Принесите повару воду для супа

Глава 11 Когда откроется занавес

На утро после обработки медпринтером, всё мое тело припухло и словно покрылось росой, я быстро смыл выделившиеся из организма остатки геля в душе и энергично собравшись, отправился в столовую. Мои следующие несколько дней были потрачены на возвращение в строй. Работы было много: пока комитет и сопротивление вели разборки, а я торчал в карцере моё сырьё стояло на камбузе, так никем и не расфасованное. Процесс разбора контейнеров с едой затянулся из-за отсутствия голокомма под рукой. Без браслета со всеми данными по сырью, приходилось всё записывать и пересчитывать заново вручную. Кухня тоже оказалась в удручающем состоянии, пыли откуда-то намело столько, что мой передник мигом побурел. К счастью, повстанцы притащили с собой на борт ботов, поэтому мне не пришлось ещё и чистить всю кухню, за меня это делал боевой бот, наподобие того, что охранял секретный отсек. Я же в это время спокойно завтракал и составлял план по актуальному меню столовой. Я усмехнулся, глядя на то, как железяка чистит пол: видел бы Гатти, что на его корабле хозяйничают боты!

Голодных ртов тоже стало больше. Результаты подсчетов были неутешительные: запасы провизии были рассчитаны на экипаж корабля, а не на многочисленную ватагу нового капитана “колодца” — Эйдена. Продукты стояли не разобранными уже давно, ведь я сидел в камере а прежнему капитану явно было не до поиска счастливого кандидата на место кока «Колодца-1». Макс, судя по всему тоже сразу же вероломно бросил играть свою роль «помощника повара», как только меня упекли в карцер. «Скатертью дорожка» — процедил я сквозь зубы. В итоге часть ящиков, которые не успели затащить в холодильные камеры и бросили на камбузе, оказались с испортившимся продуктами, их пришлось утилизировать в специальном отсеке переработки.

Команда в два раза превышала предыдущую, если верить Джоэлу теперь нас было чуть больше тридцати человек, не считая девяти членов прежнего экипажа, находившихся в плену на борту. Хорошо, что они сидели на пайках, людей на корабле и так было слишком много, кормежку всех сорока человек разом я бы не потянул. Но всё равно, такими темпами еды у нас оставалось примерно на пару недель, о чём я и сообщил Эйдену. Тот выслушал мой доклад молча, и затем сказал:

— Нам этого будет более чем достаточно. Пока на корабле есть продукты — корми людей как следует. Как только еда закончится мы перейдём на пайки, но до этого вряд ли дойдёт. — равнодушно бросил Эйден и выразительно взглянул на меня, давая понять, что разговор окончен.

Я кивнул и отправился выполнять распоряжения нового капитана. Все следующие дни стремительно полетели одни за другим, сливаясь в привычную рутину. Я потел на кухне, позабыв обо всём: революция — революцией, а обед по расписанию. Парни у Эйдена были здоровяками что надо, ели за двоих, а то и за троих… Чан овсяной каши с фруктами исчезал за минуты, супы и выпечка уплетались повстанцами в течении обеда молниеносно. В первые дни, когда я вновь начал готовить, в столовой царил настоящий хаос: люди, дорвавшиеся до невероятно вкусной пищи после синтетики Полиса, приходили сразу всем скопом. Тридцать человек вламывалось в столовую, места частенько не хватало настолько, что кому-то из команды даже приходилось есть стоя. В течение недели ребята определились и стали приходить на завтраки и обеды организованными посменными группами, чтобы всем хватило места. Многие из них вообще были людьми весёлыми, добродушными и отзывчивыми. Часто бывало, что кто-нибудь из них помогал с уборкой зала, каждый раз у посудомойки были разные лица, и всем им я был искренне благодарен, подкидывая моим помощникам дополнительной еды с собой. Если же все сильно уставали от работы и не находилось добровольца на уборку — ребята, виновато потупившись, пригоняли мне бота. Так или иначе, работа шла своим чередом, мы помогали друг другу, и на корабле воцарилась совершенно другая атмосфера. Я тоже частенько привлекался к дополнительным простеньким работам, то помогая остальным разгружать материалы, то просто сменял дежурных в патруле, давая им блаженные минуты отдыха. Мы даже вновь начали варить кофе — среди команды нашлась девушка по имени Руби, у которой дома была (своя!) кофемашина, и она без труда смогла управиться с нашей. Я всегда был невероятно счастлив вывалившись с пропаренной кухни застать её у кофемолки и заказать свежего кофейку. Моё счастье стало безграничным, когда она начала приносить мне кофе сама. Так, я потихоньку привыкал к ребятам, а они в свою очередь привыкали ко мне. Их было по настоящему много на корабле из всего экипажа, я запомнил только Руби, помощника Джоэла, его брата Джеффа и ещё парочку ребят. Я старался как мог, балуя их скрэмблами, пастами, салатами, мясными и овощными стейками с грибной подливкой. Я наблюдал в столовой их ошарашенные от увиденных шедевров кулинарии лица, и испытывал что-то вроде стыда. В моих холодильниках можно было найти такую снедь, которую эта разношерстная компания никогда в своей жизни не пробовала. Но теперь они брали в руки, ну, точнее в ложки то, что должно было принадлежать всем жителям Полиса по праву рождения, и наслаждались трофеями. Я был рад предоставить им такую возможность, просто делая свою работу. Однако каждый день я стремился привнести что-то новое в рацион, насколько это позволяли мои скудные запасы бездонных холодильников. Что самое интересное: я чувствовал куда меньше усталости после смен, чем раньше, хотя кормил я в два раза больше народу, работая практически один. Всё-таки обработка в медпринтере здорово пошла на пользу моему организму, но ложиться туда снова мне, впрочем, не хотелось. Всего должно быть в меру, иначе станешь ненормальным, как прежний капитан. Удивительно, насколько оказалась обманчива благородная внешность Роберто Гатти. До сих пор не могу поверить, что он засунул девушку в медкапсулу и держал там её десятилетиями, пусть даже чтобы сохранить ей жизнь. От осознания того, что она, похоже, до сих пор спит там, в тёмных глубинах колодца меня бросало в дрожь. Размышляя над этим я грустно улыбнулся, усердно протирая столешницу камбуза в тёплый вечер одной из моих насыщенных смен.

— О чём задумался, ami? Три давай-ка усерднее, вон, пятнышко пропустил! — на пороге неожиданно возник Леонс, с довольной физиономией наблюдая за моей уборкой. С тех пор, как к власти на корабле пришли повстанцы, я рукой махнул на правила санитарии — все ходили по кухне как у себя дома. Все-таки у этих ребят все было несколько хаотично, но еду никто не таскал, а те, кто пробовал — получал по рукам огромной поварской лопаткой. Среди этих свободных граждан Полиса Леонс явно был в своей стихии.

— Привет, Леонс. — я обрадовался другу, — Могу и тебе тряпку выдать, хочешь?

— Ну уж, нет, спасибо. — отмахнулся француз, — вообще не понимаю, почему ты бота не припахиваешь для таких дел? Что за радость самому ковыряться, у тебя и так работы много.

Я умыл руки, и сняв передник, виновато улыбнулся, протягивая руку в приветствии:

— Привычка. У меня остались кексы, хочешь парочку? Кофе есть только из турки, к сожалению…

— …Ну, в общем, как-то так. — рассказывал мне Леонс чуть позже, когда мы с кофе и кексами сели за столик у закрытых броней окон столовой, — После того, как меня освободили я успел увидеть нашу команду. До того, как их увели, ох и злые они были, ami! Но я был не добрее. Я высказал à cet idiot Стиву всё, что я о нем думал. И остальным тоже. Забудь про них, Джек, они наглухо отбитые кретины! — никогда еще я не видел Леонса таким злым. Желваки на его красивом лице буквально ходили ходуном. Но, отряхнувшись от свежих воспоминаний, он добродушно спросил:

— А как проходят твои первые дни здесь? Уже нашёл себе девушку получше? — он разошелся самой сладкой улыбкой, заставившей меня рассмеяться в ответ:

— Какие девушки, Леонс, видел бы ты, что творилось на кухне, когда я снова заступил на пост кока в новом составе!

Техник отмахнулся:

— Я в тебе не сомневался, Джек, ты неисправимый трудоголик.

— Тысяча бурь! — вспомнил я, стукнув себя по лбу — я ведь обещал ужин Хлое!

— У-у-у, так вот куда твоё сердце смотрит! — Оживился мой друг, — И давно ты свои чувства к ней лелеешь?

— Если честно, почти с тех пор, как впервые её увидел. — покраснел я.

Леонс, явно не ожидавший от меня такой откровенности, расхохотался:

— Ну ты даешь, ami! Ты настолько не делал шагов в её сторону, даже не смотрел на неё! Я и не учуял твоих воздыханий. В тихом зыбуне монстры водятся. Тебе нужно немедленно наверстывать упущенное, господь тебе десятый шанс посылает. — засмеялся француз.

