Примула. Виктория

ЕЁ ЛИТЕРАТУРА, ЕЁ ИСКУССТВО, ЕЁ НАУКА

Сомкнутыми рядами её писатели выступают в борьбу за честь и достоинство всевозможных униженных и оскорблённых. Некрасивые девушки могут быть очень привлекательными и милыми, благодаря своему уму, многажды повторяет Шарлотта Бронте. Бедняки могут быть очень привлекательными и милыми благодаря своей добродетельности, утверждает на сотнях страниц Чарльз Диккенс.

Два молодых русских гения, в будущем весьма признанных, несомненно заболевают своеобразной формой англомании. Оба страстно желают писать, как Диккенс и Шарлотта Бронте (в крайнем случае, как Анна Бронте!). Лев Николаевич совершенно публично объявляет главную героиню великого романа «Война и мир» ужасно «некрасивой, худой». Но мало этого, ещё и с «большим ртом»! Фёдор Михайлович, сын небогатого врача-помещика, убитого собственными крепостными за насилие над крестьянской девицей, полюбил городских бедняков запоздалой и очень нервной любовью. Снедаемый этой любовью, он переписывает в тетрадку роман Диккенса «Лавка древностей», немножечко переправляет и даёт новое, очень удачное название — «Униженные и оскорблённые»!..

Пройдя суровую школу английского реалистического романа, Толстой и Достоевский действительно становятся великими писателями; и вот уже и Европа учится у них, усваивая... Впрочем, сейчас мы говорим всё же об Англии, поэтому о европейском учении у Достоевского и Толстого поговорим как-нибудь в другой раз!.. Между тем, если усвоение стиля английских реалистов — Диккенса, Томаса Гарди[95], Шарлотты Бронте, Элизабет Гаскел — не представляет особенных трудностей для их последователей в Индии и России, то всё же стоит вспомнить, что викторианская эпоха предоставила нам и образчики такой литературы, какую и по сей день не так-то просто истолковать! Это, конечно же в первую голову, «Грозовой перевал» Эмилии Бронте, самой одарённой и загадочной из сестринского триумвирата. А в 1886 году увидит свет философская повесть Роберта Луиса Стивенсона[96] «Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда», в которой мучительная тема двойничества и оборотничества воплотится на этом чрезвычайно выпуклом, живом фоне Города...

Огромный город, истинный мегаполис, завораживает поздних викторианцев. Здесь, в лабиринте улиц, площадей, социальных контрастов, так сладко изобрести нечто необычайно фантастическое, и чтобы тупоумная толпа никогда не поняла тебя, а напротив, нагло и жестоко забросала бы камнями, вывороченными из мостовой... Герберт Уэллс[97] настоящим Невидимкой врывается в свою обожаемую и ненавидимую столицу, насылая на неё марсианский ужас:

«Лондон глядел на меня как привидение. Окна в пустых домах походили на глазные впадины черепа. Мне чудились тысячи бесшумно подкрадывающихся врагов. Меня охватил ужас, я испугался своей дерзости. Улица впереди стала чёрной, как будто её вымазали дёгтем, и я различил какую-то судорожно искривлённую тень поперёк дороги. Я не мог заставить себя идти дальше. Свернув на Сент-Джонс-Вуд-роуд, я побежал к Килберну, спасаясь от этого невыносимого молчания. Я спрятался от ночи и тишины в извозчичьей будке на Харроуроуд. Я просидел там почти всю ночь...»

Но Уэллс всё же остаётся викторианцем. Он не вполне уверен в необходимости даже существования жизни на земле. Он даже сомневается в незыблемости викторианских ценностей — крепкой семьи, строгой нравственности… И всё-таки... Он не может не признать эти ценности вечными, хотя бы потому, что за ними стоит возможность деятельной любви и помощи тысячам и тысячам обычных людей, жаждущих удовлетворения своих самых обычных, простых потребностей. Настоящее и будущее — за викторианской, строгой, деятельной, доброй моралью. Эта мораль, а не кремлёвское мечтательство, победит во Второй мировой войне, в этой ставшей явью «Войне миров»...

Голос викторианца:

«Так странно стоять на Примроз-хилле — я был там за день перед тем, как написал эту последнюю главу, — видеть на горизонте сквозь серо-голубую пелену дыма и тумана смутные очертания огромного города, расплывающиеся в мглистом небе, видеть публику, разгуливающую по склону среди цветочных клумб; толпу зевак вокруг неподвижной машины марсиан, так и оставшейся здесь; слышать возню играющих детей и вспоминать то время, когда я видел всё это разрушенным, пустынным в лучах рассвета великого последнего дня...

