Принцепс

Глава 32

Второго мая 1197 года в ставку императора Священной Римской империи, графа Александрии, Оттона Вельфа в Страсбурге прибыл герцог Бургундии и Карфагена с Арагонским легионом. Тем самым, который граф Лестер сформировал, разбавив пленными поляками Датский и Франкский легионы. Кроме того, у Эда Бургундского был при себе почти пятитысячный отряд кавалерии: большая тысяча русов, из переданных графу Лестеру пленённых Спящим Леопардом, в битве у Днепровских порогов, тысяча собственных вассалов, тысяча из графства Шампань и тысяча из графства де Блуа, разбавленных подданными Ги де Дампьера рыцарями сеньории де Бурбон и королевства Нового Сиона. Не сходится математика?

Правильно, она и не должна сходится. Русы считали большой тысячей всё, что больше тысячи, но меньше пяти. Для них это была не математическая единица, а военно-административная. Всем трём тысячам, выживших в Испании, русов, граф Лестер щедро заплатил, и отпустил домой, взяв клятву, что они никогда не обнажат свои мечи против Спящего Леопарда. Впрочем, это было излишним. Никто, из пленённых у Днепровских порогов, а потом выживших в Испании, этого делать и не собирался, особенно после того, как до них дошла весть, что Спящий Леопард поставил в строй Псоглавцев всех Рюриковичей, и те теперь справно тянут воинскую лямку простыми ратниками. В Европе многим русам понравилось, вернуться захотела лишь меньшая часть, у которых на Родине остались семьи, большинство же были холостыми и свободными, и на предложение повоевать в Германии, почти две тысячи этих головорезов отреагировали с бурным энтузиазмом. А как ещё? Если они после взятия Лиссабона получили серебра почти столько же, сколько рассчитывали добыть мечом за всю жизнь. Нет, среди холостых гридней, дураков не было. Снова ловить в степи грязных кочевников, добычей с которых станет вонючий и полный вшей шатёр из засаленной и прокопчённой кошмы, десяток овец, чуть крупнее собаки, пара лошадёнок, отличающихся от ослиц не размерами, а формой ушей? Нет уж, увольте, таких дураков нет. Ходили, конечно, слухи, что и на Руси теперь всё по-другому, что Русь теперь контролирует устье Одера на северо-западе и устье Дуная на юго-западе, но всё равно. Кроме кочевников там грабить некого, то ли дело в Европе. В Лиссабоне многие бросали серебро, потому что в перемётные сумы вьючных лошадей не влезало золото. Расскажи кому из них в детстве, что серебро будут бросать, сочли бы это сказкой, а тут сказка уже стала былью. Кто же откажется от продолжения? Только женатики, ну и ветер попутный им в спину.

– Здравствуй братец, что не весел, что ты голову повесил? – Эд Бургундский скинул перевязь, на которой помимо меча и сабли крепилась еще конструкция из двенадцати крупных ячеек, наполненных явно чем-то тяжёлым, и достал из заднего кармана золотую фляжку – Причастимся? А после я отпущу тебе грехи.

– Грехи положено отпускать до причастия, брат.

– Вот это я считаю глупостью. Кто-же до причастия честно раскается? Только Святые, но я в своей жизни пока таких не встречал. Хочешь сказать, что готов стать первым?

– Нет. На это я точно не претендую. Наливай, что там, джин?

– Ты меня совсем не уважаешь, Оттон. Стал бы я такому могущественному монарху предлагать обычный джин? Здесь ром, которого на всю Европу привезли из Лузиньянии всего одну бочку. Фараон, после брака с Констанцией, станет моим родственником, мужем моей троюродной сестры, поэтому отлил мне по-родственному.

– По-моему, дрянь. – понюхал содержимое император.

– По-моему, тоже. «Ливиец» мягче и вкуснее. – согласился Эд Бургундский – Но тут главное, что это напиток королей. Одна бочка на всю Европу, сам понимаешь. Итак, что у тебя за печали, поделись с двоюродным дядюшкой, облегчи душу.

– Меня так и не признали императором.

