Семнадцатого апреля 1195 года, через два дня после празднования Воскресения Господня, из Суэца[32] на юг Африки отправились первые поселенцы-колонизаторы. Больше четырёх сотен шебекк приняли на борт почти пять тысяч человек (включая женщин и детей) и должны были доставить их в залив Мапуто, в устье реки Темб, где им надлежало основать город, строить укрепления и порт, который станет воротами Южной Африки для дальнейшей экспансии европейцев.
Путь на юг вдоль восточного берега Африки к этому моменту был разведан, картографирован и почти безопасен. Император Эфиопии Наакуето Лааб захватил Джибути и Могадишо, а один из бывших легионов Жоффруа де Лузиньяна, названный Аравийским, взял под контроль Аден. Пираты в этих местах стали явлением очень редким, а для такого сильного флота они и в лучшие времена опасности не представляли, так что реальная угроза исходила только от стихии. Хоть удобные для пережидания непогоды бухты и были уже нанесены на карты, риск внезапного тропического урагана, или ещё более внезапного цунами полностью исключить было невозможно. Они и в двадцать первом веке нередко становились проблемой, несмотря на все метеорологические спутники, а в двенадцатом только и оставалось, что положиться на волю Господню.
Гуго де Лузиньяна в этот поход Ричард не отпустил, флотом командовал вице-адмирал Анри де Грасье, который в прошлом году уже провёл эскадру до Мапуту и вернулся обратно, не потеряв ни одного корабля. Справился один раз, значит справится и второй, а третий и последующие уже станут привычными, как для водителя трамвая, который ходит по одному и тому-же маршруту. Сухопутные силы возглавил герцог Багдада Гийом де Баскервиль, а начальником его штаба был назначен граф Басры Жиль де Сольте. Оба молодые, оба послужили в свите Ричарда старшими оруженосцами, а потому бывшие хорошо знакомыми и даже друзьями. Храбрые, благородные и преданные. Такой молодёжи нужно было давать дорогу. Большую дорогу в Африку.
Помимо сервов, а их отправилось тысяча семей, главы которых обучались владению оружием и действиям в строю подразделений, в африканский поход отправились пять сотен миссионеров из числа пожилых братьев-рыцарей госпитальеров и тамплиеров, которым не захотелось медленно и бессмысленно угасать в Орденских замках, вспоминая прошлые битвы, три сотни добровольцев из числа братьев ордена Героев, полторы сотни артиллеристов и сотня инженеров.
Все сервы, отобранные для этого похода, кроме того, что они проходили обучение воинскому делу в течении целого года и снаряжены устаревшими для европейской войны доспехами, в бухте Мапуту должны были получить статус плебеев. То есть вольных граждан, у которых помимо обязанностей появлялись ещё и права. Обязанность была понятная, вставать в строй по приказу в случае угрозы, а права им даровались из древнего, то есть будущего (не возникшего пока будущего) билля о правах. Выделенная им в собственность земля не могла быть отобрано по произволу феодала, только лишь по решению суда, а в выборе судей все они принимали участие: один меч – один голос. Это была настоящая революция и проба социального лифта, но Ричард на неё пошёл. Всё-таки, всякие ненадёжные пока лифты лучше опробовать где-нибудь подальше, и под присмотром надёжных людей, а Южная Африка подходила для этого более чем. Случись там смута – смотрящие перебьют всех бунтовщиков, и никто ничего в Европе об этом не узнает. Хоть король и был уверен, что никакого бунта не случится, но на всякий случай подстраховался.
Кроме кнута был и пряник – возможность подняться на следующий этаж социальной лестницы. Герцог Багдада, Гийом де Баскервиль, приор-секретарь ордена Героев вёз с собой сотню знаков отличия Ордена на колодке, обладатель которого получал статус дворянина и десять рыцарских цепей, награждённые которыми переходили в сословие всадников, с соответствующим материальным поощрением. Был предусмотрен и спуск в социальном лифте. Отказавшийся встать в строй, или проявивший трусость в бою сразу становился сервом. Опять таки, решением выборного суда, ведь избирателями были только воины, а значит в судьи выбирались настоящие герои.
Да, это был всего лишь социальный эксперимент, но проводить его было нужно. Как говорила та бабка в анекдоте про коммунизм – учёные сначала на мышах пробуют. Запредельно цинично, конечно, назначить пять тысяч людей на роль лабораторных мышей, но другого выхода просто не было. Лучше утилизировать пять тысяч сейчас, чем пять миллиардов в будущем. Бог-Дед это оценит и поймёт, а на садиста-беспредельщика Отца, или нищего духом Сына, Ричарду было наплевать. В их дебильный Рай он попасть не стремился, там даже просто поговорить будет не с кем, кругом одни дебилы.