— Мне добраться еще до медблока надо. — проворчал я, смущённо улыбаясь, — вернувшись к работе, я сразу вспомнил, почему выпадал из жизни постоянно. А кормить теперь приходится в два раза больше народу!

— Зато мы с тобой теперь на верном пути. — Леонс похлопал меня по плечу, — И все-таки поменьше бы тебе уборками заниматься, Джек. Подумай насчёт ботов, пусть тебе выделят одного на постоянку.

— Да, мне ребята притаскивают их время от времени. Вижу, тебе происходящее по душе. — Я был искренне рад за друга.

— Шутишь? Я впервые за много лет чувствую себя на своем месте! — в глазах Леонса и правда горел огонь. — Ситуация у нас, правда, так себе.

— Знаешь, я тоже что-то почувствовал. — я разделял чувства моего друга, и увидев его вопросительный взгляд, пустился в объяснения:

— Я шёл на корабль, движимый желанием как-то помочь простым людям, рабочим Полиса. Теперь я кормлю их напрямую, так что можно сказать, у Эйдена я тоже оказался на нужном месте.

— Да, точно! Хорошо, что мы здесь, mon ami. А вся эта чепуха, которой меня пичкали в университете о нашем моральном долге перед Полисом меня не прельщала с самого начала. По мне, так это они задолжали моим предкам, строившим этот корабль! А уж после всего, что мы узнали…

— Ты знаешь, что в том отсеке? — тихо спросил я.

Он посерьезнел:

— Да, Джек, Хлоя мне тоже все рассказала, мы с тобой едва не накидали песку на самое важное событие для всего Полиса. А почему, по твоему, я дерьмом поливаю Стива и остальных? batards malades! — он не на шутку рассердился.

— Ты знаешь, кто эта девушка в саркофаге? — спросил я, — за все время на борту, я настолько был весь в работе, что до сих пор ничего не узнал, ни о Селене, ни о событиях в Полисе. А ребята держат языки за зубами.

— Нет, я не знаю, кто такая эта Селена. Но она явно небезразлична капитану. Может любовница? — француз задумчиво запустил руки в аккуратную челку, — Или дочь? Слушай, с такими разрывами в их продолжительности жизни, она может быть ему хоть мамой. Сколько лет Роберто Гатти в итоге, сто? Бессмысленно гадать, на самом деле. Ты что, Джек, серьезно до сих пор не в курсе, что происходит в Полисе?

— Ну, я же не политик, я просто повар, — обиделся я — ребята передо мной не отчитываются и доступа к информации у меня нет.

Ну, в данный момент мы с тобой и есть в Полисе, Джек. «Колодец-1» завис над портом и находится под блокадой остальных «Колодцев» и боевых крейсеров комитета. — будничным тоном сообщил Леонс, явно предвкушая мою реакцию.

Я не стал его разочаровывать, вытаращив глаза и покосившись на закрытые ставни:

— Какого дьявола, Леонс? Мы все-таки висим над Полисом? Я конечно знал, что мы здесь, но надеялся, что мы смогли убраться подальше! Но почему? Как нас до сих пор не взорвали?

— Точно я тебе сказать не могу, — пожал плечами мой друг, — но наверняка на то есть причины. Я бы предположил, что комитет боится, что Эйден успеет разнести башню, а вместе с ней и весь город, перед тем как нашу старушку собьют. Расслабься, ami, видел бы ты свое лицо, серее кителя!

— Умеешь ты подбодрить! — я нервно отпил кофе, который успел сварить в старенькой турке. — Что в голове у Эйдена?

— Слушай, я не понимаю, какой у этого парня план, но судя по тому, чем я с остальными инженерами занимаюсь в машинных отделениях корабля могу тебе сказать, Джек, мы точно стоим на пороге чего-то грандиозного. — Леонс взял эффектную паузу, сделав большой глоток кофе.

— Ну, Леонс, не томи, что вы там делаете? — не удержался я, ерзая на стуле как перекати-поле. Он только этого и ждал, с улыбкой продолжив:

— Мы готовим все энергоносители корабля к большой нагрузке, небывалые показатели, ami, я такого в жизни не видел. С какой целью — неизвестно, но Эйден точно не собирается воевать: боевые системы поддерживаются еле-еле, думаю для возможной обороны корабля. Я заглядывал в новости Полиса, не спрашивай, как я это сделал, я знаю пару фокусов. Так вот, в городе растёт напряжение, люди бастуют, корпораты «Рассел» разгоняют митинги с применением оружия. Не сегодня так завтра в Полисе может начаться стычка, тогда нас точно ждет боевое столкновение с другими колодцами и военным флотом. Если конечно Эйден что-то не придумает.

— Я хочу расспросить его насчет той девушки из саркофага. Что они собираются с ней делать?

— У меня есть мысли на этот счёт. — Леонс хитро улыбнулся, — мы можем узнать обо всём у наших бывших коллег. Правда, понять бы сначала, где они свои задницы прохлаждают…

— И каким образом, по твоему, мы к ним попадем? — осведомился я, поглощая кекс, — Ты, может, полноправный член команды, а я? Мне вроде ясно дали понять, что я здесь хожу от каюты до кухни и обратно.

— Кто тебе сказал такую чепуху? Давай-ка не выдумывай, братишка! — на пороге кухни возник Джоэл в сопровождении еще нескольких повстанцев, поглаживая аккуратную бороду, он принюхался, — Кофейку еще не осталось?

— Привет, возьми вон там! — Леонс указал на турку у плиты в недрах кухни. Ребята принялись хватать пайки из автоматов, а Джоэл прошествовал к плите, захватив по пути чашку с барной стойки и налил себе кофе, едва не мурча:

— Да, замечательный у вас здесь кофе, просто не нарадуешься. Напиток богов, не иначе! Не то, что эта бурда в Полисе. Ещё немного и у меня кишки бы свернулись от этого сраного «Coffhit»! Долбаные корпорации кормят нас всякой дрянью… о, это у вас тут кексы!? — старпом с вожделением протянул руку к тарелке, — Можно?

— Конечно, бери. — я устало придвинул подсевшему Джоэлу тарелку, остальные ребята, пришедшие с ним в столовую, маленькой группкой устроились в другом углу. Мы немного помолчали, давая повстанцу прожевать кусок кекса, затем, аккуратно утерев усы от крошек салфеткой, он сказал мне:

— Ты может ещё не понял, Джек, но ты — сбежавший из корпоратской тюрьмы заключённый, — и теперь один из нас. Поскольку Эйден дал добро на твою работу, то ты волен делать что вздумается, в пределах разумного, конечно.

— Но Эйден заявил, что я его трофей… — запротестовал было я.

— Трофей! — фыркнул в ответ Джоэл, обмакнув пышные усы в кофе, — Эйден говорит одно, а подразумевает совершенно другое. Ну конечно ты и твой камбуз — его трофей, мы давно так хорошо не набивали брюхо. Давно, — не то слово, — никогда, боже милостивый, мы так славно не кушали! Но это не значит, что ты по-прежнему пленник. Как и твой друг. — с этими словами он похлопал Леонса по плечу.

— Раз такое дело, то может мне не нужно идти к бывшему экипажу? — с надеждой спросил я. От мысли о встрече с ними меня бросало в дрожь. Я категорически не хотел их видеть, после всего, что узнал.

— Ты можешь попробовать выведать информацию у Эйдена. — предложил Леонс.

— Я удивлён, что ты сам до сих пор ничего у него не узнал! — взвился я, — Леонс, если ты чего-то не знаешь, то я не узнаю и подавно!

— Тут я бы поспорил, твоя кандидатура больше подходит для такого диалога.

— Ты так считаешь? — искренне удивился я. Джоэл меж тем насмешливо наблюдал за нашей перепалкой, с наслаждением смакуя кофе.

— Да, я так считаю, ami. — Леонс был абсолютно серьезен, — я советую тебе взять себя в руки, и вспомнить, наконец, сколько внимания уделял тебе Роберто Гатти, думаешь, это не интересует Эйдена? К тому же, ты ведешь бортовой журнал на нашем корабле. Не оставляй его пылиться в углу, этот дневник пригодится людям для изучения ситуации после свержения комитета.

— С каких пор тебя стала волновать политика? — искренне возмутился я, — тебе только юбку найти, за которой погнаться!

— С тех пор, как в ней стали прослеживаться положительные изменения! — с хитрой улыбкой парировал Леонс.

