Приказ 66

Глава 4

Ресторан «Краггет», Корускант, нижние уровни, 938 дней после Геонозиса.

— Привет, конфетка. — официантка–тви'лека одарила Этейн широкой улыбкой. — Как обычно?

— Да, было бы здорово. — ответила Этейн. — Спасибо.

В «Краггет» никто не забредал случайно. Это было место для постоянных клиентов — неряшливо выглядящая забегаловка на границе с нижними уровнями, и потому она была популярна у тех, кто проводил массу времени среди не знающих закона соседей — у Корускантской Службы Безопасности. Теперь и джедай–генерал Этейн Тур–Мукан стала здесь завсегдатаем, но ее привлекал не щедро политый маслом круглосуточный завтрак «у Краггета». В эти короткие тайные визиты она могла повидать своего сына.

Она назвала его Венку, но сейчас его знали как Кэда — Кэд'ика, маленький клинок.

Кэду сейчас был уже почти год, и каждое утро сердце Этейн разрывалось заново от перспективы быть разлученной с ним еще на один день. Тот факт, что у него была небольшая армия души в нем не чающих нянек, ничего не мог сделать с ноющей болью от нужды держать в тайне ее материнство от всех… в том числе и от отца Кэда.

Чем дольше это продолжалось, тем труднее было сказать Дарману, что у него есть сын.

Этейн заняла столик в углу, и ей кивнул один из офицеров КСБ — она знала его в лицо, но не по имени. Коричневая ряса джедая, также как и броня клонов, давала ей в некотором роде анонимность; никто не спрашивал зачем она спускается в эти трущобы — потому что джедаи часто занимались работой на дне общества, а кроме того — она была приятельницей Скираты. КСБ, и капитан Джайлер Обрим в особенности, очень тепло относились к Скирате и его мальчикам.

Когда она села, офицер за соседним столиком оторвался от еды.

— Генерал, вы слышали что–нибудь про Фая?

— Идет на поправку. — ответила она. Офицеры КСБ знали что Фай не умер. Это они помогали Бесани спасти его. И Этейн была рада узнать, что она не единственная благоразумная женщина, которая совершает безумные, опасные поступки ради благополучия солдат–клонов. — А сейчас он даже завел подружку.

По окружающим столикам прокатилась волна одобрительных возгласов. Полицейские любили Фая. Его любили все, потому что он был веселым и общительным парнем, но в КСБ у него был статус легенды. Однажды он накрыл собой бомбу, чтобы защитить ксбшных офицеров и заработал этим неподдельное уважение. В тот раз катарн–броня защитила его. Она не спасла его от ранения в голову на Гафтикаре. Даже у Фая в конце концов исчерпалась удача.

— Если он когда–нибудь сюда вернется, — сказал офицер, — напомните ему заглянуть в клуб, ладно?

— Обязательно.

Соронна, официантка–тви'лек, работавшая в дневной смене «Краггета», неслышно подошла к Этейн и поставила перед ней кружку средней крепости кафа.

— Лазима немного задержится. — сказала она.

— Что–то не так?

— Нет, она покупает детскую одежду. — Соронна понимающе подмигнула. Она была слегка тяжела в корме, как сказал бы Дарман, но все еще магнетически привлекательна, с ее струящейся походкой танцовщицы, которой она была когда–то. — Кэд'ика изо всего вырос. Ребенку буквально не терпится вырасти. Такой торопыга — весь в дедушку.

«Мой ребенок.»

«Это мой ребенок. И не я выбираю ему одежду. Я не та, кто кормит его, и каждую ночь укладывает его в постель.»

Знает ли Соронна что на самом деле он ребенок Этейн? Она ни единым жестом не показывала, что знает это. Но Скирата имел привычку окружать себя людьми, которые знают правила и держат язык за зубами. Ставки были высоки.

«И что? Что если джедайский Совет выгонит меня за то что я спуталась с Дарманом?»

По меньшей мере раз в день она была на грани того, чтобы связаться с генералом Зеем и признаться ему. Но тогда она потеряет свое звание и возможности. Сейчас она не могла бросить Великую Армию — не то время, когда ей нужен каждый джедай–офицер, которого можно найти.

«Хотя Бардан больше не джедай — и он все же ухитряется быть полезным.»

Все соображения, по которым она скрывала своего ребенка, исчезли без следа, когда Бардан Джусик ушел из Ордена Джедай. Это ничего не изменило. Он все так же был на войне и помогал выжить клон–солдатам, как и раньше. Этейн посмотрела в кружку с кафом и задумалась — не в том ли дело, что она просто привыкла к своему званию… или что ее стало больше волновать что о ней подумает Совет.

«А они скажут что сколько бы лет тебе ни было — в глубине души ты все равно хочешь родительской похвалы.»

Дверь открылась. Вошла Лазима тащившая в одной руке Кэд'ику, а в другой — сумку с покупками, и выглядевшая в точности как деловитая молодая мама. Этейн не могла не признать, что это ее ранит. Она пыталась изобразить мимолетный интерес, какой проявила бы любая женщина, любуясь ребенком своей подруги. Но это было трудно; когда он начал плакать — каждый ее нерв откликнулся болью. Она хотела прижать его к себе. Это было мощный, первобытный инстинкт.

Несколько полицейских остановили Лазиму, чтобы посюсюкать с Кэд'икой. Тот расплакался, хотя и без особого энтузиазма, больше для того, чтобы показать неудовольствие и начал выворачиваться у Лазимы из рук.

— Всем хочется поиграть в дядюшек. — сказала она, пробившись сквозь хор охов и ахов. Она протянула ребенка Этейн, так словно ее нужно было убеждать взять его на руки. — Вот. Хочешь подержать?

Этейн уложила Кэд'ику на руки. Он тут же затих, и для нее внезапно перестало существовать все вокруг. Он пах родным, чистым и прекрасным. Полицейский за соседним столом поставил свой каф и подвинулся чтобы посюсюкать с ним, как это обычно делают люди рядом с младенцами. Этейн отерла каплю на подбородке ребенка, а тот зачарованно смотрел на офицера большими, темными глазами. Глазами Дармана.

— Кто тут такой красивый? Кто такой красивый мальчик? — Полицейский был здоровенным, квадратным мужиком, который, судя по виду, круглый день только и делал, что вышибал двери, но сейчас он стал самой сентиментальностью. Он взглянул на Этейн. — Вы совершенно естественно с ним смотритесь. — сказал он, не понимая, насколько точно попал этим замечанием. — И вы точно знаете какой–то секрет, как успокаивать детей.

— Джедайское влияние на разум. — с трудом улыбнувшись, ответила Этейн. Пора было перебираться в более уединенное место, прежде чем она начнет оговариваться. Хоть она и джедай, но все равно гормоны бурлили у нее вовсю, и все сильнее становились эмоции от разлуки с теми, кто был ей больше всего дорог. — По–моему, ему пора сменить пеленки. Пошли, Лазима. Позаботимся о насущном или Кэл будет ворчать, что мы совсем забросили его внука.

Квартира Лазимы — та, что купил Скирата, когда он освободил ее из лап хатта Квиббы, и подготавливал для всей команды базу подальше от казарм — была частью того же угрюмого пермакритового комплекса, в котором находился «Краггет». Выйдя через служебную дверь на кухню, Этейн могла попасть сюда через турболифт и один лестничный пролет. Жилище производило впечатление крепости, наверняка поэтому Скирата его и выбрал. Занимало оно целый этаж.

Лазима последовала за ней. За дверями открывалось огромное жилое помещение, которое раньше, наверное, было складом, а сейчас несло все признаки того, что здесь пытаются сосуществовать трое очень разных людей и маленький ребенок. Тут пахло готовкой, стиркой и освежителем воздуха. На более тонком уровне Сила сказала ей что Джусик побаивается, но более доволен жизнью, чем прежде, что Лазима не спит ночами, беспокоясь за Атина, и что Скирата… что в Скирате не было клубящейся тьмы, которую она почувствовала при первой встрече. В нем все так же оставалась бездна насилия и ярости, с ней соседствовали самозабвенные страсти, но был там и маленький островок спокойствия и удовлетворения, мягкости, которой она не ощущала раньше.

На столе высилась беспорядочная груда электронных схем и сервоприводов — должно быть, последний проект Джусика. Скирата старался не оставлять следов, как и подобало человеку, который полностью соответствовал кочевому стилю жизни мандалориан.

— Ты надолго? — спросила Лазима.

Этейн опустилась на ближайший стул и отпустила Кэд'ику, который заковылял по комнате, хватаясь за мебель. Потом он гулко плюхнулся на попу и захихикал.

— Два дня.

— Ох…

— Теперь я делаю старую работу Бард'ики. Два дня — это долгий отпуск, когда присматриваешь за группой коммандо. — Этейн внимательно присмотрелась к Кэд'ике и увидела что он заметно вырос. — Надо бы поспать, но не хочу попусту тратить время.

Контролировать почти пять сотен коммандо было невыполнимой задачей. Они были практически полностью самоуправляемыми, и лучшее, что она могла сделать, это раздавать им приказы, разбираться с их проблемами и запросами и навещать их на местах. Джедаев было слишком мало, чтобы их хватало на всех.

«И это одна из причин по которой ты остаешься…»

И все коммандо были разными. За исключением тех, кого учил Скирата — их культуры заметно варьировались от команды к команде, даже среди тех, кого учили Вэлон Вэу и Рав Брэлор, кто входил сейчас в круг ее нежданных друзей, и чей стиль она знала.

— Я рассказываю о тебе Кэд'ике. — неожиданно сказала Лазима. — Даже если он и не понимает. И я всегда говорю, что мама скоро придет и все такое. Никогда не знаешь что у них отложится.

Этейн подняла взгляд. Лазима была обычной симпатичной тви'лекой, юной женщиной с тяжелым прошлым, которой пользовались точно также безжалостно, как и клонами, с которыми она сдружилась. Теперь же она явно нервничала, словно чувствуя себя виноватой за то, что это она сидит с Кэд'икой.

— Все в порядке. — сказала Этейн. — Я тебе обязана. Это я во всем виновата. Без тебя бы… а так я знаю, что его любят и о нем заботятся.

— Я не пытаюсь занять твое место.

— Я об этом и не думала, а если и так — то не могу тебя за это винить.

Лазима несколько секунд смотрела на нее со слегка озадаченными видом. Она очень изменилась за прошедшее время. Она стала носить очень строгую, с высокими воротниками одежду — не обычные для большинства тви'лек скудные и плотно облегающие платья. Она словно бы говорила этим, что больше не станет подневольной танцовщицей в какой–нибудь занюханой хаттской кантине. Этейн решила, что будет напоминать себе про обычных девчонок–тви'лек всякий раз, когда ей придет в голову жаловаться на свою загнанную в строгие рамки жизнь.

— Кэл в нем души не чает. — проговорила Лазима, словно пытаясь тактично увести светскую беседу подальше от минного поля темы неизвестно где пропадающих родителей. — Он отлично ладит с детьми. Просто не верится, верно? Мандалориане выглядят такими непрошибаемыми.

Скирата был воплощением идеала Мэндо — заботливый отец, преданный клану. Перед беззащитными детьми он таял.

— А Бард'ика?

— С удовольствием изображает дядю. Он играет с Кэд'икой в разные маленькие игры при помощи Силы, так что тот привыкает к своим способностям.

— Правда? — Этейн это встревожило, но в этом был резон — ребенка следовало учить Силе точно так же как и ходить. Но он должен был научиться не только использовать свои способности но и скрывать их. — Мне надо будет с ним поговорить…

Судя по виду, Лазима уже жалела что сказала об этом, и сменила тему.

— Он замечательный ребенок. Плачет редко, всем улыбается. Кэл говорил что он вылитый Дарман в его возрасте.

«А я все это пропускаю. Я не вижу как он растет.»

Этейн едва ли была первой матерью, кого долг разлучил с ребенком. Это было именно тем что, не полагалось прочувствовать джедаю, и теперь она понимала запрет на привязанности лучше, чем когда–либо. Это было жесткое правило, ее беспокоило, что джедаи растят других джедаев в бесконечном, бездушном цикле отстраненной, холодной безразличности — но за это время она осознала, насколько разрушительным может быть существование того, чье благополучие так много значит для тебя, что оно может влиять на твои суждения.

«Но если мы этого не знаем… как мы можем судить тех, кто не владеет Силой? Как мы можем понять, почему они делают то, что они делают?»

Этейн хотела бы знать что, в конце концов, подавление эмоций сделает с джедаями.

Она пристроила Кэд'ику на коленях, но он, похоже, неплохо сидел и сам. Она понимала что просто не привыкла это делать, и что она должна научиться. Кэд'ика повернул голову и с искренним любопытством уставился ей в лицо, потом улыбнулся и сказал что–то похожее на «Ка! Ла!» Это были не совсем слова, но Этейн вскрикнула от радости и неожиданности. Ребенок, напуганный ее реакцией, посмотрел на нее широко открытыми глазами.

— Он говорит. — проворковала она. — Умный Кэд'ика! Кто у мамы умный мальчик? Скажи «ма–ма». Можешь сказать «ма–ма»?

Кэд булькнул так, словно он собирался рассмеяться. Этейн медленно начала понимать, что ее сын, вероятно, пытался сказать Кэл и Лазима. Это было логично, потому что эти имена она слышал каждый день. Но это было обидно.

— Мама! — внезапно выговорил он. — Мама–мама–мама!

Он засмеялся, явно гордясь собой, и не отрывая от нее глаз. Это было всем, в чем нуждалась Этейн. Это был миг совершенного единения между ними, и она будет помнить его всю оставшуюся жизнь. Она потерлась об него носом и подкинула, чтобы рассмешить его.

— Умница Кэд! Да, это мама!

Кэд показал на Лазиму.

— Лала! Лала!

Лазима просияла и улыбнулась в ответ.

— Он так быстро растет.

Для любого другого родителя это было бы поводом гордиться, но для Этейн это было лишь напоминанием о страхе того, что ее сын может унаследовать ускоренное старение его отца. Мереель уверял ее, что каминоанцы позаботились о том, чтобы эта черта не наследовалась. Она гадала, почему те просто не сделали клонов стерильными, но причина могла быть любой — от сложностей с экспрессией генов, до простого желания посмотреть, что будет если клоны произведут потомство. Каминоанцы думали не как люди, и они не видели в клонах ничего, кроме продукции, органических дроидов. Она надеялась, что Мереель был прав насчет его наследственности. Она очень много прочитала про эпигенетику во время беременности, и теперь волновалась, что гены Кэда каким–то неизвестным образом повреждены тем, что было сделано с Дарманом.

Кэд неразборчиво булькнул и потянулся за прядью волос, упавшей ей на плечо. Этейн поймала его когда он перекатился вбок, словно пьяный, и срыгнул.

Лазима бросилась вытирать но Этейн была намерена сама сделать грязную работу. Детям всегда нездоровится — говорили эксперты.

— Надеюсь, это нормальное поведение?

— Любая мать беспокоится по всем поводам сразу. — ответила Лазима. — Не то, чтобы я это знала сама, но у моей сестры, как говорили, было именно так.

В этих двух фразах уместился целый мир страданий. Этейн поняла, насколько мало она знала о тви'леке. Возможно семью Лазимы и можно было найти, но то, как она это сказала, заставило Этейн вспомнить, что та одна, проданная в жестокое рабство, которое ожидало большинство девочек–тви'лек, у которых было больше красоты чем семейных связей, и что пока она остается с Атином, она не сможет понести собственных детей. И что здесь ей приходится смотреть за чужим ребенком. Это должно быть мучительно. Возможно в природе мандалориан и было впечатано без колебаний подбирать нуждающихся детей и принимать их, как собственных, но Этейн это было недоступно.

«Он мой. Кэд'ика мой. Я хочу быть с ним.»

Она была на грани того, чтобы взять воздушное такси, ворваться в кабинет Зея у Казарм Арка и заявить ему, что она отказывается от своего джедайского звания. Эта картина приходила ей в голову все чаще, и ощущалась уже словно репетиция. Кэд закрутил головой, словно пытаясь отыскать ее глаза. Потом его личико сморщилось, он негромко заныл, его ной завершился хныканием и он затопил ее ощущением своего несчастья.

Он реагировал на ее беспокойство.

«Когда я была ребенком… ощущали ли растившие меня джедаи мои чувства, И что я чувствовала из их эмоций?»

Воспоминаний у нее не было. Она не могла вспомнить и семью, которой она лишилась. Все, что она знала — это то, что с ее сыном такого не случится. Его Силовым способностям должно найтись иное назначение. Она попыталась сконцентрироваться на приятных мыслях, представляя Дармана и себя в прекрасном саду, с Кэдом у нее на коленях, посылая уверенность на уровне Силы так, как только она могла это сделать. Чувствительным к Силе детям требуется чуть большее, чем объятия и колыбельные.

— Посмотри на нас. — проговорила Этейн. — Джедай, тви'лек, клон–солдаты. Всем нам нашими генами предопределен путь в жизни. Но мы не обязаны принимать его, верно? Никто из нас. Все мы можем быть теми, кем хотим быть.

Лазима, в своей строгой темной куртке смахивавшая на банковского клерка, принесла с кухни бутылочку с соком и протянула ее Этейн. Кэд тут же обеими руками перехватил ее.

— Я больше не танцую. — проговорила Лазима. — И ты не танцуешь под дудку Совета Джедай. По–моему, мы все перестали танцевать, благодаря Кэлу.

Будущее выглядело сейчас чуть более светлым и полным возможностей. Войну можно было пережить; Этейн больше не думала о победе или же о том, во что может превратиться Республика, если она победит. Это не будет демократией которой, похоже, считали ее джедаи. Она чувствовала себя так, словно она взбирается на вершину неприступной горы, что еще немного усилий и отваги, и она доберется живой до этой вершины, и тогда она сможет найти путь к укрытию.

Но скалолазы говорят ,что самая смертоносная и опасная часть восхождения — это спуск.

— Пошли, малыш. — Кэд с яростной целеустремленностью высасывал бутылочку. Нормально; он был точно таким же, как любой другой ребенок его возраста, и, насколько она помнила, вполне держался в рамках графика развития нормального человека. Самое последнее что ей было нужно — это чудеса. У него уже и так был достаточно необычный старт в жизни.

Этейн представила себе, как отреагировал бы Зей, если бы он мог увидеть эту сцену. Лазима расстелила детские одежки и показала их, чтобы их одобрила Этейн.

— Когда ты собираешься ему рассказать? — спросила она.

Она говорила не про Зея. Она говорила про Дармана.

Это был вопрос, который Этейн до сих пор каждый раз откладывала в сторону. Проще было сначала разобраться с Зеем. Дарман был искренен, когда говорил, что он не торопится заводить детей, но рано или поздно ей придется рассказать ему, что Кэд не только ее сын, но и его. Заглядывать в прошлое было болезненно. Теперь Этейн хотела бы, чтобы она рассказала все Дарману с самого начала, но возможно Скирата был прав. Это было бы чересчур тяжело для Дара, который выглядел и вел себя как взрослый мужчина, но все же, во многом, был эмоционально уязвим, словно ребенок.

— Думаю, чем раньше — тем лучше. — наконец ответила она. — И если он воспримет это тяжело… он будет хотя бы знать.

Сорок восемь часов увольнительной, словно вода, утекали сквозь ее пальцы. Этого было обидно мало. Но таковы последствия выбранного ей пути. Она посмотрела как Кэд пьет из бутылочки, и потянулась в Силе к Дарману чтобы узнать в порядке ли он.

Сейчас она точно знала где он. Она могла связаться с ним в любой момент, и даже перевести его; она была командующим группы в Специальных Операциях и он был одним из ее подчиненных. Но он не стал бы благодарить ее за такую опеку. Кэд почмокал опустевшей бутылочкой и взглянул на нее, с отчетливым выражением «тебе–пора–ее–наполнить» на лице.

— Я расскажу Дару, когда он вернется с Хаурджаба. — проговорила она. — Но сомневаюсь что когда–нибудь скажу Зею.

У Кэда будет жизнь настолько непохожая на её насколько она сможет это устроить.

У него будет выбор.

Квартира Лазимы, Корускант.

До сегодняшнего дня Джусик никогда не задумывался — какой костюм он одевает каждое утро. Он оглядел в зеркале себя, в первый раз за много лет лишившегося бородки и задумался — сумеет ли он сойти за правительственного медэксперта.

Когда он был джедаем, он не владел практически ничем — лишь коричневая ряса на нем, несколько перемен курток, штанов и белья, его световой меч и кучка разных высокотехнологичных устройств — которые в действительности ему не принадлежали. Все это умещалось в одну потрепанную сумку. Теперь, хотя мобильность и оставалась для него главным, у него были броня и маскировочная одежда.

Сегодня он притворялся обычным человеком: чисто выбритым чиновником, затянутым в костюм и с папкой в руках. Он должен был посетить тюрьму. Доктора Оволот Куэйл Утан переводили из одного заведения в другое, а затем она исчезла из учетной системы, но спрятать что–то от «Нулевых» было невозможно. Их обучили пронимать в любые системы, а республиканские были более всего беззащитны перед ними. Коды доступа Казначейства стали настоящей золотой жилой для Джайнга — ЭРК Н–10 — и он проложил себе дорожки с помощью программ–червей в правительственные департаменты, используя эти связи чтобы обходить бюрократические барьеры.

Объединенное правительство — более эффективное сотрудничество между республиканскими бюрократическими ведомствами — было идеей, чье время, наконец, пришло. И взламывать их данные благодаря этому было куда проще.

— Скажи «пока–пока», Кэд'ика. Скажи «пока–пока» дяде Бардану. — Этейн держала сына на одной руке и показывала ему как надо махать ручкой.

— Ба–да! — проговорил Кэд. Похоже, ему нравились слова заканчивающиеся на «а».

Джусик помахал в ответ. Кэд выглядел озадаченным внезапной переменой в облике Джусика и чуть нахмурившись посмотрел на Этейн, словно он хотел, чтобы она подтвердила его личность.

— Да, это Бард'ика. Он скоро вернется.

— Только разведаю местность. — подтвердил Джусик. — Много времени не займет.

— Гадаешь, как я могу так поступать, верно?

Этейн излучала сожаление. Один джедай мало что мог скрыть от другого.

— Мне это кажется невозможным. — осторожно ответил Джусик. Он не думал, что в разлуке есть что–то хорошее для нее и ее ребенка. — Но я понимаю. До тех пор, пока приходится сражаться Дарману — будешь сражаться и ты.

— Если со мной что–нибудь случится…

— На этой войне потери среди джедаев не так уж велики.

— Выслушай меня. Если я не вернусь, позаботься, чтобы Орден Джедай не нашел Кэда.

Джусик оттянул высокий воротничок. Броня сковывала движения куда меньше чем деловой костюм.

— C тобой ничего не случится. — сказал он. — Я же говорю — мы многих потеряли на Геонозисе, но после него погибло очень мало.

— Бардан…

— Сначала им понадобится пройти через маленькую армию Кэла. Но — да, если тебе нужно мое слово — я отдам свою жизнь, чтобы его защитить.

Этейн негромко охнула, и когда Джусик отвернулся от зеркала — она выглядела так, словно вот–вот заплачет.

— Я не жду от тебя что…

— Знаю, но я–то от себя жду. — К тому времени, как он вернется с задания, она вернется на службу, и Лазима, Бесани или Скирата будут здесь, чтобы присмотреть за базой. — Больше никакого дурацкого героизма. Да пребудет с тобой Сила, Этейн.

Джусик не оглядывался. Когда он уходил от кого–то, всегда наступал последний момент, когда ему приходилось отводить глаза от проблеска боли на лице, так что он старался уходить быстро.

Незаметность при путешествиях по городу стала для него уже привычной: оплата только наличными, поездки с несколькими пересадками на общественном транспорте, избегать места с камерами слежения. Он мог подчищать память и отключать камеры наблюдения силой мысли, но не хотел оставлять за собой след из возмущений в Силе.

А если, несмотря на его старания, останутся следы… Джайлер Обрим наверняка сможет их подтереть.

Центр Валорума выглядел снаружи как среднего размера санаторий, и только впечатляюще укрепленные ворота и несколько последовательно стоящих дверей, которые вероятно были спаренными, как в воздушных шлюзах на Мустафаре, давали понять, что это судебное психиатрическое заведение. Не все его гости были преступниками; многие были опасны только для себя, но все они были здесь потому, что суды постановили что их нужно изолировать. Он привлекал удивительно мало внимания, но, с другой стороны, на Корусканте в последнее время появилось много правительственных зданий с неприметными фасадами, и это был не жилой район.

Джусик вручил свой идентчип дроиду у ворот, сильно смахивавших на позицию для ионной пушки. Тот детально его просканировал и отступил назад, давая ему пройти.

Это очень просто — подделать удостоверение гражданского служащего, если у тебя есть контакт с гражданским служащим, готовым отдать тебе его или ее чип для электронного клонирования и модификации. Оригинальный чип Бесани Веннен теперь обзавелся потомством — фальшивыми удостоверениями служащего для всех причудливо перепутанных сфер республиканской администрации. Бюрократия, которая сама не знала, сколько нанято ей работников в каждый конкретный день, была готова к проникновению. В последний раз, когда Джусик вскрывал платежную систему, одних лишь работников нанятых на полный рабочий день, было около восьми миллионов — в два с лишним раза больше, чем численность Великой Армии.

Денел Херрис был всего лишь очередным бумагомаракой, и существует он или нет — не имело никакого значения. Джусик надел его облик, словно костюм.

— Я займу вас ненадолго. — сказал он, с подобающе раздраженным видом, когда заместитель шеф–администратора с «др. с. пелбион» на бейдже вел его по коридорам успокаивающего светло–зеленого цвета. — Готовим отписку для министра здравоохранения. Опять кричат «караул» насчет опасных пациентов, которых слишком рано выпустили в общество.

— Никак не пойму, как это мы пропустили вашу заявку. Мне глубоко жаль…

— Не стоит. — У Джусика уже были планы этажей здания — любезно предоставленные не подозревающей об этом коммунальной администрацией — но нелишне будет и заснять внешний вид. Он сжимал комлинк в одной руке, словно ожидая важного вызова, но встроенная голокамера была активна. Отснятые подробности можно было изучить позже. — Если мой визит такой неожиданный — может быть, мне встретиться вашим директором?

«Скажи нет. Я возражать не буду. Я могу врать всю дорогу, но…»

— Боюсь, он сегодня не в офисе…

— Что ж, я уверен, вы сможете мне помочь. — Джусик шел, стараясь не подавать вида, что он знает куда идет. — Итак — насколько опасны пациенты, которых вы здесь содержите? Сколькие из них действительно опасны для других граждан? Разве их несчастные души не волнуются больше о том, как бы выброситься из окна?

— Как правило. — Пелбион был тощим человеком лет пятидесяти, который оглядывался через плечо каждый раз, когда они проходили очередной комплект дверей, словно ожидая нападения. — Но мы принимаем некоторых высокоопасных пациентов — по краткосрочным контрактам. Действительно опасные затем переводятся в изолирующее заведение на Джевелете. И я могу вас уверить, что наши клинические оценки рисков гораздо, гораздо строже, чем в других учреждениях. Мы не полагаемся только на фармацевтические методы или убедительные собеседования с экспертными группами.

В здании было удивительно пусто и тихо. Джусик ожидал что–то больше похожее на госпиталь, где вокруг снуют хотя бы дроиды, но это было не то место, где приветствовались посетители и суета, и все двери были заперты. Чем дальше в комплекс заходил Джусик, тем беспокойней он себя чувствовал. Это было тяжелое место для владеющего Силой: Джусик чувствовал эмоции. Волна за волной — тревога, страх, дикая эйфория и даже, время от времени,

странно неуместная уверенность накатывали на него из каждой запертой комнаты. Он никогда не был настолько близко к такому количеству людей в такой… с такой… он хотел бы сказать «муке», «страдании», «безумстве» — но это было не все. Кто–то страдал, но некоторые были искренне счастливы, и это было настоящим безумием. Джусика было сложно ошеломить, но это его потрясло. А хуже всего было никого не видеть и лишь ощущать их. Он чувствовал себя окруженным призраками.

— И скольких из них вы выпускаете в общество? — спросил он Пелбиона, стараясь сосредоточиться вновь. Иногда он завидовал обычным людям. Они могли только видеть. Но он не смел отстраняться от эмоционального шума, потому что он искал один разум, одного человека, которого, по его сведениям, должны были сдержать здесь.

Он искал доктора Утан. Если ее тут нет, значит искать в других тайных заведениях не имеет смысла, и ее след успел простыть.

— Это учреждение, за всю его историю покинуло лишь три процента пациентов. — ответил Пелбион. — В конце концов — мы имеем дело с самыми крайними случаями.

Джусик сконцентрировался. Это было похоже на попытку вслушаться в тысячу одновременных разговоров, выискивая одно слово, но он не мог пройтись по каждому коридору, не вызвав у Пелбиона подозрений. Впереди меддроид и женщина мон–каламари в бледно–желтом лабораторном халате, беседуя, прошли по коридору и свернули налево в офис. Джусик уже начинал думать что в здании никто не ходит, и это зрелище его чем–то обрадовало. Он услышал и голоса — и непроизвольно попытался разобрать обрывки бессмысленного разговора, приглушенные расстоянием и тяжелыми дверями.

Ему даже показалось, что он услышал несколько слов на Мэндо'а.

Человеческий мозг имеет удивительную способность заполнять пустоту чем–то знакомым. Он напряженно вслушался в голос — женщина, судя по тону, попеременно то плакала то ругалась — и некоторые из ее слов были похожи на мандалорианские, но остальные были совершенно чуждыми. Он мог поклясться что услышал «чакаар». Нет… это было «шеккер». Чтобы это ни было — это не Мэндо'а. Он должен идти.

«Не отвлекайся. У тебя есть задание.»

Стараясь найти хоть какую–то зацепку для поисков, он попытался завязать разговор. Он еще не мог использовать воздействие на разум, потому что не знал, как следует оформить вопрос; если Утан была здешней пациенткой, то вряд ли Пелбион держал ее в камере с табличкой «для секретных пленников».

— Я бы нашел эту работу очень тоскливой. — заговорил Джусик, зная что так можно получить развернутый ответ — и тогда он сможет направить беседу в нужное русло. — Обычно медики как–то надеются на излечение из пациентов. А лучшее, что можете сделать вы — это придержать их, чтобы они не стали опасными.

— Или содержать их насколько возможно довольными. — возразил, защищаясь, Пелбион, открывая еще одну пару дверей под наблюдением коренастого дроида, вооруженного шоковой дубинкой. — Это не самая плохая задача.

Джусик заметил открывающиеся возможности.

— Должно быть все они ужасно несчастны здесь.

Если Утан была здесь — она точно была бы несчастна. «Нулевые» раздобыли сведения, что генетик разводила сока–мух, чтобы скоротать время. Впрочем еще неизвестно было — позволят ли ей держать насекомых в этом чистейшем, стерильном месте. В здании пахло той особенной чистящей жидкостью, которая напоминала Джусику о кабинете дантиста — легкий острый запах, от которого чуть щипало в горле.

— О нет, они счастливы в своих фантазиях. — ответил Пелбион. Он выглядел довольным праздной беседой, вероятно потому, что она должна была успокаивать Джусика. — Настолько, что некоторым из них я завидую.

Злых тут тоже было достаточно — и эта злость выглядела по большей части не имеющей конкретной цели. Кто бы ни был заперт за этими дверями — они вынуждали Джусика ускорять шаг, чтобы быстрее пройти мимо, настолько сильна была жажда кровавого разрушения, которая исходила от них. Если бы джедаи хотели учиться темной мощи, происходящей от ярости — то именно сюда стоило бы присылать юных воспитанников.

— Вы им сочувствуете? — спросил Джусик. Ему нужно было передохнуть; он изо всех сил сканировал, разыскивая существ более близких к нему, более нормальных. — Вы считаете, что любой из нас мог бы, по воле судьбы, оказаться в их положении?

— О, у нас тут есть, по меньшей мере, десяток врачей. — ответил Пелбион. — Смотреть им в глаза… это здорово отрезвляет. — И еще существа, которые считают себя врачами, и некоторые из них выглядят более компетентными, чем иные профи…

Джусик через силу улыбнулся.

«Ты хочешь рассказать мне больше.»

Пелбион моргнул, не замечая осторожной манипуляции Джусика с его разумом, но откликаясь на не принадлежавшую ему мысль. Он не обсуждал отдельных пациентов. Это было ему неприятно, но здесь было что–то еще, что–то иное, не сколько тревожившее, сколько озадачивавшее его.

Джусик чуть сильней надавил на него.

«Ты хочешь рассказать мне о пациентах, в которых ты не уверен. Которым тут не место. Ты хочешь привести меня к ним.»

— Некоторые же… ну, даже я гадаю — надо ли держать их здесь. — наконец, проговорил Пелбион. Теперь он шел вполне целенаправленно, а не просто держался рядом с Джусиком, словно он вел его прочь от самого худшего к наиболее впечатляющим местам заведения. — Они настолько глубоко верят в их воображаемые жизни, что мне приходится напоминать себе, почему они здесь.

«Покажи мне.»

«Ты хочешь показать мне.»

«Ты хочешь показать мне, как трудна может быть твоя работа, так, чтобы я написал одобрительный доклад о твоем заведении.»

Джусику пришлось повлиять на Пелбиона еще раз. Это было рискованно. Человек не понимал, что на него воздействуют джедайскими методами, но он мог решить, что ему нехорошо и потребовать прекратить экскурсию.

Легкое дуновение чего–то знакомого коснулось Джусика — он стоял перед дверью палаты с выведенными черным цифрами 7785. Он никогда не встречал Утан. Он не мог почувствовать ее, но он чувствовал кого–то нормального, кого–то в здравом рассудке, кого–то кому было здесь не место.

— Вроде этого? — спросил Джусик, указывая в сторону палаты.

— Нет, его поместила сюда семья после… неприятного инцидента дома. — Пелбион, казалось, спорит сам с собой. — Ладно, следуйте за мной.

Но существо в здравом рассудке — здесь…

Почему–то это на миг выбило Джусика из колеи — внезапное осознание того, что тут рядом есть кто–то, вовсе не сумасшедший не буйный, но все равно запертый здесь. Ощущение безнадежности и брошенности было тяжелым, и ему тяжело было уйти. Что–то внутри него шептало: «помоги ему, помоги ему, ты не можешь просто так уйти».

Но он так и сделал; его миссия была жизненно важной. Он бросил кого–то в беде.

По мере того, как они проходили мимо палат, Шафрановое Крыло Центра Валорума становилось все комфортабельнее и — за исключением запаха чистящей жидкости, и всех этих надежных дверей — мало походившим на медицинское учреждение. Джусик проследовал за Пелбионом в ту часть здания, которая выглядела более старой, где были выше потолки — а затем прошел еще несколько дверей. Джусик записывал всё. Будь с ним кто–нибудь из «Нулевых», наделенных эйдетической памятью по милости каминоанцев, посчитавших что это сделает их лучшими солдатами — они бы мгновенно запомнили весь путь во всех подробностях.

Пелбион остановился у двери и покрутил в руках ключ.

— Да, вот эта женщина меня беспокоит. — сказал он, словно отвечая Джусику. Пелбион реагировал на трюки с разумом не так, как большинство людей, это было заметно. — Она сбивает меня с толку.

Джусик знал, даже до того, как открылись двери, что он найдет здесь женщину, чуть растерянную, но в здравом уме. Он чувствовал ее: не настолько скучающую, как он почему–то ожидал, но не нуждающуюся в психиатрической помощи — пока что. Когда двери разъехались в стороны, открыв за собой внутренние, из упрочненного транспаристила, он едва удержался от ухмылки.

Палата — довольно симпатичного вида, если честно, но безо всякого естественного освещения — была заставлена небольшими прозрачными контейнерами, выстроенными по надписанным номерам. Внутри них мельтешили черные точки.

Мухи сока.

Пелбион заговорщически понизил голос.

— Она считает себя сепаратистской ученой, разрабатывающей смертельный вирус. Это и в самом деле очень убедительно, потому что у нее явно имеется научное образование и отличный ум. Она меня почти что убедила, что ее похитили из Внешнего Кольца республиканские силы, что ей стреляли в спину, а потом ее бросили сюда, чтобы силой выведать ее тайные разработки.

— Исключительно. — сказал Джусик. Утан неплохо помнила рейд на Квиилуру. — Какая подробная фантазия.

— Судя по ее досье, ее заключил под стражу Департамент Общественной Безопасности, потому что они считали ее достаточно способной, чтобы действительно создать какую–нибудь заразу. И я должен заметить, что она ведет вполне убедительные генетические эксперименты над этими мухами, даже не имея оборудованной лаборатории. Ну… понимаете, мы ей иногда помогаем…

— Поразительно. Прекрасно. А ничего что вы мне это рассказываете? Разве это не секретно?

— Не думаю что можно засекретить психическое расстройство, мастер Херрис… хотя судя по шраму, она действительно когда–то была ранена каким–то обломком.

Джусик вошел в палату. Ухоженная женщина средних лет, с алыми прядями в темных волосах, оторвалась от импровизированного рабочего стола и строго посмотрела на него, не выпуская из рук деку.

— Этот джентльмен из Департамента Здравоохранения Корусканта. — сказал Пелбион, нервно улыбаясь ей. — Мы показываем ему заведение. Как проходит программа скрещивания?

Утан — это действительно была она — надменно подняла бровь.

— Вы, невежественные шарлатаны, можете сыпать лекарства в мою еду, но мои мозги все равно работают лучше ваших. — презрительно проговорила она. Затем она вновь перевела взгляд на Джусика. — Итак, вы от правительства, верно? Хорошо: я военнопленная и имею соответствующие права. Я требую адвоката — в который уже раз. Я доктор Оволот Куэйл Утан и меня содержат под стражей, без права общения со внешним миром.

Джусик выдал ей чуть огорченную но сочувственную улыбку — лучшую, на которую он был способен. Канцлер был умным человеком; что могло быть лучше, чем спрятать Утан так, на виду у всех, позволив ей рассказывать свою историю в замкнутом сообществе, где безумные истории были у каждого?

— Разумеется, мэм. — ответил Джусик. — Я прослежу за этим.

«Она отсюда выйдет, верно. Только не так, как она надеется.»

— Абсолютно последовательна. — комментировал Пелбион на обратном пути. Проходя мимо нескольких голокамер наблюдения, Джусик вывел их из строя, затуманив изображение. — В каждой детали.

— Печально. — ответил Джусик.

«Нет, великолепно. Замечательно. Надежда для моих братьев.»

— А теперь, насчет наших показателей…

— Сейчас, мастер Херрис. — сказал Пелбион.

Возможно, вычищать ему память было и не обязательно, но Джусик все же подчистил их разговор — достаточно, чтобы свести его визит к легкому раздражению, которое будет быстро забыто естественным образом.

Всю дорогу обратно к дому — четыре перемены спидеробусов, пара продолжительных прогулок и резких перемен направлений, просто на всякий случай — Джусик ощущал как его торжество медленно тускнеет от тихого, надоедливого ворчания внутреннего голоса.

Больше всего его выбило из колеи не смятение в расстроенных умах, и даже не встреча лицом к лицу с женщиной, чьей работой был, в конечном итоге, геноцид.

Нет, хуже всего было обнаружить что она не единственное существо в здравом уме, которое заключено в Валорум–Центре. И что он ничего не мог сделать для того, другого. Он не мог изучить дело того человека, потому что Херрис сейчас должен был исчезнуть. Он и так произвел слишком много шума.

На войне всегда есть потери. И не все они случаются в бою.

Дорога Хадде–Ришун, Хаурджаб, местное время 1510

— Дар! Дар! Ложись!

Орды тяжеловооруженных Мауджаси явились из ниоткуда и теперь «Омега» застряла под огнем в развалинах древнего форта. И у них заканчивалась удача.

Конвой скрылся, остались лишь машины, догорающие на перевале. Дарман кинулся на землю, когда очередная мина просвистела над головой и взорвалась где–то за потрескавшейся стеной, выбив из нее еще несколько кусков. Дарман обнаружил что смотрит на мир под углом в девяносто градусов и так заметно что и фронтальная стена, защищающая их, не выглядит очень уж надежной. По аудиолинку доносились голоса:

— Из какого шаба они все приперлись?

— Я же сказал — криффовы тоннели.

— Ат'ика, можешь запустить камеру? Давай, посмотри как отсюда выбраться. Мы не можем сидеть тут весь шаблов день, и ждать когда нас вытащат.

— Уже, серж. Вот это видишь?

— Ох, шаб…

Найнер редко ругался. Должно быть, положение было хуже чем думал Дарман. Он пересек дворик на четвереньках, отпихнув с дороги ящик из–под боеприпасов. Когда он проверил миниэкраны на ВИДе — картинка с камеры оказалась не воодушевляющей. С позиции в двух сотнях метров над ними та демонстрировала ландшафт во всех тоскливых подробностях: отвесный обрыв с трех сторон и протяженный каменистый склон позади — единственный путь к старому форту. А также единственный выход из него. В его лучшие времена форт находился на лучшей огневой позиции, его было легко оборонять, но даже четверо республиканских коммандос не могли вечно защищать его от сотен мауджаси.

— Я запрашиваю эвакуацию. — сообщил Найнер.

Дарман начал прикидывать сколько они пройдут, если попытаются прорваться отсюда с боем.

— Шаб, и кто пойдет вытаскивать нас отсюда?

— У Восемьдесят Пятого есть «нлашки».

— Посмотрим, найдется ли окно в их напряженном графике маникюра…

Вид с камеры показывал мауджаси, заходящих их скале в тыл. Им потребуется где–то полчаса чтобы пройти по склону, чуть дольше если Дарман усложнит им жизнь, кидая камни на их головы.

Он переключился на гранатомет и пополз к дороге, уходившей вниз так резко, словно скала была отпилена той же гигантской рукой, что создавала ровную площадку для форта.

— Я задержу их пока ты вызываешь упряжку. — сообщил он.

Найнер прижимал сложенную лодочкой правую руку на уровне уха. Он всегда так делал, когда связывался по комму в шумном месте, словно это помогало лучше проходить голосовым передачам — несмотря на изощренные аудиосистемы шлема.

— Файрфек, Дар, да скати ты им детонатор. Не высовывайся сам.

Корр, лежа на боку, словно загорая, прислушивался, чуть наклонив голову.

— Судя по звукам, похоже, у них тут есть еще один скорострельный бластер… или орудие.

— Тогда они могут просто снести верхушку этого пенька. — сказал Атин. — Но это нас убьет. А значит, они хотят взять нас живьем.

Дарман живо представлял, что значило быть взятым живьем в этих краях. И он не планировал для себя такой уход из жизни.

— Будем надеяться, что они не могут нашаманить себе поддержку с воздуха.

— База Хадде, это «Омега». База Хадде, это «Омега». Запрашиваю немедленную эвакуацию. — Найнер продолжал повторять вызов, но не было слышно чтобы он получил ответ. В своем комлинке Дарман слышал треск и шипение. — База Хадде, повторяю, это «Омега». Нас зажали в старом форте Чарт, двадцать кликов на юго–восток от ваших позиций. Боеприпасы на исходе, вражеские силы оцениваю… между полутора и двумя сотнями, с орудиями и тяжелыми скорострелками. ПВО не наблюдаем. База Хадде, это «Омега»…

Дарман уже несколько раз за последнюю пару лет оказывался в таком положении в бою, когда у него были все шансы погибнуть. Чем больше было таких случаев, тем увереннее он был в том, что сможет выкрутиться, но при этом он все лучше понимал, что однажды такой случай станет последним.

