как я понимаю сейчас, определение „долг службы“ – всего лишь оправдание, довольно слабое. А потом, чтобы заработать. Ведь ничего другого, кроме как убивать, я не умею, никогда не умел и никогда ничему другому, наверное, не научусь. Стал киллером».

Он поморщился, доставая новую сигарету.

Очередной поток воспоминаний всплыл в его сознании.

Расчерченный плац, спускающиеся сумерки и пьяные лица вокруг. Прощание. Отряд специального назначения внутренних войск. Половина отряда уходит на гражданку – отдыхать после долгой и трудной службы, – вторая половина отправляется в так называемую «горячую точку». Чечню.

Все веселы, молоды и пьяны. Никто ни на кого не в обиде, потому что служба по контракту – вещь сугубо добровольная. Ты уходишь на гражданку, переодеваешься в штатское, а я остаюсь в своем пропитанном потом камуфляже, кажется, уже приросшем к коже.

Бутылки по кругу. Командиров не видно, да оно и понятно – последняя ночь в части, никакие приказы не помогут. Да и сами командиры, наверное, пьют где-нибудь в запертой столовой, они ведь тоже поделены уже на две партии – остающихся в части и едущих на войну.

А на краю расчерченного шумного плаца сидят два парня в камуфляже. Один высокий, темноглазый и сухощавый – с явным русским лицом. Второй – по-азиатски раскосый, гораздо ниже ростом, с резко очерченным профилем желтовато-смуглого лица с выдающейся вперед нижней челюстью. Казах. Рустам Жоресович Хантыбеков, который отправляется завтра в Чечню, а сегодня прощается со своим полковым другом, единственным другом – Николаем Владимировичем Щукиным.

– Значит, едешь? – в десятый, наверное, раз спрашивает Щукин, отпивая глоток из пол-литровой бутылки с водкой.

Рустам кивает.

– Еду.

– Не понимаю я тебя, – пожимает плечами Щукин, – у тебя же данные исключительные. Все говорят – и капитан Капичников даже, – что лучше тебя никто не сможет замаскироваться, изменить внешность. В оружии ты разбираешься лучше всех, боевыми единоборствами владеешь так, как никто в нашем взводе. Карьеру мог бы сделать. Или…

Рустам отмахивается.

– Не надо, – говорит он. – Не сманивай. Твои безумные проекты у меня вот уже где сидят. И ты скоро сядешь, точно тебе говорю, если за ум не возьмешься.

– Да ладно, – невесело усмехается Щукин. – Посадят, выпустят. А в Чечне ведь стреляют по-настоящему.

– Ага, – подхватывает Рустам. – И убивают тоже. Что ты мне рассказываешь? Сам знаю. А что не знаю – узнаю.

– Да я просто к тому, – горячится Щукин, – что ни за грош хороший человек пропадает! Обидно все-таки. И потом – ты же мой единственный друг! Мы бы с тобой вместе могли столько дел наворотить! А ты – на войну задумал. Героем хочешь стать? Ну и станешь! С твоими данными – станешь. Если раньше на пулю-дуру не наткнешься. А что потом? Геройская звезда еще ничего не значит. Подохнешь где-нибудь в хибарке в очереди на квартиру однокомнатную, с сортиром, совмещенным с ванной.

Рустам молчит. Потом отбирает у Щукина бутылку, запрокидывает ее над головой и выливает себе в глотку остатки водки. Жмурится и утыкается носом в камуфляж. Долго-долго сидит так – не двигаясь совершенно. Щукин успевает закурить сигарету и выкурить ее почти всю. Когда до фильтра остается узенькая полосочка всего в пару сантиметров, он спохватывается и толкает локтем в бок Рустама.

Тот не двигается.

– Не будешь курить, что ли? – интересуется Щукин и, так и не дождавшись ответа, выкуривает сигарету до фильтра.

Щелчком посылает окурок далеко в пеструю темноту, где клубятся пьяные силуэты.

И несколько минут сидит молча.

– Слышь, Рустам, – говорит он потом. – Ты что – рассердился на меня? Ты брось. Тебе не понравилось то, что я сказал? Может, я слишком резко сказал. Но справедливо. Я же тебе добра желаю, кореш…

Он не успевает договорить. Рустам поднимает голову, но тут же закрывает лицо руками. Щукин косится на него и умолкает мгновенно. Только когда он закуривает новую сигарету, можно заметить, что у него чуть дрожат пальцы.