— Туше! То есть пара слов от бывшего капитана в мой адрес и пара записулек в бортовом журнале, по твоему расположат ко мне Эйдена? — Я продолжал раздраженно упираться, в глубине души понимая, что мой друг, возможно, был прав. Я действительно собрал в своем дневнике немало материалов о колодце, и если Эйден раскроет всю правду, то у меня есть все шансы из первых рук представить книгу, которая станет новой главой истории Полиса! Да что там Полиса, — всего цивилизованного мира! Я крепко задумался над этим, а хитрый Леонс, увидев, что попал в цель, даже не стал отвечать на мой последний выпад, допивая кофе с видом победителя. Затянувшееся молчание прервал Джоэл:

— Ты славный малый, вот что я скажу, Джек. Я вижу, как ты тут суетишься и усердно кормишь моих ребят. Я передам Эйдену, что ты хочешь узнать его историю, замолвлю за тебя словечко. Джинн его знает, может он и разоткровенничается с тобой, если ты объяснишь ему что и как. Но он даже мне ничего не рассказывает, а ведь я — его помощник, тысяча бурь!

— Спасибо, Джоэл. — Поблагодарил я, поднимаясь со стула, — Пойду, наверное, к себе. Как вы думаете, что с нами будет дальше?

— Дальше либо мы, либо комитет. — Уверенно ответил Джоэл.

— Все будет хорошо, не волнуйся, mon ami. — Леонс ободряюще улыбнулся мне.

Я кивнул в ответ, и отправился к себе в каюту.

День спешил сменить предыдущий, я работал на камбузе не покладая рук продолжая радовать команду «Колодца-1» сытными завтраками. Прожаривая тридцать омлетов по утрам, я размышлял о блокаде нашего корабля, о том, в каком положении мы все находимся сейчас. Не думать о том, что ты висишь над мегаполисом в окружении агрессивно настроенных военных крейсеров комитета было просто невозможно. Не представляю, каково было участникам сопротивления, которые всё это время были в курсе происходящего. Как они справлялись с этим знанием? Нервы у всех явно были на пределе. Лично я занялся наконец обещанным Хлое ужином. Покопавшись по сусекам, я в течение часа оформил несколько кухонных творений, с удовольствием предвкушая, как она будет рада неожиданному угощению. Ведь я опять исчез из поля ее зрения на много дней, а ужин мы планировали уже больше недели назад! Если всё тонет в зыбунах, то и Эйден подождет, сперва мне нужно было навестить Хлою. Я немного перестарался с количеством еды, поэтому вместо обычного подноса небольшого дрона, они вместительные и левитируют в воздухе самостоятельно, следуя за своим владельцем. Это позволяет не таскать всё на своём горбу. Водрузив на дрона поднос со всеми тарелками и салатницами, я осмотрел камбуз камбуз и поспешил в медблок.

Хлоя? — через пару минут я уже осторожно постучался в медотсек, прислушавшись к шуму внутри.

— Джек, это ты? Заходи!

Я нажал на панель и дверь с шумом открылась и мы оказались с ней лицом к лицу. В ноздри ударил уже привычный запах медикаментов. Я улыбнулся ей:

— Надеюсь, что ты не занята, я немного задержался с ужином, но вот, я здесь!

— Совсем чуть-чуть! — рассмеялась она, уступая мне дорогу. — Ну да. Прошла ведь уже неделя, Джек, ты там опять калечишь себя на кухне, работая до изнеможения?

— Ну, в этот раз обещаю обойтись без потерянных пальцев и отсидок в тюрьме! — улыбнулся я, перешагивая через порог, и театрально демонстрируя ей летящий за мной дрон с подносом, — Прошу, надеюсь, у тебя нет аллергии на рыбу.

— Ну ты и расстарался. — она всплеснула руками — Предупредил бы хоть, что придёшь, я бы переоделась.

— Так а как тебя предупредить, голокомма у меня больше нет, только если записки писать. — рассмеялся я, мельком оглядев ее. Она как обычно была в своей рабочей бело-зелёной форме, но даже в таком костюме она казалась мне неотразимой, как всегда. А вот я в мешковатых поварских штанах и кителе, наверное выглядел забавно. Я покраснел от этих мыслей. Она не заметила мою заминку, с досадой качая головой:

— Да, без голокоммов — как без рук! Мой валяется без дела, даже включить его не могу — Эйден запретил.

— Ты не поверишь, но я недавно подумал точно так же! Без браслета было очень тяжело, когда пришлось пересчитывать все наши запасы. — пожаловался я.

— Ничего удивительного, привыкли — без них никуда. — она вдруг засуетилась, — Ну, ты располагайся, я достану кое-что к столу из моих запасов.

Я сдвинул кресла приемной части медотсека, водрузив на столик между ними поднос с ужином и принялся разгерметизировать контейнеры с едой, накрывая тарелки — я и посуду с собой принёс.

— Вот! — Хлоя не без гордости поставила на стол бутылку вина. Увидев мой удивленный взгляд, она рассмеялась, — Должно быть и что-то хорошее, пока браслетов и слежки нет. На алкогольные бирки теперь тоже не смотрят, вот я и стащила бутылочку. У Роберто Гатти оказался солидный запас вина.

— Вот как. — я понимающе кивнул, маленькими щипцами раскладывая из термоконтейнера горячую пасту по тарелкам, — Да, за какой-то месяц все чертовски изменилось.

— Жаль, конечно, красное полусладкое к рыбе… — Она с сожалением взглянула на бутылку а потом на креветки в сливочном соусе, которые я старательно выуживал из бокса, равномерно распределяя их по тарелкам.

— А вы, я смотрю, гурман! В Полисе рассказала бы, какое вино к чему хорошо пить. — рассмеялся я.

— Ох Джек, я надеюсь скоро все горожане получат много и вина и рыбы к нему и веселья, — мечтательно вздохнула Хлоя, присаживаясь в кресло. Вдруг она снова встрепенулась, — ах, штопор?

— Я принесу. — я вскочил, передавая ей тарелку с её порцией, — Помнишь, где он лежит?

Да, конечно. — ее белая рука с ярко красным маникюром указала на дальние ящики медотсека, — вон там, крайний нижний ящик. Там, на одной из полок должен быть штопор. Да, этот, верно.

Вскоре я вернулся в кресло, поигрывая трофейным штопором в предвкушении:

— Знаешь, я сто лет не пил вино!

— Ещё бы, у нас не так и много виноградников в округе. — Как-то печально улыбнулась девушка, — бокалов на такой случай у меня нет, так что будем из чашек, как на нижних уровнях.

Я открыл бутылку, и мы с удовольствием вдохнули кисло-сладкий винный дух. Хлоя зажмурилась от предвкушения. Затем, я осторожно разлил насыщенно-багровый напиток по смешным разноцветным чашкам, найденным в отсеке.

— Как на нижних уровнях! — повторил я уже в качестве тоста и чокнувшись чашками, мы пригубили вино. На миг в медотсеке воцарилась тишина, мы наслаждались невероятным вкусом столь редкого алкогольного напитка.

— Тысяча бурь! это изумительно! — восторженно воскликнул я, спасибо, Хлоя!

— Тебе спасибо за вкусный ужин, Джек. Приятного аппетита! — она уже с удовольствием дегустировала пасту с креветками.

Наевшись и выпив чудесного вина, мы разговорились о разных мелочах. Я был слегка взволнован: очень давно мне не доводилось пить ничего крепче пива, и вино сладко ударило в голову, путая мысли и слегка заплетая язык. Я краснел, но не от алкоголя а от своей речи, текшей неспешно, как тоненький ручей.

— Знаешь я хотел бы узнать всю правду от Эйдена. — вдруг разоткровенничался я, подкладывая себе салат, — Что связывает их с Гатти, кто эта девушка в саркофаге… Она не даёт мне покоя, я переживаю за её судьбу и хочу все выяснить, но…

— Но ты боишься, что он тебе откажет? — Хлоя, поправив рыжие локоны, заглянула мне в глаза.

— В точку! — я нервно глотнул вина, — У меня есть кое-какие материалы, я пишу, ну, ты знаешь, всякое. Записываю истории о нашем корабле, о нас. Теперь, когда происходят такие вещи мои записи обрели важность. Об этом сказал Леонс и я тоже так думаю, всё это будто обрело смысл, я должен связать картину воедино и передать ее людям Полиса.

— Роберто Гатти вешал тебе лапшу о репортаже, — кивнула Хлоя, — а теперь, выходит, что репортаж действительно необходимо будет провести, когда всё это кончится.

— У тебя есть идеи, что в голове у Эйдена, чем он планирует завершить весь этот бунт?

— Ни малейшей. — пожала плечами девушка, вертя в руках чашку, — Об этом он тебе точно не расскажет, Джек, во всяком случае, Эйден может объяснить тебе свои настоящие мотивы: очевидно, это месть капитану Гатти. Но вот в чём я уверена, так это в том, что у тебя получится выяснить, с чего все началось!