Кроме того, король категорически запретил обижать местных, какими бы убогими они не выглядели. Все земли было приказано выкупать по назначенной аборигенами цене. Даже с бонусом. Просят три меча – дай четыре, просят два щита – дай три. К тому-же категорически запрещалось насильно обращать в свою веру. Мало того, запрещалось обращать спонтанно, оглашенные должны провести в этом статусе хотя бы год. Допущение к религии должна была восприниматься ими как награда, и никак иначе.
Двадцать третьего апреля 1195 года в бывшем палаццо Бобони в Риме состоялись первые в этой истории биржевые торги. Продавали египетское зерно, вернее контракты на его поставку в Средиземноморские порты, а также имеющееся в наличии золото, в слитках весом по четыре скандинавских марки[33] и восточные пряности упакованные в ёмкости из стекла расфасованные по одному фунту[34]. Разумеется, вся торговля велась только за бумажные ассигнации, вернее казначейские обязательства, для здесь-же чего был открыт обменный пункт.
На большой объём продаж в первых же торгах Ричард не рассчитывал изначально, именно для этого и были приготовлены мелкие лоты пряностей, важно было начать, но к его удивлению, хотя курс обмена монет был установлен крайне низкий, практически на уровне весового серебра, разошлись не только пряности, но и треть выставленного золота, и даже был продан один контракт на поставку в Венецию десяти ластов[35] пшеницы. После окончания торгов, все неиспользованные банкноты было предложено обменять на новые биметаллические монеты, и вот тут начался настоящий ажиотаж. Каждый допущенный на биржу купец хотел получить хотя бы по одной монете каждого номинала, как минимум, а как максимум на всё принесённое с собой серебро. Неизвестно зачем, на сувениры, наверное. Ажиотаж возник такой, что многие пытались сбыть только что купленное купленное золото, но их мягко осадили. Покупать на бирже могут все, а вот продавать только брокеры, оплатившие такое право. Причём, продавать можно было всё что угодно, начиная от меди и олова и заканчивая услугами (например доставки грузов) и объектами недвижимости. И главное – биржа теперь будет работать постоянно, по четыре дня в неделю, а новые монеты и казначейские обязательства скоро начнут использоваться не только на биржевых торгах, но и в быту, потому как это очень удобно.
Сразу посыпались вопросы – Что такое брокер? Как им стать? И сколько их всего будет? Один из племянников Ицхака Левита (а у графа Савойи их было двадцать два), назначенный директором первой в этом мире биржи, обстоятельно ответил на все вопросы. Брокер – это допущенный к торгам купец, который имеет право продавать не только свои товары, или услуги, но и иметь клиентов, которым тоже есть что предложить. При этом брокер в ответе за все свои лоты, в том числе и клиентские, поэтому помимо покупки права вести торговлю, ему придётся внести на биржу депозит, который послужит покупателям гарантией. Брокеров будет ровно сто, а права будут распроданы на аукционе, но не раньше, чем число заявок превысит пять сотен. Да, заявки уже можно начинать подавать, но лучше с этим не торопиться. Брокер, которому нечего продавать, будет терпеть убытки, поэтому сначала займитесь поиском надёжных клиентов и определитесь со специализацией. Брокер, который сегодня торгует медью, завтра транспортными услугами, а послезавтра продаёт контракт военных наёмников вряд ли станет авторитетным. Подумайте, посоветуйтесь между собой, объедините усилия и тогда милости просим с заявками. Торопиться некуда, биржа – это навсегда. Может быть даже выгоднее подождать, пока торопыги разоряться и выкупить их место, чем заявляться не аукцион. Завтра торги обязательно состоятся, но пряности больше не будут продаваться лотами по одному фунту, у нас всё-таки биржа, а не бакалейная лавка. Золото тоже никуда не денется, не переживайте. Всем рекомендую посетить ресторан в западном флигеле, даже если вы прямо сейчас не голодны, аппетит непременно проснётся. До завтра, уважаемые.
Ричард и Ицхак Левит наблюдали первые торги свысока из закрытой ложи.
– Хороший мальчик. Умненький, воспитанный, общительный. – прокомментировал увиденное действо король, когда купцы начали расходиться – Ты прикинул, сколько он сегодня заработал?
– Так быстро я считать не умею, но как минимум марок сорок серебра.
– За первый день. Распродав только мелочёвку.
– Почти сто слитков золота – это не такая уж мелочёвка.
– Удивляюсь я тебе, Ицхак. Ты иногда умный, а иногда балбес балбесом. Что будут делать покупатели с золотом, когда цена на него начнёт падать?
– Продавать. – насупился граф Левит.
– Кому продавать, если цена на него падает? Ювелиры брать не будут, монеты мы принимаем практически на вес металла. Кому?
– Вернут обратно, на торги.
– Правильно, друг мой. Специи и зерно обратно уже не вернутся, а золото будет возвращаться постоянно. Каждый слиток будет перепродан здесь раз по десять, то есть на одной только комиссии мы вернём его полную стоимость. Биржа – это не лавка, где продал и забыл, биржа – это мост, через который перевозят товары и деньги, а мы собираем за это пошлину. Туда-обратно, туда-обратно. К тому-же имеем возможность этот процесс пришпоривать. Хорошо быть монополистом. А ты ещё ругался из-за Колизея.
– И правильно ругался. Если бы не потратили столько времени на восстановление этих дурных развалин, торги можно было начать полгода назад.
– Эх, Ицхак, Ицхак. Нет в тебе чувства прекрасного. Тебе что, денег не хватает?
– Лишних денег не бывает.
– Ещё как бывает. Деньги требуют защиты оружием, и если её нет, или не хватает, тебя просто ограбят, а то и убьют. Деньгам нужны товары в соответствующих количествах, иначе они будут обесцениваться. Чем больше обесцениваются деньги, тем больше ты будешь тратить на их охрану и в итоге потратишься полностью. Денег у нас уже гораздо больше, чем нужно, так почему бы за счёт них не преумножить в мире красоту? Не нравится тебе Колизей, бывает, ты вообще человек странный, так возьми и восстанови что-нибудь другое, термы какие-нибудь, их, развалин, целых четыре дожидаются реставрации.
– Зачем мне эти дурацкие термы? Помыться можно и в бочке.
– Можно, Ицхак. Можно даже не в бочке, а в речке. Можно и вообще не мыться, как кочевники. Но ты хоть и происходишь из племени беглых рабов, всё же не кочевник. Ладно-ладно, не дуйся. Не нравятся тебе термы, построй что-нибудь такое, что останется потомкам в наследие. Не для наживы, а чтобы они тебя помнили и благодарили. Кстати, нам скоро понадобится здание, новая курия, для заседаний Сената. Ты в него тоже войдёшь, поэтому строить можешь как для себя. Возьмёшься? Последнюю курию строил сам Цезарь. Ты можешь войти в историю, как человек хоть в чём-то превзошедший Легенду. Возьмёшься?
– Где строить?
– На историческом месте, разумеется. Там сейчас церквушка Сант-Адриано, но она никакой исторической ценности из себя не представляет. О её сносе я со Святым престолом договорюсь. Согласен?
– Согласен, если ты пообещаешь не вмешиваться.
– В процесс не вмешиваться обещаю, но проект ты представишь мне на утверждение. Очень не хочется получить монументальное уродство посреди моего прекрасного города.
– Твоего?
– А ты сомневаешься?
– В общем-то уже нет. Уговорил, берусь. Архитекторы и инженеры у меня есть. Только как я войду в Сенат? Владение одним графством Савойя едва потянет на патриция.
– Только одно графство, да, едва потянет, но рядом ведь Генуя и Пьемонт.
– Ещё не хватало мне затевать войну с Империей. У меня нет своего графа Лестера.
– Ты ползаешь своими мыслями по земле, как червяками после дождя, друг мой. Война не потребуется. Генрих влез в долги, чтобы закончить компанию против франков уже этим летом. Компанию то он закончит, в этом я не сомневаюсь, всё-таки почти сорок тысяч собрал, но добычи не возьмёт никакой, кроме разрушенных городов и замков, на восстановление которых опять таки потребуются деньги. Откуда он сможет получить?
– Но за Геную и Пьемонт он потребует не меньше ста тысяч.
– Я тоже так думаю. И ты их ему заплатишь, но при условии, что он признает объединённое владение королевством.
– Где я возьму сто тысяч?
– В моей казне, потом сочтёмся. Сегодня это стоит сто тысяч только потому, что Генрих повёл себя как азартный игрок в кости, удваивающий ставки после проигрыша. Стоит ему один раз выиграть, и цена сразу вырастет. Моментом нужно пользоваться. А денег ты заработаешь быстро. Сегодня первый день торгов, а твоя доля составит как минимум четыреста марок.
– Триста. Четверть моей доли получает Самуил.
– Ну, триста. Даже если так пойдёт и дальше, за год получится шестьдесят тысяч. Хотя, даже ты уже понимаешь, что дальше будет больше. Намного больше. Сегодня мы, считай, не торговали, а делали рекламу нашей бирже. Покупай, не сомневайся. Сегодня большие рыбы по три, а завтра будут мелкие по пять. Вовремя купить – это тоже мастерство. Даже, я бы сказал, искусство. Эта покупка войдёт в историю как настоящий финансовый шедевр.
– Почему же ты сам не купишь? – в голосе графа Савойи всё ещё слышался скепсис.
– Я сам и покупаю. Только твоими руками. Собственную политику ты проводить всё равно не будешь, без моей поддержки тебя сразу сожрут. Зато есть шанс, что ты станешь не только иудейским царём, но и пророком.
– Зачем тебе это?
– Сначала стань царём, и я тебе всё расскажу. Мелкому графу такие знания только навредят.
– Понятно, что выбора у меня нет. Без тебя меня и графом сразу сожрут. Ты отпускаешь меня в Аахен?
– Нет, конечно. Переговоры с императором мы поручим провести архиепископу Солсбери. Ещё не хватало, чтобы Генрих поставил тебя в строй, ты ведь пока его вассал.
– Я выплатил щитовые.
– За Савойю выплатил, а за Пьемонт и Геную нет. Устроить такую пакость император вполне может и будет в своём праве. Ты мой начальник штаба, глава агентурной разведки и казначей. Только мне и не хватало, что потерять тебя в чужой войне. Займись строительством курии для нового Сената.
Первое мая 1195 года стал в этой истории днём начала новой эпохи, эпохи великих географических открытий. В этот день из Равенны вышла эскадра из пяти каракк, под командованием адмирала-фараона, герцога Антиохии, Гуго де Лузиньяна, которой предстояло открыть Америку. Пройти контролируемый маврами Гибралтар для пяти кораблей, несущих на борту по двадцать пушек, было не сложной задачей. Неверные уже хорошо знали, что такое пушки, поэтому проблем с ними не возникнет. Проблемы возникнет у тех мавров, которых дурная голова отправит попытаться добыть славу в атаке, но таких вред ли найдётся много. Пушки на эскадре заменили на увеличенный калибр, а кроме чугунной картечи в корабельных арсеналах были начинённые нитрированным хлопком бомбы и книппели[36].
Кроме штатных абордажных команд, никаких войск адмирал-фараон с собой не взял, затевать какую-либо войну Ричард ему категорически запретил, отбирать земли силой тоже. Ему следовало найти остров Манхеттен и выкупить его у аборигенов к взаимному удовольствию, основать там поселение и обследовать акваторию Карибского моря. Поэтому нижние палубы кораблей заселили семьи сервов, а в трюмы, помимо припасов и товаров, были загружены пятьдесят чистокровных жеребят арабской породы. Двадцать пять кобыл и столько же жеребцов, закреплённых на всякий случай на ремённой подвеске, чтобы они не переломали себе ноги во время шторма. Все, конечно, до берега не доживут, но в случае чего, свежая конина станет неплохим дополнением к рациону, а даже половина выживших станет основой племенного хозяйства. После можно будет отправить другие породы, благо, островов у западного побережья Америки много, держать табуны в изоляции друг от друга сложности не представляло – идеальные условия для селекционеров-коневодов. Кроме жеребят, везли с собой овец и домашних свиней. Этих в простых отгородках, сколько выживет, столько и хватит, размножаются они быстро. Камбузы на кораблях были оборудованы спиртовыми горелками с запасом топлива из десяти трёхсотпинтовых бочек. Плюс на каждый был погружен перегонный куб (самогонный аппарат), чтобы можно было запастись топливом на обратную дорогу. Куры и голуби в клетках, семена пшеницы, ячменя и овса, сельскохозяйственный и шанцевый инструмент, всё погруженное у меня не хватит терпения перечислить, а у вас прочитать.
Ночь, накануне отплытия, Ричард и адмирал проговорили до рассвета. Король пытался донести до своего друга и соратника мысль, что он и без драки предстанет на том берегу Атлантики в качестве Белого Бога, а Богу не пристало воевать с дикарями, которые ещё даже железо не знают. И уж тем более Богу не следует вмешиваться в разборки дикарей между собой. Такое вмешательство будет позором, точно таким-же как вмешательство в драку между семи-восьмилетними пацанами вооружённого и закованного в латы рыцаря. Они там все как дети, их нужно учить и воспитывать, а не убивать. Заселять Америку всё равно пока некем, всё, что можно изъять из Европы, поглощает Африка, поэтому индейцев (именно так назвал Ричард американских аборигенов), следует привлекать лаской, как неразумную скотину. Доброе слово и собаке приятно, а они, хоть и дикие, но люди.
Нет, конечно, если кто-то из местных вождей посмеет бросить вызов Белому Бегу, его следует не просто убить, а разрубить на очень мелкие куски, но такое вряд ли случится. И религию пока в это вовлекать не стоит. Не поймут дикари подвига Христа. Пока не поймут. Поэтому Богом для них должен был временно стать герцог Антиохии. Никакого греха в этом нет. Здравый смысл грехом быть не может.