Глава 28

— Нет! — заявил я.

Это заявление я сделал с твердостью и уверенностью. Со всей, на какую был способен. И менять его я не собирался. Чего ради? Меня разбудили, вытащили из чудесного сна, в котором я был умнее самого умного, самого древнего мага из всех, что когда-либо жил на этом свете. Почему мага? Потому что умнее этих седовласых бородачей я не встречал. И пусть бороды их и существуют только для того, чтобы, таким как я, зады щекотать, но в тот момент я и не думал, что встречу кого-то умнее. Конечно же, я ошибался, но открывая рот и произнося короткое слово из трех букв, я был в нем уверен.

А как не быть? Я ведь уже сказал, что меня разбудили и сделали это весьма бесцеремонно, растолкав весьма увесистыми тычками в бок. Мало того, мне никто не дал даже одеться. Я так и сидел на полу, сверкая всеми потаенными мужскими местами. Они, места эти, конечно никого не интересовали, разве что Суккуба пару раз плотоядно облизнулась. Заметив это, я сжался и постарался прикрыться одеялом, мало ли что в голове у жительницы преисподней. Еще откусит чего доброго самое дорогое. Может, она так же голодна, как и я! Нет, конечно, чужое хозяйство я есть не собирался, даже если бы это была последняя еда на земле, я скорее предпочел бы корешков каких пожевать или даже песочку. Хотя, знаете, есть в мире такие страны, где вот это самое дело подают зажаренным с луком и пряностями, но вам сейчас это не интересно. Ну, а если интересно, тогда найдите того кто об этом расскажет. И это буду не я.

И, все же, я был голоден. Голоден так, что готов был лично пустить Праведника на обед. Роланд бы мне этого никогда не простил, но мне плевать. Тогда было плевать.

— Нет! — снова повторил я, и для пущей убедительности замотал головой.

Мой отказ произвел ровно такой же эффект что и все предыдущие разы — никакого. Они так и стояли надо мной плотным кружочком и, нахмурившись, смотрели на меня. Я же продолжал мотать головой и повторять волшебное слово «нет».

Вот что за люди, ладно те, кто большую часть знакомства со мной провели в моей голове, им и еда не нужна, наверное, ни разу о том, чтобы чего-то пожевать от них не слышал. Но Роланд, как он может смотреть на меня таким взглядом, равнодушно слушать, как урчит мой живот и продолжать меня уговаривать пойти на самоубийство. Вот если бы мне дали доспать, накормили от пуза, да одели во все чистенькое вот тогда бы я, может быть, и согласился, а так, не вижу никакого смысла.

Не вижу его, потому что с пустым желудком рисковать собственной шкурой нет никакого желания. А рисковать придется. Мои невольные товарищи и благородный рыцарь договорились. Троица готова попытаться сделать всю грязную работу, а Роланд забыть о благородстве. Уж и не знаю, чего они ему пообещали, но он был готов рискнуть. Моей головой! И на это я категорически не соглашался.

— Нет! — еще раз заявил я и встал.

— Сядь, — поморщился Роланд.

Я повернулся к нему и туту же прикрылся одеялом, взгляд благородного рыцаря весьма неблагородно застыл на моем заду. И я не сразу понял, что именно он там разглядывал, а когда понял, прикрылся еще больше. И не потому, что боялся Роланда, но иногда в моей пустой голове проскальзывают светлые мысли. Вот и сейчас, там мелькнула надежда, что троица, обосновавшаяся там, пропадет, если я скрою ожог.

Надежда погасла, так и не загоревшись. Черт как стоял, нахмурившись и нервно дергая губами, так и продолжал стоять. Бледная Суккуба нервно теребила подол юбки, словно не жительница ада, а крестьянка, волей случая попавшая в богатый дом. Валькирия же смотрела на меня с лаской. Взгляд ее источал любовь и спокойствие, но я не верил ни тому, ни другому. Вот ведь зараза какая! Прав был Черт, тысячу раз прав, надо было вести себя потише, да от неприятностей держаться подальше, глядишь и не проснулась бы она.