– Ты про Гульнару свою вспомнил, что ли? – после долгого молчания выговаривает Щукин. – Не грузись. Это называется – затмение, что тогда было. Мозги наперекосяк пошли. Бывает вообще-то. От большого чувства. У меня вот тоже… Еще в школе учился когда – ухлестывал за одной девчонкой, а она ни в какую. Ну, я тогда проследил ее до дома – мы в одном классе учились. Стал заходить в гости. Так она мне вообще дверь не открывала. А я как узнал, что она путается с одним пидором – сынком дипломата или райкомовца какого-то, в общем, шишки партийной, – так я и его выследил, познакомился с ним. Ну, и затащил потом в подвал, где местные пацаны тусовались. Сели мы в карты играть, а я перед этим пацанов предупредил в чем дело. Мы все вместе и обложили его по полной. Все, что на нем было, проиграл. Потом предложили ему «под себя» сыграть. У меня тогда дружки были – отрывные. У каждого по две-три ходки на малолетку, а у кого ходок не было, те под следствием или под условным. Короче, грамотный народ был. Что такое «играть под себя», знали. Он-то подумал, что в случае проигрыша ему нужно будет посрать прилюдно. Ну, проиграл он нам, и тут началось… Играть под себя – это ведь, как бы сказать… На зоне так играют, когда нечего уже на кон ставить. Сколько раз проиграешь, столько раз тебя и… это самое. Мы с пацанами этого пидора раз десять обставили. А потом он расплачивался. Крику было сначала! А потом ничего. Мне даже показалось, что ему понравилось. Только я вот тогда почему-то не смог его. Обидно было – я ведь так на него зол был, казалось, сожрал бы вместе с потрохами… Извини…

Рустам дергается неловко, и Щукин прерывает свою речь. И молчит. Долго молчит. И Рустам тоже молчит. И думает о том, что Щукин, пожалуй, единственный человек, который знает всю – от начала до конца – ту страшную историю с Гульнарой и ее любовником. Рустаму тогда двадцать два года было. Ему и в армию не полагалось идти: врачи в военкомате нашли какое-то психическое заболевание со сложным названием, которое Рустам не то что запомнить не мог, но даже и выговорить – он тогда не очень хорошо понимал по-русски.

А после той истории с Гульнарой Рустам и вправду как безумный блуждал на своем стареньком автомобильчике по дорогам. Пока не закончился бензин. А после этого толкнул машину на автобазаре в каком-то городе первым попавшимся барыгам, а на вырученные деньги смастрячил себе липовые документы взамен настоящих, которые сжег в тот же день, когда убил Гульнару и посадил ее любовника в погреб рядом со страшной бочкой.

В новых документах он сохранил свое имя – просто потому, что тогда не было сил выдумывать себе другое. Вот адрес и место прописки изменил. Просто назвал первый попавшийся город, улицу, дом и номер квартиры. И возраст изменил – сделал себя на четыре года моложе. Потому что настоящий свой адрес и возраст забыл. И что интересно – примерно полгода после случившегося он не мог вспомнить, как звали Гульнару. Забывал постоянно ее имя. Временами, когда кто-то имя это вслух произносил, – вспоминал, а через минуту – как отрезало. Не помнил, и все. Даже в больничку бегал – это уже когда в армию попал, – с врачом советовался, только про ситуацию свою ему, конечно, ничего не говорил. Врач сказал – временная амнезия. Шок у него был, вот и… Потом прошло. Через полгода.

А в армию Рустам пошел, потому что идти больше ему было некуда. Родителей своих он схоронил давно, а в родной город не вернулся бы ни за что. Он взял свои новые документы, пришел в военкомат, выдумал какую-то более или менее правдоподобную историю о переезде из глухого села и потере пьяным председателем некоторых бумажек. Поверили и взяли. Медкомиссию Рустам проходил только у нескольких врачей – потому что попал как раз под конец призыва. Психиатр его не осматривал. А оценив состояние здоровья призывника и его физические данные, определили Рустама сразу во внутренние войска, в часть специального назначения.

– Да, – протянул Щукин, и Рустам очнулся от своих дум.

Слезы на его лице давно высохли, и он всей душой надеялся, что Щукин не заметил минутной его слабости. Да и черт с ним, если заметил. Щукин же его не станет на посмешище выставлять. Он же все-таки друг ему.

– Да, – продолжал Щукин. – Так и разойдутся наши дорожки… А жаль. Вдвоем мы могли бы многое сделать.

– Не разойдутся, – возразил ему Рустам.

* * *

– Не разойдутся, – проговорил убийца, посмотрел с балкона на просыпающийся чужой город и закурил новую сигарету. – Не разойдутся… Не разошлись…

* * *

Убийца прекрасно помнил тот вечер, когда, как обычно, зашел в первый попавшийся Интернет-салон и заглянул в свой почтовый ящик. И нашел там шифрованное послание от своего посредника. Не думая, отстукал согласие на выполнение заказа и отправил посреднику. Не думая, потому что никогда не отказывался ни от каких поручений, за что и заработал репутацию универсального профессионала. Обращались к нему люди серьезные и проверенные посредником, так что накладок быть не могло. Рустаму оставалось только выполнить заказ. Убить.

Рустам отправил извещение о том, что получил заказ, и долго сидел, расшифровывая послание. Когда он наткнулся на фамилию Щукин, он перечитал послание еще раз. Потом еще раз. Детали обговорены не были, на данном этапе достаточно было только утверждения заказа, но было ясно, кого Рустаму предстояло убить на этот раз.