Но самое странное — это держать снова в своей руке руку жены и вспоминать о том, как мы считали друг друга погибшими...»

Детектив!.. Пожалуй, самый английский, самый викторианский жанр европейской литературы. Конан Дойл, Конан Дойл, Конан Дойл. Плодоносящее позднее викторианство. И Агата Кристи — ностальгическое воспоминание о викторианстве. Вероятно, полноценный расцвет классического детектива возможен лишь в стране, где упорядоченная, основанная на соблюдении законов жизнь состоит в законном браке с большой степенью демократизма... Всё хорошо, всё ладно, всё правильно. Однако серьёзная и строгая нравственность вдруг порождает серьёзную же безнравственность!

И щёголь Оскар Уайльд опытным акушером принимает эти странноватые роды.

Викторианская безнравственность рождается в качестве прямой и даже и простой противоположности викторианской нравственности. И это вполне естественно. Противоположности порождают друг друга. Но в данном случае всё-таки возможно утверждать, что именно нравственность породила безнравственность, а вовсе не наоборот!..

« — Но согласись, Гарри, жизнь только для себя покупается слишком дорогой ценой, — заметил художник.

— Да, в нынешние времена за всё приходится платить слишком дорого. Пожалуй, трагедия бедняков — в том, что только самоотречение им по средствам. Красивые грехи, как и красивые вещи, — привилегия богатых.

— За жизнь для себя расплачиваешься не деньгами, а другим.

— Чем же ещё, Бэзил?

— Ну, мне кажется, угрызениями совести, страданиями... сознанием своего морального падения.

Лорд Генри пожал плечами.

— Милый мой, средневековое искусство великолепно, но средневековые чувства и представления устарели. Конечно, для литературы они годятся, — но ведь для романа вообще годится только то, что вышло уже из употребления. Поверь, культурный человек никогда не раскаивается в том, что предавался наслаждениям, а человек некультурный не знает, что такое наслаждение...»

Но этот безнравственный Уайльд, возвышая голос в защиту убийцы, приговорённого к смертной казни, оказывается совершенно и необычайно, и даже и высоконравственным!..

И это тоже викторианские строки:

Однако самыми страшными порождениями и врагами нравственности оказались скромные и чудаковатые учёные холостяки, стыдливо утаивающие в своих чутких душах любовь к мальчикам-подросткам или нервическое пристрастие к миленьким маленьким девочкам.,.

Этот Милн, запросто подменяющий историю философии разговорами Кролика, Ослика и плюшевого медведя, у которого в голове опилки...

Этот Кэрролл, мимоходом совершающий свой летучий налёт на самый что ни на есть серьёзнейший викторианский патриотизм!..

— Очень милые стишки, — сказала Алиса задумчиво, — но понять их не так-то легко.

(Знаешь, ей даже самой себе не хотелось признаться, что она ничего не поняла).

— Наводят на всякие мысли — хоть я и не знаю, на какие... Одно ясно: кто-то кого-то здесь убил... А, впрочем, может, и нет...»

Легенда (а, может, и не легенда!) гласит, будто сама королева, прочитав книжечку о приключениях Алисы в чудесном Зазеркалье, приказала купить все сочинения Кэрролла, как возможно скорее, и была очень разочарована, когда обнаружила, что все эти сочинения посвящены математике!..

Но всё-таки не все! К примеру, «Сильви и Бруно», «Охота на Снарка», «Дети воды» — это всё художественные произведения, лишь отчасти, до некоторой степени посвящённые математике и прочим точным наукам...

Анекдот: однажды Кэрролл проезжал мимо Санкт-Петербурга и решился заехать в город. Математическому романтику более всего понравилась чёрная икра, которую он ел серебряной столовой ложкой из деревянной бочки. И это, наверное, правда всё-таки, потому что он сам об этом писал!..

А что сказать об Эдварде Лире[98], который все победы и завоевания викторианской Англии, великой морской державы, преобразил в этакое философическое зубоскальство... И переосмыслив героические образы цивилизаторов, внедряющих викторианские добродетели в среду индийских слонов и африканских жирафов, Эдвард Лир отправил героев страны охотиться на кэрролловского Снарка...

Но викторианская Англия без Милна, без Эдварда Лира, без Кэрролла, без Уайльда, — это не викторианская Англия, это не Англия! И поэтому они, её насмешники, всегда с ней, всегда в ней!..

