Принцип бабочки

Глава 13 Душевные терзания

Вероника

Два дня в одиночестве оказались пыткой. Я почти не выходила из комнаты, даже поесть. Мои несчастные попытки действительно осознать реальность, были тщетны. Я сходила с ума, во всех смыслах. Сходила и погружалась на это дно, с темноты которого, как казалось совершенно нет выхода. Я лежала, смотрела на потолок, на закрытее шторы, рассматривала каждую нитку и мое настроение менялось каждую минуту. Сначала я была растеряна, пыталась провертеть в голове тысячу и один сценарий. После я стала злиться на себя, за то, что лежу, а не готовлю для него яд.

Знаете вот это «а если бы»? Вот оно размазало меня по стенке, словно мухобойка назойливую букашку. А что если бы он забрал меня, а что если я не пошла по этому пути, а что, если бы я начала копать изначально, когда мне из года в год присылали эти чертовы лилии? Что если бы? Что если бы? Убейте меня, чтобы я больше не могла думать. Я устала. Устала сжимать пальцами простынь, пока плачу от безысходности. Устала заходить в ванную и вспоминать, как мерзко он имел прямо на этом полу, прижимая голой грудью к этой сраной, холодной, как его сердце, душе.

Реальность, от которой я теперь так и наровилась сбежать, терзала меня. Я даже не знаю с чем это сравнить. Такого в моей жизни еще не было. Да и не думаю, конечно, что у много кого было.

Коричневые шторы казались уже черными, а плотская ткань прозрачной, если такое возможно, то да, именно это и произошло. Если слишком долго смотреть на одну вещь, то можно увидеть в ней совершенно другой смысл. Так случилось и с простыней, которую пора бы уже поменять, но я не знаю где ее взять. Она уже пропиталась цистерной моих горьких или как их там соленых слез. Я переворачивала подушку мокрой стороной вниз, она не успевала высыхать, как я снова ее переворачивала, ибо другая сторона уже тоже была мокрой.

Мила должна была прийти скоро. Сегодня я не могу сказать, что рада буду ее видеть. Вообще кого-то. Я не знаю, стоит мне это ей рассказать или нет. А что, если из-за этого у нее будут проблемы? Если Диме это совсем не понравиться, что с ней будет? Он не причинит зла мне, но ей… Я бы не хотела, чтобы она страдала, тем более по моей вине.

Приклеившись к матрасу, смотрела на белый, уже надоевший мне потолок. Как же много у меня развлечений, просто даже не знаю бы даже заняться. Может убить кого? Мозговой штурм не давал мне спокойно вздохнуть. Думаю о своем «хозяине», но больше он мне не хозяин. Да, наглость второе счастье, он больше мне не. Я не понимала его логики, не разделяла его видение жизни и вообще восприятие мира. Как можно оставить ребенка одного? Как совесть ему позволила присылать мне цвет, подарки. Я ведь помню: новый год, восьмое марта, день рождения, мне присылали белые лилии и какие-то безделушки. У меня тогда было много вариантов, но знала бы я… Это ведь были простые мелочь, хотя, для меня тогда просто божий дар. Куколки, сумочки, красивые банты, превращались в что-то волшебное.

Да уж, мой «дед мороз», оказался дедом мудаком. Почему он мне не рассказал сразу? Как только позволил своим друзьям надо мной издеваться? В голове не укладывается.

— Тук-тук, — в дверном проеме показалась брюнетка, которая сегодня особенно светилась от счастья.

— Кто там? — я выдержала паузы, отвечая на улыбку подруги, а затем продолжила, — это что, моя чокнутая девочка?

Мила — единственный человек, которого я вообще не противлюсь видеть. Она не связана с этой «нашей семейкой» и со всеми драмами, которые ее окружают. Мне это нравиться, хотя бы тут я не чувствую подтекста и лжи. А ложь нынче хуже снежной лавины или урагана.

— О да, это я, — она развела руками, а затем потёрла ладони друг от друга, показывая, что что-то замышляет, — идем загорать, хочу тебе кое-что рассказать, упадешь, поэтому надо лечь, — эта хохотушка была невыносима и махнув мне рукой, выбежала прочь.

— Что у нее там снова стряслось? Я если честно боялась что-то о Дмитрии. Да, искренне, до кома в голе боялась, что он снова был с ней. Я не знаю почему, но даже от мыслей сердце сжималось подобно воде после замерзания. Я чувствовала к своему «родственничку» не по крови влечение. Это абсурд, извините, но абсурд чистой воды. Раньше, когда я видела о нем записи и когда смотрела интервью с его участием, даже не считала его красивым, но сейчас у меня в голове его образы. Его глаза, его запах, который нравится мне вдыхать ночью. Его грубые руки, обнимающие меня по ночам. Он дурманит меня. И теперь наши чувства взаимны. Я одержима им и ненавижу одновременно. Зовите экзорциста.

Мила решила, что снова пора жить на лице.

Солнце ослепило меня своими лучами, а Луктик и Кузя чуть не сбил с ног.

Эти слюнявые щенята, набросились на меня, и я уже готова была упасть, как брюнетка подхватило меня за локоть.

— Федя сказал, что завтра заберет меня отсюда, — неожиданно выпалила Мила. Что блядь?

— Ты сейчас шутишь? — я не могла поверить в эти слова. Мягко сказать обухом по голове. Как заберет? Федя? Блядь, это месть Димы. Он решил так наказать меня за мою вылазку в самое потайное место этого дома. Я всего лишь хотела узнать правду. Правда ли что ее заберут отсюда или просто вывезут и убьют? Так это произойдет?

— Ника, — Мила взяла меня за руку, а я просто невкуривала, — Ника, ты меня слышишь? — повторила подруга.

— Слышу, слышу, — я пыталась реагировать. А как тут нахер реагировать? — Ты уверена?

— Федя сказал, что я ему нравлюсь и он заберет меня на свободу. Дмитрий Константинович ему разрешил…

Сама фраза капитально ущербная, человек разрешил другому человеку забрать на свободу сесчастную Милу словно вещь. Ну хотя, если смотреть правде в глаза, мы все тут вещи.

Я вот особенная, как антиквариат, да. Я теперь антиквариат. Так и буду себя называть. Бабочка свое отжила, остался только трофей, на который можно только смотреть. Что теперь будет? Как она там будет? Я переживаю за нее. Но, с другой стороны, безмерна рада. Она заслуживает свободы. Так-то, как и любой человек, но если брать меня и ее, свободы она заслуживает больше моего. Она добрый и хороший человек, а с ней так поступили. Федя вроде тоже неплохой парень и я надеюсь искренне, что с ней он тоже будет хорошим.

— Я рада за тебя, — лишь прошептала я, — я буду по тебе скучать.

— Может я смогу приезжать?

— Если я тут останусь, — не выдержала я.

— В каком смысле? — Мила распахнула свои огромные глаза.

— Я скоро сбегу отсюда, я уже знаю как, остались мелочи, — я решила быть с подругой честной.

— Это опасно, Ника.

— Оставаться здесь еще хуже.