— Мне бы твою уверенность. — я пожал плечами, отставив от себя тарелку с остатками салата, и умолк, погрузившись в раздумья.

— Так или иначе ты попытаешься, и я в тебя верю. Дам тебе совет: не иди к нему с расспросами о Селене или судьбе восстания, ему нет дела до этого. Эйден — себе на уме, используй это в свою пользу! — она тепло улыбнулась и взяла меня за руку. В её изумрудных глазах вдруг заиграли огоньки, — А ты уже был в транспортном ангаре?

— Что? — я не понял вопроса, забывшись от ее мягкого прикосновения, — Ну, конечно, все мы были в транспортном ангаре…

— Да нет же, глупый! — она рассмеялась, уткнувшись в моё плечо — После революции Эйдена ты там бывал?

— Ах после… — я в который раз смущённо покраснел, словно мальчишка, — нет, не был.

Пойдем, — она вскочила, слегка дернув меня за руку, — вечером там теперь собираются ребята, чтобы отдохнуть, увидишь.

— Ну, пойдём, если ты хочешь. — я с трудом поднялся вслед за ней и она за руку потащила меня к выходу. Сам я, если честно, не горел желанием сближаться с ребятами из сопротивления, мне было тяжело принимать изменения, особенно такие радикальные, которые происходили сейчас, и я держался за Леонса и Хлою как утопающий за соломинку, во внерабочее время старательно обходя стороной повстанцев, не стремясь налаживать контакты. Поэтому поначалу к её предложению я отнесся с напряжением, но Хлоя вдруг настолько оживилась, что мне не хотелось её расстраивать, давно я не видел ее такой веселой, да, пожалуй, никогда раньше! Она сбросила с плеч большую ношу и теперь радовалась всему, как ребенок, я не мог позволить себе испортить такой важный момент в её жизни.

Транспортный ангар, оказался запружен народом, когда мы вошли: тяжелый транспортер отогнали в дальнюю часть зала, теперь украшенного гирляндами и наспех собранной мишурой. У входа соорудили импровизированную барную стойку, у которой расположилась часть ребят. А в центре зала, под светомузыку танцевала толпа. Нас встретили как родных, всучив нам с Хлоей по бутылке пива, а через каких-то полчаса мы уже веселились вовсю, танцуя под классику и не только. Мы ритмично раскачивались в такт музыке, тесно прижавшись друг к другу, и я ощущал головокружительный аромат ее огненных волос. Ребята танцевали вместе с нами, подпевая известным каждому песням, смеясь и приплясывая, кто как умел. Это был настоящий праздник жизни, какого я не видел уже очень давно. Удивительно, что здесь не было Леонса, наверное у бедолаги много работы, всё-таки он знает этот корабль лучше других инженеров. Но может это и к лучшему, а то опустил бы сейчас тысячу острот в мой адрес, вогнав меня в краску. Я улыбнулся своим мыслям, завороженно разглядывая разгорячённую танцами Хлою, которая была так близко ко мне и пляшущую толпу вокруг. Что-то в них было. Эти танцующие люди веселились искренне, как в последний раз. Делились историями о прошлом в тесном кружке, куда мы с Хлоей подсели устав танцевать, рассказывали о детях, оставленных в Полисе, о личных достижениях и переживаниях. Строили планы на жизнь после свержения комитета. Эти люди были настоящими, живыми, даже несмотря на импланты которые я подметил у многих из них. Не то чтобы я не считал имплантированных за людей, но у меня к этому всегда было напряженное отношение, это одна из причин, по которой мне хотелось убежать из Полиса. Но с ними «Колодец-1» стал восприниматься мной совершенно по другому. Из внушительной гидродобывающей корпоратской крепости с чопорной командой долгожителей, какой я описывал её в своих записях наша старушка превратилась в настоящий оплот свободных людей. Именно, что свободных. Это ощущение не встретить в Полисе, его не найти ни на одной из его самых опрятных улиц верхнего уровня, и здесь я впервые прочувствовал его. Чувством свободы пропитался практически каждый стальной лист обшивки, даже дышать стало как-то веселее что ли? Тревоги за сегодняшнюю блокаду корабля здесь, среди веселящейся толпы, были забыты, люди полностью отдавали себя празднованию начала новой жизни, жизни без комитета. Они верили в Эйдена, и понимали, что комитетскому Полису, каким мы его знаем, приходит конец, первый шаг уже сделан и теперь всё будет по другому. На эмоциях я поспешил поделиться этими наблюдениями с Хлоей, когда мы снова пошли танцевать. Она лишь счастливо улыбнулась, проведя ладонью по моей щеке и мы поцеловались. Я с лёгкостью позабыл обо всем, отдавшись волшебной атмосфере незабываемого вечера.

Утро застало меня врасплох: проспавшим смену, в сильном похмелье. Я вскочил в постели, сонно соображая, где я, и что происходит рядом со мной сонно пошевелилась едва укрытая Хлоя — и как только мы умудрились уместиться на этой одноместной койке в моей каюте? Вспомнив, что произошло вчера я улыбнулся как дурак, и тут же вскочил, поспешив умыться. Полусонная Хлоя прикрывшись одеялом со смехом наблюдала, как я прыгаю по каюте, пытаясь натянуть брюки.

— Прости, мне надо бежать. — как-то застенчиво пробормотал я, чмокнув ее, — заскочу к тебе вечером.

— Увидимся, Джек. — она улыбалась мне вслед, закусив губу.

Я вбежал на камбуз, не испытывая ни капли стыда за то, что проспал, мне было плевать, я впервые за долгое время чувствовал настоящее счастье и оно наполняло мою жизнь давно забытыми красками. Если честно, меня вообще больше не волновали поварские обязанности, теперь я с нетерпением ждал возможности поговорить с Эйденом.

Тут подкралась новая напасть: по результатам подсчетов сырья, которые я впопыхах провёл днём холодильники начали медленно, но верно пустеть. Про выпечку, омлеты и каши по утрам ребятам скоро придется забыть. Да и откуда было взяться еде без регулярных поставок продовольствия? Я совершенно не понимал, чего ждёт Эйден, но где-то в глубине души надеялся, что Джоэл не забыл о своём обещании и мне удастся спросить его лично. Старпом Эйдена не забыл о своих словах. В течении дня ко мне на камбуз заглянул один из его людей и передал, что лидер сопротивления готов уделить мне «несколько минут». Все сообщения передавались по кораблю вживую, если не было крайней необходимости повстанцы старались избегать применения голокоммов. Я до сих пор иногда по привычке вскидывал руку, чтобы проверить что либо, покопаться в соцсетях или внести записи и сразу же вспоминал слова Хлои: без браслета ты как без рук. Закончив с делами в середине дня, я отправился к предводителю повстанцев. В штаб меня пропустили без проблем, наверное знали, что меня ждут. Я застал Эйдена изучающим что-то в личном компьютере капитана. Кабинет довольно сильно изменился: были унесены почти все вещи, принадлежавшие Гатти, обстановка стала совсем минималистичной: в полутьме каюты я различил чистый стол, угловой диван, пару пыльных книг. Эйден скрючился над низким для него экраном терминала, освещавшим его худое симпатичное лицо, с чистой кожей желтоватого оттенка.

— Здравствуй, Эйден! — поздоровавшись, я застыл на пороге, ожидая ответа.

— Ты знал, что капитан лично вёл файлы по новым членам команды? — спросил он, проигнорировав моё приветствие. — Тут и про тебя есть, вот, послушай: главные качества — исполнительность, трудолюбие, честность. Стеснителен, немного вспыльчив, добр. Скажи, он угадал?

— Наверное, откуда мне знать, со стороны виднее. — пожал плечами я.

— Но есть в тебе парочка сюрпризов, учитывая что ты оказался здесь.

— Я хотел узнать, почему ты здесь, Эйден. — я решил говорить сразу напрямую, пока остатки храбрости не покинули меня, — и откуда у тебя такой интерес к Роберто Гатти? Что вас связывает?

— Какой мне резон утолять твоё любопытство? — резко спросил Божур, и взгляд его холодных глаз впился в меня, — Назови мне хоть одну причину.

— Я веду бортовой журнал колодца, — я начал осторожно закидывать удочку, вспоминая совет Хлои, — в нем я записывал истории о нашем экипаже, но потом я встретил тебя, и мне стало очень интересно узнать твою биографию, Эйден. На мой взгляд, твоя версия происходящего будет намного важнее для обитателей Полиса, чем другие.

— Меня не интересует, что подумают люди Полиса — в голосе Эйдена послышалось раздражение.