И наконец, уже в двадцатом столетии, Джон Фаулз создаёт свою версию викторианства. Это роман, который называется: «Женщина французского лейтенанта»... Голос потомка:

«Река жизни, её таинственных законов, её непостижимой тайны выбора течёт в безлюдных берегах; а по безлюдному берегу другой реки начинает шагать наш герой — так, словно впереди него движется невидимый лафет, на котором везут в последний путь его собственное бренное тело. Он идёт навстречу близкой смерти? Собирается наложить на себя руки? Думаю, что нет. Он обрёл наконец частицу веры в себя, обнаружил в себе что-то истинно неповторимое, на чём можно строить; он уже начал — хотя сам бы он стал ожесточённо, даже со слезами на глазах, это отрицать — постепенно осознавать, что жизнь всё же не символ, не одна-единственная загадка и не одна-единственная попытка разгадать её, что она не должна воплощаться в одном человеческом лице, что нельзя, один раз неудачно метнув кости, выбывать из игры; что жизнь нужно по мере сил, с пустой душой, входя без надежды в железное сердце города, претерпевать. И снова выходить — в слепой, солёный, тёмный океан...»

Её художники...

Сир Лоуренс Альма-Тадема. Он пережил королеву на двенадцать лет. Он родился в 1836, а умер в 1912 году. Его античных и библейских красавиц и красавцев называли «викторианцами в тогах»...

Альма-Тадема...

Чёткие очертания, яркие краски... Иосиф Прекрасный, такой исторически правильный, такой древнеегипетский на фоне таких древнеегипетски правильных стенных росписей... Чётко очерченный Алкей играет на чётко очерченной кифаре. Чётко очерченная Сапфо слушает, оперев чётко очерченный подбородок на пальцы переплетённые и тоже чётко очерченные... А всё равно красиво...

Но в Англии королевы Виктории существуют художники, известные куда более сира Лоуренса!..

Вот кованые, чугунные ворота; за ними дорожка, упирающаяся в парадное крыльцо высокого кирпичного особняка. Фасад особняка до самой крыши увит гибкими стеблями глицинии. В густой зелени распускаются бледно-сиреневые кисти соцветий.

Внутри по стенам развешены рисунки...

Это дом Данте Габриэля Россети, обитель прерафаэлитов. Здесь живёт и его сестра Кристина; для одних — живое олицетворение чистейшей поэзии, для других — в частности, для зубоскалов из «Панча» — слезливая монахиня, истеричная старая девица...

Это дом номер шестнадцать на улице Чейн-уок...

Художники и поэты, входящие в «Прерафаэлитское братство», явственно наклонны к эскапизму — бегству от действительности. Они создали в словах и красках собственный миф — легенду о красоте и простоте, которые изгоняются из жизни современной (то есть ещё второй половины девятнадцатого века!) цивилизацией. Прерафаэлиты пытаются воссоздать старинные — до Рафаэля! — времена средневековья, когда люди работали руками, без помощи машин; когда простая деревянная скамья, глиняная кружка, вытканное на самом простом станке покрывало, являлись воистину произведениями искусства...

Прерафаэлиты...

Данте Габриэль Россети, художник и поэт. Основал «Братство прерафаэлитов» в 1848 году. В 1870 году издал «Стихи», в 1881-ом — «Баллады и сонеты»...

Уильям Моррис — один из наиболее известных прерафаэлитов. Издавал журнал. Создал мастерские, где по рисункам прерафаэлитов изготовлялись вручную декоративные ткани, цветное стекло, посуда и мебель, так похожие на подлинную старину и оттого настолько утончённые... Уильям Моррис пишет роман «Вести ниоткуда». Разумеется, это роман-утопия. Фридрих Энгельс называет Уильяма Морриса «социалистом чувства»...

Прерафаэлиты...

Художники... Данте Габриэль Россети (всегда он!), Вильям Россети, Кристина Россети, Гольман Гент...

Джон Рёскин пишет теоретическое исследование «Прерафаэлитизм»... Идеал прерафаэлитов — Джотто, Боттичелли[99]...

Русский художник Михайлов, мужик талантливый, но простой, думает о Вронском, Голенищеве и Анне Карениной:

«Верно, уже осмотрели всю старину и теперь объезжают студии новых, шарлатана немца и дурака прерафаэлита англичанина...»

Но это, конечно же, очень русское патриотическое мнение!..

Прерафаэлиты...

Данте Габриэль Россети — «Гирландата». Мясистая, умеренно рыжеволосая красавица с красивыми серыми глазами и пухлыми, умеренно яркими губами... Джон Вильям Ватерхаус — «Русалка». Гладкокожая красавица, обладающая серебристым большим рыбьим хвостом. Она причёсывает длинные каштановые волосы серебряной расчёской... Фрэнк Купер — «Рапунцель». Героиня немецкой сказки братьев Гримм, пышная девушка, задрапированная во что-то пышно-узорнокрасное... Она причёсывает пышнющие волосы, льющиеся рекой. Волосы у неё были такие длинные... По её умеренно рыжим волосам возможно было вскарабкаться на высокую башню, такие были это длинные волосы... Ещё Джон Вильям Ватерхаус — «Офелия»... Пышная, умеренно рыжая... И так далее... Но это всё же очень красиво!..