– Правильно и сделали. Ты пока не император. Настоящий император не обращает внимание на чьё-то признание, он просто берёт и низлагает Пап, королей и герцогов, сам вспомни Фридриха Барбароссу. Хоть он и был врагом Вельфов, но императором был настоящим. Жаль, что погиб так нелепо. Интересно было бы посмотреть на его похождения в Святой земле. Ладно, в сторону лирику. Ты собираешься стать настоящим императором, или я зря сюда приехал?

– Генрих мой брат. У меня в жизни не было человека ближе, чем он.

– А мы против твоего брата ничего и не замышляем. Ричард послал ему письмо, где сообщил, что нападение на Саксонию будет считать вызовом на поединок. А в этом поединке, сам понимаешь, какие у Генриха шансы. Кроме того, в случае если он откажется от своих нелепых претензий на наследство твоего брата Вильгельма, ему прирежут часть Далмации[92] и признают его владением весь правый берег Дуная, с правом заложить порт в устье. Что он выберет – ты и сам понимаешь. Драться в поединке с Ричардом – это верная смерть, а вместо неё ему предлагаются богатые земли. Твой брат много пьёт, но будь уверен, что несмотря на это, выбор он сделает правильный, с ним нам воевать не придётся.

- Утешил. Я предлагал Генриху уступить всю Баварию ему, но он отказался. Твердит как умалишённый «Саксония, Саксония»… Осталась у тебя ещё эта дрянь из Лузиньянии, или джина заказать?

– Ты тупой потомок викингов. Я же сказал, всего одна бочка на всю Европу. Каждый глоток на вес золота.

– А ты не потомок викингов?

– Тоже потомок. – притворно-печально кивнул герцог Бургундии и Карфагена – Но я умный. Ладно, заказывай джин, и будем думать, как нам воевать. За это лето мы должны всё успеть. К нам уже спешит Гангский легион, через пару недель он начнёт разгружаться в Марселе. С тремя легионами и десятком тысяч панцирной кавалерии, мы порвём твоего Балдуина, как гончие лису.

– Балдуин не мой.

– Тем лучше. Итак, Оттон, у нас один явный враг и почти два десятка тех, кто его поддержал. Они тоже враги, и поддержали бы любого, кто выступит против тебя. Согласен?

– Согласен. Но не карать же их только за то, что они голосовали против меня. До такого даже Барбаросса не додумался.

– Верно. Старый Фридрих всегда находил другие поводы, вот и нам их нужно найти. Например, назначить дату присяги, а всех, кто откажется её приносить – объявить мятежниками.

– Но меня ведь не признали императором. Голоса Ломбардии, Веронской марки и Пентаполя оспорены. И следует признать, что оспорены они не без оснований. Не короновавшись, Ричард не имел права голоса.

– Не следует этого признавать, Оттон. Нападение сельджуков – это достаточно веская причина, чтобы отложить коронацию. Кто будет настаивать на обратном – не только мятежники, но и пособники неверных. Папская булла на этот счёт уже подписана и отправлена всем имперским князьям. А от пособников неверных, до еретиков всего один шаг.

– Не знал. Мне ничего не присылали.

– Тебе прислали меня. Вот, читай. И будь уверен, что ты первый это читаешь.

Оттон Вельф пробежал глазами по тексту. В решительности Папе Роберу Первому не откажешь, обвинение в ереси – это даже не интердикт, это куда опаснее. Против еретиков могут выступить и рыцари Ордена Святого престола, вернее, обязаны выступить. Значит, голоса Ричарда признают, ведь этот казус рассматривается советом епископов.

– Спасибо, Эд, ты настоящий друг.

– Не только настоящий, но и умный. Назначай дату присяги, через неделю ты станешь законно избранным императором, а все твои противники – мятежниками.

– Но они ведь могут и присягнуть.

– Шутишь? – хмыкнул Эд Бургундский – Смешно. Парочка может и присягнёт, один из них твой старший брат, а остальные встанут под знамя Балдуина, что нам и требуется. Обычный имперский мятеж, Святой церкви не касается, это внутреннее дело христианских правителей, чего нам и нужно добиться – собрать всех врагов в одну армию, и разом их прихлопнуть. Но учти, у нас на это всего одно лето. Сельджуков уже добивают, арабов и мавров тоже, Третий крестовый поход скоро закончится. Ричард снова станет обычным светским правителем, и ему ничего не помешает самому прихлопнуть Балдуина, он на него за выходки в Шампани очень зол. А мы с тобой, в этом случае, будем неудачниками, вроде графов де Куси и де Суассона. Хочется тебе такого позора?