Путь вниз был долгим, а внизу было до ужаса много мауджаси. В такие острые моменты он замечал, что думает о вещах не связанных с перспективой не самой легкой смерти. Он не связался с Этейн, и уже несколько месяцев не говорил с Фаем. А за исключением этого — он был в полном согласии с миром.

Стало внезапно тихо. Найнер, привалившись к глиняным блокам, проверял боеприпасы.

— Ну, если мы и разберемся с этой толпой — придется идти ногами, и это будет не самое быстрое бегство. И ФлотМетео говорит, что приближается песчаная буря.

Дарман сверился с ВИДом. Никто не любит летать в песчаную бурю, даже если у него и стоят фильтры и прочие контрмеры, с которыми можно рискнуть в нее сунуться. Паршивый момент для того, чтобы нуждаться в эвакуации.

— Сколько у нас найдется термодетонаторов? — спросил Дарман.

— У меня три.

— Два. — откликнулся Атин.

Корр снял три детонатора с пояса и покачал связкой, словно гроздью фруктов.

— Как человек который понимает в бабахающих вещах — я бы сказал, что у нас достаточно барадиевой мощи чтобы превратить эту скалу в щебенку, или выкопать воронку куда она поместится.

Голова у Дармана работала быстро. Куча плохих парней, единственный выход, недостаточно боеприпасов зато очень много взрывчатки.

— Угу. Надеюсь, что это сработает.

— Только одна проблема — мы на этой скале сидим.

— Я над этим думаю.

— Ну, это лучше, чем допрос у местных…

— Слабак. — хмыкнул Дарман. Но Корр был прав, и Дарман начал подумывать — не снять ли ему броню, чтобы в случае чего — погибнуть сразу, а не остаться калекой, как Фай. Если ему придется погибнуть — он хотел уйти чисто. Его неожиданно сильно волновало не только то, что он не попрощался с Этейн; его бесило то, что он может ее больше не увидеть.

— Слушай, если они собираются придти и взять нас, то им придется подниматься по этому склону. Серпантин два метра шириной. Пробка.

— Собираешься поиграть с ними в кегли? — спросил Атин.

— Так, радиус поражения пять метров. Я могу кинуть гораздо дальше. — Дарман начинал жизнь как командный эксперт по взрывчатке. Он приобрел столько новых умений после Геонозиса, что… Файрфек, я забыл про годовщину.

«Я забыл. Но я вспоминаю их каждый день.»

«Простите, Вин… Джай… Талер.»

— И? — Найнер перезарядил скорострельный бластер. — А что, если мы так их всех не перебьем?

Дарман пожал плечами.

— Как говорится, немножко — это уже что–то.

Шансы были скверные. Катарн–броня позволяла им пережить интенсивный бластерный обстрел и даже гранаты, но в близком бою — который мог перейти даже в рукопашную — она сделала их уязвимыми. Их могли просто задавить количеством. И тогда броня их уже не спасет.

Атин шумно глотнул воды.

— Не хочу тебя торопить, Дар, но если глянешь на камеру, то увидишь что у нас гости.

Дарман проверил вибролезвие, с приятным щелчком выскочившее из пястной пластины. Если они хотят драки — они ее получат. Корр продолжал запрашивать эвакуацию пока Дарман снимал с детонаторов оболочку и связывал их вместе. Следующий минометный выстрел попал в цель — слишком близко, чтобы не обращать на это внимания. Атин двинулся вперед, чтобы прикрыть их огнем.

— Они не знают сколько нас тут.

— Да, Ат'ика, но если они доберутся до этой шабловой вершины, они узнают… — Корр прервался, прислушиваясь к чему–то в комлинке. — Если я это переживу, то первое что сделаю — засуну виброклинок парням из Разведки в…

— Я засек две минометные позиции. — перебил Найнер. — И засовывать пойдем вместе.

Дарман не видел, что происходит сзади. Соединять термодетонаторы воедино было тонкой работой, а остальным, похоже, не приходило в голову, что слепленный на скорую руку заряд может запросто убить их всех безо всякого участия мятежников. Всё, о чем мог сейчас думать Дарман, это что было бы здорово, если бы рядом оказался Джусик. Он знал толк в таких машинках. Да и спустить Силой небольшую лавину было бы неплохо.

— Так, я закончил. — сказал он. — Далеко прошли эти чакаары?

Атин передвинул камеру. Она была слишком мала, чтобы мятежники заметили ее на такой высоте.

— Примерно метров на пятьдесят выше. Еще десять и они будут у осыпи. Если ее обрушить, ты наверняка заблокируешь путь, и им потребуется несколько часов, чтобы прокопаться.

Скрученные детонаторы образовали неплотный шар, размером примерно с человеческую голову; Дарман постарался сделать его как можно более ровным. Он не был уверен, что теперь, в такой неудобной форме, сможет бросить его достаточно аккуратно; ему придется его скатить и подорвать удаленно. И это означало точный расчет, иначе он промахнется и подорвет устройство позади мятежников.

— Ладно, Ат'ика будешь мне подсказывать. — ответил он и побежал к повороту дороги. Ему нужно было встать на склоне и прицелиться как можно лучше. — Готов?

— Готов.

Позади него скорострелка Найнера лязгнула и подскочила, когда очередная мина встряхнула форт. Он спустился по узкой тропе на несколько метров, пока не начал время от времени различать, как мятежники орут какие–то приказы.

«Если я скачу его сейчас — заряд окажется в точке подрыва через восемь секунд.»

Кого он обманывает? Он в этом вовсе не уверен.

Он подождал пока Атин не перефокусирует камеру. Теперь он видел отчетливо. То, что казалось бесконечным потоком мятежников с винтовками за спинами, карабкалось по тропинке. Их было, пожалуй, около полусотни, но каким–то образом выглядело это настоящей ордой, и он знал что за этими пойдет еще больше.

— Приготовиться.

— На твое усмотрение, Дар.

— Деты пошли.

Дарман отпустил шар и тот закувыркался по узкой тропинке. Он подпрыгивал и мотался в стороны — «не развались раньше времени, шабуир, только не это» — и Дарман следил за его продвижением через дистанционную камеру, держа пален на пульте в ладони.

Прыжок, еще прыжок…

Головы. Он увидел макушки и вдавил кнопку.

Одно беззвучное мгновение он думал что устройство не сработало. Потом оглушительный взрыв встряхнул землю под ногами, и его ВИД застили ослепительный огненный шар и разлетающиеся камни. Осколки защелкали по броне и ударили рядом; он почувствовал что падает и инстинктивно дернулся в поисках опоры. Рука поймала какой–то выступ и он обнаружил себя сидящим на заднице.

А под ногами он ничего не чувствовал. В голове мелькнула паническая мысль…

«Нет, невозможно, я же не мог сломать позвоночник.»

На всякий случай, он подвигал ногами.

— Дар? Дар! — заполнил шлем голос Атина. Остальная команда могла всё видеть через камеру — вспомнил он. — Дар, ты в порядке? Дар!

Дарман посмотрел вниз. Он сидел на каменном уступе, глядя вниз с только что появившегося обрыва. Детонаторы устроили оползень. Камень все еще щелкал и скрипел, по склону прыгали булыжники. С ногами у него все было в порядке — просто под ними ничего не было.

— А ведь нам и Джусик не нужен. — потрясенно проговорил он. — Не думаю, что они теперь скоро сюда заберутся.

— Ох шаб… — голос Корра казался больше ошеломленным, чем сердитым. — Мы ведь точно не собирались спускаться, правда?

Дарман отполз от пропасти, и, не без труда поднявшись на ноги, побежал обратно по остаткам тропы.

«По крайней мере, мы на самой высокой скале. Над нами ничего не торчит. У нас есть укрытие. И у нас чуть меньше врагов чем пару минут назад.»

Впрочем, это все же не компенсировало того факта, что они застряли на каменном столпе в 150 метрах над землей, без дороги вниз, без снабжения, и с тающими припасами.

Когда Дарман, наконец, рухнул на землю за стеной — никто не сказал ни слова.

Перестрелка временно прекратилась.

— Ну хоть покричите на меня. — сказал он.

Атин пожал плечами и увел дистанционную камеру повыше. Дарман увидел хаос — временный, он понимал это — там, где копошились мятежники, пытаясь спасти своих товарищей и перегруппироваться. Он выиграл время, но для «Омеги» теперь от него не было толка.

— Есть результаты, Кор'ика? — спросил Найнер. Он мог слышать переговоры Корра точно также, как и любой из них, но так он старался встряхнуть окружающих. — Потому что если Восемьдесят Пятый не отзовется, нам придется или перебить всех мятежников до последнего, или учиться криффову полету.

— Или и то и другое. — заметил Атин. — Мы можем спуститься по тросам, но спускаясь, будем совершенно открыты для огня

Три секунды, пять метров. Примерно столько ты можешь висеть пока снайпер не возьмет тебя на мушку. Спускаться по голому камню — в катарн–броне или нет — значит напрашиваться на это. У мятежников, может быть, и нет современных бластеров, но у них есть минометы, и они их точно прикончат.

— А остатки конвоя? — поинтересовался Дарман. — Кто–то же смылся. Они бы могли им сейчас врезать.

— Вот только они не знают, что мы здесь, да и мы для них выглядели как еще одна местная проблема. — ответил Найнер. — Если они нас видели вообще.

Корр выложил боеприпасы перед собой, в порядке убывания поражающей мощности. Вид был не самый радостный. Похоже было на то, что прежде ему уже приходилось готовиться к последнему бою, но он никогда не говорил о тех боях, что он видел. Это явно было не обезвреживание бомб.

Последней в ряду лежала небольшая граната.

Он перехватил взгляд Дармана.

— Для меня. — сказал он. — Я не очень надеюсь на местное гостеприимство.

— Хорошая мысль. — отозвался Найнер, подкидывая на ладони такую же.

Дарман взглянул на Атина, но ни он, ни сам Дарман не отложили для себя быстрого выхода. Может быть оттого, что знали — кто–то ждет, что они вернутся домой.

— Продолжай вызывать Восемьдесят Пятый. — сказал Найнер

Атин покачал головой.

— Нет, переключись на ШК. Они–то с ними смогут связаться.

Обычно это занимало время, которого у них не было, но сейчас время не было проблемой. Мятежники, которые перегруппировались и снова начинали карабкаться по обрывам, окружавшим «Омегу» — вот они были проблемой. Они, и их скорострельные бластеры.

Этейн услышит что они в опасности. А Дарман предпочитал ее не беспокоить. Но сейчас у него не было выбора, и он находил некоторое успокоение в том, что форт на тридцать–сорок метров выше чем остальной ландшафт, а мятежники, похоже, все еще собираются взять их живьем.

Конечно, мятежники могут и устроить осаду. Даже в кондиционированной катарн–броне с рециркуляцией жидкости, коммандо не могли бесконечно сидеть на камне посреди пылающей пустыни.