Прерафаэлиты также занимались ландшафтной фотографией. А это уж красиво необыкновенно»!..

Но прерафаэлиты — это ещё что! Другой викторианец, любитель чётких контуров, насмешливо-манерно раздел свою эпоху до самых нижних бантиков, до самых кокетливых панталончиков и кружевных сорочек... Обри Бердсли[100]... Прожил двадцать шесть лет. Родился в 1872 году. Умер в 1898 году. График. Мировая знаменитость. Без него викторианство — не викторианство, так же как и без Эдварда Лира, Кэрролла, Уайльда!..

Её наука...

О Её науке возможно рассказывать бесконечно, как о матерях! Ричард Бертон и его коллега Спик пять лет — с 1854-го по 1859 год — ищут в Африке истоки Нила. В 1858 году Бертон открывает для европейцев озеро Танганьика...

Самая большая африканская река — Нил — берёт своё начало с другой реки — Виктория-Нил, которая вытекает из озера Виктория и несёт свои воды к озеру Альберта. Впрочем, с 1973 года озеро Альберта носит иное название — Мобуту-Сесе-Секо. Так же зовут и президента Конго-Заира — Мобуту-Сесе-Секо...

В 1841 году путешественник-исследователь Росс открывает часть территории Восточной Антарктиды. Это — Земля Виктории — Victoria Land...

Самые лучшие ботанические сады украшает огромная южноамериканская кувшинка — Виктория Регия...

Остров на юге Канадского Арктического архипелага. Тундра. Это — остров Виктория...

А это — водопад на реке Замбези. Южная Африка. Один из самых больших водопадов мира! Этот водопад называется — Виктория...

По землям Танзании, Кении и Уганды раскинулось озеро, которое аборигены зовут — Укереве. Но его другое название — Виктория-Ньянза...

Там же — Уганда, Танзания, Кения — водохранилище Виктория, Оуэн-Фолз...

А это — штат на юго-востоке Австралии. Этот штат называется — Виктория!..

Чарльз Роберт Дарвин — это, наверное, один из самых знаменитых учёных викторианцев. Богослов, ставший медиком на «Бигле»... «Происхождение видов путём естественного отбора» (1859). А также — «Изменение домашних животных и культурных растений» (1868). А также — «Происхождение человека и половой отбор» (1871)...

Студент-богослов утверждает теорию эволюции. Миром правят изменчивость и естественный отбор, утверждает Чарльз Дарвин. Изменчивость изменяет, наследственность — закрепляет разнообразные признаки. Все борются за существование. Некоторые виды побеждают. Материализм торжествует. Материализм и до сих пор существует. И всегда будет торжествовать! И это, быть может, наивысшее достижение строгой, викторианской, пуританской Англии...

Чарльз Дарвин «Происхождение видов путём естественного отбора»:

«Так как рождается гораздо более особей каждого вида, чем сколько их может выжить, и так как, следовательно, постоянно возникает борьба за существование, то из этого вытекает, что всякое существо, которое в сложных и нередко меняющихся условиях его жизни хотя бы незначительно изменится в направлении для него выгодном, будет иметь более шансов выжить и таким образом подвергнется естественному отбору»...

Уинвуд Рид «Мученичество человека»:

«...Когда мы установим средствами науки способы управлять природой, мы сможем занять её место... Люди станут повелителями сил природы, зодчими солнечных систем, созидателями миров...»

Викторианство доказало, что у людей и животных — общие предки. И одновременно доказало, что человек, что бы там ни говорили сами люди о себе, а всё же является высшим существом, потому что у него — человеческий разум!..

Сэр Эрнест Резерфорд — ещё один великий учёный. Первые тридцать лет своей жизни провёл в Англии Виктории. Родился в 1837 году, в год вступления королевы на престол Альбиона. Умер в 1937 году. Один из основателей учения о радиоактивности. Не дожил до применения этого замечательного учения в целях уничтожения огромного числа людей в один присест. В 1899 году, на закате викторианства, открыл альфа- и бета-лучи и установил их природу...

Альфред Теннисон, поэт. Классический викторианец. Его викторианская жизнь уместилась между 1809-ым и 1892 годом.

Голос викторианца Альфреда Теннисона: