Принцесса из рода Борджиа

Глава 9 ОТПУЩЕНИЕ ГРЕХОВ

Мэтр Клод, крепко обняв бесчувственную Виолетту своими могучими руками, кинулся в люк. В те две секунды, что длилось падение, он думал совсем не о том, что наверняка должен погибнуть.

«Она знает, что я был палачом!..» — вот какая мысль промелькнула у него в мозгу.

Упав в воду и погрузившись с головой, Клод крепче прижал свое дитя к груди и, сделав резкое движение ногами, вынырнул на поверхность. Он плыл, изо всех сил стараясь поддерживать голову девочки над водой. Вдруг он почувствовал, что его колени задевают дно. Последнее усилие — и он уже стоял на ногах! Держа дочь на высоко поднятых руках, словно протягивая ее небу, он побрел по воде.

Выбравшись на берег, палач увидел, что находится недалеко от улицы Жюиври под мостом Нотр-Дам. Тогда он бросился бежать и через несколько минут очутился у порога своего дома. И поскольку госпожа Жильберта, его старая экономка, замешкавшись, не сразу явилась на его стук и призывы, он своим могучим плечом налег на дверь. Доски затрещали, но в этот момент перепуганная Жильберта наконец отодвинула засов.

— Огня! — хрипло выдохнул Клод. — Сухое белье! Скорее, как можно скорее!

В суматохе дверь оставили открытой. Клод вбежал в свою комнату, уложил Виолетту на постель и склонился над ней, в ужасе повторяя:

— Она мертва? Неужели я нашел ее только для того, чтобы вновь потерять?! Госпожа Жильберта, какого дьявола вы медлите, поторопитесь!

Госпожа Жильберта на кухне разводила огонь.

В тот момент, когда Клод ломился в дом, пытаясь вышибить дверь, какой-то мужчина, только что свернувший на улицу Каландр, остановился перед домом бывшего парижского палача. Это был Бельгодер…

На губах мерзавца играла подлая улыбка. Он увидел открытую дверь и мгновение постоял в нерешительности. Потом, крепче сжав рукоятку спрятанного под одеждой короткого кинжала, он пожал плечами и пробормотал:

— Тем лучше! Как будто Клод ждет меня!.. Войдем же! Однако что я ему скажу? Надо заставить его долго страдать… надо, чтобы от страданий он умер у меня на глазах! Как, мэтр Клод! Вы не узнаете меня? Еще бы! Ведь вы четвертовали и секли плетью стольких людей! Посмотрите же на меня хорошенько! Это меня вы терзали и мучили, хотя вам ничего не стоило помочь мне. А теперь слушайте: это я похитил вашу маленькую Виолетту… Погодите, я вам сейчас кое-что расскажу! Известно ли вам, что я с ней сделал, с вашей чистой и непорочной дочерью, с гордостью и радостью всей вашей жизни? Я сделал из нее блудницу!.. Ищите ее теперь в постели господина Гиза! Что вы скажете об этой шутке, мой славный господин Клод?

Бандит смеялся, когда произносил эти слова. Он вошел в дом с вызывающим и злобным видом, с его сжатых губ были готовы сорваться проклятия. Он миновал одну открытую дверь, другую и вдруг остановился, ибо заметил в глубине комнаты Клода, склонившегося над кроватью, Клода, чьи плечи вздрагивали от рыданий.

— Она жива! Господи милосердный, будь милостив ко мне! Виолетта, дитя мое, открой глаза… Не бойся… Все позади, ты спасена… С рассветом мы убежим отсюда… Посмотри же на меня!

Мгновение Бельгодер стоял как громом пораженный. Потом он быстро и тихо вышел в соседнюю столовую. Там было темно. Цыган бесшумно пересек комнату, выбрался на улицу и поспешно удалился. Бессознательно, еще не решив, что собирается сделать, он направился к дому Фаусты. Там он остановился. Ярость душила его, но сильнее гнева было его изумление.

— Странно, — бормотал он. — Что ж, попытаемся разобраться… Гиз прислал ко мне человека в черном. Хорошо. Я отвел малышку в условленное место, и вот дукаты — доказательство воистину неоспоримое. Очень хорошо. Я гуляю по острову. Я говорю себе, что завтра пойду к палачу и расскажу ему, что я сделал с его дочерью… Хорошо. Потом меня охватывает жажда мести. Ждать до завтра? Зачем? Я тороплюсь к нему; я нахожу распахнутую дверь, вхожу в дом — и что я вижу? Виолетта на кровати, с намокшими волосами, а рядом стоит палач! Что же произошло? Он говорит, что завтра они убегут из Парижа.