— Штаб–квартира Арка, это «Омега». — негромко повторял Корр, словно заказывая обед на дом. Команда держала открытым свой общий аудиолинк. — Штаб–квартира Арка, это «Омега», просим срочно передать запрос на немедленную эвакуацию. Штаб–квартира Арка это…

Через несколько часов стемнеет. Дарман и Найнер перетащили и подкатили все более–менее прочные предметы, какие удалось найти, чтобы укрепить выщербленные взрывами стены развалин — их единственную защиту. Несколько бластерных разрядов ударили в камни метром ниже, впрочем это было больше похоже на попытку напугать их, а не подстрелить.

— «Омега», это штаб–квартира Арка. — произнес мужской голос. — Повторите.

— Капитан Мэйз… Как я посмотрю, сегодня вы сидите на комме…

Капитан–ЭРК, помошник Зея, не славился особой любезностью.

— «Омега», ваша заявка принята. Проблемы со связью?

— Не могу связаться с Восемьдесят Пятым. Запрашиваю немедленную эвакуацию по приложенным координатам. Мы окружены, все на исходе.

— Сейчас запрошу ПА Хадде. Оставайтесь на связи.

Корр переключился на приватный канал, который Мэйз не мог прослушать.

— Как вы, «Омега»? Мы можем помочь? Мы в самом деле беспокоимся, как там дела у вас, застрявших на шабловой скале и окруженных бесчисленными полчищами вооруженных дикарей, что будут вырезать вам гетт'зе, когда вас с воплями потащат с вершины. — Он снова переключился на открытый канал. — Благодарим вас, капитан. Остаемся на связи.

Дарман знал, что это от облегчения. Корр облегчал душу через едкий сарказм.

«Я знаю что сказал бы Фай. Фай должно быть сказал «Капитан, вы никогда не звоните, не шлете нам цветы…»"

Дарман надеялся, что Фай счастлив на Мандалоре. Он действительно на это надеялся.

— Я прикинул — тут примерно семьдесят чакааре. — заметил Атин. — А не бесчисленно.

— У них могут быть приятели, которые объявятся в любой момент. — ответил Корр. — И заканчивай с педантизмом. От него слепнут.

— Он не сказал, что они высылают «нлашку». И он не сказал — когда.

— Он сказал держать связь.

Корр вогнал свежий магазин в дисишку. Его экранчик показал, что он осматривает скальные склоны на высоком увеличении, так что он тоже обратил внимание на незаконченность ответа Мэйза.

Дарман передвинулся к северной стене и установил ВИД на максимальное увеличение: над Хадде клубился черный дым и теперь, когда он не был настолько занят мыслями о своем положении, он мог расслышать «бух–бух–бух» артиллерийского огня. Похоже, что у 85го хватало своих забот. Наверное, Мэйз не хотел огорчать их такими деталями.

— Ну и что там за проблема с коммами? — поинтересовался Найнер.

Мрачный голос Мэйза перебил его.

— «Омега», эвакуатор пойдет из Нески. Один стандартный час, с поправкой на шторм. ПА Хадде потерял комм–станцию при обстреле. Умеете вы выбирать моменты.

Мэйз не спрашивал — смогут ли они продержаться так долго. Если нет — будет очень жаль. Неска была ближайшей базой после Хадде, и быстрее на помощь никто не примчится.

— Спасибо, ШК. — ответил Корр. — Кстати скажите генералу Зею, что Джоллук подтвержденно ликвидирован.

— Значит прогулка была не впустую, «Омега».

— И вам всего хорошего, капитан… — линк замолчал, Мэйз покинул их. — …сделаете сегодня прическу… пройдетесь по магазинам…

— ЭРКи бесятся, когда их суют за бумажную работу. — заметил Дарман, чувствуя себя обязанным вступиться за Мэйза. — Все они предпочли бы быть на фронте.

— Ты в самом деле думаешь, что какой–нибудь разумный человек захочет, чтобы ему отстрелили шебс? Что–то непохоже, чтобы его тянуло к своим братьям, как «Нулевых».

— У Альф тоже есть товарищи. — ответил Дарман, вспоминая Сулла и его злость оттого какая судьба постигла его братьев–ЭРКов, казненных за самоволку. — Они не отличаются от нас.

Корр презрительно фыркнул и не стал отвечать. Три ослепительных стрелы раскаленно–белой энергии срезали верхушку стены и подняли в воздух кирпичную пыль. Найнер ответил из скорострелки, сбив со склона напротив валун, а вместе с ним то, что было похоже на пару тел, но повсюду на каменных склонах Дарман видел движение. Много движения. Мятежники получили подкрепление. Да, этим тоннели нуждались в пристальном внимании… со стороны тонны–другой термопластоида — «пятисотки».

— Пятьдесят пять стандартных минут. — объявил Атин, целясь через брешь в стене. По крайней мере сейчас у них не было никого с тыла — только со всех остальных сторон. Надо во всем видеть светлую сторону. И НЛШТ/п уже в пути. — Пошел отсчет.

— Не забудь накинуть сверху, водэ. — пробормотал Найнер. — И не трать больше чем крайне необходимо, на случай если наша машинка задержится.

Атина покрутил камерой.

— Или если эти чакаары превратятся в горных нерфов…

Картинка с камеры показывала, что одна группа мауджаси готовится к восхождению. У них были крючья, веревки и то, что, похоже, было линеметами.

— Сколько тут до земли? — спросил Дарман. — Точно?

Миниатюра с видом от лица Атина показала, как он накладывает телеметрию на картинку с камеры.

— Сто пятьдесят восемь метров, сорок сантиметров. — Атин помедлил. — До основания.

Десантный тросик встроенный в броню коммандо был метров сто максимум. Дарман представил себе самую–самую последнюю, отчаянную попытку бегства, когда он не ломал себе шею, упав под нужным углом и прокатившись последние пятьдесят с чем–то метров, но как только он оказался на земле, с шаб знает сколькими мятежниками вокруг — у него закончилась фантазия. И удача. Но все же оставалась еще и песчаная буря. Они могут использовать ее как прикрытие.

Впрочем, это могло также закончиться и их смертью.

— Ракетные ранцы. — тоскливо протянул он. — Ракетные ранцы надо бы сделать стандартным снаряжением. Мэндо не дураки.

Отряд мауджаси–альпинистов выстрелил кошку с линем. Та с лязгом вцепилась в склон, и когда первый скалолаз оказался в двадцати метрах выше по склону, Корр всадил бластерный разряд ему в макушку.

— Пожалуй, мне надо было дать ему залезть повыше…

Дарман взглянул на картинку с камеры и пару раз проверил наручный виброклинок. Да, он боялся появится «нлашка» или нет, но все–таки одно дело стоять на земле, и совершенно другое — болтаться на веревке, словно копченая фешу, ждущая когда ее съедят. Он начала прикидывать — скольких он сможет забрать с собой если случится самое худшее.

— Гетт'зе у них есть, но они явно не понимают, что мы с ними сделаем, когда они сюда доберутся.

— Ну, а мы им явно нужны живыми. — заметил Найнер. — Или же у них нет тяжелого вооружения, чтобы раскатать нас в порошок.

Час был удивительно долгим сроком. Между наблюдениями через камеру — которую мятежники явно не засекли, иначе они бы постарались ее ликвидировать — и сопротивлением глубоко вбитым рефлексам, требующим подавлять вражеские огневые позиции, Дарман нашел время осмотреть горизонт к северу от них.

Шапка темного дыма над Хадде уже скрылась из вида, поглощенная накатывающей массой желтых облаков, непроницаемой и неумолимой, как приливная волна. Ветер набирал силу; вокруг форта летела и кружилась пыль. Дарман наспех прикинул скорость, и понял что штормовой фронт достигнет их через считанные минуты.

— Пригнитесь, водэ. — объявил он. — Буря на подходе.

Песок не мог проникнуть в их герметичную броню, в их дисишках стояли фильтры. ВИДы позволяли им различать окружающее в самом густом дыму; шлемы могли приглушить вой ветра. Но быть застигнутым таким штормом — действовало на нервы. Дарман услышал как первые струи несомого ветром песка загремели по пластинам его катарн–брони и свернулся в клубок рядом с остальными, под защитой стены.

— Ох шаб… — прошептал Корр.

Кружащийся песок поглотил их, совершенно беззвучно — Дарман отключил внешние микрофоны, чтобы слышать остальных через шлемный линк. Всё, что они могли — это пережидать шторм. Не было сомнений что и мятежники сейчас не смогут сюда взобраться. Он подумал о Этейн и понадеялся что Мэйз передал доклад об обстановке.

— Файрфек, этот шторм, похоже, немаленький… — пробурчал Найнер. Шторм не собирался утихать; песчаное облако, должно быть, накрыло сотни квадратных километров. — Пока он не пройдет, нас отсюда не вытащат. В такой даже пилота КП не затащишь.

«Лихо попытался бы.» — подумал Дарман.

Но тот давно погиб, и хотя этого брата они знали лишь мельком — его смерть оставила слишком глубокую отметину…

Видимость была нулевой. Дарман осторожно включил внешние микрофоны, так, чтобы рев шторма был приглушен до легкого шума. Ему показалось, что он слышит какой–то еще звук, но это было невозможно. Должно быть, это просто завывание ветра…

Чакка–да–чакка–да–чакка…

Нет, ему это не показалось. Оно становилось громче.

Чакка–да–чакка–да–чакка–да–чакка…

Ритмичный механический звук сопровождался непрерывно поднимающимся и падающим тоном, здорово похожим на захлебывающуюся сирену… Нет, не сирена; работающий на пределе двигатель.

Что бы это ни было — это был не НЛШТ/п. Его звук он бы узнал где угодно — знакомый, ласковый и ободряющий, от которого в груди становилось легко и ее распирало от радости.

— Шаб. — прошипел он. Дарман наловчился измерять напряженность ситуации по количеству употребленной слов на «ш». Сегодня «шабы» сыпались сотнями, и скоро должны были начать конденсироваться из воздуха сами. Никакое другое слово не приносит такого облегчения когда ты устал, страдаешь, ошеломлен, или просто смотришь опасности в лицо. — Шаб, это не наши…

Они закрутили головами, хоть это уже и не требовалось. Камера наблюдения могла бы показать им опасность — если бы они переключили ее в инфракрасный режим.

Нет, это был не НЛШТ/п. Двигатели, сражавшиеся со всеразъедающим, полным песка ветром, звучали чуждо потому что они и были чужими. Шасси судна были видны сквозь кружащуюся янтарную муть, яркая бирюза с черной окантовкой опознавательных знаков была местами содрана до голого металла прошедшими штормами. Судно было старым. Дарман мельком отметил выступы гидролиний и цилиндры приводов.

— Шабуир. — проговорил Корр, хватая бронебойный модуль и насаживая его на свою диси. — Ладно, если мы домой не едем — домой не поедет никто.

Дарман прицелился в то, что он посчитал гидравлическим цилиндром. Ветер едва не сбил его с ног. Атин столкнулся с ним; Найнер, невероятным усилием поднявший на руки скорострелку, заорал чтобы они убирались с дороги.