Я взглянул на нее и, не удержавшись, показал ей язык. Она лишь шире улыбнулась, взгляд ее стал еще добрее. По телу моему побежало тепло, мышцы расслабились, одеяло упало на пол, а следом за ним стал опускаться и я. Глаза медленно закрывались, я почувствовал, как чужая воля берет под контроль мои руки. Они потянулись к штанам, взяли их резко встряхнули и поднесли к ногам. Правая стопа приподнялась, согнулась, намереваясь нырнуть в штанину. Ну, уж дудки! Я сжал зубы, и штаны полетели в дальний угол шатра.

— Я сказал нет! — простонал я и рухнул на колени.

Губы мои против воль задрожали, нос зачесался, из глаз полились слезы.

— Я не пойду! — сквозь слезы слабо протестовал я. — Я не хочу! Не пойду!

Тело мое согнулось, вздрогнуло и я, скрючившись на земле, зарыдал.

Роланд протянул ко мне руку и ласково погладил по голове.

— Не хочешь не надо, — тихо произнес он. — Мы придумаем что-нибудь еще.

А все же чуток благородства в нем еще осталось. Почувствовав поддержку рыцаря, я осмелел и повернулся к Валькирии. Она смотрела на меня склонив голову, и взгляд ее был печален.

— Пойми, Зернышко, у нас просто нет выбора. Мы либо решим этот вопрос сейчас, либо она решит все за нас.

Я взглянул на рыцаря, тот тяжело вздохнул и лишь пожал плечами.

— Она права, — грустно произнес он.

Да пошли вы все куда подальше! Она права? Права? А я? А как же я? Ведь это не ей предстоит пойти в город в одиночку, ночью, и там ходить по улицам пока некая тварь не почувствует свою сестренку не нападет на меня с намерением оторвать мне половину задницы. Нет, Валькирия, конечно, пойдет со мной, с моего зада не так то просто соскочить, но, черт возьми, ведь если ничего не получится, не ее же будут кушать. Не ее же косточки будут перемалывать чужие острые зубки.

— Зернышко, — рядом со мной опустилась Суккуба. — Ты боишься, я понимаю. Я тоже боюсь. Боюсь, потому что знаю кто она такая. Я знаю чего от нее ожидать. Знаю, на что она способна. Но я все равно пойду с тобой.

Еще бы ты не пошла! Конечно, пойдешь! Куда ты с моего зада денешься? Никуда. Куда я туда и ты, но, черт возьми, мне от этого не легче. Вот если бы они пошли сами, или использовали меня лишь как транспорт я бы, может быть, на это и согласился. Но нет, им подавай мое деятельное участие. Мне в их плане отведена первая роль, и ни на какую другую они не согласятся.

— Нет, — простонал я, уклоняясь от тянущейся ко мне руки Суккубы. — Я не пойду!

— Ну, хватит! — Роланд хлопнул себя по колену, и я с благодарностью на него посмотрел. Благородный рыцарь сейчас как всегда встанет на мою защиту. Он спасет меня от этих напирающих со всех сторон нелюдей, позволит вновь уснуть и, быть может, когда я проснусь, даже покормит.

Как же я ошибался. Благородный рыцарь сэр Роланд Гриз, хлопнул себя по колену, только для того, чтобы в приказном порядке заставить меня сделать то, делать чего я вовсе не хотел. Он наклонился надо мной и зашипел мне в ухо чушь о долге и справедливости. Он давил на жалось к тем, кого чудовище убивает прямо сейчас. Вот в этот самый миг она, возможно, поедает чье-то мягкое еще живое тело.

Скажу честно такого красноречия и таких красок от рыцаря я не ожидал. Он в весьма несвойственной ему манере давил на мои самые светлые чувства. Слова его глубоко проникали в мой слабо сопротивляющийся разум и гнездились, там выводя потомство. Внезапно для самого себя я почувствовал себя последней надеждой на спасение для сотен и сотен людей. А рыцарь продолжал, давя то на совесть, то на тщеславие, обещая мне не то, что золотые горы, но пару песен от бродячих менестрелей, воспевающих мой подвиг, мог гарантировать.

