Пришельцы с планеты Земля

Город нерях

Они вышли из кабинета Наг-Тусса втроем. Капрала должны были отвезти к его подчиненным, но Кубик попросил ученых показать ему сперва город. Увидеть, что из себя представляет столица нерях, Ханна, днем, ему не терпелось. Лог-Фар и Рей-Ваг, так звали ученых, перебросившись всего лишь тройкой слов, согласились.

— Наша машина закрыта от посторонних глаз, — предупредил разведчика гладковолосый Рей-Ваг, — в вашем распоряжении останется только два небольших оконца.

Робот кивнул.

Оба ученых, привыкнув к своему городу, занялись разговором, зато Кубик смотрел во все глаза.

Их машине приходилось вилять по мостовой, чтобы не въехать в груды мусора или в брошенную старую машину, которые были здесь повсюду. Почти на каждой груде сидели черные нахохленные птицы, похожие на земных ворон, и сердито кричали на проезжающие машины. Они уже считали, видимо, себя хозяевами этих улиц и куч всякого хлама на них.

Потом Кубик обратил внимание на деревья, которые когда-то были посажены на улицах. За все время пути он увидел только одну зеленую ветку, остальные были либо обломаны, либо грубо обрублены. На стволах деревьев — везде, везде — были следы рубки. Но терпения свалить дерево у рубщиков не хватало, и деревья так и стояли, постепенно мертвея, оголяясь, высыхая, становясь насестом все для тех же черных птиц.

В небе эти птицы летали хлопьями сажи над угасающим пожарищем.

Еще о пожаре говорили железные и чугунные остовы уличных скамеек, на которых, однако, не огонь, а человеческая рука уничтожила все дерево.

С этой ненавистью к скамейкам Кубик был знаком еще на Земле и всегда удивлялся ей, как тому, что невозможно объяснить никакими знаниями человеческой психологии.

Людей разведчик увидел совсем мало, наверно, они сидели дома, где все-таки больше порядка, чем на улице.

По земле шныряли крысы величиной с кошку. Они не боялись ни машин, ни людей, ни птиц. Когда люди переселятся на другую планету, здесь образуются два враждебных племени — крыс и черных птиц. Кто из них победит — неизвестно…

Красивые некогда дома были обшарпаны, водосточные трубы свисали так и сяк, со стен за ними обвалилась штукатурка, из-за сырости дома поросли зеленым мхом.

Дверей в домах Кубик не увидел ни одной.

Разбитые стекла в столице Ныреха заменяли чем-то похожим на картон или фанеру, а дыры были заткнуты старыми подушками, из которых мелкие птицы вроде воробьев таскали пух.

Машина въехала на мост, и здесь Кубик испугался — перила его были сломаны, подведи их рулевое управление и они ухнут в воду, где запертый в металл человек в одно мгновение очутится на дне.

Кубик глянул налево и направо в сторону реки и не увидел воды. Поверхность реки покрывали: старые столы, плывущие чаще всего вверх ножками, сломанные стулья, ящики, драные шляпы (иногда с перьями), дохлые кошки и крысы, доски, бочки, кастрюли, консервные банки, бутылки… Раздвигая все, ползла полузатопленная лодка, в которой плавали гнилые желто-зеленые то ли овощи, то ли фрукты, кое-где поблескивала серебряным боком дохлая рыба, медленное течение несло какую-то зелень, пучки соломы… Еще плыли куклы с оторванными руками или ногами, вырванные с корнем деревья, диван, на спинке которого пассажиром ехала черная птица…

Кубик так засмотрелся на этот сплав мусора и старья, что не расслышал вопроса, обращенного к нему, и спросил сам:

— А куда, скажите, все это несет?

— В море, разумеется! — сердито ответил Лог-Фар. — Оно сейчас выглядит не лучше этой реки. В нем давно уже никто не купается. Былой живности там нет и в помине, зато расплодились невиданные хищные рыбы, которые научились выскакивать из воды на берег, чтобы ухватить смельчака, близко подошедшего к воде, за ногу. А еще они ловят птиц, которые бродят по берегу. Я боюсь, как бы у них не выросли крылья…

— Вы не могли бы объяснить мне, что произошло с жителями Ныреха?

Лог-Фар недоверчиво посмотрел на железный куб, повернувшийся к нему носом и прорезями для глаз. Разведчик догадался и стащил голову робота с плеч. Увидев перед собой лохмы волос и человеческие глаза, ученый кивнул.

— Такое у всех одинаковое настроение. Он охватило нырехцев постепенно, это настроение похоже на эпидемию болезни. Похоже еще на то, что планета влетела в некую отравленную унынием туманность и пока та не кончится, мы все будем больны. Что можно сказать о нашем настроении? У рабочих при виде станка опускаются руки. Инженеры больше не конструируют, они предпочитают курить и рассказывать анекдоты. Поэты, как один, пишут полные отчаяния и ругани стихи. На прозаиков болезнь подействовала по-особому: у них в головах смешались времена, и древние герои на их страницах стали крутить ручки современнейших приборов. Холсты художников напоминают разгром в посудной лавке, у кого больше разгрома, тот и гений. Ученые еще держатся — у них другие горизонты и другие авторитеты, то есть, не политики, и не поэты — но и эти начинают сдавать. Настроение, оказывается (а оно заразно), — главное условие творчества, залог смелой мысли, неожиданного решения, блеска догадки. Она не сверкнет, если у человека в голове туман, морось, слякоть и гниль…

Планета стремительно покатилась к упадку. И когда дальнейшая жизнь на ней стала просто невозможна — вы видели, что представляет собой столица Ныреха, — родилась мысль о том, что ее нужно сменить на другую.

Лог-Фар помолчал.

— Я вас спросил кое о чем, но вы мне не ответили.

— О чем?

— У вас есть какая-то военная подготовка? Я хотел бы знать, сумеете ли вы отдавать воинские команды? Наши роботы к ним подготовлены.

— Есть, есть, — ответил Кубик. — Я служил на флоте, знаю, что такое строй, команды "Равняйсь!", "Смирно!", "Шагом марш!". Я даже стрелял из пушки! — с гордостью добавил он.

— А с огнеметами вы знакомы?

— Разберусь. Стрелял же я из автоматов.

— Ну тогда нам не о чем беспокоиться. Кукурбита знала, кого к нам посылать.

— Я учился военному делу не на Кукурбите, а на Земле, — поправил его Кубик.

Ученый ничего не успел ответить, потому что машина остановилась у широких ворот завода роботов.