Он выстрелил. Дарман выстрелил. Наверное, они выстрелили разом, но все, что Дарман запомнил точно — это ослепивший его огненный шар, который швырнул его на спину, и бросил в его визор раскаленные металлические обломки, камни и маслянистую жижу.

Келдабе, Мандалор

Фай был непреклонен… ну, если точнее, Парджа была непреклонна, и он повиновался. Он не будет помогать Фенну Шисе, изображая собой Фетта.

— Мы здесь только для того, чтобы ты посмотрел на Келдабе, ясно? — Парджа держала его под руку, и выглядела при этом скорее ревнивой женой, а не кем–то, кто поддерживает инвалида. — Прогулка в большой город, вот и все. Ты ему ничего не должен.

Келдабе был не таким уж большим. Фая он все еще подавлял, но Фай помнил что для ориентирования следует консультироваться с декой. Столица Мандалора была скопищем каменных, деревянных, дюрастиловых и пластоидных зданий, словно упрямый сорняк вцепившихся в гранитное плато. Под гранитным склоном река Келита деловито прогрызала себе русло. Местечко это каким–то образом было потрепанным, величественным, непокорным и приветливым одновременно. Такими, должно быть, были бы нижние уровни Корусканта, если бы их подняли наверх, слепили из них что–то похожее на город, и бросили посреди архаично–сельского пейзажа. Фай немедленно в него влюбился.

Солнце отражалось от башни завода «МандалМоторс Инжиниринг» — ориентира, которым пользовались пилоты, заходя на посадочную полосу.

А воздух пах смолистым деревом, восхитительной древесной сладостью, которая оставляла привкус на его нёбе.

— Прекрасно. — проговорил Фай. — Прекрасно.

— Это трущобы. — поправила его Парджа. — Шебс галактики. Но он — наш.

Они перешли один из мостов и направились к центру города. Узкие улочки извивались меж зданий, так непривычно и причудливо, что становилось ясно — термина «мандалорианское городское планирование» в природе не существует. Тут было все, чего не было на Корусканте.

— А дворец тут есть? — поинтересовался Фай

— Шиса просто один из вожаков из второй линии, если ты про него. В наше время дворцов нет даже у Манд'алоров. Хотя я не припомню, чтобы у них вообще когда–то были дворцы.

— Тогда куда мы идем?

— В кафейню.

— Почему в кафейню?

— Удобно. — Парджа прервалась, чтобы взглянуть на витрину. Та была полна инструментов и запчастей, и Парджа смотрела на нее взглядом, который Фай видел у корускантских женщин перед модными магазинами. — Все знают Ойю'баат. Она стоит тут с тех времен, как Кандероса Ордо впервые увидела его мать, и с тех пор она никогда не закрывалась. Говорят, что котел с мясной похлебкой кипит на огне уже тысячу лет, и повара просто подбрасывают туда каждый день мясо и овощи.

— Мда. — хмыкнул Фай. — Надеюсь, они моют руки.

Мандалорианская непринужденность изумляла Фая. Он вырос на армейской четкости — всему есть свое место, и для всего есть свои правила. Но почему–то и в этом вольном, не знающем иерархии, хаосе все же остро чувствовалось единство общества, которое могло во мгновение ока собраться в грозную армию. Он стянул шлем, чтобы почувствовать лицом ветер и прохожий задержался, чтобы рассмотреть его.

— Я великолепен. — заявил Фай. — Видишь?

Парджа хихикнула.

— Бардан будет доволен твоими успехами. Прислушайся к себе.

«Да; но я–то привык, что могу спуститься по штурмтросу с небоскреба штаб–квартиры «Эрелана», сделать пару сотен отжиманий перед завтраком, и завалить движущуюся цель с тысячи метров. Я был особенным. Я был лучшим.»

— Он встретит нас там?

— Почему нет? На то чтобы сказать Шисе, куда он может запихнуть свою дурацкую идею, хватит пары минут, а потом мы возьмем кое–какие припасы, и направимся домой, так что Бардан сможет заняться лечением.

Фай считал дни между визитами Джусика. Не только потому, что он был рад видеть доброго друга — и драгоценную связь с его прошлой жизнью — но и потому, что целебные сеансы обещали ему улучшение. Он чувствовал, как силы вливаются в него, словно сытость от горячей еды после патруля на морозе. Но Джусик после сеансов всегда выглядел вымотанным, словно он отдавал всё без остатка. Фаю хотелось бы понять, как это джедаи так управляются с клетками

— Нашел! — торжествующе воскликнул Фай.

Ойю'баат была кантиной, беспорядочно разросшейся в стороны, с пестрым набором окон, и по ее виду непохоже было, чтобы ее строитель знал что такое перпендикулярные линии и горизонтальные поверхности. Она выглядела кучей строений, которые столетиями срастались вместе. Фай выпрямился во весь рост и вошел в двери, оказавшись среди запахов горящего дерева, закваски и валивших с ног ароматов еды. Возле потрескивавшего огня сидел Шиса, закинув ноги на табурет и сложив руки за головой, рядом с ним, спиной к Фаю расположились двое мужчин в зеленой броне. Заметив Фая, Шиса выпрямился и напустил на себя серьезный вид.

— А, вот и наш блудный сын, и его благородная спутница. — объявил он. — Что будете пить?

— Мы ненадолго. — ответила Парджа. — Мы здесь, чтобы встретиться с другом.

Двое мужчин возле Шисы обернулись, как раз, когда Фай садился за стол, и он удивился тому, что не узнал их сразу же, как вошел в двери. Даже их затылки — одинаковые, с одинаково коротко остриженными темными волосами, должны были привлечь его внимание.

Они были клонами, такими же как он. Нет, не совсем как он: они были ЭРКами. Один — Сулл, бывший А–30, дезертир, которого они выследили на Гафтикаре, после чего сержант А'ден выпнул его с планеты. Другой… Фай решил, что это Спар.

— Я, вроде как, должен тебя поблагодарить. — сказал Сулл. — Поскольку твой брат завалил тех двоих клонов из тайных операций, которых послали по мою голову.

«Мы похоронили их, оказали им уважение. Они просто делали то, что им приказали сделать. И это здорово расстроило Дара.»

— Моз и Олун. — проговорил Фай. Он был горд тем, что смог вспомнить их имена. Он считал себя обязанным помнить эту деталь. — Если тебе это интересно.

— Что с тобой случилось? На Гафтикаре ты трепался без остановки.

Парджа почти что рычала. Она была страшна и великолепна.

— Ему бомба взорвалась прямо в лицо, вот что случилось, чакаар.

— Эээ… извините.

Шиса похлопал Сулла по плечу.

— Ладно, не заводитесь. Спар, подвинь пару стульев для наших гостей.

Значит, это действительно Спар. Он дезертировал давно, еще даже до того, как Великая Армия покинула Типоку. Фай не понимал что его заставило это сделать. Счастливым тот не выглядел.

— Мы ненадолго, спасибо. ответила Парджа.

— Если вы не хотите со мной выпить, то я буду говорить с Фаем напрямик. — сказал Шиса. — Мандалору нужен кто–то, кто встанет, и скажет что он наследник Фетта. Ты сказал «нет», Сулл сказал «нет» и Спар сказал «нет». И прямо сейчас вы трое — единственные парни, которых я могу попросить. Это несложная работа. Все что вам нужно — это быть представительной фигурой.

— А пенсия там полагается? — поинтересовался Фай.

— Это просто соблюдение приличий перед аруэтиизе. Мы живем в напряженные времена, а эта должность слишком долго оставалась вакантной.

— Я не понимаю, почему кланы не заполнят ее в обычном порядке. — негромко проговорил Спар. — Мандалор либо нуждается в реальном вожде либо нет. Если ты собираешься выдвигать декоративного, то точно также ты мог бы проделать всю работу — и подобрать настоящего.

— Имя Фетта наводит на аруэтиизе страх, до сущего харана. — Шиса вел себя искренно, в той манере, которая не могла не понравится Фаю. Маска скользкого типа быстро исчезла, оставив человека, который явно и искренне беспокоился за свой мир. — Что бы ни случилось с Джанго в конце концов — он убивал джедаев голыми руками. Люди такое не забывают. А если ты оставляешь кланы без центра притяжения на слишком много лет…

— …короче, мы не хотим чтобы выросли еще одни Стражи Смерти. А сейчас у нас нет бесспорного кандидата на эту работу.

Фай еще не понимал мандалорианской политики, но Парджа в ней, видимо, разбиралась. Она не садилась; она оперлась на спинку его стула, положив руку Фаю на плечо.

— А почему ты не выдвинешь себя, Фенн? — спросила она.

— Меня? Я так, на подхвате. — сказал он разводя руки. Это не выглядело напускной скромностью. — Что–то тут что–то там. Рядовой солдат. А в такое время нужно что–то большее, чем просто пара кулаков, чтобы возглавить нас.

— Нам нужен кто–то, кто удержит кланы вместе, и я думаю что ты с этим вполне справишься.

Фай просто не понимал общество где никто не хватался за власть, как только ему выпадал шанс. Вероятно здесь нечего было хватать, кроме тяжкой ноши, которая падала на плечи Манд'алора. Он тщательно сосредоточился на том, чтобы отказаться от предложения самостоятельно, и не вынуждать Парджу говорить вместо него. Она была права. Это безумие, пусть даже он и мог понять точку зрения Шисы.

— Итак, Фай, ты возьмешься? — спросил Шиса.

Фай вновь почувствовал, как на верхней губе выступает пот. Он слышал голос Скираты, предупреждающего чтобы он подумал сперва о себе.

— Я не могу как следует ходить, я не могу как следует говорить. И, к тому же, где–то есть настоящий сын Фетта. Извини. Не могу.

Шиса печально усмехнулся.

— Понятно. Не обижайся за попытку, приятель. И поправляйся со всем прилежанием, нер вод.

— Меня тоже вычеркивайте. — добавил Сулл. — Раз уж мне заплатили, драться я буду, если тебе потребуется, но я буду оставаться в тени. Мой… предыдущий наниматель был не в восторге от моей внезапной отставки.

Все посмотрели на Спара и тот пожал плечами.

— Можешь использовать меня как декорацию, Шиса, но это быстро приестся. И Фетту я ни криффа не обязан.

— Как насчет Мандалора? Ты не считаешь себя обязанным своим?

— Как? Меня не купишь на чушь про то, что Фетт послужил Республике, я вам не патриотичный мальчик. — он повернулся к Фаю. — Как я тебе говорил, нер вод — Фетт и моттовой задницы не дал бы ни за что, кроме себя. Он получал плату за то, чтобы помочь наштамповать пушечное мясо, вроде тебя и меня. И вот это требуется Мандалору как символ его мощи? Кошмар.

Значит это Спар говорил с ним на базарной площади Энцери. Фай хотел бы знать — чувствует ли он вину за то, что дезертировал, причем даже раньше чем началась война. Он не походил на страдающего от чувства вины, но было в нем что–то, что отдавало сожалением.

— Значит ты не против. — медленно проговорил Шиса, — чтобы я запустил историю о том, что ты один из сыновей Фетта, и что Мандалор рассматривает тебя как кандидата на его место.