Николая Щукина. Того самого.

Что это не совпадение, Рустам понял сразу. А после того как связался с посредником, чтобы уточнить личность заказываемого, сомнений и вовсе не осталось.

Но оставалось – время. У Рустама было много заказов, и заказ на Щукина он подписался сделать в последнюю очередь.

А первое, что предпринял Рустам, выйдя из Интернет-салона, – пошел к одному из своих знакомых, промышлявших поиском и продажей нужной информации.

Рустаму нужно было найти Щукина. Найти во что бы то ни стало и как можно скорее.

* * *

И убийца нашел Щукина. Он и теперь помнит разговор с ним – весь, до последнего слова.

* * *

Щукин был пьян, когда Рустам нашел его в одном из столичных ресторанов, – Рустам сразу вспомнил ту бутылку водки, которую они выпили с ним из горла, куря армейские сигареты «Прима».

Вспомнил – и ощутил, как запершило в горле.

Конечно, Щукин обрадовался.

Только вот узнал Рустама не сразу. Когда они расставались, Рустам был одет в сине-зеленый камуфляж, как и сам Щукин. Как и каждый в их взводе и их части. Щукин Рустама в другой одежде не видел и не представлял. Теперь на Щукине был черный костюм, белейшая сорочка и лаковые, явно очень дорогие ботинки. Рустам, верный своей привычке, появившейся у него с тех пор, как он стал киллером – не выделяться, одет был во все серое, впрочем, довольно приличное, чтобы посетители престижного ресторана не обратили на него внимания. Половину лица Рустама закрывали большие черные очки.

Честно говоря, когда Рустам присел за столик Щукина, тот нахмурился и открыл рот, наверное, для того, чтобы сказать какую-нибудь гадость или прогнать непрошеного гостя. Но как только Рустам снял очки, Щукин моментально осекся, вглядываясь в его лицо.

Потом медленно проговорил, словно не веря самому себе:

– Рустам?..

Рустам кивнул и тут же снова надел очки.

– Привет, Колян, – сказал он.

Щукин рассмеялся и ошарашенно мотнул головой.

– Надо же! – воскликнул он. – Какая встреча! Ты-то как здесь оказался? Ты живешь здесь – в Москве? Один сюда пришел? Или с женой? Ты женился, Рустам? Ты чего молчишь?.. А помнишь, как мы старшине Лыщенко ежа в галифе засунули? В бане-то? Эх, мать твою! Вот так встреча!

«И этого человека, – подумал Рустам, – мне предстоит убить. По-моему, все более или менее нормальные воспоминания о жизни у меня связаны с ним. А все остальное – смерть, кровь, страх».

– А помнишь, как к Таньке-медсестре ходили? – продолжал заливаться Щукин. – Я еще тогда напился и Таньку с Лыщенко перепутал. Если бы ты меня не оттащил…

Щукин вдруг замолчал, заметив, наконец, странную неподвижную бледность на лице Рустама. Он опустил руку, которую протянул было для того, чтобы налить неожиданному гостю водки.

– Рустам? – вопросительно выговорил Щукин. – Ты как будто искал меня. Ты искал меня? Это не случайная встреча?

Рустам кивнул. Отчего-то ему не хотелось говорить. Но говорить все же надо было. Щукин уже не смеялся. Он положил локти на скатерть и в упор посмотрел на Рустама, словно хотел проникнуть взглядом за темное стекло его очков.

– В чем дело? – негромко проговорил Щукин. – Что случилось?

Рустам глубоко вздохнул.

– Помнишь тот вечер? – спросил он. – Когда мы виделись в последний раз?

– Да, – ответил Щукин, не сводя глаз с закрытого черным стеклом лица Рустама. – Это я помню. И что же произошло после того вечера? Ты мне расскажешь?

– А зачем, по-твоему, я тут? – глухо проговорил Рустам.

Они помолчали немного. Радостное возбуждение Щукина спало, а Рустам, казалось, еще более ушел в себя – и не мог поймать момент, чтобы начать главный разговор.

Щукин скосил глаза в сторону графинчика с водкой и вопросительно посмотрел на Рустама.

Рустам поколебался немного и кивнул. Щукин разлил водку по стопкам и пододвинул Рустаму одну из многочисленных тарелок с закусками. Рустам одним махом засадил содержимое стопки себе в глотку и, прокашлявшись, дотронулся до тарелки указательным пальцем. Потом медленно убрал со стола руки. От его внимания не укрылось то, что Щукин невольно проследил за его руками.

«А ведь он тоже не забыл выучку внутренних войск, – подумал вдруг Рустам. – И взгляд у него стал тверже и настороженнее. Судя по всему, он ведет не обыкновенную мирную жизнь. Это, впрочем, и понятно: обыкновенных мирных людей не заказывают киллерам».

– Ты, кажется, хотел мне что-то рассказать? – напомнил Щукин.

– Да, – сказал Рустам.

И начал рассказывать.

Загрузка...