Варан тебя задери, получалось не очень, но я не сдавался, продолжив упорствовать:

— Если ты расскажешь мне свою версию событий, я смогу написать правду, которую жители Полиса будут читать из уст непосредственных участников происходящего сейчас, а не из баек СМИ в соцсетях. Если ты поможешь мне закончить этот материал, мы откроем глаза многим образованным горожанам. Я считаю, что такой важный человек, как ты, заслуживает соответствующее место в истории, наравне с Сэмом Расселом. Я не допущу, чтобы ты просто исчез, был забыт, как это провернули со многими репрессированными комитетом раньше!

Я говорил горячо, но в действительности я переживал вовсе не за историю Эйдена. Мои мысли были обращены к Селене. Я очень хотел узнать её историю. Я чувствовал, что в этом был смысл. Неважно, что станет с нами, кто-нибудь найдет записи с накопителя на моём планшете и узнает правду. Её нужно было только написать, книгу нужно было закончить, и только этот человек мог дать мне недостающие крупицы информации. Но Эйден молчал. Я подождал минут пять, и чувствуя раздражение уже повернулся лицом к двери, собираясь уходить, когда меня остановил его гнусавый голос:

— Так и быть. Скажи спасибо Хлое, она замолвила за тебя словечко в качестве уплаты долга за помощь при захвате колодца. А я возвращаю долги. Сегодня вечером я буду в отсеке, где спит Фелиция.

Я сразу понял, о ком он говорил. Вот, значит, какое было её настоящее имя. Я ответил:

— Спасибо, я приду. И ещё кое-что, — я вновь повернулся к лидеру повстанцев, — еды на корабле хватит от силы на неделю, если экономить. Если продолжу кормить в прежнем темпе, то на пайки мы перейдем через два-три дня.

Капитан встретил мою новость молчаливым согласием. Я решил не испытывать его терпение и попрощавшись, покинул кабинет.

В штабе меня поймал Леонс:

— Ну, как все прошло, Джек? — спросил он требовательно тряхнув челкой.

— Да неплохо! — нехотя ответил я, — По крайней мере он меня не послал. Сказал, что будет ждать меня вечером.

Мордашка моего друга приняла самое сладострастное выражение:

— Да нет же, ami, вчера, с Хлоей, как всё прошло?

— Откуда ты… — я покраснел и улыбнулся другу, — все прошло замечательно, Леонс, просто замечательно!

— Ах, молодец, Джек успел всё и сразу! Я в тебе не сомневался. — он искренне улыбнулся в ответ, протянув мне руку, — удачи тебе с Эйденом, выжми из этого пройдохи всё, что сможешь и мне рассказать не забудь.

— Спасибо, — я пожал ему руку, — обязательно расскажу.

В ожидании вечера оставшийся день мог бы тянуться бесконечно, но спасибо большой и голодной команде он был максимально насыщенным. Я потребовал у экипажа бота, который в разы облегчил процесс. Да и к тому же нужен он был всего на пару дней — потом еда просто закончится, о чём я уже все уши прожужжал Эйдену и его помощнику. Интересно, чем я займусь тогда? Полы буду мыть? Ящики разгружать? Больше я ничего и не умею. Впрочем, какая разница, в нашем положении нельзя было загадывать на завтра, единственное, чего я сейчас хотел, это вновь увидеть Хлою. Ну, и завершить наконец мои записи, сверившись с версией Эйдена. Очень тяжело ждать вечера когда весь день на корабле проходит в полутьме за закрытыми ставнями, но я справился. За мной явился Джоэл, вызвавшийся проводить меня к саркофагу, чтобы я «не заблудился». До монорельса было рукой подать, а нужный этаж теперь отображался в терминале, так что заблудиться я точно не мог. Захватив предварительно подготовленный планшет, я выдохнул и в сопровождении помощника капитана отправился к саркофагу.

В монорельсе мне вновь перехватило дыхание от предстоящего зрелища. Сразу всколыхнулись еще слишком свежие воспоминания о карцере, от которых меня натурально трясло. Двери лифта распахнулись, и я вышел в коридор, тот самый, в котором мы с Леонсом чуть не сорвали планы Эйдена, попытавшись вскрыть дверь в отсек с саркофагом, но были пойманы людьми капитана Гатти. В этот раз дверь не понадобилось вскрывать: она уже была открыта, даже боевого бота куда то увели, возможно именно он помогал мне с уборкой камбуза. За открытой дверью я увидел довольно просторный зал, обитый тёмным материалом, таким же, что был в водозаборном отсеке. Мы как раз находились над ним: об этом свидетельствовали многочисленные трубы, поднимающиеся снизу и оплетавшие чуть приподнятую большую капсулу, возле нее спиной к выходу возвышался Эйден. Джоэл не стал выходить вместе со мной, закрыв двери лифта как только я покинул монорельс. На пути к саркофагу расположилось несколько рядов более привычных медпринтеров, между которыми пришлось пройти, чтобы приблизиться к Селене. Заглянув в их маленькие окошки я с ужасом разглядел спящие лица бывших коллег и почувствовал, как мурашки бегут по коже. Вот, где оказалась моя прежняя команда. Вот тебе и «сидят на пайках»! Повезло бывшему капитану, что он успел сбежать, думаю его ожидала участь пострашнее. А ведь я мог сейчас мариноваться там, вместе с ними.

— Я показал им Фелицию поближе, и уложил рядом с ней, это послужит им уроком, пусть прочувствуют толику того, что пережила она за эти десятилетия. — не поворачиваясь сказал Эйден, когда я подошел совсем вплотную. Он гладил длинной худой ладонью стеклянную поверхность колбы саркофага, наполненного желтым гелем. Я с любопытством заглянул через его спину и отпрянул: внутри находилось тело девушки. То что это была девушка я понял только по едва выпиравшим усохшим грудям: она была в очень плохом состоянии. Пожелтевшая кожа, невероятно худое тело, и что самое грустно: на голове Селены вовсе не было волос. Я вспомнил её голограмму, ту версию себя, которую они запомнила в последний раз. С красивыми зелёными глазками и потрясающими длинными светлыми волосами. Мое сердце пронзила настоящая боль: теперь я осознал, почему здесь не было следящих сканеров, и мы с Леонсом смогли пробраться к отсеку так близко. Селена не должна была ни в коем случае обнаружить на корабле саму себя.

— Знакомься, Фелиция Гатти. — Представил меня Эйден.

— Это ужасно. — только и прошептал подавленный я, слегка попятившись и споткнулся об один из медпринтеров, в котором спал бывший пилот — Сэмюэль.

— Я ждал нашей с ней встречи много лет, — не слушая меня продолжил лидер повстанцев, — а помнишь, как вы подобрали меня в пустыне, и ты приходил говорить со мной, Джек Салливан? Я помню, я был тогда в сознании. Роберто Гатти тоже заглядывал, но он не узнал меня, ещё бы он смог, я был совсем юн, когда мы виделись с ним последний раз.

— Тогда откуда такая к нему ненависть? — я, стараясь не смотреть на саркофаг, подготовил планшет.

— Он — предатель. — Божур смотрел в лицо спящей Фелиции говорил это совершенно спокойно, будто озвучивал всем известный факт, — Роберто Гатти предал всех нас, предал Полис и Сэма Рассела, спевшись после его смерти с советником Дамираном и нынешним комитетом. Ну как, смерти, формально, Сэмуайз Рассел и не умирал…

Весь мир который я знал был раздавлен за минуту. Я замер, с планшетом в руках. Сэм Рассел, легенда, которую кое-кто из людей считал божеством, был жив? Эйден молчал, давая мне время а я не в силах был задавать вопросы, в шоке переваривая услышанное. Наконец, сделав пометку в планшете я смог выдавить из себя:

— Пожалуйста, продолжайте.

— Мой отец, Милан Зекавица, был ведущим биоинженером при Сэме Расселе. Именно он подтвердил теорию о том, что вода, добываемая с помощью дейнотеридов, может очищать и обновлять организм на клеточном уровне. После этих достижений они пошли дальше, создав на основе гидродобывающей технологии другую, которая была способна предотвратить наступающий катаклизм засухи. Так началось проектирование «колодцев» Сэм Рассел действительно смотрел будущее, он был невероятным человеком.

— Вы знали его? — ощущая какой-то необъяснимый трепет, спросил я.

— Они с моим отцом стали друзьями. Мы прибыли из Сербии в 2071 году, по приглашению лично Сэма Рассела. Я тогда был несмышленышем. — на мгновение холодный голос Эйдена смягчися, но лишь на мгновение, — когда они с отцом и другими ведущими учеными занимались исследованиями и проектировали колодцы я поступил в институт, готовился стать пилотом одной из этих машин. Помню как я был горд тем, что меня ждёт. Мой отец рассказал мне невероятные вещи.

Он замолчал, собираясь с мыслями. Я воспользовался паузой чтобы свериться с заметками в планшете и подправить их. Получается, Эйдену было за шестьдесят! Если ему столько лет, то Леонс был недалек от правды, когда навскидку дал Роберто сотню. Всё это с трудом укладывалось в моей голове.