Яростно скребя затылок, Бельгодер искал объяснения случившемуся и наконец нашел его: Виолетта, желая спастись от Гиза, бросается в Сену. Клод по какому-то фантастическому стечению обстоятельств оказывается неподалеку и вытаскивает крошку из воды.

Продолжая обдумывать эту возможность, Бельгодер подошел к железной двери и постучал в нее. Спустя десять минут, после путаных объяснений в вестибюле, цыгана провели к Фаусте. Разговор их был долгим. Когда он закончился, таинственная принцесса ударила молоточком в гонг и велела явившемуся человеку:

— Сию минуту разыскать принца Фарнезе!

Бельгодера отвели в одну из комнат дворца и заперли там. Без сомнения, цыган был готов к этому заточению, более того, о нем, очевидно, условились заранее, поскольку он не выказывал ни удивления, ни страха.

Благодаря стараниям госпожи Жильберты, которая раздела ее, уложила в постель и растерла, Виолетта пришла в себя. И когда мэтр Клод смог войти в комнату, он нашел девочку лежащей с открытыми глазами. Она, казалось, размышляла о вещах мучительных и важных.

Клод робко сделал несколько шагов и, побледнев, с печальной улыбкой прошептал:

— Она думает о том, что я палач!..

Он кашлянул, словно желая предупредить Виолетту о своем приходе, и, не приближаясь к ней, умоляюще произнес:

— Постарайся уснуть; не думай больше ни о чем; все позади. Понимаешь, тебе надо отдохнуть, чтобы завтра с первым лучом солнца мы могли тронуться в путь… нет-нет, не говори ничего… молчи… Знай только, что когда мы будем далеко от Парижа, когда ты окажешься в безопасности… ты сама решишь, стоит ли тебе остаться со мной.

Виолетта хотела что-то сказать, но Клода уже не было в комнате. Она лишь услышала вздох, похожий на рыдание.

Виолетта не смогла заснуть. Всю эту ночь она провела с открытыми глазами, перебирая одну за другой мысли, роившиеся в ее голове.

Как только первые лучи солнца проникли в спальню, она встала, оделась и села в кресло, положив руки на колени и наклонив голову. В этот момент на пороге появился мэтр Клод в дорожном костюме. Он силился изобразить радость и улыбался.

— Через несколько минут прибудет карета. Ты сядешь в нее вместе с госпожой Жильбертой… Ты помнишь госпожу Жильберту? Какой же я глупый! Ты ведь видела ее лишь однажды и была тогда так мала… Итак, ты поедешь с ней, а я верхом на лошади. Ты не должна ничего бояться… посмотри, какие пистолеты… и еще этот кинжал… Горе тому, кто…

— Прежде чем ехать, я хотела бы с вами поговорить, — пролепетала Виолетта с волнением, заставлявшим ее дрожать.

Клод побледнел.

— Ты хочешь поговорить со мной?

Виолетта кивнула.

«Я был прав! — подумал Клод. — Черт подери! Значит, без объяснения нам не обойтись… Что она хочет мне сказать? Что я внушаю ей ужас, что она предпочитает умереть, но не ехать со мной? Что же мне делать? Убить себя? Но я не посмею! Я боюсь! Боюсь того, что будет после смерти!»

Виолетта молчала, потупив глаза. Клод вымученно улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он голосом, который ему показался спокойным, но на самом деле прерывался от волнения. — Хорошо, говори, раз тебе надо что-то мне сказать… Я слушаю.

И вдруг он упал на колени. На его лице было написано такое отчаяние, что Виолетта содрогнулась.

— Выслушай сначала ты меня, — произнес Клод хрипло. — Я тоже хочу тебе кое-что сказать. Я не могу больше ждать. Я тебе все объясню… или, по крайней мере, постараюсь… Молчи, не перебивай! Да, я убивал… убивал по приказу! Не пугайся так, умоляю тебя… выслушай меня до конца… Ты помнишь, что я тебе сказал, не так ли? Что я больше не заговорю с тобой и не приближусь к тебе, если ты этого не захочешь… Я стану твоей собакой, верной сторожевой собакой… Маленькая моя Виолетта, до того, как ты, по милости Всевышнего, вошла в мою жизнь, осветив ее, словно луч солнца, я просто делал свое дело, не рассуждая. Официал приходил за мной или присылал с кем-нибудь свой приказ. Иногда я отправлялся в Монфокон, иногда — на Гревскую площадь, изредка в какое-нибудь другое место; я ждал, ко мне приводили осужденного или осужденную… Я был таким же слепым орудием, как веревка или топор.