— Тебе, — шипел он мне в ухо, — возможно даже памятник поставят из чистого золота.

Я живо представил этот памятник, желтенький такой, яркий. Вот он я стою во весь не великий рост, гордо подбоченясь и смотрю в даль, а в уголке моих губ застыла счастливо стекающая капелька слюны. Я даже табличку разглядел и то, что я не умею читать, мне ничуть не помешало разглядеть то, что на ней написано:

— Погиб в бою с неравным соперником, пожертвовав собой ради жизни незнакомых ему людей. Спи спокойно герой! Спи спокойно, Бобовое Зернышко!

Едва только воображение нарисовало эту картинку, я осознал, что не хочу себе такой памятник. Да и как его хотеть, ведь он надгробный. Пусть он и отлит из чистого золота и драгоценностями осыпан с ног до головы, пусть радует взоры проходящих мимо, вызывая в их душах благоговейный трепет. Мне-то до этого нет никакого дела. Мертвецу ни до чего дела нет.

— Я не пойду! — заявил я, сел и, зажав ладони подмышками, насупился.

Не помогло. Ничего не помогло, ни уговоры, ни угрозы, ни посулы, ни обещание сохранить мне жизнь, с одной маленькой оговоркой: если получится. Ничего не могло им помочь, кроме меня самого. Они оставили меня в покое. Всего-то на пару шагов в сторонку отошли, чтобы обсудить каким именно образом заставить меня сделать то, что они хотят. Но этих жалких мгновений вполне хватило, чтобы я сумел разглядеть бабочку и увлечься ей. Она сидела на краешке полога шатра и трепетала красивейшими крышками. Я потянулся к ней, дернулся, чтобы ее поймать, но она оказалась быстрее и выпорхнула прочь, унося с собой и все мысли, что были в моей голове.

Я сел на место, счастливо улыбаясь, совершенно не обращая внимания на капающую мне на грудь мою же слюну. Не обратил я внимания и на подошедшего ко мне рыцаря. Роланд присел на корточки, вздохнул, покопался в кармане и протянул мне посыпанный сахаром кренделек. Я впился в него глазами, медленно, но верно поедая волшебный кусочек теста. И плевать, что сахар на нем растаял, плевать, что он потерял форму, плевать даже на то, что он собрал на себя все крошки, что были в кармане рыцаря. Я хотел этот кренделек. Хотел больше всего на свете!

— Держи, — кивнул Роланд. — Он твой.

Я выхватил кренделек, едва не оторвав рыцарю пальцы. Да, хорош был бы рыцарь без пальцев, ни оружие взять, ни направление указать, ничего другого сделать. Но мне все равно, мой мозг уже съел крендель и сейчас, когда он оказался во рту, и чарующим сладким вкусом растекался по языку, обволакивая рот, я был почти счастлив. Почти, потому что самым краешком моего не слишком большого разума, понимал, что рыцарь просто так крендель мне не даст.

— Зернышко, — глядя, как я орудую челюстями тихо, почти шепотом, сказал рыцарь. — Мы тут посовещались, с твоими друзьями, и решили, что тебе все же предстоит пойти. Хочешь ты этого или нет.

— Куда пойти? — разбрызгивая во все стороны крошки, спросил я.

— В город, — нахмурился рыцарь.

— Хорошо, — кивнул я и улыбнулся.

— Хорошо? — удивлению рыцаря не было предела, его брови, как и не многим раньше переползли на затылок. — Что значит хорошо?

— Я пойду. Пойду в город.

— Но ведь ты… — рыцарь осекся. — Ты ведь не хотел, — он слегка наклонил голову. — Ты боялся. А сейчас ты согласен?

— Согласен, — подтвердил я. — И я ничего не боюсь, — ладонь гордо уперлась в голый бок. — Ты пойдешь со мной?