— Роберто Гатти. — Прошипел Божур, — этот слизняк тоже работал в команде «Рассел». Он такой же капитан, как я учёный! На деле он помогал моему отцу в проекте, был его правой рукой во всех делах, Милан доверял ему во всех вопросах. Если я едва был знаком с Сэмом Расселом, то Гатти я знал с детства. Они построили «Колодцы», в которых были установлены эти саркофаги. — он мрачно кивнул на колбу, в которой лежала Фелиция. — это своего рода сердце корабля, это — его штурвал, Джек Салливан. То, как сейчас летает ваш корабль это лишь план «б», запасное управление. Настоящая синергия человека с кораблем должна была происходить здесь, но эти изменения невозможно обратить.

— Но зачем? К чему такие крайности? — я поднял брови, едва успевая записывать за ним.

— Это позволило бы ученым и самому Сэму Расселу искусственно продлить себе жизнь, чтобы точно довести проект до конца, не покинув этот мир раньше необходимого срока. К тому же они должны были перейти на новый уровень. Это должно было стать своего рода возвышением. Человек не просто становился единым организмом с кораблём, он отдавал свой разум единой системе. Вступал в симбиоз с остальными девятью колодцами. Это было нечто, вроде коллективного разума. «Колодцы» должны были взять дальнейшее правление на себя, это могло принести Полису процветание в прямом смысле слова. Учёные хотели модифицировать свое творение, передав свои знания созданным машинам, которые смогли бы контролировать борьбу с катаклизмом еще долгие века. А обслуживанием «Колодцев» занялись бы мы, жители Полиса. Таков был замысел. Но нюанс в том, что технология была экспериментальной, и связав свою жизнь с этой капсулой ты больше никогда не сможешь вернуться, тебя поглощает сотворенный учеными разум “колодцев”.

— Выходит в каждом колодце сейчас заключено тело учёного, занимавшегося проектом? Я думал, что создатели Полиса и их наследники сейчас правят в комитете…

— В комитете сейчас правят шарлатаны! — тихим, но резким тоном прервал меня Божур. — все они обманщики с Дамираном во главе, пляшущие под дудку Роберто Гатти. Когда проект был на финальной стадии и все ученые погрузились в эти саркофаги для создания коллективного разума — настоящего комитета, сыграл личный фактор. Фелиция Гатти — дочь Роберто была смертельно больна. Он был в отчаянии, технология медпринтеров лечит организм от старости, но от некоторых заболеваний она спасти не могла. А вот саркофаг — это другое. Подпитываемый мощью корабля он тоже не был в состоянии вылечить от всех болезней, но он мог позволить телу человека не истлеть, пока он будет находиться внутри, ради этого отчасти он и создавался.

— И Роберто Гатти погрузил в саркофаг свою дочь… — с ужасом прошептал я.

— …Вместо себя. — закончил мою догадку Эйден, — Не знаю, что он наговорил ей, как убедил пойти на это, но уговорами или силой он погрузил ее в синергию с колодцем. Наверное он не верил в то, что из саркофага живыми не возвращаются — фыркнул Божур, — он надеялся, что сможет объяснить свой поступок созданному ими разуму, который будет вынужден работать в синергии ничего не смыслящей девушкой, а даже одна голова без знаний может сильно усложнить мыслительный процесс этого сложного коллективного существа, создававшегося десятилетиями. Гатти наделся, что у него будет теперь много времени чтобы объясниться, найти лекарство и вытащить свою дочь из саркофага, чтобы вылечить её. Но всё вышло намного хуже. — Эйден замолчал, давая мне минуту на передышку. Вздохнув, он продолжил, в его голосе сквозила горечь:

— Я уже выпустился и служил техником на «Колодце-3», когда Эксперимент подошел к финальным испытаниям. В синергию на нашем корабле должен был вступить мой отец, и он был готов пойти на это, как бы я ни отговаривал его. Учёные порой душу способны положить за свое дело, не говоря уж о своих родных. Милан Зекавица был как раз из таких. Он не прислушался к моим доводам и лёг таки в этот проклятый саркофаг. — Я заметил, как хрупкая ладонь Божура покоившаяся на стекле капсулы сжимается в кулак, — он пообещал, что свяжется со мной, как только «станет колодцем». Но он лгал. Как он мог связаться со мной, если после синергии его больше не могло быть? Он должен был исчезнуть, слиться с коллективным разумом остальных машин, отдав «Колодцам» свои знания. Он говорил о том, что создатели подобных масштабных проектов должны испытывать их сами, не возлагая эту опасную ношу на других людей. Тем более все это проектировалось именно как хранилище их знаний, создававших всё это. А ублюдок Гатти засунул в коллективный разум величайших умов свою несчастную больную дочь!

— Не представляю, что бы я делал на его месте, — пробормотал я.

— Это эгоистично. — сквозь зубы прошипел Эйден, — жертвовать судьбой целого народа ради одной девушки.

Я не стал отвечать. Эйден может обвинять капитана Гатти в эгоизме, но он сам явно организовал бунт лишь ради личной мести Гатти. Я был отчасти согласен с ним, но что-то внутри меня по прежнему болело: залезть в саркофаг оставить эту жизнь и умирающую Фелицию или спасти ее? Не хотел бы я оказаться перед дилеммой Роберто Гатти. Неудивительно, что он совсем съехал с катушек за эти десятилетия.

— Когда мой отец и остальные погрузились в стазис, они не должны были уснуть, как Фелиция, — он кивнул на мирно спавшую девушку, — разум машин должен был проснуться, и использовать мозг ученых в качестве процессора. Планировалось общение “колодцев” с обслуживающим персоналом посредством ИИ, которые они должны были создать по образу каждого ученого из комитета, вступившего в синергию. Машины должны были доложить о своем состоянии, и затем приступить к реализации дальнейших алгоритмов по управлению городом. Однако девушка была в очень плохом состоянии, когда Гатти сунул её в саркофаг. Болезнь Фелиции уже поразила её мозг, и влившись в коллективный разум машин, она погрузила его в кому, не давая проснуться. У команды корабля было много директив на разные случаи, эксперимент ведь был настолько же рискованным, насколько и масштабным. Но такой ситуации не предполагал никто. Ведь сами ученые прошли обследование и были в отличной форме. Так мы разом лишились всей верхушки «Рассел» в том числе и самого Сэма Рассела. Мы ожидали получить разум, который поможет контролировать ситуации а в результате лишились всего за несколько минут. В этой заминке командование взял в руки Роберто Гатти. Команды «Колодцев» и чинуши «Рассел» послушали его, потому что он был единственным из оставшихся членов комитета, и всё ещё имел авторитет. Дело удалось замять внутри корпорации. Корабли на ручном управлении вернули в порт, Жителям Полиса объявили о том, что Сэм Рассел якобы умер от приступа, а испытания «Колодцев» прошли успешно и теперь мы все заживем счастливо. Всех нас, участвовавших в испытаниях, заставили подписать персональную декларацию о неразглашении под страхом расправы.

— И что было дальше? — Жадно записывал я.

— Дальше Роберто начал понимать, что он натворил. Быстренько посадив на свое место Дамирана и прочих клоунов из нынешнего «комитета» он пустил все на самотек, заделавшись «капитаном» “Колодца-1”, он хотел быть рядом с Фелицией, делал все, чтобы найти лекарство и способ вытащить её из саркофага. Он настолько боялся навредить ей, что даже не проводил косметический ремонт корабля, который делали на остальных колодцах, выдав их горожанам за «новые».

Так вот чём тут на самом деле занимался Дэйв Хардман! Помогал Роберто привести Фелицию в чувство. Интересно, знает ли Хлоя что-нибудь про это? Очень надеюсь, что не больше меня.

— Я, между тем, был поближе к моему отцу. Искал способы пробудить корабль где находился его саркофаг. Я дослужился до помощника капитана и получил доступ к медкапсулам, благодаря которым я жив и молод до сих пор. Медкапсула может растягивать твое жалкое существование на десятилетия, но разум этой штукой ты нихрена не вылечишь. — при этих словах он внезапно развернулся ко мне, постучав тонким длинным пальцем по виску, — Потом я собрал неравнодушных повстанцев смог захватить корабль, инициировав его «блокировку». Я знал, что Гатти не станет разбираться с этим, как и пустоголовые комитетские куклы, ему было не до того. Так всё и тянулось до сих пор. Я собирал вокруг себя тех, кто хотел бороться с коррумпированным комитетом, открывал им всю правду и ждал удобного момента. Похоже он представился недавно, когда Роберто смог выудить частичку разума своей дочери, окончательно повредив мозг бедняжки. Нам пришлось вновь усыпить ваш “колодец”, как только мы захватили корабль, чтобы пробужденная машина не навредила своей нездоровой активностью остальным ещё больше. Из-за пробужденного яйцеголовыми мозга, Фелиции, угрожавшего всем машинам и «Колодцу-3» в том числе, мне пришлось перейти к решительным действиям сейчас. Теперь, когда она в моих руках, бесхребетный комитет и пальцем не тронет наш корабль без приказа своего лидера, а Роберто Гатти никогда в жизни не разбомбит корабль, пока на борту находится его дочь. Выкрасть её специальной группой корпоратских псов у него не получится, никуда ей из саркофага не деться и он это знает.