– Боже упаси!

– Как говорят мусульмане – «На Аллаха надейся, но верблюда привязывай». Нам нужно через месяц вторгнуться в графство Эно. Это единственное владение Балдуина в империи, потеряв его, он потеряет все права на имперскую корону, поэтому бой обязательно примет. А нам останется только победить мятежников и поделить их владения, по праву меча.

– Балдуин соберёт тысяч сорок.

– Тем больше добычи нам достанется, Оттон. У нас три легиона ветеранов, и тысяч десять тяжёлой кавалерии. Численно, всего на четверть меньше, но качественно мы, как минимум, вдвое сильнее. Вот смотри. – Эд Бургундский поднял свою перевязь и извлёк из одной из ячеек ребристое чугунное яйцо, размером с половину кулака.

– Ручная бомба. – узнал изделие Оттон – Только форма другая. Дрянь, ей только лошадей пугать. Латной пехоте она вреда не причинит. Даже из пращи она летит едва ли на триста футов, а арбалеты работают минимум с пятисот. К тому-же они частенько взрываются в руках своих же бойцов. В общем, вреда причиняют примерно одинаково обеим сторонам.

– Ты прав, это ручная бомба нового образца. Она почти на треть легче, поэтому полетит дальше, а убойная сила выросла примерно вдвое. Каждая положит как минимум четверых латников, какие бы доспехи на них не были надеты. К тому-же, эти бомбы гораздо надёжнее старых, взрываются девяносто девять из ста, а ещё у них у всех одинаковое замедление взрыва – ровно шесть секунд[93]. Своих они больше убивать не будут, разве что случайно.

- Что значит случайно?

– Чтобы взвести бомбу, нужно дёрнуть за это кольцо, а потом бросать. Случается, что кольцо сдёрнуто, а в этот момент арбалетный болт прилетает в глаз. Это и есть случайность. К тому-же, нам никто не мешает собрать лёгкие катапульты и везти их в глубине строя, позади линии алебардщиков. Шести секунд хватит, чтобы эта бомба успела упасть внутри вражеского построения с шестисот футов, а там она просто поотрывает ноги тем, кто рядом, и ранит тех, кто стоит чуть дальше. Поэтому артиллерию я предлагаю не тащить. Двадцать тысяч таких бомб, нам её полностью заменят, а войско Балдуина воодушевится, не подозревая подвоха.

– Надо бы попробовать.

– Конечно попробуешь. Для чего я, по-твоему, тащил всё это на себе? – Эд Бургундский тряхнул перевязью – Я и мастеров для сборки лёгких катапульт с собой привёз.

– Годится. – кивнул Оттон, разливая джин – На какие земли ты претендуешь, Эд?

– А ты не такой уж тупой, потомок викингов. Такие вопросы действительно следует оговаривать заранее. – Эд Бургундский закинулся джином и продолжил – Если мы за это лето покончим с мятежниками, все их владения отойдут тебя. Я рассчитываю, что за это ты уступишь мне Бургундское графство. Я последний представитель Бургундского дома, если не считать этого полоумного кастильца, и хотел бы восстановить королевство.

– Сказать по правде – это намного меньше, чем я рассчитывал.

– И ещё, ты поможешь мне выкупить Марсель. Мне нужен свой морской порт, чтобы герцогство Карфаген не превратилось в анклав.

– Марсель же отходит в приданное Фараону.

– Если и правда отойдёт, то получится даже дешевле, но скорее всего Ле Брюн от Марселя откажется, признав приданным присланные ему два легиона, так что торговаться придётся с Раймундом, а он один способен превзойти в торговле всех вместе взятых евреев.

– Заплатим, Эд, это всего лишь деньги. К тому-же, он сам попался в ловушку. Если запросит намного больше, чем стоит экипировка двух легионов, на него криво посмотрят все, включая и Ричарда. К тому-же, Фараон от приданного пока не отказался. Можно успеть договориться с ним. Я служил под его знаменем при взятии Каира, если хочешь, начну торговаться от твоего имени.

– Очень обяжешь, Оттон. Но пока это шкура ещё не убитого зверя. Издавай эдикт, назначив дату присяги. Сначала нам нужно разбить мятежников Балдуина. Кстати, ты в курсе, что сказал про него Ричард?

– Откуда мне в этой глуши…

– «Хорошего человека Балдуином не назовут».

– Умеет он облачать свои мысли в краткие, но предельно понятные формы. Значит, нам действительно стоит поторопиться. Будь добр, займись войсками, а я пока издам эдикт с требованием присяги и всё-таки напишу Ле Брюну предложение. Лишним оно точно не будет, сильно наглеть после такого Раймунд постесняется.

– Слушаюсь. – Эд Бургундский встал и вскинул руку в римском приветствии.

– Да ладно тебе. – Оттон тоже встал и ответил таким-же салютом – «Наше дело правое, мы победим.»

– «Враг будет разбит, Победа будет за нами.» – словно отзывом на пароль ответил Эд – Пиши, Оттон. А я отправляюсь в Марсель, встречать Гангский легион.

Седьмого мая 1197 года Ричард прибыл в Сен-Жан-д'Акр. Сельджуков уже добивали, с этим «Псы Войны» справятся и без него. Самое время наведаться в столицы, где помимо беременной жены, находилась ещё и беременная сестра. Хорошо, хоть мать пока не успела вернуться с похорон Джона. Для младшего брата, у Ричарда имелась только одна эпитафия – «Жил грешно, и помер смешно.», но мать это вряд ли обрадует. Хорошо, что её здесь нет. Выдержав церемонию приветствия двора, Ричард всех прогнал, поцеловал жену, потом сестру и устало присел.

– Извините, девочки[94], что-то я утомился.

- Риччи – это потрясающе. – почти взвизгнула Джоанна – И город, и двор, и музеум.

– Что тебе мешает завести тех же паразитов у себя? – Ричард устало начал расшнуровывать берцы – Я охотно уступлю тебе половину. Кстати, дамы, я мечтаю снять с себе обувь, уже второй день в одних носках, слишком к вам торопился.

Ой, да ладно, Риччи, мы ведь не в романах живём, все принцессы посещают отхожие места, так что запахами нас не запугать. Расскажи, как ты разбил сельджуков.

– Тебе то это зачем, сестричка? – устало усмехнулся Ричард.

– Я буду писать романы. Писать я умею, время у меня тоже есть. К тому-же, роман про тебя никто не пишет, это я уже узнала.

– Всё правильно, писать про себя я запретил.

– Почему?

– Подойди ближе, будто хочешь меня обнять. – Ричард наконец скинул берцы и носки – Вот это мой настоящий запах, сестра. Мы, несомненно, добьём и сельджуков, и мавров с арабами, но запах воина никогда не изменится. Война – это всегда грязь. Летом – это грязь, перемешанная с пылью, а зимой со снегом. Но запах всегда один и тот-же, вот и напиши об этом правду сестра. Я даже название тебе предложу – «По ком звонит колокол?», и эпиграф: «Он звонит по тебе!» Война – это постоянная грязь, и очень редкие победы. А для некоторых и поражения. Если возьмёшься написать правду, то я тебе многое расскажу. Поле боя, с тысячами убитых, пахнет куда хуже моих носков. Там запах настоящей смерти. Ну, берёшься?

– Берусь.

– Ну, тогда слушай. Однажды мы, с графом Лестером, Ги де Дампьером и Гийомом де Баскервиль жрали сдохшую кобылу. Шакалы её не доели, мы их отогнали, но пахла она ничуть не лучше моих носков, представляешь? Но, отбив у шакалов, мы её доедали только потому, что завтра нам в бой, и понадобятся силы. Мы никогда не задумывались о заразе, для нас всегда было важно только завтра. Настоящий воин про послезавтра никогда не задумывается. Напиши об этом. На такое больше никто не осмелится.