— Пойду, — кивнул рыцарь. — Конечно, пойду! — и он обнял меня.

— Вот ведь что крендели с людьми творят, — задумчиво произнес Черт.

— Ты поэтому сладкое не ешь? — спросила Суккуба.

Черт не ответил, лишь головой покачал.

Роланд выпустил меня и повернулся к Валькирии.

— Твоих рук дело?

— Ты про Зернышко? Нет не моих. Я могла бы его заставить, но делать этого не стала и не буду. Он все решил сам.

— А, по-моему, все решил крендель, — Черт устало вздохнул.

И он был чертовски прав. Не сунь мне рыцарь кренделек в ладошку, я, быть может, и вспомнил бы разговор. Пусть не весь, пусть только его часть, ту самую, где мне предстояло рисковать собственной жизнью с малюсеньким шансом на то, что я смогу ее сохранить. А так, наслаждаясь заполнившим рот сахаром, я ни о чем другом больше не думал.

А они подумали. Все вместе. Вчетвером. Монашку и Керанто до размышлений не допустили, как не сочли нужным даже сообщить им о плане. Впрочем, мне тоже не слишком много информации перепало. Так, слегка. Я знал лишь, что мне предстоит отправиться в город, под присмотром рыцаря, который будет не со мной, но весьма близко, и там немного погулять по улицам после заката. Что будет, когда я нагуляюсь, мне не сказали, а я и не рвался узнавать. Я хотел еще крендель и, получив его, довольно жевал возле сундука принцессы.

А чего я не знал, так это, что к прогулке меня будут готовить. Троица исчезла, Роланд, швырнув мне одежду, выскочил из шатра, запретив мне его покидать. Я возражать не стал и кое-как, натянув грязные штаны, улегся на пахнущее духами одеяло. Пролежал я так совсем не долго, Роланд, когда хочет, может очень быстро бегать, в чем я еще не раз и не два буду убеждаться. Вот и сейчас он примчался назад, когда в слюне еще чувствовался сладковатый привкус. Совсем тоненький привкус, но такой приятный. И это было последнее приятное, что со мной случилось в тот день.

Роланд потащил меня в лес. Нет, не надо смеха, я не сопротивлялся, да шел не охотно, но не так чтобы руками и ногами упираться. Рыцарь бодро шагал впереди, о чем-то без умолку говоря, я же плелся следом, едва поспевая за его широкими шагами. О чем он говорил, я вообще не слушал. Мы зашли не слишком далеко, хотя по лесу поплутали, и Роланд остановился.

— Все, — сказал он. — Здесь можно. Нас не увидят.

И в тот же миг появился Черт. И зачем я с Роландом пошел. Ведь говорил мне голос внутренний, ляг лучше поспи, чем ходить куда-то в темный лес с пусть и благородным, но все же мужиком. А тут еще один нарисовался и он ни разу не благороден. Хотя как знать, может среди своих он и считается образчиков всех благодетелей. Свойственных чертам, конечно.

Сейчас же я понял, почему попы в церкви так не любят чертей. Я его тоже после всего этого не люблю. До сих пор не люблю! И все из-за того, что он со мной творил. Нет, не думайте, в этом не было ничего предосудительного, но та тренировка, что он мне задал, навсегда осталась в моей памяти как самые ужасные полчаса моей жизни. И ни одно событие в этой жизни приключившееся никогда не сможет изменить сего факта.

Подробности я как обычно опущу, они будут лишними, скажу лишь, что когда мы закончили, вкус сахара во рту сменила смесь пота и крови. Да, да, я разбил себе губу. Сам. И ни рыцарь, ни Черт тут совершенно ни причем. Хотя это как сказать. Если бы первый не сунул мне в руки нож, а второй не пытался объяснить мне что и как с ним делать, я бы не пострадал. А так, одно лишь неверное движение и рукоятка ножа бьет мне по губам. Как и почему? Ну, вот так. Такой я умелый и ловкий воин.