Идеальный план по захвату корабля-заложника.

— Это странно, мне казалось, она вела себя абсолютно адекватно. — удивился я, — Получается, что Селе… Фелицию не спасти?

— Джек Салливан, ты вообще слушал, что я говорю? Ты считаешь, что амнезия вплоть до потери своего имени — это адекватное поведение здорового индивидуума? Как ты спасешь человека, тело которого в нашем мире уже лет тридцать держит только клапан с гелем? Её разум давно исчез в симбиозе с «Колодцами», то что ты видел — лишь мимолетный образ, воспоминание, вырванное из спящего разума этих машин и использованное как ИИ. Здесь с нами остался только её пораженный болезнью организм, который отравляет весь симбиоз коллективного разума. Самой девушки нет, она пропала с того самого момента, как Роберто положил её в этот саркофаг. Некомпетентный кретин рассчитывал что сможет её вытащить. И как только ему выпала честь занять место подле таких великих людей как Сэм Рассел и мой отец! — На этот раз воспаленный лёгким безумием взгляд Эйдена буквально поглощал меня. Я не нашёлся, что ему ответить на это. Удрученно пожав плечами я опустил руку с планшетом, прекратив писать. Значит, Селены и не было. Это было лишь эхо, воспоминания, теперь принадлежавшего спящей машине, поглотившей её десятилетия назад… Собравшись с духом, я подошел к саркофагу с телом Фелиции Гатти, чтобы попрощаться. Я знал, что ничто в жизни больше не заставит меня вернуться сюда.

Я задумчиво погладил стекло саркофага, рассматривая её лицо, скрытое под маской многолетнего спокойного сна. Вот мы и встретились, девочка. Кто бы мог подумать, что тебя давно уже нет? Ты была такой настоящей, когда мы повстречались, что сама в это поверила. О чём ты мечтала? Что сказал тебе твой отец, перед тем, как погрузил тебя в вечный сон? Это тебе мы обязаны тем, что произошло за эти годы с нашим городом? Нет, ты не виновата в этом, ни сколечки. А ведь мы только познакомились, я так надеялся услышать твой голос в темноте карцера. Но ты не пришла, ты просто не могла. Потому что тебя нет, и никогда не было, это так странно. Ведь я говорил с тобой, а выходит, что общался с призраком. Прямо как сейчас.

Я убрал планшет с записями и украдкой утерев слезу, прохрипел Божуру:

— Спасибо, что рассказал мне свою историю. Это было по настоящему важно.

— Моя история ещё не завершена, Джек Салливан. Когда откроется занавес ты увидишь всё сам. — Сказал мне Эйден, и отвернувшись, он вновь уставился на саркофаг. Эти помпезные слова не вызвали во мне ожидаемого эффекта. Я поспешил покинуть зал, не в силах больше в нём находиться.

То, что я смог узнать, я не мог нести в себе ни минуты. История была куда запутаннее чем я мог представить, каждый вопрос порождал несколько новых. Я понимал, что за один вечер Эйден был не способен удовлетворить моё любопытство да и, очевидно, он не собирался заниматься этим. Придя в себя я тут же собрал Хлою с Леонсом у себя и выложил им все, как на духу. Моя девушка и мой лучший друг выслушали мой рассказ в гробовом молчании, не сбивая и не задавая уточняющих вопросов, лишь переглядывались на самых острых моментах моего повествования и иногда кивая словно бы соглашаясь с услышанным. Когда я закончил повисло молчание, после чего Леонс абсолютно серьёзным точном подвел итог:

— Ну, теперь-то все встало на свои места.

Хлоя, задумчиво глядя куда-то в сторону, согласно кивнула его словам. Я посмотрел на них двоих, абсолютно ничего не понимая:

— Леонс, ты что-то понял в этом?

— Да, ami, теперь я всё понял. Я понимаю, в чём состоит план Эйдена. — как-то грустно ответил он, но встрепенулся и более оживленно добавил: я не хочу портить интригу, Джек, мы точно не пропустим это шоу, я тебе обещаю. Ты большой молодец, что смог всё выяснить, но возможно, собранные тобой знания не пригодятся жителям Полиса в будущем.

Я бы обиделся на его последние слова, если бы понимал, о чём же он говорит. Между тем француз встал, собираясь уходить. Он как-то чересчур заботливо сказал мне:

— Что ж, думаю уже поздно и ты устал, завтра нас ждёт работа, мы… — он осёкся, улыбнувшись Хлое, — то есть я оставлю вас. Отдохните, как следует, голубки.

— Что он имел в виду? — спросил я у Хлои, мирно прикорнувшей на моем плече, когда Леонс вышел из комнаты. Она мягко обняла меня, сказав:

— Джек, милый, пойми, для нас это удар не меньший, чем для тебя. Я и Леонс — мы третье поколение преданного и всеми забытого комитета. Нас всё это время вводили в заблуждение, от нас скрыли наше настоящее предназначение. Нам нужно время, чтобы принять это и начать жить дальше. Полис ждут перемены.

Я не стал донимать Хлою расспросами, просто погладив рукой её рыжие волосы, рассыпавшиеся по моему плечу. Нам всем нужно было отдохнуть.

Следующий мои дни прошёл в поварских и журналистских хлопотах. Из того, что оставалось в холодильниках, я, как старый Бог умудрялся кормить тридцать человек экипажа жалкими остатками провизии. После чего сваливал всю уборку на бота и спешил к себе в каюту, где складывал все собранные разношерстные факты воедино, редактируя и формируя бортовой журнал моего корабля. Так я провёл пару бессонных ночей, после которых кашеварить было в разы тяжелее. Я с напряжениям отсчитывал дни до того как сырье в холодильной камере закончится, но беда пришла откуда не ждали: на борту резко закончилась вода. Видимо за то время, что колодец стоял в порту, он успел отгрузить основные запасы в ангары, оставив экипажу тот минимум, на котором мы держались эти несколько недель. Приготовив ребятам завтрак я вышел в зал, и похлопав поварёшкой по половнику, объявил собравшимся:

— Ребята, это наш последний завтрак, я был рад обслуживать вас, но воды для готовки больше нет, я приостанавливаю работу камбуза на неопределенный срок. Спасибо вам за понимание!

Ребята на минутку оторвались от тарелок, и выслушали моё маленькое объявление. Кто-то понимающе кивал, кто-то недовольно ругался и ворчал, но факт оставался фактом: вода на корабле заканчивалась. В который раз передав кухню на попечение трудяге боту я отправился искать Эйдена, чтобы сообщить ему эти новости. В штабе лидера повстанцев не было, зато я смог отыскать Джоэла, нервно осуждавшего что-то с членами экипажа. Кое-как добившись его внимания яркими жестикуляциями я сказал:

— Джоэл, я не могу найти Эйдена, на кухне закончилась вода, совсем закончилась, понимаешь? Мне суп не на чем ребятам сварить! — Ворчал я, ожидая от старпома какой-то конкретики. Но он явно пропустил мою беду мимо ушей, рассеянно озираясь и суетясь. Когда я вновь стал донимать его он нервно ответил:

— Послушай-ка, Джек, Эйден всем велел собраться в штабе к одиннадцати утра, вижу, что ты уже здесь, так что будь так добр, присядь, и подожди, мы всё решим. Он поднял “Колодец-3” и гонит его сюда, что-то будет. Не до тебя сейчас!

Я удивился, но спорить не стал, видя, что сейчас Джоэлу действительно не до моих проблем. Рассеянно кивнув, он поспешил куда-то к монорельсу.

Постепенно штаб начал заполняться людьми. В воздухе висело волнение: тревожная новость о том, что вода кончилась быстро распространилась по колодцу.

Внезапно кто-то приобнял меня за талию, и из-за моей спины с горящими глазами выглянула Хлоя. Я улыбнулся и поцеловал её, на миг забыв обо всём.

— Салют! Ох, ну не в штабе же, голубки! — к нам ухмыляясь, вальяжно подошёл Леонс, державший руки в карманах великолепных брюк. Одет он был в парадный синий костюм.

— Леонс, и ты здесь. Что происходит? — спросил я у них.

— Не знаю. — ответил француз, разглядывая свой маникюр, — Мне сказали явиться в штаб, я решил, что надо приодеться по такому случаю.