Что ты хочешь от меня услышать? Мой отец, мой дед, мой прадед — все они убивали. Я поступал так, как они. Это было фамильное ремесло…

Виолетта слушала, не в силах пошевелиться от страха. Клод сурово нахмурил лохматые брови, словно пытаясь собраться с мыслями. Он плакал, не замечая своих слез.

— Но однажды я подобрал тебя, — продолжал он, — такую крошечную, слабенькую… и такую красивую… Ты никогда не узнаешь, что творилось в моем сердце в ту минуту, когда я увидел, как ты протягиваешь к людям свои ручонки…

— Я протягивала руки… к людям? — прошептала Виолетта.

— Конечно! Я взял тебя, потому что у тебя не было отца…

— Не было отца! — воскликнула потрясенная Виолетта.

— Но ты этого не знала… ведь я тебе всегда лгал…

Виолетта с ужасом взглянула на Клода, а он, вздохнув, униженно произнес:

— Я тебе не отец…

Виолетта поднесла руки к глазам, словно желая защитить их от слишком яркого света, и прошептала:

— О Симона, моя бедная матушка Симона, умирая, ты сказала мне правду…

Она сидела, закрыв лицо руками. Клод вновь заговорил:

— Итак, я тебе не отец. Ты видишь, что можешь покинуть меня, когда захочешь. Теперь слушай. Пока у меня не появилась ты, пока я не подобрал тебя, бедную сироту (Виолетта вздрогнула), я не ведал, что такое жизнь. Были ли у меня сердце и душа? Я не знаю… Но когда ты стала моей дочерью, однажды я вдруг заметил, что стал другим… Я стал бояться убивать… Во мне появилось что-то, чего раньше не было… Вид виселицы заставлял меня содрогаться… Я представлял себе, что ты подумаешь, что ты скажешь, если вдруг чудовищная правда откроется тебе… Я начал страдать… Меня окружали призраки, проклинавшие меня… Я надеялся отдохнуть душой, уйдя на покой. Но нет! Чаще, чем прежде, призраки толпились вокруг меня… Напрасно я раздавал милостыню и усердно посещал церковные службы, на сердце моем была кровоточащая рана… И только рядом с тобой, в нашем домике в Медоне, я чувствовал, что снова становлюсь человеком… Да, Виолетта, ты мне улыбалась, и я уже не был тем несчастным, что стонет и рыдает, страшась провести ночь в темной комнате… Восторг охватывал меня… и… прости меня… временами я воображал, что ты действительно моя дочь…

Стон вырвался из груди Клода. Но прежде чем Виолетта успела что-то сказать, он торопливо продолжил:

— Я был недостоин такого счастья, и я тебя потерял… Я не в силах передать словами, что мне пришлось выстрадать за эти годы одиночества и отчаяния! И вот в ту минуту, когда я вновь обрел тебя, когда я вернулся к жизни… ты узнаешь, кем я был!.. Это значит, что я не искупил свои грехи и час прощения для меня не пробил… Вот… ты знаешь все… Прошу тебя об одном: позволь мне тебя спасти… доставить в безопасное место… А потом я уеду. Я полагаю, теперь… теперь, когда ты знаешь… я не имею права глядеть на тебя… и, конечно, ты не можешь больше называть меня своим отцом!

Клод опустил голову. Он стоял на коленях, напоминая тех несчастных, которых во множестве повидал на эшафоте. Виолетта подняла на него взгляд, сиявший, как утренняя заря, и нежным, ласковым и чистым голосом сказала:

— Отец… мой добрый папа Клод… обними меня… Я так люблю тебя!

Клод резко вскинул голову.

— Что ты сказала? — пробормотал он.

Виолетта, не отвечая, сжала своими маленькими ручонками огромные руки палача и заставила его подняться с пола; когда Клод — растерянный, задыхающийся, побледневший от радости — упал в кресло, она села к нему на колени, положила свою прелестную головку ему на грудь и повторила:

— Отец… мой дорогой отец… обнимите вашу дочь!

Клод зарыдал.