Зачем им вообще понадобилась меня тренировать перед встречей с самим злом, которого они боятся настолько, что даже перед Роландом показались? Что я, маленький и глупенький человечек мог бы ей сделать, пусть и был бы обучен по всей строгости и со всем усердием. Да ничего. Так зачем они меня истязали? А вот это, если очень уж интересно лучше у них спросите. Я лишь могу предположить, что они на что-то там надеялись. Отчаянно надеялись вбить в меня хотя бы азы военной или боевой науки. Вбить ничего у них не получилось, а вот выбить да! Пот и силы из меня они выбили так, что не осталось ни того ни другого.

Я мокр, словно в реке искупался и устал так, что свалился под дерево, где и обретаюсь поныне. Вон там, за поваленным стволом. Видите мою руку? Да, да ту самую со скрюченными пальцами, что царапают кору. Нет, я не делаю это умышленно, это судороги. А надо мной нависают все четверо.

Роланд напряженно чешет в затылке, Черт качает головой и морщится, Суккуба вздыхает и ничего не делает, а Валькирия опустилась на колени, вытянула руку и что-то бормочет. Я думал, она помочь мне хочет, но от ее бормотания только хуже становится.

Оставим меня лежать и приходить в себя, а остальных за этим наблюдать и перенесемся в город, куда я пойду уже вечером, и где состоится без преувеличения судьбоносная встреча. И вы даже не представляете с кем. Но об этом позже.

Сейчас же мы посмотрим на застывшую у окна красивую и богато одетую женщину. Еще мгновение назад она улыбалась и слизывала капельку крови из уголка губ. Еще мгновение назад взгляд ее был уверен и горд. Теперь же язык ее застыл в уголке рта, а во взгляде поселился страх перерастающий в животный ужас.

Ее почти идеальное тело изогнулось, тонкие пальцы вцепились в подоконник. Изо рта вырвался хрип. Она чувствовала. Чувствовала его, и чувство это затмевало все вокруг, стирая ощущение медленно приближающейся сестры. Та находилась всего в каких-то десятке километров и шла очень медленно. В отличие от того, кто приближался с другой стороны. По спине ее сбежала капелька пота. Он проснулся. Проснулся! Глупые, глупые люди разбудили его, и сейчас он со всех ног несется сюда. Мчится к ней, чтобы убить ее.

Красивая женщина метнулась к сваленным на кровать вещам, ее руки расшвыряли все, что там лежало и достали из сумки черную сферу. Упав на колени, женщина потерла сферу.

— Он, — зашептала она, когда сфера ожила, и по ее краю побежали едва заметные огоньки. — Он проснулся! — выкрикнула она в сферу. — И он идет сюда. Мне нужна помощь и быстро.

— Проснулся? — зазвучал голос в ее голове. — Что ж, это не плохо. Мы поможем тебе, но что ты можешь предложить взамен?

Женщина на мгновение задумалась, затем улыбнулась и, приблизившись к сфере, прошептала в нее, едва не касаясь блестящей поверхности губами.

— Это интересное предложение, — отозвалась сфера. — Мы поможем. Но ты должна сделать то, что пообещала.

— Я сделаю! — кивнула женщина и встала, вновь принимая грозный и надменный вид.

— Эй, ты! — крикнула она, приоткрыв дверь.

Человек возник тут же и склонил голову.

— Сообщи хозяину, что мне понадобится помощь. Желательно, чтобы он сам был здесь, если хочет получить невредимым то, зачем меня сюда отправил.

Слуга низко поклонился и исчез.

Женщина вернулась к окну и взглянула вниз. Там, высоко подняв над головой каменную статую и громко оглашая улицу молитвой, шел священник. За его спиной тоже с молитвой на устах шла толпа людей. Как же приятно чувствовать их страх. Они боятся, боятся за своих детей. Боятся ее! но их страх после сегодняшней ночи станет только сильнее. Она отвернулась, чувствуя, как голод зовет ее. Нет, не время. Еще не время. Вот придет ночь…

Загрузка...