— Выглядишь великолепно. — улыбнулась ему Хлоя.

— Спасибо, моя хорошая, ну что ты, не говори таких вещей при нашем поваре, а то твой elu в клочки меня разорвет, да, ami? — Леонс ухмыляясь подмигнул мне. Я, улыбаясь, закатил глаза.

Мы стали ждать назначенного времени. Зал заполнялся народом, становилось все душнее несмотря на то, что было еще довольно раннее утро. Стоял тревожный галдёж, Джоэл с потерянным лицом ходил вдоль рядов собравшихся повстанцев, проверяя все ли здесь собрались.

Вдруг, колодец затрясся, заставив всех мигом притихнуть, переглядываясь друг с другом. Пол под нами ходил ходуном, в повисшей тишине корабль издал душераздирающее пение. Так пели погибающие киты, чудесные мифические создания, жившие раньше, я видел их в одном из старых документальных фильмов о море. Песнь прервалась, погрузив нас в мертвую тишину на несколько минут. Затем, корабль вздрогнул, и запел вновь. В новых тональностях его песни было всё:

скорбь и величие,

нежность и красота,

горе и ярость.

Пение широким эхом отдавалось в окрестностях снаружи, оно было уверенным и статным. Слышать как твой корабль, молчавший десятилетиями, вдруг запел, было невообразимо, я почувствовал, как Хлоя крепче сжимает мою руку. Внезапно, яркой вспышкой на капитанском мостике возникла чёткая голограмма Эйдена. Штаб наполнился восторженными криками, свистом и аплодисментами. Повстанцы ликовали. В моей голове стремительным вихрем пронеслась тысяча мыслей: Эйден лег в саркофаг, заняв место Фелиции, и излечил коллективный разум машин. Он решил прервать её жизнь ради своих целей? Ну конечно, он пошёл на это. Какой же я дурак, как я сразу не разгадал его задумку? Я понимал, что за эти годы у него было много времени, чтобы все взвесить решить и пойти на это. Самоотверженно, но жестоко. Но было ли это жизнью? Нет, скорее существованием. Бедняжка Фелиция исчезла давным давно, как и Божур Зекавица, сменивший ее на жутком посту этим утром. Джоэл стянул с головы повязку, с каким то благоговением взирая на голограмму капитана. Образ Эйдена ничего не сказал своей бушующей от радости команде, он повернулся к лобовому окну кабины, сложив руки за спиной и защитные панели медленно раскрылись перед ним, словно занавес, открывая нам прекрасный вид на Полис, залитый рассветным солнцем. Я прищурился, пытаясь рассмотреть происходящее снаружи и закрывшись рукой от утреннего света — за недели, проведенные в полутьме коридоров корабля глаза напрочь отвыкли от солнца. Наш «Колодец-1» действительно висел над портом, между нами и городом полукольцом зависли остальные «Колодцы». Здесь были все: бордовый четвёртый и белоснежный седьмой, ярко-жёлтый восьмой красовался рыжими полосами на боках, серым голубем над ними завис второй, пятый, девятый, шестой — все колодцы были новенькие, красавцы, как на подбор в отличие от нашей старушки. Они парили перед нами, ощетинившись бортовыми орудиями. За ними боевым строем несли стражу крейсеры комитета. Вокруг словно саранча метались дроны и мелкие транспортники. Но что-то менялось. Один за другим, колодцы вздрогнули, и тоже разразились многотональным пением. Откуда-то со стороны пустыни раздался ещё один мощный вой — то откликнулся пробудившийся «Колодец-3», на котором в своём саркофаге проснулся исцелённый от лихорадочного забытья мозг Милана Зекавицы. Я будто воочию увидел, как его машина просыпается, сбрасывая с своего корпуса песок, и медленно, но уверенно поднимается в воздух. Теперь они навсегда воссоединилсь с Зекавицей младшим. Я видел, как внизу, на улицы города словно маленькие термиты высыпают люди, скандируя что-то, размахивая руками. «Колодцы», обмениваясь друг с другом обрывками песен стали медленно разворачиваться, вставая с нашим кораблем в один боевой строй. Наведя бортовые орудия на военный крейсеры они угрожающе двинулись вперёд. Наш корабль занял свое место в строю остальных машин, двигаясь вслед за ними в строгом порядке, как единый организм. Я завороженно рассматривал их, гадая, в каком же из них вступил в синергию великий Сэм Рассел. Что чувствует сейчас созданный им коллективный разум, сквозь сканеры наблюдая то, во что превратили его город? Есть ли у него чувства? Между тем военные крейсеры, явно не ожидавшие такого поведения от остальных колодцев, попятились, открывая нам путь к Полису. Внезапно, один из них попытался дать залп бортовыми орудиями, подорвав обшивку «Колодца-4» и заставив нашу команду разразиться озлобленными и испуганными криками. Все как один колодцы развернулись к обидчику, обдав его мощными ответными залпами орудий. Наш корабль сотрясло отдачей, едва не повалившей всех с ног — бортовые орудия «Колодца-1» не дремали. Уши заложило от мощного гула крупнокалиберных туерлей. Передовой военный крейсер вспыхнул, словно угасающая звезда и рассыпался тысячами ярких осколков. Часть горящих обломков, к сожалению, полетела на крыши домов Полиса. Хлоя в ужасе прижалась ко мне, я обнял её, шепча на ухо глупые обещания, что всё будет хорошо, а сам не мог оторваться от картины боя. Командам остальных крейсеров не хватило духу вступать в схватку, они отступали, стараясь держать нас на прицеле. «Колодцы», устранив досадную помеху на своем пути, словно стая птиц обратным клином устремились к башне комитета, залпами орудий громя на пути наземные ПВО города. наш корабль поднимался всё выше и выше — к вершине башни, на которой располагалась платформа верхнего уровня Полиса. Окружив башню со всех сторон, корабли угрожающе урча заняли места каждый над одной из девяти платформ комитетской башни — к ним уже успел присоединитья Корабль Милана Зекавицы. Его облезлый, проржавевший «Колодец-3» завис над третьей платформой сверху. Наш корабль занял своё место над самой верхней платформой. Сканеры услужливо вывели нам на терминалы штаба картинку происходящего под днищем нашего корабля: колодцы явно послали какой-то сигнал, заставивший платформы башни комитета поменять форму, трансформируясь и ломая надстроенные на них за эти годы скульптуры, фонтаны, раскалывая словно яичную скорлупу бассейны, крыши пентхаусов, асфальтированные дорожки, сбрасывая вниз припаркованные транспортники. Платформы раскрыли лепестки обшивки, словно бутоны стальных цветов, и наши корабли, как шмели устремились в открывшиеся ниши, со скрипом и хрустом проламывая на пути то, что осталось от великолепия верхнего уровня, построенного на их гнездах за время правления ложного комитета. Где-то там, в развалинах былой роскоши исчез и «Танцующий дождь» — заведение, которому я отдал лучшие годы своей жизни. Едва все колодцы заняли свои позиции, как башню охватила дрожь: из шпиля в небеса устремился луч бледно-голубой энергии, поддерживаемый явно за счет кораблей.

— Вот оно что, — услышал я изумленное восклицание Леонса, стоявшего рядом с нами, — поразительно!

Мы все как один разинув рты пялились в верхние окна кабины, завороженно наблюдая, как над городом собираются облака. И тут меня осенило: то, что я видел во время добычи воды — это и были облака! Искусственные облака, которые они пытались собирать как воду, жалкая пародия того, для чего на самом деле предназначена наша старушка! И это было всё, что комитет смог выжать из огромного потенциала кораблей, который не был раскрыт все эти годы, жалкие потуги, которыми выживали наши люди десятилетия! Это всё равно что доить корову за хвост! Эйден По-настоящему унизил Роберто Гатти, уничтожив его жалкий обман. Осуществив свой план и пробудив машинный разум, он наглядно продемонстрировал бездарность и бесмысленность действий, предпринимавшихся руководством десятилетиями. Комитет Полиса был фарсом, тенью настоящей технократии, машины которой демонстрировали сейчас всю мощь инженерной мысли. Над башней стремительно собирались облака, вот уже над всем Полисом нависли набухшие темно-синие тучи. Все как один, мы рванулись на верхнюю палубу, где «Колодец-1» любезно открыл люки для всех желающих. Едва мы высыпали наружу, как с неба на землю: кап-кап! Я будто во сне чувствовал, как на лицо, на ладони разбиваясь каскадом брызг падают огромные, тяжёлые капли, предвещавшие мощнейший дождь в моей жизни. Он не заставил себя ждать: настоящий град упал на нас с небес! Такого мощного потока дождя я не видел никогда! Забыв обо всём мы обнимались, кричали, смеялись и танцевали под бушующим над мертвой пустыней дождём.

Дождём, возвещавшим о скором конце многолетней засухи.