Спар изобразил типичное для ЭРКа презрительное выражение: одна бровь поднята, губы сжаты в линию. Должно быть, они ему научились от Джанго.

— Не против, до тех пор, пока ты не будешь рассказывать что я дезертир… или до тех пор, пока и за мной не вышлют расстрельную команду.

— Спасибо, приятель. — Шиса поднял свою кружку, и на этом они, похоже, пришли к соглашению. — Может быть это всё, что нам сейчас нужно.

Фай всё еще не мог понять почему Шиса просто не вышел сам и не принял на себя обязанности Манд'алора, если он и так явно исполняет большую их часть. Парджа воспользовалась возможностью, и утащила Фая в тихий уголок кантины.

— Рада, что с этим разобрались и закончили. А ты отлично держался, кэр'ика. — Она глядела в сторону двери, высматривая Джусика. Ты свой долг отдал с лихвой. Теперь тебе самое время побыть эгоистом.

Фаю не слишком хорошо удавалось говорить «нет» и вкладывать в сказанное именно такое значение. Скирата растил свои отряды в уверенности что они могут сделать всё, что угодно, потому что они лучшие; и от такой, глубоко въевшейся, уверенности был всего один шажок до чувства, что ты обязан взяться за любую задачу — просто потому, что ты можешь это сделать. И сейчас Фай сражался с грызущим его смутным чувством, шепотом, который говорил что ему всего–то и надо было сидеть, выглядеть похоже на Фетта и болтать как Манд'алор…

— А, это все равно не было б хорошей рекламой. — сказал он, споря с собой вслух. — Манд'алор Слабоумный.

Парджа стиснула его руку.

— Не надо…

— Шутка.

— Даже в шутку.

Ойю'баат была очень тихой для центра келдабской жизни. Он ждал что она будет полна клановских вожаков, заключающих сделки и играющих в суровые застольные игры, из тех что связаны с метанием ножей по мишеням, но наверное сейчас было не то время дня, чтобы наблюдать как хаотично и непринужденно ведутся дела мандалорианских властей.

Наконец, двери открылись и появилась худощавая фигура в зеленой броне.

Теперь Джусик выглядел здесь совершенно естественно, словно он никогда и не был джедаем, но световой меч все также висел на его поясе. Фай знал что думает большинство мандалориан при виде этого оружия, и почему они бросают на парня настороженные взгляды. Они не считали, что он похож на джедая. Они считали, что Джусик носит его как трофей. И это сразу же создавало ему репутацию.

Он пожал руки Фаю а потом Пардже как всякий Мэндо'ад и снял шлем, открыв короткие волосы и полное отсутствие бородки. Фай ожидал, что Джусик стал бы выглядеть моложе. Но это произвело обратный эффект.

— Как себя чувствуешь, нер вод? — Джусик одарил его широкой ухмылкой. — Так ты больше похож на себя прежнего.

— Устал. — ответил Фай. — Будет здорово вернуться домой.

— На этот раз я могу задержаться на несколько дней. Пойдем, когда вы будете готовы. И у меня есть для вас интересные новости про… скажем так, старого друга.

Парджа встала и забрала свой шлем.

— Сходим заберем кое–какие детали в «МандалМоторс», а потом можем возвращаться.

Фай решил что всю сделку с Шисой он объяснит Джусику потом, но заметил, что Джусик, сдержанно, словно любуясь интерьером, рассматривает кантину, а на лице его то выражение, которое Фай стал узнавать после проведенных вместе операций. Джусик что–то почувствовал. Его взгляд скользнул в направлении Шисы и двух беглых ЭРКов.

— А. — сказал Джусик. — Водэ.

— Спар и Сулл. — прошептала Парджа.

Джусик мрачно кивнул.

— Идем.

Фай так привык считать, что Джусик — кто–то, кто на их стороне, а джедай он или мэндо'ад — неважно; что он не задумывался как отреагируют люди, если узнают что он — владеющий Силой. Твое прошлое неважно, говорили они; когда ты надеваешь бескар'гам, ты становишься семьей, алиит. Фай мог лишь гадать, распространялось ли это правило «чистой доски» на всех новичков, вставших на путь Мэндо.

Но Сулл медленно повернулся. Может быть он решил проверить Фая, может быть, это была просто подозрительность, которую Джанго прививал всем ЭРКам которых он учил. Что бы ни заставило его посмотреть — он посмотрел. И поднялся.

— Я тебя знаю? — спросил он.

В этот момент в Ойю'баат была лишь малая горстка народа, и это было хорошо. Джусик спокойно посмотрел на Сулла в ответ. Шиса и Спар наблюдали, так, будто это их не касалось.

— Это тебе решать. — ответил Джусик.

Сулл медленно надвинулся на Джусика. Фай обнаружил, что инстинктивно сдвигается так, чтобы встать между другом и ЭРКом, и что то же самое делает Парджа. Невозможно было сказать, в каком направлении пойдет разговор. ЭРК смерил его взглядом и понимающе кивнул на световой меч.

— Никогда не встречал тебя лицом к лицу. — тихо проговорил Сулл, — но я знаю этот голос по нескольким комм–сообщениям, не так ли?

— Не буду с тобой спорить. — ответил Джусик.

— Сейчас мы не на Корусканте, и тут не действуют уставы ВАР. Кто приказал парням из тайных операций убивать наших же людей, Генерал?

Теперь у них появилась хоть и маленькая, но аудитория. Фай видел как напряженно прислушивается пара мужчин в углу. Он мог бы остановить это сейчас — будь он прежним собой. Если на то пошло, это мог сделать и Джусик; Фай видел как он одним мановением руки выбивал тяжелые двери. Он мог защититься способами, которые никто не мог себе представить.

— Сейчас и я не генерал, Сулл. — Джусик был очень спокоен, и стоял, одинаково опираясь на обе ноги. — И ты действительно думаешь, что я причинил бы вред клону?

— Я думаю, — процедил Сулл, — что вы, лицемерные мистики, пустили бы в расход нас всех до последнего, если б это служило вашим целям.

— Следи за языком. — перебил Фай. — Ты говоришь с моим водом.

Спар, наконец решив вмешаться, подошел с нарочито легкомысленным видом и встал рядом со своим братом–ЭРКом.

— Проблема?

— Джедай. — Сулл выплюнул это слово, словно бы случайно двигая рукой опасно близко к бластеру. — Криффов джедай, вырядился точно как один из нас.

Именно рука спровоцировала Фая. Должно быть, часть его мозга все же работала отлично, та часть, которая связывала его кулаки и его животные инстинкты, потому что он резко ударил рукой в броневой перчатке снизу вверх, под челюсть Сулла, откинув его к Спару.

— Отвали от него. — прорычал Фай. — Коснешься его и я тебе кишки выпущу…

Джусик и Парджа удерживали его вместе. Он хотел порвать Сулла на части; он не знал, откуда в нем взялась такая злость, и все что он знал — это то, что она пожирает его заживо, и что он уже не тот милый смешной Фай, что раньше. Шиса мгновенно оказался на ногах, поймал Сулла за воротник и растащил троих клонов. Фай не знал, как ему удалось попасть в цель в нынешнем состоянии — но ему удалось, и это было как харан. У Сулла с губы текла кровь.

— Я знаю, что вы парни горячие, и не прочь подраться. — сказал Шиса, чья рука твердо охватывала шею Сулла. — Но отношения выясняйте за рюмкой–другой доброй выпивки, какой бы ни была проблема. Ясно?

— Пошли, Фай. — потянула его к дверям Парджа. — Он этого не стоит. Пойдем.

Бармен наблюдал за ними, навалившись на стойку и подпирая рукой подбородок, так, словно такие потасовки он видел постоянно. Фай отмахнулся от Парджи.

— Держись от Бард'ики подальше. — предупредил, он тыкая пальцем в сторону Сулла. — Слышишь? Посмотришь на него не так — и ты покойник.

Когда они оказались снаружи, на свежем воздухе, Фай тут же почувствовал себя пристыженным и смущенным. До того, как его ранило — он никогда так не срывался. Это было совсем на него не похоже; сердце колотилось почти что до боли, и он чувствовал, что не может справиться со зверем в себе. Джусик взял его за руку и помог Пардже перевести его через площадь и усадить у моста.

— Итак, — сказал Джусик, балансируя шлемом, стоящим у него на колене. — Я вижу, что к тебе вернулась часть сложных моторных навыков и изрядная доля беглой речи…

— Извини. Я просто увидел его руку… бластер.

— Ничего. Спасибо.

Парджа все еще смотрела на Ойю'баат так, словно ждала, что двое ЭРКов выйдут вслед за ними. Она постукивала пальцами по кобуре.

— Сулл просто распустил язык. Рав говорила что ЭРКи — это глотки и камы.

— Не могу его винить. — заметил Джусик. — Он знает что ЭРКи не получат мирной отставки, и когда с тобой обходятся подобным образом — трудно довериться джедаю.

— И все будут относиться к тебе так же? — спросил Фай. Это его больше чем сердило — это оскорбляло его. Джусик был его приятелем, его братом, таким же близким ему, как Ордо или братья по команде. Они делили потери и победы, и когда Фай больше всего нуждался в нем — Джусик без лишних слов оказывался рядом. — Все будут шипеть на тебя за то, что ты был джедаем? Я этого не потерплю. Это нечестно.

— О, они ко мне привыкнут. — Джусик весело толкнул Фая и изобразил ухмылку, но он играл, и Фай понимал это. — И это в конце концов всего лишь Сулл. ЭРКИ все упертые. А'ден говорил, что на последней встрече он был готов стучать Суллу по голове. И он же укусил Дара.

Фай вспомнил про Гафтикар. Дарман и Атин поймали Сулла когда тот дезертировал, и тот вцепился зубами Дару в руку. Было грязно.

— Да, и у него теперь киборреанское бешенство.

— О, а вот и слово, которое месяц назад ты не мог выговорить. — Джусик поднялся и начал прохаживаться рядом. — Не успеешь оглянуться, как мы вернем тебе прежнюю форму, нер вод. Идем. Домой.

Джусик что–то фальшиво насвистывал себе под нос, одной рукой он держал шлем, другой теребил рукоять светового меча, и для всего мира он выглядел всего лишь еще одним беззаботно прогуливающимся Мэндо. Но Фай знал, что ему здесь будет непросто. Он не был кореллианцем или тогорианцем, он не принадлежал к любой из тысяч рас, которую мандалориане приняли бы без звука; он был джедаем, а история отношений мэндо'аде и джедаев была не лучшей. А теперь здесь было еще и небольшая, но растущая группа сердитых клонов, которые считали что в их бедах следует винить джедаев.

Это обещало быть суровой проверкой для традиционной мандалорианской терпимости — син ветин, девственное снежное поле, право перейти которое, чтобы стать мандалорианином, получал любой, оставивший свое прошлое позади.

Фай был научен осторожности. Ты не можешь полагаться на удачу; ты должен знать, кто прикрывает твою спину. И он знал, что он должен прикрывать Джусику спину до конца своей жизни.

Джусик собрал его заново. И это было самое меньшее, что Фай мог для него сделать.